Из дыма и костей

      Выставка Лисичек была заполнена толпами студентов, членов семьи, местных жителей и людей, которые приехали, представляя журналы, газеты и подкасты. Несколько студентов попытались заговорить с Нилом, спрашивая, какая работа его любимая и не хочет ли он выпить. Он не понимал, как они могли подумать, что у него будет любимая, когда все они были такими разными и не могли быть оценены вместе. Не было повторяющейся темы или средств массовой информации, которые связывали бы работу Лисичек воедино, но тот, кто курировал шоу, проделал хорошую работу, сделав это незаметным.       Нил тупо уставился на третьего человека, который спросил его, не хочет ли он выпить. Он знал, что они флиртовали с ним, но не мог понять по какой причине, и почему они думали, что это хорошая идея. Лисички привлекли местную пивоварню в качестве спонсора, и им раздавали ящики с самодельным пивом для гостей, посетивших их выставку.       Ники подошёл к нему и обнял за плечи.       — Боюсь, ему это неинтересно. Совершенно безразличный, — сказал Ники, проводя рукой по собственной голове.       Нил повернулся к Ники, когда мальчик ушёл с разочарованным выражением на лице.       — Я не безразличный, мне просто всё равно.       Ники что-то напевал, на самом деле не слушая, что говорил Нил, прокручивая свой телефон.       — Я действительно начинаю думать, что всё дело в волосах.       Когда они нашли остальных Лис, Сет всё ещё не появился.       — Может быть, он попал в автокатастрофу и не выживет, — сказал Ники, выбирая себе кружку пива.       — Правда, Ники, — сказала Рене. — Это немного неуместно, тебе не кажется?       Она сказала это мягко, с намеком на улыбку на лице. Это был один из её самых пассивно-агрессивных ходов, потому что она казалась так мило разочарованной отношением Ники.       Ники пожал плечами.       — В прошлом году он довольно ясно дал понять, что хочет моей смерти, — он сделал глоток пива и поморщился. — Это отвратительно.       — Ты не любишь пиво, — сказал Нил.       — Я знаю. Но оно бесплатное, — сказал Ники.       Нил не ответил, но покачал головой, когда кто-то предложил ему пластиковый стаканчик.       Телефон Мэтта зачирикал сообщением от Сета. Его задержали на улице из-за появления нескольких известных художников, и пресса наводнила здание в надежде увидеть их прибытие на выставку. Сет жил ближе к Запретному Месту, чем любой другой из Лис, но даже ему не удалось покинуть станцию Градчанска.       «Известными художниками» оказались выпускники одной из самых престижных художественных школ Лондона, выпускники которой получали премии Тернера, Баксбаума и Ленор, а также множество других наград. Они часто выставлялись в известных галереях по всему миру даже после окончания учебы. Это была художественная школа, в которую почти невозможно было поступить без впечатляющего вступительного портфолио, демонстрирующего проявление блеска, обычно обнаруживаемого после выпускного. Большинство студентов получили степень бакалавра по курсу изобразительного искусства, прежде чем подать заявку на получение степени в Университете Эдгара Аллана, но два студента получили места только с базовым курсом за плечами: Рико Морияма и Кевин Дэй.       Рико и Кевин учились живописи у Эдгара Аллана, оба были удостоены премии Future Generation Art Prize несколько лет подряд, и их работы уже выставлялись в современной галерее Тейт в Лондоне, музее современного искусства в Нью-Йорке, национальном центре искусств Токио и музее современного искусства Гуггенхайма в Бильбао. У них часто брали интервью, чтобы узнать их мнение о наградах и выставках, — Нил подозревал, что они приехали в Прагу, чтобы подготовиться к предстоящей премии Ленор, хотя что они делали на выставке Лисичек, Нил понятия не имел, — а также выиграть многие из своих собственных. Они не были образцом для подражания, учитывая, что их возможности сильно отличались от возможностей любого студента Пальметто, но это были несбыточные мечты. Они были рождены, чтобы рисовать, в буквальном смысле: мать Кевина и дядя Рико были одними из самых успешных художников своего времени. Часто художники получали заслуженное уважение только посмертно, но Тецудзи Морияма и Кейли Дэй были десятикратно вознаграждены за свою работу и создали себе имя задолго до смерти последней шестнадцать лет назад.       После смертельной автомобильной аварии Тецудзи взял Кевина к себе, но у основателя курса Эвермор в Университете Эдгара Аллана не было времени на воспитание детей. Рико и Кевин провели годы своего становления в школе Эдгара Аллана. Когда их не наставляли лучшие художники, которых только мог предложить мир, на место приезжали преподаватели, чтобы им не пришлось покидать колледж для получения так называемого «обычного» образования.       