Вопросы и ответы

— Ты что-то хотел?       В спокойных синих глазах верховного мага царит умиротворение, и на щеках Инноя вспыхивает такой, казалось, совершенно не свойственный ему румянец. Он в смущении отводит белые глаза в сторону, и на тонких губах робко расцветает улыбка, оставляя милые ямочки на бледных щеках. Сущая невинность, за которой прячется столько искренней обжигающей страсти.       Чужой взгляд Геде́он чувствует на себе практически столько же, сколько ученик сидит в библиотеке вместе с ним. Заинтересованный и задумчивый, он осторожно и плавно скользит по фигуре мастера, обтекая её, и Геде́ону даже интересно, чем же он так привлёк чужое внимание. Оттого же первым и нарушил затянувшееся молчание, хотя по уму стоило дождаться какой-нибудь реакции у виновника ситуации. — Да, хм, прости, мастер, — почесав подбородок, неуверенно откликнулся Инной, снова окинув верховного мага оценивающим взглядом. — Надеюсь, моя просьба не покажется тебе странной или оскорбительной… Я бы хотел написать тебя, — он снова робко улыбнулся, но на этот раз к робости прибавилась ещё и неуверенность: о-о, они оба прекрасно помнили, чем для Инноя закончилось последнее предложение кому-то написать портрет.       Геде́он в лёгком удивлении вскинул брови. Не то чтобы он считал себя достаточно хорошим для того, чтобы с него писали портреты, но Инной был личностью творческой и чувствующей очень тонко. Вдохновённый воздушный мечтатель — когда-то за это он заплатил высокую цену. Впрочем, здесь и сейчас, к тому же в компании мастера ему было нечего бояться, а Геде́ону несколько необычный опыт точно пойдёт на пользу. — Весьма неожиданное предложение, — верховный маг хмыкнул, но уголки его губ приподнялись, и он с мягкой признательностью посмотрел на затаившего дыхание ученика. — Для меня будет честью принять его.       Инной просиял как ребёнок, разве что в ладоши не захлопал от радости. Подскочил на месте, тут же засуетившись. Щёлкнул пальцами, призывая холст, краски и уголь, а после подскочил к Геде́ону, окинув его придирчивым взглядом. Тот с беззлобным снисхождением наблюдал за всеми действиями младшего мага и в вежливом удивлении приподнял бровь, когда Инной замер напротив него. — Нет, всё-таки будет лучше, если ты встанешь, — после минутного размышления, Инной кивнул сам себе, подхватив Геде́она под расслабленный локоть, вынудив подняться и выпрямиться во весь рост. — Портрет верховного мага должен соответствовать твоему высокому статусу, мастер, — пояснил веско, поведя за собой, заставив обогнуть высокий стул и стать за его спинкой, спиной к ближайшему стеллажу с книгами. — Ты великий мудрец и книжник, ты записал историю и вообще ты маг письмён, надо это подчеркнуть, — он бормотал себе под нос, выставляя позу Геде́она, положив локоть на спинку стула, словно тот расслабленно опирался на неё. — И атрибут силы не забыть, конечно, — Инной метнулся к столу, подхватив бесконечный свиток и всегда смоченную в чернилах кисть, вручив их хозяину. — Да, вот так хорошо, — покивал сам себе, отойдя назад и оценивающе окинув взглядом композицию.       До своего становления магом он был именитым художником в альвийском королевстве, и Геде́он видел некоторые его картины. Написаны они были со вкусом и мастерством, так что художественному видению ученика он мог доверять. А потому послушно замер в той позе, в которой тот его оставил, расправив плечи и со спокойным величием держа осанку, с расслабленным умиротворением и мудростью прожитых лет глядя перед собой. В закинутой на спинку стула руке он держал кисть, а во второй руке, небрежно прижатой к груди — свиток. Перед ним, но немного справа остался стол, на котором лежало несколько книг и табличек; за спиной же и чуть левее виднелся библиотечный стеллаж, заполненный хрониками различных народов. И вправду, весьма подходящая композиция для верховного мага, хранителя знаний и мудрости этого мира.       К работе Инной приступил в тот же день, закончив её всего лишь через два сезона ежедневной работы. Масляный портрет во весь рост поразительно точно передал не только внешность Геде́она, но и ауру спокойного могущества, которую тот источал. Он словно пропитался характером и сущностью того, кого изображал, и каждый из учеников мастера отметил это, поражаясь также невероятному мастерству и таланту художника.       Геде́он был одновременно смущён и польщён — работа понравилась и ему. Инной же светился гордостью и был доволен как ребёнок не только потому, что картина получилась даже лучше, чем он ожидал, но и потому, что после всех перипетий и пережитых страданий дар не покинул его, и он по-прежнему мог творить и заниматься любимым делом. Уже ради этого Геде́ону стоило согласиться на его предложение — именно на этой мысли он поймал себя, наблюдая за искренним счастьем в глазах и улыбке Инноя. — Спасибо, мастер, — после того как Амальгама настояла на том, чтобы повесить портрет в центральном холле особняка на самом видном месте, искренне поблагодарил его Инной. — С тобой было очень приятно и легко работать. — Обращайся, — Геде́он улыбнулся. — Я всегда к твоим услугам, если ты захочешь вновь попрактиковаться в изображении натуры.       Инной рассмеялся, прикрыв глаза, и мастер улыбнулся заметнее. Это был необычный, но определённо очень приятный опыт.