Вопросы и ответы

      Эйладар кривится презрительно, бросая надменный взгляд на спины перед собой. Венценосные родители, в тени которых он всегда стоит — о-о, как же он ненавидит их! Их, что занимают трон, принадлежащий ему по праву, и стоят на вершине власти, затмевая своего сына! Но ничего, не ровен час, и он отомстит им, и заберёт то, чем он обязан владеть по праву рождения… Сейчас же ещё не время, и он лишь ждёт, прожигая величественные фигуры взглядом.       Лицемеры — его родители всегда и во всём такими были. Играли на публике свои роли, но стоило им уйти со сцены, как маски слетали прочь, демонстрируя истинную сущность каждого из них. На глазах у других они разыгрывали спектакль любящей пары и заботливой семьи, но на самом деле… едва ли кому-то из них было дело друг до друга. Да и Эйладара они родили на всякий случай, чтобы был запасной вариант, исключающий кризис престолонаследования, но аж никак не от большой любви и желания.       Тем не менее их отношения явно были гармоничнее отношений деда Эйладара и его жены — это кронпринц мог понять по сплетням и рассказам, а также наблюдая за характерами отца и ненавистного дяди. Не то чтобы, конечно, ему было какое-то дело, но отец во многом пошёл по стопам собственного родителя, отстранённого, строгого и бессердечного.       Король Цорйан был таким же отстранённым. И от жены, и от сына — казалось, он в принципе забывал про их существование, проводя почти всё своё время в рабочем кабинете. Работа интересовала его больше всего остального, а быть может, это было всего лишь прикрытием, чтобы сбежать от неприятных нежеланных обязательств. В любом случае, с отцом Эйладар почти не взаимодействовал и вовсе не удивился бы, если бы родитель забыл его имя.       Не простил бы такое унижение — но не удивился бы.       От сына король всегда отмахивался как от надоедливой мухи. Разбрасывался целыми состояниями, чтобы откупиться от отпрыска. Чтобы сбросить с себя ответственность и переложить её на кого-то другого. Отцу не было никакого дела до сына, и он явно с удовольствием бы забыл о его существовании в принципе. Впрочем, не только о нём, холодный отстранённый эгоист.       Мать же была не такой. Запертая в золотой клетке птица — она чувствовала себя одинокой и брошенной, и сын стал для неё желанной игрушкой, способной заглушить это невыносимое чувство и наполнить пустоту. Несдержанная, истеричная и глуповатая, королева Хатэ раздражала своей импульсивностью и инфантильностью. Всюду она следовала за сыном и опекала его сверхмеры, то и дело вмешиваясь в личное пространство, не вызывая ничего, кроме приступов ярости. И даже то, что со временем Эйладар начал поднимать на мать руку, чтобы отвадить её от себя, не останавливало её.       Инфантильный ребёнок, королева была слепа и глуха к чужим словам и реакциям. Словно репейник, она прицепилась к сыну, пытаясь за его счёт удовлетворить собственные потребности. Всегда во всём потакала ему и никогда ни в чём не отказывала. Собственными руками вырастила эгоистичного монстра, с которого всё детство сдувала пылинки, глядя с обожанием. А он отплатил чернейшей неблагодарностью и раздражением.       В дисфункциональной семье с такими же родителями едва ли мог вырасти здоровый душевно и адекватный ребёнок. Когда родители не могли разобраться сами в себе и своих отношениях, глупо было ждать от отпрыска, что он сможет вырваться из порочного круга. Для этого следовало обладать крепкой волей, которая была у Ридраила, но отнюдь не у Эйладара, предмет его зависти и жгучего желания.       Неудивительно, что при таком раскладе кронпринц ненавидел родителей. Его не связывали с ними никакие узы, и не было ни привязанности, ни любви. Лишь раздражение и презрение, и за свои ошибки королю и королеве ещё надлежит понести кровавое наказание. Но это будет позже — пока же змей затаился и ждёт подходящего момента, лишь прожигая спины ядовитым взглядом чёрной злобы.