***
Как только двухчасовой интервал истек, Нил покинул свою студию и побежал в магазин Зтуарта. Он мог подавить свою панику, пока отвлекался на работу, но рано или поздно она застигнет его врасплох, нравится ему это или нет. Нил не знал, куда был настроен портал, но ему было всё равно. Он открыл вторую дверь на Землю и вышел вслепую. Нил не мог вспомнить название острова, кроме того, что он находился к югу от Новой Зеландии, пока его ноги не ступили на галечный пляж, и холодный ветер не взъерошил его волосы. На острове Окленд была середина ночи, и разница во времени была достаточно дезориентирующей, чтобы сосредоточиться. Он направился к океану, держа портал в поле зрения, и сбросил ботинки. Опустил ноги в ледяную воду, напоминая себе, что он жив. Отражение звёзд превратилось в длинные танцующие полосы на поверхности воды, покрытой рябью от прилива. Размах ночного неба заставлял Нила чувствовать себя таким маленьким — крошечным, незначительным, — и это успокаивало его, как всегда. Всего на мгновение это был способ отказаться от контроля, способ избавить себя от необходимости что-то делать, потому что он уже был в безопасности. Он достиг того, чего так и не смогла добиться его мать. Бежать, сражаться — это не имело значения, было трудно забыть, где он был, когда смотрел на земные созвездия. У Изриды были такие разные звёзды. Мать научила его ориентироваться по созвездиям, и созерцание ночного неба стало для Нила ритуалом. Здесь он больше не мог видеть Пердиту, Фратера или Редитуса. Вместо этого он увидел Гидру, Южный Крест и Ворона. Он увидел Компас и Циркуль. Он видел Ориона и скорпиона, посланных убить его, и он видел Волка. Нилу всегда это нравилось. Волк пронзённый звёздами Центавра. Так много звёзд, которые мог видеть Нил, были названы по греческой мифологии, но сколько из этих звёзд потеряли мифологии, переплетённые и забытые? Его мать никогда не учила его этим историям — только их навигационным свойствам. Он задавался вопросом, знает ли она вообще какие-нибудь истории, которые можно было бы рассказать. Если она и знала, то теперь они были потеряны. Не осталось никого, кто бы помнил о них. Если бы это было так, если бы его мать была всё ещё жива, чтобы рассказывать эти истории, он бы не прятался в восемнадцати тысячах километров от Праги, пытаясь блокировать воспоминания, которые нависали над ним и заставляли его сердце биться быстрее, как мыши-скорпионы, всякий раз, когда он думал о своём детстве. Всё стало намного проще с тех пор, как он поселился в Праге, с тех пор, как нашёл Лис. Раньше, даже когда он бесконечно путешествовал рядом с Элисон, постоянно находился в состоянии истощения, безжизненный и вялый. Выживание всё ещё было заполнено тем же густым туманом, даже если форма выглядела иначе. И только когда он перестал дышать, перестал жить, туман наконец рассеялся. Но он всё ещё не был полностью наказан, не совсем. Во всяком случае, обнаружение своей незначительности среди звёзд заставляло его чувствовать себя ещё дальше от той жизни, которую он сам для себя создал. Он был в безопасности от своего отца, по крайней мере, сейчас, но он всё ещё не чувствовал связи с чем-то осязаемым. Он чувствовал себя брошенным на произвол судьбы, но больше всего на свете его удерживал в этом мире страх. У него были Лисы, но по прежнему были и дни, когда ему нужно было бежать. Он сейчас здесь, правда ведь? Он не побежал в квартиру Дэн и Мэтта. Он не искал утешения у Ники и не затевал ссору с Сетом. Что он мог сказать любому из них? Они не знали о жизни, которую Нил вёл до Праги, или даже о половине своей жизни, которую он вёл до сих пор. Он не делился с ними жизнью так, как они делились с ним. Цепь на его шее удлинилась и ослабла, но она всё ещё была. Она всегда будет там. Его отец и его люди до сих пор живы и, вероятно, по прежнему ищут его. Нил мог дышать, но считалось ли это, когда каждый второй вдох был утыкан шипами? Иногда ему казалось, что он ждёт, когда упадет другой ботинок. Телефон Нила зажужжал у него в кармане, и когда он проверил экран, то увидел, что тот мигает из-за низкого заряда батареи. Осталось 20% заряда батареи. Он набрал одно сообщение.Рене
