Вопросы и ответы

      Угасание растягивается долгим процессом. Медленным затуханием, жизнью, клонящейся к своему закату. Естественный процесс для таких как он, цикл, постепенно добегающий к своему завершению. И Мать-Земля зовёт его в свои объятия, и Марауал устал бежать от них и от неё, покорный своей судьбе и тому, что должно было свершиться.       Старость подкрадывалась на бесшумных лапах, обнимала лёгкими объятиями. Опускалась тяжестью на плечи и серебром терялась в угольно-чёрных прядях; расчерчивала лицо причудливым узором морщин; сковывала руки и ноги, уменьшая быстроту и остроту реакций, замедляя движения. Явление, чуждое прекрасным величественным альвам, и всё чаще и чаще Марауал ловил тихую печаль в глазах Сэраха.       Он оставался рядом до самого конца. Любовь его не угасла и не ослабела за более чем четыре века ни на йоту и до сих пор грела сердце каменщика. Грела — и разбивала, ведь Земля звала Марауала, и он не мог противиться этому зову, но вынужден был идти за ним, подчиняющийся общим законам мироздания. В конце концов, он всегда знал, что рано или поздно его время придёт.       Тело подводит окончательно, и под конец своего пути каменщик больше не может встать с постели. Глаза теряют остроту, и зрение угасает, оставляя перед Марауалом пелену беспроглядной ночи. Но Сэрах не оставляет его, всё время пребывает рядом, и дверг чувствует его присутствие, нежную заботу и бесконечную горечь скорби. И сердце самого Марауала обливалось кровью, ведь он не хотел причинять боль тому, кто отдал ему всё, что имел, и кому сам он отдал не меньше. Но в то же время… да, он был счастлив, ведь прожил полную жизнь, избранную им для себя собственнолично. Жизнь, где было место любви, заботе и принятию; жизнь рядом с любимым мужчиной и вместе с сыном, ради которого когда-то Марауал рискнул всем. О-о, он совершенно точно ни о чём не жалел.       Его душа была легка, и в ней царила безмятежность. Пусть больше не мог Марауал увидеть тех, кого любил, а мир в целом потерял очертания; пусть он больше не мог встать с постели и превратился в дряблого немощного старика — если бы у него была возможность что-то исправить и прожить жизнь как-то иначе, он никогда бы не воспользовался ею.       Дрожащая дряблая рука слепо тянулась к Сэраху, желая в последний раз коснуться его лица. Единственное сожаление Марауала было лишь в том, что он не мог пройти с альвом этот путь до самого конца. Но тёплые ладони мягко перехватили её, поднося к губам, оставляя сухой поцелуй на морщинистой коже. Каменщик безмятежно улыбнулся, не видя, но зная, как по щекам Сэраха тихо текут слёзы. Если бы он только мог забрать его боль себе и вместе с ней уйти в забвение…       Смерть приходит тихо и незаметно. Ночью, прикасаясь к груди ледяным дыханием. Протягивает костлявую руку, приглашая следовать за собой, и Марауал вкладывает в неё свою ладонь. Загробный мир ждёт его, ведь нет ни страха, ни сожалений, и каменщику даже интересно, как выглядит место небытия, из которого не существует выхода. Тогда, когда его тело отдадут Земле как того требует обычай и он вернётся в лоно Матери, что будет с его душой и сможет ли она дождаться и встретить Сэраха?       Ответов нет. Как только дыхание обрывается, а смерть забирает причитающееся ей, всё заканчивается. Нет больше ни звуков, ни образов, ни мыслей — нет его самого в принципе. Всё теряет своё значение и перестаёт иметь смысл в принципе, и невероятная лёгкость и свобода становятся самой его сутью. Все горечи и разочарования, все радости и счастье, вся боль растворяются в океане белоснежного небытия, и всё заканчивается, знаменуя собой совершенно новое начало.       В котором они с Сэрахом и Даэном всегда будут вместе и больше никогда не расстанутся.