Вопросы и ответы

      Это было что-то невероятное. Благословение тех сил, перед которыми склоняют головы даже боги, не иначе. Величайший дар, обладать которым Франхрасьян и не надеялся когда-нибудь, ведь где бы он ни появился, там никогда не было места Жизни, но всегда царила Смерть. Поступь его и прикосновения несли лишь увядание и были губительны для всего и всех, кроме вышедших из тьмы дэвов и душ, встретивших смерть лицом к лицу. Однако знакомство с Линидаром, казалось, разорвало порочный круг.       Они были похожи, пусть тёмный бог чужого пантеона и не был связан со смертью напрямую, однако природа их происхождения была схожа, и именно потому близость Франхрасьяна не несла Линидару никакого вреда. Сначала стали интересными друг другу собеседниками — оба они томились во тьме собственных чертогов, не в силах покинуть их и разорвать оковы. После — смогли назвать друг друга друзьями, и Франхрасьян упустил из виду тот момент, когда дружба сменилась тёплой привязанностью несколько иного толка.       В любви он был неопытен во всех её проявлениях, но Линидар принял его, и они вместе учились отдавать друг другу и наполнять друг друга. Разделили друг с другом близость, и из простых друзей стали возлюбленными и любовниками. Сокровенное чувство, что-то настолько личное, интимное и близкое, что Франхрасьян прятал даже от самого себя, опасаясь навредить хрупкому нежному ростку. Он был почти по-детски растерян, сталкиваясь с подобными переживаниями впервые, но Линидар был снисходителен к нему, мягок и добр.       Он принимал и аккуратно оберегал, и отдавал — и тогда случилось то, чего никто из них не ожидал.       Там, откуда Линидар пришёл, Тьма была изменчива. Не имела формы и распадалась тысячами смыслов. Её любимый сын наследовал ей и мог быть кем угодно, кем пожелал бы сам. Мужская твёрдость, сводящая с ума и разрушающая безумием; женская мягкость, утешающая и дарующая жизнь, созидательное начало — Линидар был всем этим одновременно, и возможно, Франхрасьяну не стоило об этом забывать.       Однако он был уверен, что семя его пусто́. Он был уверен, что аура его губительна и не способна на создание чего-то нового. Он был уверен, что он мёртв, и мёртвое дерево не сможет подарить ни новые побеги, ни уж тем более плоды. Но с Линидаром как будто все законы переставали работать, и он заполнял собой то, что Франхрасьян считал утерянным навсегда. И потому, в конце концов, семя его взошло; и Ночь оказалась способна породить новую жизнь не только силой собственного творческого созидания.       Владыка Смерти, отец несчастий, он ступает бесшумно переменчивыми переходами чужого чертога. Чувствует на себе взгляд тысячи очей, прекрасно зная, что не останется незамеченным ни верным стражем отцовской вотчины, ни его братьями и сёстрами, окружившими родителя особенной заботой и вниманием. Впрочем, Франхрасьян и не ставил себе целью скрыться от них — это была его просьба и аккуратное беспокойство. На магию всегда уходит много энергии, и Линидару не стоит расточительно тратить её сейчас.       Чертог подстраивается под своего хозяина, и он находит его сидящим в умиротворении. Будто бы в медитации, но слух бога Смерти улавливает тихую нить мелодии. Умиротворяющий мотив — и Франхрасьян замирает как будто в нерешительности, на самом деле просто любуясь открывшейся ему картиной.       В женском облике Линидар почти не отличался от себя же в мужском теле. Изгибы стали чуть плавнее и мягче, стала заметной грудь и бёдра выглядели чуть шире — вот, кажется, и все изменения, которые он претерпел, когда впервые предстал перед Франхрасьяном в виде женщины. И с того дня изменилось одновременно немногое и изменилось всё.       