Ты можешь заехать за мной?
Получатель не ответил, но в этом и не было необходимости. Несколько мгновений спустя яркий свет проник сквозь дыру во вселенной, и оттуда вышла Рене. У неё не было никаких заметных синяков на лице от спарринга, но она, казалось, была аккуратна с левой ногой, когда садилась рядом с ним. Рене просто посмотрела на него. — Я в порядке, — сказал Нил, не отводя взгляда от волн, набегающих на галечный пляж. — Что случилось? — Просто… — он неопределённо указал на свою голову. — Просто воспоминания. Ничего такого, с чем бы я раньше не сталкивался. Она напевала, поворачиваясь к морю, и они смотрели на естественную гавань Порт-Росс в дружеской тишине. Так было не всегда. Когда Нил впервые запаниковал и ему понадобился выход, он воспользовался одним из порталов Рене, и Элисон пришла, чтобы найти его, прежде чем он был готов. Тогда он ещё не совсем был «Нилом», и его голова была полна воспоминаний о другой жизни. Он не узнал её, а у Элисон всё ещё были шрамы от его ножей. Рене предложила ему сосредоточиться на чем-нибудь, сказав: — Мне нравится это место. Изоляция, океан, — она глубоко вдохнула солёный воздух. — Это напоминает мне о другом месте. Нил не стал спрашивать, о каком мире она думает. Зная теперь историю Рене, он мог представить себе все отдельные вселенные, выстроившиеся в ряд, как страницы альбома для рисования. Рене видела так много, что ему было трудно представить, что она всё ещё может различать всё это. Нил побывал только в двух, и всё же иногда, когда он просыпался, ему требовалось много времени, чтобы вспомнить, где он находится. Он задавался вопросом, что, по мнению Рене, могло так хорошо привязать её к миру, знать, какой мир был её домом, когда она нашла себя в стольких других. — Ты веришь в судьбу? — спросила Рене. Она сказала это не так, как будто это был вопрос, который только что возник у неё в голове, а скорее вопрос, который она обдумывала некоторое время. — Я не знаю, — честно сказал он. Он хотел отмахнуться от этого, но предположил, что это могло бы быть утешением, что все ужасные вещи, с которыми ему пришлось столкнуться, были вызваны какой-то большей причиной, чтобы направить его на лучший путь. — А ты? — Да, — сказала Рене. — Я верю, что у каждого из нас есть свой путь, но я верю, что у нас есть сила изменить и наши судьбы. Если бы мы знали, что должно произойти что-то плохое, я верю, что мы смогли бы остановить это, — она посмотрела на океан и сказала более спокойным тоном: — И волны суше повторяют: — всё, всё свершится… Нил обдумывал доводы Рене, когда вытащил свой альбом для рисования и нацарапал последние её слова на чистой странице. — Но мы редко знаем, когда что-то должно произойти, — сказал он. Даже если бы кто-то и знал, в конце концов, это не имело бы большого значения. Так или иначе, Нил знал, что будет происходить каждый день в Балтиморе — боль, бесконечная боль, — но ни он, ни его мать никогда не могли остановить это. Всё, что они смогли сделать, это убежать. В тот единственный раз, когда Нил попытался остановить это, вернуться в Изриду и спасти её, она умерла раньше, чем смогла предсказать «судьбу». — Нет, — согласилась Рене. — Но у нас есть свои инстинкты. Что такое «интуиция», если не наша настроенность на судьбу? Нил не ответил. Его интуиция постоянно подсказывала ему бежать, прятаться и никогда не оглядываться назад. Его интуиция носила облик его матери и тянула его прочь от судьбы в её руках, подобных тискам. В конце концов Рене встала и отряхнула грязь с джинсов, прежде чем протянуть руку Нилу, чтобы помочь ему подняться на ноги. Он бросил последний взгляд на звёзды и их утраченную мифологию и снова переступил порог своей жизни. Они молча дошли до своей квартиры, и когда Нил открыл входную дверь, Элисон ждала их в гостиной, прикалывая отрез роскошной вельветовой ткани цвета ягод можжевельника. Она бросила на него понимающий взгляд, когда он вошёл в дверь. Он покачал головой. — Я в порядке. Реакция Элисон была не той, на которую он надеялся, но