Рико и Кевин размахивали своими фирменными ухмылками, прогуливаясь по выставке. Нил видел фотографии, на которых они улыбались на выставках и церемониях награждения, но на большинстве этих снимков пара выглядела скорее торжествующей и снисходительной, чем какой-либо приятной. Их татуировки говорили сами за себя: римские цифры, выгравированные на их скулах, обозначали их позицию в мировом рейтинге художников. Нил не мог понять их уверенности. Они едва остановились, чтобы хотя бы взглянуть на выставленные работы, но, тем не менее, остановились на картинах, представленных Теей Мулдани.       Тея и глазом не моргнула от их очевидной оценки: она сама училась у Эдгара Аллана в течение семестра за границей на третьем курсе и, по словам Дэн, поддерживала связь с Кевином после того, как улетела обратно в Прагу.       Ники по-волчьи присвистнул, и Нил обернулся, чтобы увидеть, как он откровенно разглядывает Кевина.       — Этот парень хорош. Я так рад, что Кевин есть в списке, — когда Нил нахмурился, Ники объяснил: — Это список знаменитостей, с которыми нам с Эриком разрешено заводить романы, если когда-нибудь представится такая возможность. Кевин — третий в моëм списке.       Нил притворился, что понял, и сменил тему:       — Как ты думаешь, что они здесь делают?       — Очевидно, Кевин хотел увидеть работу Теи. Ходят слухи, что она будет подавать документы на магистратуру в Эдгара Аллана, но я не думаю, что это правда, — сказал Ники.       Нил тоже так не думал. Возможно, Тея и отправлялась туда учиться на семестр, но она вернулась, рассказывая о том, как ей не нравится, как они там изучают свои специальности, и как нет места для сотрудничества в междисциплинарной среде. Это было то, чем Пальметто могло похвастаться. Межшкольный курс был только началом этого; студентам было предложено сотрудничать по разным темам, и у них была отдельная система оценок для этого. Преподаватели и наставники были выбраны за их навыки и опыт в своей теме, а также за их отношение к другим специальностям. Даже заведующий отделом живописи имел опыт работы в текстильном дизайне и перформансе.       Нил заметил Эндрю и Аарона в другом конце зала. Аарон сливался с большинством других студентов в простом тёмно-синем костюме, который, вероятно, надевали на каждое более официальное мероприятие Пальметто, в то время как Эндрю был чёрной дырой, лишённой цвета: черная рубашка и брюки. Он обошёлся без галстука и пиджака, но и не выглядел плохо одетым. Тем не менее, Элисон обрадовалась бы победе, если бы узнала, что первым впечатлением Нила было не то, что он выглядел опасным или подозрительным, а то, что он весь в чёрном — всё было невероятно предсказуемо и банально.       Нил был не единственным, кто заметил Эндрю. Кевин Дэй подошёл, не обращая внимания на стайку студентов, которые пытались втянуть его в разговор.       Слишком любопытный, чтобы оставить это в покое, Нил обошёл толпу, пока не оказался в пределах слышимости разговора Эндрю и Кевина. Он огляделся в поисках второй половинки Кевина и обнаружил Рико в дальнем конце комнаты, разговаривающего с группой поклонников.       Они говорили по-английски, и было поразительно слышать родной калифорнийский акцент Эндрю после того, как он привык к его явно иностранному чешскому акценту. Тонкий ирландский акцент Кевина был акцентом, которого Нил не слышал уже давно.       — Это действительно было то, ради чего мы проделали весь этот путь сюда? — спросил Кевин.       Ухмылка Эндрю была от уха до уха, но это был выбор между тем, что он находил более забавным: гнев Кевина или тонкая завеса светских любезностей, за которой он пытался это скрыть.       — Угадай с трёх раз, и первые два не считаются?       — Перестань быть несносным.       Нил фыркнул: О, ты не видел «несносного».       — Подожди минутку, и ты увидишь несносность, — сказал Эндрю Кевину. — Знаешь, ты мог бы избежать одного-двух апоплексических ударов, если бы послушал, когда я сказал, что мне это не интересно.       Не интересно? Не интересуется чем? Что Кевин предложил ему? Нил был бы рад подождать и выяснить, но Эндрю заметил его, когда небольшая группа студентов между ними переместилась, и Нил оказался в прямой видимости Эндрю.       — О, Нил! Я тебя не заметил, — сказал Эндрю по-чешски с сияющей улыбкой. — Ты прятался от маленького старого меня?       — Просто любопытно, чего от тебя хочет Кевин Дэй, — ответил Нил. Затем, повинуясь своей естественной склонности к подстрекательству, он продолжил по-английски (хотя говорил с чешским акцентом, чтобы избежать подозрений): — Он уже выяснил, что ты о нём думаешь? — Нил понятия не имел, что Эндрю думал о Кевине, если он вообще думал о нём, но он мог догадаться, что с одержимостью Кевина искусством и совершенством, Эндрю не был бы слишком высокого мнения о нём.       Эндрю рассмеялся и легко оттолкнул Кевина, когда тот подошёл и встал рядом с Нилом. Он посмотрел на Кевина и сказал, также снова переходя на английский:       — Кевин думает, что у меня есть место в Эдгаре Аллане. Он думает, что может использовать мои «таланты» до тех пор, пока они помещаются в его маленькую коробочку того, что он считает потенциальным. Разве это не странно?       Нил подумал, что это было менее вероятно, чем то, что Кевин подталкивал Эндрю присоединиться к его и Рико коллективу в Эдгаре Аллане: Вороны. Какой бы потенциал Кевин ни видел в Эндрю, это было тем, что Кевин хотел увидеть в Лондоне. Это было удивительно, учитывая, что Вороны, казалось, никогда раньше не принимали посторонних, предпочитая придерживаться своего населенного пункта в Великобритании.       Нил изобразил сочувствие:       — О, это так печально.       Эндрю пожал плечами:       — Его глупость — это его проблема, а не моя.       — Но твоя — моя, — сказал Кевин им обоим.       — Я думаю, он только что назвал нас глупыми, — сказал Эндрю, широко раскрыв глаза от притворного шока. — Дай мне минуту, чтобы прийти в себя. Мне уже давно не было так стыдно, — он шикнул на Кевина, когда тот начал говорить. — Минутку, я сказал. Приятно видеть, что проблемы со слухом продолжаются.       Нил резко усмехнулся.       — Я думаю, что пары краски ударили ему в голову. Они всегда говорят, что ты должен носить маску или краситься снаружи.       Эндрю хмыкнул и кивнул.       — Ты захочешь уйти в отставку прежде, чем это станет постоянным, — сказал он Кевину, который нахмурился.       — Я видел твою работу, и тебе должно быть стыдно за то, насколько она ужасна. Скажи мне, что это просто лекарство. Скажи мне, что тебе станет лучше, если мы снимем тебя с этих наркотиков.       — Глухой и заблуждающийся, — сказал Эндрю с восхищением в голосе. — Это не десятиступенчатая программа, ты же знаешь. Это своего рода постоянная вещь.       — Нет, если мы этого не хотим, — сказал Кевин. — Мы можем отменить это решение.       — Пара подписей для судьи, фотосессия с адвокатами, — перечислил Эндрю с усмешкой. — О, как насчёт какого-нибудь товара? Я слышал, что футболки в наши дни очень популярны.       — Рико всегда получает то, что хочет, — резко сказал Кевин. — Я тоже.       — Это высокомерие Воронов, о котором мы так много слышали. Я видел чирлидерш с большей скромностью. Помогает ли это тебе спать по ночам? Думая, что ты лучше всех остальных?       — Как ты можешь спать, когда ты такой неудачник? — Кевин выстрелил в ответ.       Эндрю постучал пальцем по виску.       — Я считаю овец.       Кевин сделал разочарованный жест.       — Я отказываюсь брать тебя обратно с нами, если ты будешь вести себя так всё время. Ты талантлив, но тебе не место среди Воронов, если ты не хочешь быть лучшим.       — Это попытка обратной психологии? «Я отказываюсь брать тебя», когда ты пытаешься убедить меня присоединиться? — спросил Эндрю. — И каким лицемером они сделали тебя, учитывая, что ты построил всю карьеру на том, чтобы быть вторым лучшим.       Нил наблюдал, как эти двое пристально смотрят друг на друга, довольствуясь тем, что подождали и посмотрели, чем всё закончится. Он задавался вопросом, понял ли наконец Кевин намёк, а затем Эндрю повернулся, чтобы уйти, предположительно с целью собрать свою семью.       Нил уже собирался последовать за ним, когда Кевин снова заговорил:       — Ты того стоишь.       Это был едва слышный шепот, но Нил знал, что Эндрю услышал его, по тому, как он замер и как напряглись его плечи.       Кевин дал ему всего секунду на ответ, прежде чем продолжить:       — У тебя такой большой потенциал, что я буквально чувствую его на вкус, но ты растрачиваешь всë впустую. Ты мог бы стать одним из лучших в мире. Ты мог бы выставить свои работы в галереях и музеях, чтобы люди могли видеть их на протяжении десятилетий. У тебя могло бы быть всё, но ты даже не попытаешься. Вместо этого ты саботируешь себя на каждом шагу. От того, что ты говоришь, будто тебе наплевать на искусство, меня тошнит.       — Мы закончили, — сказал Эндрю. — Уходи.       — Нет, пока ты не скажешь мне почему. Мне нужно знать. Посмотри мне в лицо и скажи, что тебе всё равно.       Эндрю послушно повернулся к нему лицом.       — Мне всё равно.       — Ты не это имеешь в виду. Ты не можешь быть настолько хорош в этом и ничего не чувствовать.       — И всё же это так, — сказал Эндрю и указал на себя плавным движением рук.       — Почему ты не хочешь показать людям, на что ты способен?       Эндрю подошёл, чтобы снова встать рядом с Нилом, и прикрыл рот рукой, чтобы скрыть то, что он говорил Нилу, хотя он говорил на нормальной громкости, чтобы Кевин мог хорошо слышать:       — Как ты думаешь, это проблема со слухом, или он просто глупый? — он повернулся к Кевину и опустил руку. — Возвращайся к той части, где мне всё равно.       — Я думаю, ему нужно, чтобы ты записал это для него, — предположил Нил. — Может быть, у него развита визуальная память.       — Разве это не весело? — спросил Кевин.       Эндрю подумал об этом, затем сказал:       — Нет. Ни капельки.       Нил слегка нахмурился, услышав это. Он знал, что Эндрю был особенно равнодушен, когда дело касалось искусства, но надеялся, что он находил в этом хоть какое-то удовольствие.       Эндрю постучал двумя пальцами по виску в насмешливом приветствии. На этот раз Кевин отпустил его, но затем набросился на Нила. Эндрю, казалось, был доволен тем, что стоял в стороне и наблюдал за бесплатными развлечениями, вероятно, ему наскучила выставка в тот момент, когда он вошёл.       Нил отмахнулся от него.       — У Эдгара Аллана нет курса иллюстрации, так что даже не пытайся.       — Я видел твою работу тоже, Джостен. Ты не будешь счастлив, решая проблемы других людей. Из всех проектов, над которыми ты работал в этом году, сколько из них были краткими? Сколько из них были реальными сценариями, когда клиент приходит к тебе и просил тебя сделать что-то именно для него? Я могу ответить на этот вопрос, даже не просматривая твоë портфолио. Ты не один из них. Ты не решаешь проблемы других людей, ты решаешь свои собственные.       Нила не впечатлила недальновидная интерпретация Кевина о том, что значит быть иллюстратором, поэтому он ничего не сказал.       — Твои персонажи? — Кевин продолжил. — Это не какая-то детская книжка в процессе создания, какими бы они ни были и почему ты их придумал, являются ли они механизмом преодоления трудностей или просто странной метафорой для твоей жизни, я не знаю, и мне всё равно, но ты не создавал их для кого-то. Ты сделал это для себя.       Проигнорировав комментарий «метафора твоей жизни» — потому что на самом деле никакой метафоры не было, — Нил сказал немного раздраженно:       — А тебе какое дело? Ты чувствуешь себя лучше, говоря людям, что изобразительное искусство важнее?       — Это не более важно. Это просто по-другому.       — Так зачем беспокоиться?       — Думай не только о Пальметто. Когда искусство — единственное, что имеет значение, где твоë место? Чего ты хочешь?       Представив свою жизнь в таких нелепых терминах, Нил чуть не рассмеялся. Нил даже не был «Нилом» без своих Лис, без Пальметто. Без них Нил был едва ли человеком, беглой химерой, никем. Он удержал злобный изгиб рта только благодаря одной силе воли. Должно быть, что-то всё же проявилось, потому что Кевин щёлкнул пальцами перед лицом Нила.       — Сосредоточься.       Нил попытался представить себе мир так, как если бы Нил Джостен действительно был всем, кем он когда-либо был. Единственным телом, которое он когда-либо носил. Но Нил знал, что на самом деле не его тело и не его имя имели значение. Не имело значения, кем он был раньше; он просто был инструментом в «великом плане» искусства. Он не мог контролировать это, это никогда не принадлежало ему, оно только тянуло его к этому моменту. Это был единственный светлый момент в его разрушенном детстве, даже несмотря на ограниченные возможности Изриды привнести в мир художественный ум. Это было детское развлечение; не было ни времени, ни смысла творить, когда всё было в нескольких шагах от уничтожения. Ты не смог бы воскресить искусство.       Нил сомневался, что у этого когда-либо был шанс. Его воспоминания о рисовании в Изриде были временными и сказочными, искажёнными кровавой реальностью войны и его отцом, но он всё равно цеплялся за них. Это были единственные случаи, когда он видел, как его мать улыбается. Он задался вопросом — не в первый раз, — смотрит ли его мать на него сверху. Он надеялся, что нет. Она избила бы его до полусмерти за то, что он сделал прямо противоположное тому, что она ему сказала. Эта мысль была отрезвляющей, поскольку вернула его к исходной точке и к тому факту, что Нил Джостен не был постоянным существом. Он знал, что Зтуарт и Рене не смогут прятать его вечно, и было жестоко даже мечтать, что они смогли бы. Но Нил так сильно нуждался в том, что у него было, что хотел распробовать это на вкус. Он хотел остаться. Он хотел быть лучшим. Он хотел выставок и критиков, и он хотел свою собственную работу, свои собственные проекты, свою собственную жизнь. Видеть Кевина перед собой и чувство собственного достоинства, в котором его воспитали... что сделал Кевин, чтобы заслужить всё это? Мать Кевина умерла так же, как и мать Нила, но у Кевина был дом, репутация и последователи. Он вырос в центре внимания, в то время как Нилу оставалось оглядываться через плечо, ожидая увидеть, как его худшие кошмары следуют за ним из одного мира в другой. У Кевина было всё, чего Нил хотел и никогда не мог иметь.       — Это, — сказал Нил. — Я хочу то, что есть у тебя.       Кевин испытующе посмотрел в глаза Нилу и один раз кивнул тому, что увидел.       — Нил понимает, — сказал он, бросив на Эндрю многозначительный взгляд.       — Полагаю, вас можно поздравить! Поскольку мне нечего сказать, я просто сообщу остальным, чтобы они отреагировали соответствующим образом.       Кевин открыл рот, чтобы ответить, но решительно закрыл его, когда увидел Рико. Лёгкая улыбка, которая была на лице Рико весь вечер, исчезла; теперь он наблюдал за Кевином сквозь полуприкрытые веки.       — Ты получил то, за чем пришёл, Кевин? — спросил Рико.       Кевин пристально посмотрел на Эндрю и Нила.       — Пока нет.       Рико недовольно хмыкнул.       — Возможно, ты ошибся в своём суждении. Похоже, в наши дни Пальметто впускает кого угодно, — он окинул снисходительным взглядом комнату вокруг себя.       — У них есть потенциал, — сказал Кевин, не совсем в качестве аргумента, а скорее в качестве оправдания. У Нила сложилось впечатление, что Кевин не противостоял своему приёмному брату, а просто следовал за ним, как собака на поводке.       — Я думал, что сказал тебе уйти, — сказал Эндрю. — Если ты заставишь меня повторить это в третий раз, тебя вынесут на носилках.       — Кто-то должен научить тебя хорошим манерам, Миньярд, — сказал Рико с усмешкой.       — О, так ты вызываешься добровольцем? — спросил Эндрю. — Как великодушно. Ну, я полагаю, они должны за что-то называть тебя «Королём», верно? Я не могу себе представить, как ещё ты мог бы заслужить этот титул.       Глаза Рико стали холодными. Он сделал шаг к Эндрю, но был почти сбит с ног потоком розового.       — Я собирался послать спасательный отряд, — сказал Ники, поправляя галстук. — Я думал, мы сможем остаться только на несколько минут. Что случилось?       — О, ты знаешь, — сказал Эндрю.       Ники раздраженно отреагировал на этот бесполезный ответ и, повернувшись, увидел Кевина и Рико, выглядевших соответственно удивлёнными и недовольными.       — О, я вас там не заметил. Вы сливаетесь со всем черным, понимаете? — сказал он, указывая на их тёмную одежду.       Нил подавился смехом, когда увидел одинаковые выражения возмущения Кевина и Рико по поводу (вероятно, случайного) оскорбления. Маловероятно, что кто-то из них привык «сливаться с толпой». Остальная часть толпы оставалась вокруг, медленно подкрадываясь к ним в надежде ещё немного поиздеваться над Кевином и Рико. Нил почувствовал, как от растущему количеству людей, у него по спине поползли мурашки, и понадеялся, что Кевин и Рико скоро уйдут. Когда Кевин и Рико ушли, Нил задался вопросом, не потерял ли он случайно желания. Он проверил свое ожерелье, но три оранжевые бусины всё ещё были там.       Ники повернулся к Эндрю и Нилу.       — Я пропустил что-то интересное?       — Не совсем, — сказал Нил.       — Обычная ерунда, — сказал Эндрю с усмешкой. — Не надо ревновать, Ники.       Ники принял это без возражений.       — Кстати, о ревности, — сказал он Эндрю. — Роланд звонил ранее и спрашивал, идем ли мы в Сумерки в эту пятницу. Он взял выходной на ночь, но попросил дать ему знать, если тебе что-нибудь понадобится. Почему он не может спросить меня? Мне вот нужно немного...       Эндрю прервал его:       — Скажи Роланду, чтобы отвалил.       — Эта штука с телефонными бирками устарела много лет назад, — сказал Ники, но продолжил стучать пальцем по телефону.       Нил воспринял это как сигнал уходить, и проскользнул сквозь толпу, чтобы найти Лис. Уходя, он проигнорировал взгляд Эндрю, направленный ему в спину.

