Вопросы и ответы

      Губы ломает небрежная усмешка, и взгляд холодных синих глаз смотрит с презрительным высокомерием. Всё в позе великого горного короля так и вопит о брезгливости, которую он испытывает, и неуютно становится даже верному Халлону, опускающему взгляд вниз. Если владыка позволяет так себя вести с высокими гостями, прибывшими издалека, что уже и говорить о простом народе, что для него хуже и презираемее мусора?       Впрочем, мусором для Эйладара, кажется, является каждый, кроме него самого. Неважно какого ранга и статуса, и происхождения: на чужаков старый ксенофоб смотрит как на грязную кровь, животных, с которыми больша́я честь для них самих иметь дело; собственный народ он считает своими игрушками, которыми может разбрасываться в разные стороны. Кого убить, кого пытать, кого отправить на войну — жизнь ничего не стоит для венценосного садиста, и только собственные утехи имеют значение и вес.       Гордыня плотной пеленой застилает глаза, туманит разум, заглушает голос здравого смысла, и власть пьянит не хуже самого дорогого вина. Эйладар чувствует себя всемогущим, и нет ни одного глупого ограничения, которое способно остановить жестокого эгоиста, когда он чего-то хочет. Каким бы деспотичным ни был указ, каким бы самодурством ни занимался король... он всегда получит то, что хочет, и его не волнует ни цена, ни последствия, которые придётся заплатить.       В конце концов он — король. Самое влиятельное и могущественное лицо в своём государстве. Гордыня заставляет поднимать голову всё выше и выше, и честолюбивые мысли сладким ядом разливаются внутри. Ему кажется, что не только среди альвов ему нет равных, но и у дикарей-соседей не найдётся никого, кто сможет тягаться в могуществе с альвийским королём. Он занял самую вершину пьедестала, и никому и ничему не дано добраться до него и сбросить его оттуда.       Вседозволенность и мнимое всемогущество развязывают руки и кружат голову, отрывают от действительности, оставляя неадекватное восприятие реальности и своего места в ней. Никто не смеет спорить и ставить под сомнение его исключительность, власть и лидерство, и чистый восторг разливается внутри каждый раз, как Эйладар видит, как перед ним склоняют головы и смотрят со страхом и благоговением. Правильно, иначе и быть не может, и эго жестокого гордеца раздувается ещё сильнее, заполняя собой всё пространство.       Страх и неуверенность в самом себе отходят куда-то на второй план. Ему ведь нет равных — все это знают и признают. Он самый знатный, самый могущественный, самый влиятельный и самый лучший правитель из всех, какие когда-либо существовали не только у альвов, но и у других народов — кто же рискнёт поспорить с этим? Лишь завидовать — и Эйладар задирает нос до небес, чувствуя, как сладкий яд самообмана с каждым днём отравляет его всё сильнее и сильнее.       Вера в собственную исключительность сводит с ума. Поднимает так высоко, что кажется, вокруг не остаётся больше никого. Никто не смеет указывать, никто не смеет перечить, и Эйладар волен делать всё, что ему заблагорассудится. Играть чужими судьбами и жизнями, потакать самым извращённым желаниям, не оглядываясь на возможность или невозможность их воплощения. Его это не интересует, ведь главное — его желание, а всё остальное мелочи, которые должны под него прогнуться. И какими бы объективными они ни были… именно они должны подстроиться под горделивого эгоиста, а не наоборот. Ведь Эйладар центр вселенной — так почему он должен тратить своё время и силы на какие-то глупости?..       Гордыня ослепляет и оглушает. Топит в золотой смоле невежества и заблуждений. Подкрадывается неслышно, обнимает ласково… и душит в своих объятиях, не давая ни шанса на спасение. Эйладар к нему и не стремится, опьянённый и очарованный полностью, и удушье в золотых цепях превращается в экстаз благословения. Ведь он же так исключителен, что весь мир падает к его ногам, не так ли?       Краткий миг прозрения приходит кровавой пеленой слишком поздно. Жизнь одного гордеца не стоит чужих страданий и мучений, и искреннее удивление отражается на лице колосса, прежде чем его безжалостно сбрасывают с его пьедестала. Незавидная судьба тирана — и золотая исключительность на самом деле оказывается чёрной ненавистью, копящейся так долго, но в конце концов взрывающейся, обрушиваясь на голову короля неотвратимым возмездием. И вместо дорогой короны его голову венчает терновый венец. И вместо вершин славы его встречает падение на самое дно. И вместо всеобщей любви он познаёт на себе безграничную ненависть. И не богатая жизнь встречает его и сулит блаженство вечности, о нет.       Вернейшей подругой, с которой он разделит дальнейший путь, становится холодная костлявая Смерть.