она была той, которую он ожидал. Она хмуро посмотрела на него и вернулась к своей ткани. — Прими душ, — приказала она. — Сейчас же. Нил не стал спорить и проскользнул в ванную, включив душ и позволив горячей воде согреть его замерзшую кожу и смыть солёные брызги с волос. Он не осознавал, сколько времени провёл, глядя на Тихий океан, пока не выглянул из окна ванной и не увидел, что за окном кромешная тьма, а в окне видно только его отражение. Даже выходя из магазина Зтуарта, он был слишком погружен в свои мысли, чтобы обращать внимание на окружающий мир. Это была ещё одна вещь, за которую мать отшлёпала бы его. Он должен быть умнее этого, лучше этого. Выйдя из душа, он понял, что не взял с собой сменную одежду, но, обернув полотенце вокруг талии и накинув другое на плечи, он открыл дверь и обнаружил на полу аккуратную стопку своих спортивных штанов и свободную серую футболку с длинными рукавами и обтрёпанным подолом. Он надел их, успокоенный мягкостью, которая приходит только при частом ношении и стирке, и услышал знакомый голос, доносящийся из коридора. Нил нахмурился, и, когда он вошёл в гостиную, Ники развернулся, чтобы поприветствовать его. Рене улыбнулась им обоим, прежде чем пройти мимо него в свою и Элисон комнату. — Нил! Мы уходим, — сказал он. — Мы? — спросил Нил. Ники кивнул. — Снова в Сумерки. Эндрю сказал, ты хотел посмотреть, как дела у Кевина? — Ники казался неуверенным из-за объяснения Эндрю, но он выглядел облегчённым, когда Нил кивнул. — Ладно, фух, потому что я думал, что это ещё один из странных трюков Эндрю, понимаешь? Нил не понимал. Он не думал, что когда-нибудь сможет понять, как работает разум Эндрю, когда его представления о добре и зле настолько отличались от тех, которые Нил перенял у всех остальных. Нил заставил себя переключиться с этой темы на другую, но вопрос о мотивах Эндрю, казалось, не выходил у него из головы. — Почему Эндрю отказался от наркотиков на прошлой неделе? — вместо этого спросил он. — Ты бы хотел быть безумно под кайфом каждый день своей жизни? — спросил Ники. — Он проводит всё время, переживая ломку. Ники пожал плечами. — Не совсем. Би дает ему разные таблетки, чтобы уравновесить сумасшествие, но они не всегда срабатывают. А алкоголь и пыль помогают при ломке, когда он пропускает их, — когда Нил ничего не сказал на это, Ники протянул ему чёрный бумажный пакет. — Кроме того, это для тебя. — Зачем это? — спросил Нил, нерешительно беря его. Ники не ответил, вместо этого подтолкнув его к двери дальше по коридору. — Какая комната твоя? Нил указал на свою дверь, пытаясь стряхнуть руки Ники со своих плеч без особого успеха, но тот сам отпустил его, чтобы открыть дверь. Пока Нил открывал бумажный пакет, чтобы изучить его содержимое, Ники оглядел комнату с голыми стенами и минимумом мебели; этот процесс занял всего несколько секунд. На лице Ники появилось одно из его жалостливых выражений, как будто Нил был бездомным котом, нуждающимся в защите. Это было хуже, чем его первое впечатление: что Нил был пугливым и немного диким существом. Нил поднял пакет в безмолвном вопросе, Ники ухмыльнулся и подмигнул ему. — Поверь мне, это потрясающе. Даже Элисон одобрила бы. Нил сомневался в этом. Первый раз, когда Элисон позволила Ники купить ему одежду, был также последним разом. Нил вернулся в свою квартиру в наряде, который, по словам Ники, был очень модным сейчас, в то время как Элисон возразила, что «мода — это то, что мы вам говорим, и прямо сейчас она говорит вам выставить его идиотом». В её словах был смысл. На первом курсе Элисон потратила три месяца на проект о том, как модные тенденции викторианской Англии и западные стандарты красоты с тех пор были сосредоточены на том, чтобы женщины выглядели истощёнными или больными туберкулезом. «Чем слабее женщина выглядит, тем более привлекательной она является для мужчины». Нил посмотрел на Ники и нахмурился. — У меня есть своя одежда, — сказал он. Ники закатил глаза. — Конечно, в следующий раз, когда Эндрю скажет одеть тебя, я просто скажу ему «нет». Я прекрасно вижу, как это происходит. Нил не