***

      У Нила было несколько постоянных заказов от торговцев Зтуарта со всего мира, но у него были и собственные постоянные заказы. Это было то, что его мать... поощряла... в нём. У неё были свои связи в Изриде, которые передавали ей информацию о его отце и хранили её в безопасности как можно дольше, а у Нила есть свои связи на Земле. Они не знали всего — ни один человек не знал и не мог знать этого, — но они знали моменты, фрагменты, которые Нил мог соединить вместе, как коллаж, чтобы найти правду. Это не было похоже на головоломку. Головоломки с целью и определёнными частями, но большая часть того, что нашёл Нил, было бесполезным или ненужным. Поиск чего-то полезного был подобен поиску золота в русле реки.       Связи Нила были разными по профессии, но у всех них было что-то общее: магия.       Изрида просачивалась в человеческий мир на протяжении веков, и люди по всей Земле уже давно адаптировали эти утечки к своим культурам и языкам. Магия не была чем-то, чему могли научиться только определённые люди — у любого были шансы стать ведьмой, но мало кто сталкивался с такой возможностью.       Связи Нила были выбраны не из-за их способностей к магии, а из-за того, что они смогли научиться ей. Иногда это приходило во сне, как медсестра и татуировщик из Аделаиды, который специализировался на нанесении целебных символов чернилами. Он был тем, кто сделал татуировку Нилу, и научил его и другим символам. Теперь квартира Нила представляла собой защиту во множестве тайных проявлений, от знаков под ковриками до заклинаний, вырезанных на мыле. Даже внутри чехла для телефона Нила скрывалась мистическая защита.       Связи Нила редко слышали что-то об Изриде, большинство даже не знали, что есть другие миры. Ту, которая действительно жила в Нью-Дели, Нил выбрал не за талант и не за приобретение таланта. Её выбрали за способность узнавать и хранить секреты: узнавать чужие и хранить секреты Нила. Не то чтобы он выдал ей много секретов, столько, сколько должен был, чтобы поддержать их договоренность.       Доктор Бетси Добсон придерживалась того же мнения.       Он встретил её в ту среду днём в Саду пяти чувств у Слоновых скал. Он не всегда встречался с ней здесь; его дискомфорт от предсказуемости был привычкой, от которой трудно было избавиться, но он отправил ей место и время встречи через Рене. Сэр и Король были так же преданы Зтуарту, как и Нилу, поэтому он не мог рисковать, используя их, а телефоны было слишком легко отследить. Поэтому вместо этого Рене просто сбрасывала сообщения, написанные на непокрытой карточке (бумага имела привычку загораться), через один из своих порталов.       — Привет, Нил, — сказала Бетси с одной из своих по-настоящему тёплых улыбок. Это была такая улыбка, которая оставляла неизгладимые впечатления вокруг её глаз. Их называли «Гусиные лапки», хотя эта фраза заставила Нила представить, как когти хватают её за лицо и управляют ею, как кукловод. Мысль была не из приятных, но Нил почти ожидал этого. Бетси была психиатром, профессия, которая Нилу сразу же не понравилась. Бетси тоже не была застрахована от нервозности и недоверия Нила; она выглядела дружелюбно, но не была безобидной.       Если бы она была безобидной, Нил не стал бы её использовать.       Бетси протянула ему свою фляжку из нержавеющей стали. Она всегда приносила с собой горячий напиток, будь то травяной чай, кофе или её волшебные настои, которые придавали пьющему спокойствие и безмятежность, помогая ему чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы поговорить о своих проблемах.       — Она чистая? — спросил Нил.       — Да, — сказала Бетси. Она никогда не давала Нилу волшебных напитков, но он всегда спрашивал на всякий случай.       Он сделал глоток, но горячий шоколад был слишком сладким, так что вскоре он вернул его обратно.       — Пациенту снились сны о твоëм мире, — сказала Бетси после нескольких минут молчания, которые, вероятно, были удобными для неё, но нервировали Нила. Он верил, что она выполнит их сделку, но он никогда не мог чувствовать себя непринужденно рядом с кем-то, чья профессия заключалась в том, чтобы выпытывать правду у людей. — Она говорит о войне. Монстры и ангелы сражаются, а затем ангелы летят через горный хребет. Не над горами и не среди гор, а сквозь. Они погружаются в скалы и исчезают. Никаких тел обнаружено не будет.       Нил кивнул. Бетси знала о порталах Рене, так как однажды попросила её воспользоваться ими. Нил передал просьбу Рене, поскольку именно она контролировала их и имела дело с последствиями. Бетси выторговала серию порталов, ведущих в терапевтические кабинеты по всему миру, но Нил не знал, что Рене попросила взамен.       — Раньше было больше порталов из этого мира в другие, — сказал Нил. — Когда-то между моим миром и горным хребтом на территории нынешнего национального парка Тассилин-Адджер был один. Портал был запечатан давным-давно.       — Есть ли какие-нибудь, которые всё ещё открыты?       — Только один, — Нил не стал вдаваться в подробности. — Рене всё предусмотрела.       — Хорошо иметь друзей, которым ты доверяешь, — сказала Бетси. — Нам всем нужна поддержка, которая может понять проблемы, с которыми мы сталкиваемся.       — Я не один из твоих пациентов, — резко сказал Нил. — Прекрати пытаться исправить меня.       — Я не думаю, что тебя нужно исправлять, Нил. Терапия не «исправляет» людей, она просто помогает людям понять самих себя и найти способ справиться со своими проблемами.       Бетси уже говорила ему об этом раньше. Это была их сделка: Бетси была одной из немногих ведьм, которые не торговали желаниями. Она не была заинтересована в магическом «излечении» своих пациентов, а скорее помогала им разработать способ справиться со своими проблемами, чтобы они могли помочь себе сами. Вероятно, это был самый безопасный вариант; желать здравомыслия человеку было нелегко. Пожелания были ужасны своей формулировкой.       — Я прекрасно справляюсь, спасибо, — сказал Нил.       Бетси склонила голову и пошла дальше. Она не стала бы спорить, даже если бы была не согласна. Она просто забудет об этом, пока не попытается снова в следующий раз. Она постоянно выводила из себя, но информация, которую она предоставляла, была слишком ценной, чтобы отказаться от неё ради комфорта. Что ж, обычно это было ценно. Какой бы пациент ни был сейчас у Бетси, ему снилось давно ушедшее прошлое. Это не помогло Нилу отследить, чем занимался его отец. В последний раз, когда он видел Бетси, она случайно рассказала Нилу, что сам Натан совершил набег на деревню, потому что ходили слухи о мальчике-Дашнаге. Нил знал, что это было недавнее событие, потому что, когда Нил ещё был в Изриде, его отец уже завербовал всех дашнагов. Он бы не позволил ребёнку тигрового облика остаться необученным и брошенным в деревне. Он увидел бы в этом пустую трату потенциала. Должно быть, это было недавнее событие, потому что раньше набегами всегда руководила мать Нила.       — Нил? — позвала Бетси, отвлекая его от размышлений.       — Я в порядке, — автоматически ответил Нил.       Она мгновение смотрела на него, и Нил почувствовал, как её взгляд, словно паук, ползёт по его спине. Он сдержал дрожь.       — Сны — не единственный способ, которым твой мир просачивается в этот, — сказала Бетси. — Иногда это галлюцинации, ложные воспоминания, знание вещей, которые они никогда не изучали. Накапливаются ли они когда-нибудь? Может ли одна мечта привести к другим?       — Ты имеешь в виду, могут ли они со временем восстановить все свои воспоминания? — спросил Нил. Бетси кивнула, и Нил задумался. — Нет. Нет, если только у них нет физического якоря. Самое большее, что может случиться, — это воспоминания, передаваемые по наследству. Как ты думаешь, твой пациент из моего мира или помнит, что видел кого-то или что-то из этого мира?       Бетси сделала глоток горячего шоколада.       — Я не буду обсуждать с тобой особенности моих пациентов, Нил.       — Если они оживляют воспоминания предков, больше ничего не должно возвращаться. Если это и произойдёт, то более подробными они не будут. Воспоминания будут в лучшем случае туманными, и никогда не будет казаться, что они были пережиты из первых рук. Мечтатель чувствует себя в них незваным гостем, — Нил повозился с концами рукавов, натягивая их на руки, прежде чем остановил себя. Он не мог поверить, что у него есть такая информация. Его мать ударила бы его, если бы застала за этим занятием. — Если они вновь переживают свои воспоминания, своё прошлое, тогда придёт ещё больше. Они не будут помнить всё, только разрозненные моменты. Это будет не из приятных.       Бетси кивнула один раз.       — Спасибо тебе, Нил. Я ценю это.       Не имея больше никаких просьб, он попрощался с ней и направился обратно к порталу.       Когда он вернулся в магазин, то обнаружил, что Зтуарт был не один. Напротив него сидел торговец, отвратительный американский охотник, чье лицо, похожее на кусок мяса, сопровождалось плохо сложенными руками, из-за которых Хокинг получил прозвище «Горилла». Он был шести с половиной футов ростом и трёхсот фунтов того, что Элисон называла «полным придурком». Рене никогда не возражала, что было настолько близко к согласию, насколько она вообще была готова согласиться.       Нил повернулся к подруге и поморщился.       — Я знаю, — согласилась Элисон, переступая порог в пульсации змеевидных мышц и ритмичном постукивании костылей по деревянному полу. — Я дала ему Авигет. Она вот-вот начнёт линять.       Нил улыбнулся. Это была не добрая улыбка, а скорее едкая ухмылка его отца. Это была скорее угроза, чем шутка.       Авигет была коралловой змеей, обвившейся вокруг шеи Хокинга, образуя ошейник, слишком красивый для таких, как он. Но, несмотря на всю свою красоту, Авигет была смертельно опасна, особенно тогда, когда зуд надвигающейся линьки делал её раздражительной. Теперь она обвивалась всё туже и туже вокруг толстой шеи Хокинга, постоянно напоминая торговцу, что он должен вести себя прилично, если надеется выжить.       — От имени животных Северной Америки, — сказал Нил, не потрудившись понизить голос. — Разве ты не можешь просто заставить её укусить его?       — Я могла бы, но мне нравятся желания. Я собираюсь принимать ванну три часа, и вода всё это время будет оставаться идеальной температуры, — сказала Элисон, присаживаясь на стол. — Я чувствую себя отвратительно. Горилла пытался нависнуть надо мной, не понимая, что я могу быть вдвое выше его, если захочу, — она вздохнула. — Кроме того, он один из самых ценных торговцев Зтуарта.       Пока Нил работал на Зтуарта, Хокинг снабжал того зубами медведей — гризли, чёрных и полярных, а также рыси, лисы, горного льва, волка и собаки. Он специализировался на хищниках, которые всегда были очень ценными в торговле зубами.       Нил наблюдал, как Зтуарт достал из деревянного сейфа два желания и подтолкнул их через стол к охотнику. Элисон нахмурилась, когда Хокинг положил их в карман, двигаясь медленно, чтобы не раздражать Авигет. Краем глаза он бросил на Элисон и Нила взгляд, который, Нил мог поклясться, был злорадным, а затем имел наглость подмигнуть. Нил стиснул зубы, но ничего не сказал, когда Элисон проводила Хокинга до выхода. Она вернула ему ещё раз сердитый взгляд.       Когда она вернулась через вестибюль, Элисон что-то вполголоса бормотала на их общем языке химер. Это был грубый язык, рычащий и полный фрикативов. По сравнению с этим даже немецкий казался мелодичным.       Нил наблюдал, как Зтуарт высыпал новые зубы в соответствующие банки и вернулся к своей бесконечной работе, нанизывая зубы на ожерелья. Зубы уже были почищены и обшиты, и, если бы Рене делала именно это ожерелье, она бы использовала перлон. Зтуарт всегда работал с кетгутом, предпочитая «естественные» методы старой магии, но Рене была непреклонна в том, что такая альтернатива работает так же хорошо. Если это работало для скрипок, то сработало бы и для магии.       Именно работа Рене здесь обеспечила ей место в Пальметто для изучения ювелирного и серебряного дела, хотя она сказала своим интервьюерам, что нашла зубы во время своих путешествий, и показала им свои работы только с зубами грызунов и птиц. У людей, как и у химер, была своя классификация ценности. Для людей птица стоила меньше кошки, потому что кошки были пушистыми и проявляли привязанность. Для химеры птица стоила больше, потому что наличие крыльев означало, что ты можешь летать.       Нил достал из сумки свой альбом для рисования и начал рисовать Зтуарта во время работы. Король спал, свернувшись калачиком на столе, поджав когтистые лапы под похожее на буханку тело. Сэр появился из того, что казалось небытием, и прыгнул на рога Зтуарта. Зтуарт давно привык к этому и не испугался. Работая, Нил положил ноги на стол, а через две секунды под мрачным взглядом Зтуарта снова опустил их.       Элисон подошла к нему, теперь сидевшая в инвалидном кресле. Она протянула руку и взяла зуб с подноса Зтуарта.       — Белый орикс, — определила она.       Зтуарт не был впечатлен.       — Антилопы — это детская забава.       — Тогда дай мне посложнее.       Зтуарт протянул ей акулий зуб, и Нил вспомнил о тех часах, когда он сидел здесь с Зтуартом, Элисон и Рене, изучая зубы.       — Мако, — сказала она.       — Длиннополая или короткопалая?       Элисон поджала губы, зажав зуб между большим и указательным пальцами.       — Короткопалая.       — Хорошо, — Зтуарт кивнул.       Похвала Зтуарта была редкостью. Он обучил их троих искусству идентификации зубов, считывая происхождение и целостность зубов по их тонким вибрациям. По словам Элисон, потребовались годы, чтобы, наконец, убедить Зтуарта научить её, пока она была первым и единственным ассистентом. Теперь, годы спустя, они верили, что Зтуарт смягчился только потому, что наконец поверил, что она останется даже после того, как услышит правду о его профессии.       Мать Нила научила его устанавливать собственные связи. Она не доверила Зтуарту жизнь Нила перед своей смертью; она избегала помощи брата до самой последней минуты. Нил не был уверен почему, — она редко давала объяснения, только приказы, — но он доверял решению своей матери держать некоторые вещи отдельно от своего дяди. Это было единственное обещание, которое ему удалось сдержать, хотя оно даже не было настоящим обещанием.       Не прекращай бежать. Он остановился.       Не привязывайся. Он создал семью с Лисами.       Не отвлекайся. Искусство теперь было его жизнью.       И никогда не оглядывайся назад. Он нарушил это обещание давным-давно.