Чёрные пустые бездны глаз с любовью скользили по расслабленной фигуре, отмечая, как ещё сильнее сгладились изгибы чужого тела. Округлились бёдра, и грудь стала заметнее, и самая важная деталь в облике приковывала к себе внимание. Тонкие изящные ладони ласково поглаживали натянутую кожу выступающего живота, пока на губах Линидара блуждала умиротворённая нежная улыбка и слегка подрагивали ресницы прикрытых в покое глаз. От него расходилась ровная аура спокойствия, и Франхрасьян ощутил, как изнутри его захлестнул трепетный восторг. — Иди ко мне, — мягкий, лишь на полтона выше обычного, голос ненавязчиво нарушил повисшее молчание, прервав песнь, и повернув голову к гостю, Линидар одарил его тёплым приязненным взглядом, и Франхрасьян послушно приблизился, медленно опустившись в его ногах.       Трепет и восторг, и болезненное неверие тугими обручами сдавили всё внутри, когда паучьи пальцы коснулись колен, и Франхрасьян обнял их, положив голову. Щекой коснулся упругой тёплой кожи, чувствуя плавные толчки и движения ребёнка. До сих пор не мог поверить, что всё это не сон, который вот-вот рассеется, ведь он никогда не мог творить и создавать, но нёс лишь смерть и забвение…       Он слышал тихое дыхание жизни под сердцем Линидара, и до сих пор ему казалось невероятным, что он смог стать её частью. Что мёртвое, казалось, семя дало росток, что он смог сотворить, а не разрушить… Что нашёлся тот, кто смог принять его и разделить с ним волнительный опыт, и одарить таким бесценным даром…       Чувств было так много, и они лились через край. Трепет и нежность, и желание сохранить… Неверие и безграничный страх на грани с отчаянием, что он не сможет, не справится и снова всё испортит. Надежда и благодарность, радость и переполняющее изнутри тепло — и у Франхрасьяна не было слов, чтобы выразить всё то, что он чувствовал, объяснив не только Линидару бурю смятения внутри себя, но и самому себе. Однако… Тьме были не нужны слова, чтобы понимать и знать то, что не могло быть озвучено.       Линидар нежно улыбнулся, и его взгляд смягчился, лучась тихим теплом. Прохладные пальцы аккуратно и неспешно перебирали длинные чёрные пряди на затылке Франхрасьяна, успокаивая и утешая. Он наблюдал за ним и видел, как по худым щекам беззвучно скатывались слёзы, пока владыка Смерти обнимал его колени и прижимался к животу, накрыв ладонью его низ. Второй рукой Линидар гладил натянутую кожу на вершине, чувствуя, как ребёнок толкался и переворачивался, по очереди приветствуя обоих родителей. Необычный и волнительный опыт, ведь творить в паре с кем-то Линидару ещё не приходилось ни разу.       Но он не сомневался, что они справятся. Франхрасьян всегда был исключительно чутким и заботливым партнёром. В любви был осторожен и внимателен, беспокоясь о комфорте другого прежде собственного. Да и как родитель был снисходителен и эмпатичен, а оттого Линидар был уверен, что и с собственным ребёнком он прекрасно поладит, в конце концов справившись со страхом и неуверенностью. Но пока…       Они ожидали, и ожидание было волнительным и трепетным для каждого из них. Чувств и ощущений было очень много, и не было ничего позорного в том, что они проявляли их и отдавали друг другу. И Линидар принимал тихие слёзы Франхрасьяна, гладя его по голове, позволяя соприкасаться с ребёнком и взаимодействовать с ним пока что хотя бы так; и Франхрасьян был ему за это благодарен.       Чувств и вправду было с избытком, но в молчаливом умиротворении чужой ауры постепенно поток схлынывал и становилось легче. Франхрасьян мог остановиться и отдохнуть, отпуская себя и позволяя ощущениям извне наполнить сосуд внутри. Чувствуя щекой и аккуратно поглаживая ладонью натянутую кожу, он ловил плавные толчки ребёнка и был так легко, так совершенно счастлив.