ответил, слишком занятый попытками представить разговор, в котором Эндрю говорит Ники «одеть» Нила. Он прокрутил в голове три разных сценария, но ни один из них не казался правдоподобным. Ники воспринял его молчание как согласие и прижал сумку ближе к груди Нила, прежде чем выйти из комнаты и закрыть за собой дверь. Когда Нил закончил переодеваться, ему потребовалась долгая минута, чтобы изучить своё отражение. Было странно иметь зеркало в своей спальне. В Балтиморе ему было невыносимо смотреть на себя. У него были сложные отношения со своим отражением. Он был точной копией отца-убийцы, с которым прожил десять лет, а потом его мать создала для него новые тела, используя зубы павших солдат-химер. Снова и снова он воскресал. Никакая кожа не ощущалась так, как его собственная. Теперь, в полностью человеческом теле, он не мог видеть сходства со своим отцом. По крайней мере, пока он не улыбался. Нил знал, кому принадлежал жестокий изгиб его рта. Это не было генетическим, в том смысле, что пребывание в новом теле стёрло бы его, но это всё равно было усвоенной реакцией. Волчий оскал, сопровождающий угрозу насилия. От этой мысли по спине Нила пробежала дрожь. Костюм, который принёс ему Ники, был полностью чёрным. Ему даже подарили пару тяжелых чёрных ботинок, от которых Нил сначала отказался, подумав, что в них будет трудно бегать по сравнению с обувью на мягкой подошве, которую ему купила Элисон, но затем Нил задумался, какой вред нанесут толстые каблуки новых ботинок лицу Эндрю, если он попытается провернуть всё, что он делал с Мэттом снова, и ему понравилось то, что приходило ему в голову. Он потянул за сетчатые вставки в рубашке, чтобы убедиться, что они скрывают его шрамы, и в какой-то степени так и было, но он натянул чары, чтобы прикрыть их на случай, если материал соскользнет. Он засунул своё ожерелье из желаний под рубашку и натянул пальто, открывая дверь. Когда Нил последовал за Ники вниз, Эндрю, Аарон и Кевин ждали снаружи в снегу. Аарон выглядел взбешённым из-за чего-то, но, как и следовало ожидать, не стал бы спорить с Эндрю по этому поводу, а Кевин выглядел расстроенным из-за того, что его так долго держали на холоде, но точно так же не спорил с решениями Эндрю. Нил задавался вопросом, как быстро они разобрались со своей динамикой власти, или это был долгий процесс. Эндрю поднял глаза, когда Ники распахнул дверь, но ничего не сказал, пока Ники не подвёл Нила к Эндрю для осмотра. Эндрю одним пальцем вытащил из-под рубашки Нила ожерелье с желаниями. — Это не обычный стиль, Ники. — Нет, — согласился Нил, но не стал вдаваться в подробности. — Ну, я полагаю, мы не можем все выйти в блёстках, хм? — Эндрю отпустил ожерелье, желания отскочили от груди Нила, когда упали, и Эндрю развернулся на ногах, чтобы повести свою семью — плюс Нила и Кевина — к ближайшей станции метро. В последний раз, когда они ездили в этот район, это было относительно спокойное путешествие, — если не считать прерванного нападения Эндрю на Ники. На этот раз Ники и Эндрю проговорили всю дорогу, Ники перебрасывался темами с фильмов на музыку, а Эндрю бодро спорил почти со всем, что он говорил. Это было тем, чего Нил хотел от своих встреч в студии. Он хотел задать Эндрю философские вопросы о правде и заставить Эндрю ответить на что-нибудь так же молниеносно, как сейчас. Он не был уверен, сможет ли когда-нибудь получить это, но всё равно хотел. В поезде Кевин попытался обойти билетного контролёра, вероятно, приняв его за уличного продавца. Ревизоры никогда не были одеты в униформу, вместо этого они бочком подходили к пассажирам и протягивали руку с крошечным значком на ладони. В первый раз, когда это случилось с Нилом, он подумал, что ревизор — странствующий продавец значков, пытающийся продать свой товар, и Нил игнорировал его до тех пор, пока ревизор не начал кричать и угрожать вызвать охрану. На этот раз ревизор пригрозил штрафом на месте, если Кевин не предъявит билет, а Нил толкнул Кевина локтем, чтобы тот достал свой проездной, и объяснил инспектору, что он турист, который ничего не знает. Фильм сегодня был не таким людным, как и во время их первого визита. Проведя свою группу через автоматические двери, Эндрю посмотрел на Нила. — Ты умеешь считать, да? Нам нужно число для крекеров. Ты с нами или нет? — А у меня есть выбор? — спросил Нил. — Мэтт сделал, теперь и ты делаешь, — сказал Эндрю. — Выбор приходит не часто, поэтому ты должен использовать его по максимуму, пока можешь. Нил покачал головой. — Вон отсюда. Эндрю принял это без комментариев и отошёл к киоску с попкорном. — Что мы смотрим? — спросил Кевин. — О, мы пришли сюда не за фильмами, — сказал Ники, подмигнув, как будто он умирал от желания сбросить на Кевина бомбу из крекерной пыли. — Тогда какой в этом смысл? Я не собираюсь тратить своё время на поедание попкорна, когда есть дела поважнее. — Ты скоро узнаешь. — Мы должны кое-что увидеть, пока мы здесь. У нас редко есть время, чтобы использовать эти возможности для исследований, — сказал Кевин, оглядывая постеры к предстоящим фильмам. — И эти показы могут быть интересными, — он кивнул, больше себе, чем кому-либо другому, и направился к Эндрю. Ники вздохнул. — Ему ещё долго не сойдет с рук быть таким занудой. Ему придется смириться с этим, прежде чем это начнёт действовать Эндрю на нервы. Нил не ответил, но ему было любопытно посмотреть, как Эндрю отнесётся к требованиям Кевина, поэтому он последовал за ним и остановился рядом с Кевином, который хмуро смотрел на Эндрю. — Нет, — сказал Эндрю, широкая улыбка разрезала его лицо пополам, как будто отказывать Кевину в чём-либо было его любимым занятием. Кевин явно проигнорировал ответ Эндрю и указал на продавца попкорна и билетов. — Пять билетов на «С любовью, Винсент» со студенческими пропусками, — Чешский язык Кевина был более плавным, чем в момент его приезда в Прагу. Эндрю рассмеялся. — О, мне это не нравится. Зачем спрашивать, если ты не хочешь слушать, а? Полагаю, ты достаточно скоро всё поймёшь. Нил хотел спросить, что он имеет в виду, но его прервали билеты, сунутые ему в лицо. Он взял их, и они заняли свои места в маленьком кинотеатре. Как только он сел, Эндрю запустил руку в свой попкорн, чтобы достать пакеты с крекерами. — Мы на публике, — прошипел Аарон, несмотря на то, что сзади сидела только одна пара, и они были слишком заняты друг другом, чтобы заметить что-то. Эндрю проигнорировал его, разорвав два пакета и высыпав их в рот. Когда фильм начался, Кевин уже достал альбом для рисования, держа ручку в правой руке, готовый делать заметки. Ники считал Кевина занудой, но Нил начинал думать, что дело скорее в его трудовой этике. Выросший в Университете Эдгара Аллана и воспитанный Тецудзи, Кевин, должно быть, чувствовал необходимость быть продуктивным каждую секунду дня. Посещение артхаусных короткометражек было лучшим способом провести время, чем в какой-нибудь закусочной или баре, потому что Кевин мог извлечь из этого больше пользы. Во время сцены, где молодой Винсент Ван Гог осматривает птичьи яйца на подоконнике родительского дома, Кевин пытался писать так быстро, как только мог думать, но получалось не так хорошо, как он надеялся. Кевин был левшой как в рисовании, так и в письме, и это было заметно. Его каракули, сделанные правой рукой, были неразборчивыми и медленными. Нил выхватил у него альбом и ручку и взял дело в свои руки. Он не знал точно, что Кевин хотел записать, но он записал сюжетную линию по пунктам и нацарапал несколько строк диалога, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы освежить память Кевина и напомнить ему о том, что он на самом деле думал в тот момент в фильме. — Винсент сказал мне, что он был самым старшим, но не первым. Был ещё один Винсент, мертворождённый старший брат. Он думал, что этот мальчик был идеальным Винсентом, и он никогда не мог сравниться с ним в глазах своей матери. Он изо всех сил старался быть тем, кем они хотели, чтобы он был. В ответ на подталкивания Кевина и шепчущие инструкции, Нил перечислил некоторых художников или режиссеров, которых он не знал, и надеялся, что не слишком ошибся в написании их имен. Когда фильм закончился, Нил закрыл альбом, чтобы увидеть «К. Дневник критиков», написанный вдоль корешка нарисованным от руки шрифтом с засечками. Он предположил, что это был старый альбом для рисования времен работы Кевина в Эдгаре Аллане, потому что многие страницы уже были заполнены заметками и набросками. Нил знал, что студенты-искусствоведы в Пальметто должны вести такие заметки, чтобы размышлять о своей работе и влиянии, и он был благодарен, что студентам-иллюстраторам не нужно было соответствовать таким требованиям. Изучение теории искусства и истории не было особенно важным в списке приоритетов Нила, когда он боролся за свою жизнь в Изриде или просто пытался выжить как сносный человек на Земле. По пути в Райские Сумерки Эндрю остановился, чтобы опереться рукой о каменную стену закрытого кафе и наклониться, готовясь к рвоте. Кевин остановился рядом с ним, достал что-то из кармана пальто и протянул Эндрю. Нил заметил дрожащие руки Эндрю ещё до того, как заметил, что в руке у Кевина была полоска таблеток. — Просто возьми одну, — сказал Кевин. — То, что ты пытаешься провернуть, не работает. Ты всё ещё под кайфом. Эндрю замер, уставившись на пластик и фольгу. — Пошёл ты. Нил не знал, почему у Кевина теперь были таблетки Эндрю, если они были у самого Эндрю в последний раз, когда они ходили в Сумерки, но у него не было возможности спросить. Эндрю оттолкнулся от стены и от Кевина и сказал: — Убери это, пока я не запихнул их тебе в глотку. Кевин нахмурился, но сделал, как ему было сказано. Вышибалы возле Райских Сумерек снова встретили их у двери и даже глазом не моргнули ни при появлении Кевина, ни при возвращении Нила. Нил не был уверен, что Ники или близнецы сделали, чтобы заслужить их доверие или расположение, но он не собирался спрашивать. Он последовал за ними внутрь, позволяя тяжелым басам и мигающим огням омыть его. Когда Аарон и Ники взяли Кевина с собой, чтобы найти столик, Эндрю вцепился пальцами в воротник Нила и потянул. Нил послушно последовал за ним к бару и проскользнул на свободное место, оттолкнув плечом очень пьяного посетителя клуба и его спутницу. Эндрю снова ждал того же бармена, и, судя по выражению его лица, он вспомнил Нила и в отличие от вышибал снаружи не мог поверить, что он вернулся. — Снова вернулся так скоро? Эндрю, я не думал, что ты на это способен, — сказал он, улыбаясь взгляду, который Эндрю послал ему. Он повернулся к Нилу. — Какие-нибудь особые пожелания? — Он сказал «нет», Роланд, — сказал Эндрю. — Содержи всё в чистоте. Роланд легко согласился с этим и обратил свою улыбку на Эндрю. — Как обычно? — Да, — сказал Эндрю. — Я вернусь на ещё один раунд позже. Роланд задержал взгляд на Эндрю на мгновение дольше, затем кивнул. Нил подумал, что это был своего рода намёк на то, чтобы подлить что-то ему или Кевину в напиток, поэтому Нил следил за руками Роланда, пока тот расставлял поднос с напитками, коктейлями и одной банкой содовой, которую он оставил запечатанной. Когда он передвинул поднос, Эндрю повёл его обратно сквозь толпу, свободной рукой расталкивая пьяных со своего пути. Остальные нашли столик на балконе и ждали их за ним. Ники наклонился в сторону, чтобы Эндрю поставил поднос, и Кевин сразу оживился в присутствии алкоголя. Кевин глотал свою порцию шотов быстрее, чем Нил считал возможным, и он задавался вопросом, была ли это привычка, которую Кевин выработал в Эдгаре Аллане, или новый способ преодоления последствий его ухода оттуда. Нил не был уверен, что его это особенно волнует, пока выпивка мешала Дэю критиковать всё, что связано с Пальметто. Эндрю выудил из кармана пакетики с крекерной крошкой и высыпал их на стол. Он помахал пачкой перед Нилом, и, когда Нил просто посмотрел на него, Эндрю ухмыльнулся и разделил их на четыре стопки. В четвертой — той, что была перед Кевином, — была всего одна пачка, но Нил почувствовал странное разочарование. — Ты не обязан, — сказал Нил Кевину, просто чтобы убедиться, что кузены не давят на него, заставляя делать то, чего он не хотел. Кевин посмотрел на Эндрю, а затем на Ники. — Ты сказал, что они не вызывают привыкания. — Это так, — сказал Ники и посмотрел на Нила. — Уверен, что не хочешь присоединиться? — Разве ты не расслышал меня в первый раз? Я сказал «нет», — ответил Нил, начиная волноваться. — Полегче, полегче, — сказал Ники и распределил оставшиеся шоты по столу. Он потянулся за банкой Нила и налил немного в пустую стопку, прежде чем поставить её перед ним. — Пыль — это не так уж и плохо. Это просто делает ночь ещё интереснее. Ты думаешь, Кевин стал бы рисковать своим будущим из-за вечеринки в клубе? — Каким будущим? — спросил Нил. Кевин бросил на Нила свирепый взгляд, но Ники вмешался прежде, чем он успел что-либо сказать. — Выпей с нами, если не хочешь пыль, — сказал Ники, держа открытую пачку в одной руке и рюмку в другой. — На счёт три. Спорить было бы бесполезно, когда все четверо оставили свой здравый смысл за дверью, поэтому Нил молча поднял свою рюмку. Ники посчитал до трёх, и Нил выпил её содержимое. Остальные закинулись пылью, только Кевин изо всех сил пытался открыть свой пакет одной рукой, поэтому Ники потянулся, чтобы сделать это за него. Нил потягивал свою газировку и наблюдал, как их разносит, а Аарон и Ники вскоре после этого исчезли на танцполе внизу. Кевин, казалось, колебался между желанием остаться сидеть или пойти с ними, но принял решение, когда Эндрю собрал пустые чашки и отнёс поднос обратно к бару. — Почему ты ходишь на курсы иллюстрации? — спросил Кевин. — Потому что мне нравится? — Нил непонимающе посмотрел на него. На Кевина этот ответ не произвёл впечатления. — Я уже говорил тебе раньше. Тебе следовало бы изучать изобразительное искусство. Ты же не дизайнер. — Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моей работе, так что отвали. — Нет. Ты не находишь изобразительное искусство слишком сложным курсом? Нил на мгновение задумался, не сможет ли выбивание нескольких зубов Кевин из его рта обуздать его настойчивое элитарное дерьмо, но он ограничился резкими словами. — Почему ты не сказал Ваймаку, что он твой отец, когда впервые узнал об этом? Ты защищал его или себя? Кевин вздрогнул от этого и проглотил остатки своего напитка, прежде чем ответить. — Возможно, и то, и другое. Хозяин не похож на Рико. Его королевство — Эдгар Аллан, и это единственная сфера, которую он выбирает для осуществления контроля. Ваймак не имел к этому никакого отношения. Я не знал, изменит ли признание ситуацию, и я не мог так рисковать. Нил открыл рот, чтобы ответить, но Кевин опередил его. Он поднял палец вверх, приказывая ждать. — Моя очередь. Ты упускаешь здесь огромную возможность. Почему ты не подал заявление на факультет изобразительного искусства? — Я бы туда не попал. У меня не было портфолио для этого, и я никогда раньше не писал о критической теории. Доволен? Нил оглядел клуб, чтобы увидеть, сможет ли он найти знакомую голову со светлыми волосами. Эндрю мог иногда выводить из себя, но даже под кайфом он был лучшей компанией, чем пренебрежительное отношение Кевина к его занятию. Нил был разочарован, когда не смог его найти. Он подумал о том, чтобы вернуться к бару и посмотреть, заказывает ли Эндрю ещё напитки, и был слишком мал ростом, чтобы Нил мог увидеть его на таком расстоянии, но Роланда там тоже не было, и Нил сомневался, что Эндрю станет возиться с остальными. Несколько минут спустя Ники вернулся потный и улыбающийся, и ему удалось затащить Кевина и Нила на танцпол. Нилу не особенно нравились танцы, и ему определённо не нравилась толпа, но ему нравилось проводить время с Ники, и он решил, что лучше присматривать за ними, пока Эндрю нет. В конце концов Эндрю нашёл их и сказал, что они уходят. Они поехали обратно на трамвае, но Нил остался, когда остальные вышли на их остановке. Его район был только на следующей, и к тому времени, когда Нил добрался до своей квартиры, Рене уже готовила две чашки чая. Она передала одну Нилу с усталой улыбкой, а другую — ту, что была любимой кружкой Элисон, — отнесла в свою комнату. Нил кое-как смог удержаться от сна, чтобы допить чай, но ему едва удалось снять с себя одежду и надеть поношенную футболку и спортивные штаны, в которых он был раньше, прежде чем забраться в постель.