Эндрю был решительно не уверен, собирается ли он посещать лекцию в девять часов утра в понедельник.
Студенты второго курса Пальметто должны были посетить одну из шести лекций, каждая из которых касалась темы, предложенной для курса. Однако он был категорически против всего, что ему «требовалось» делать. Но если бы он присутствовал, ему не было бы вынесено последнее официальное предупреждение, и его не выгнали бы из Пальметто. Обычно это не было проблемой, но его место в Пальметто было неудачным условием его сделок с Аароном и Кевином.
В конце концов он оказался в зрительном зале. Это было невероятно скучно. В основном потому, что Сет Гордон в настоящее время загораживал Эндрю вид на Нила. Кевин тоже, но, по крайней мере, Кевин был настолько любезен, что откинулся назад, глядя вперёд на доску, как будто она хранила секреты вселенных, несмотря на то, что лектор ещё даже не появился.
Хa. Может быть, он мёртв. Может быть, он появится на следующей неделе с головой коровы. Му!
Они были не единственными, кто показал себя. Казалось, что все Лисы оказались на единственной получасовой лекции — в отличие от других двухчасовых лекций, — и Ники с Аароном послушно последовали за Эндрю туда, где он мог бы за ними присматривать. Рене сидела с Элисон и Дэн, но улыбнулась, когда увидела, что Эндрю вошёл вместе с остальными монстрами.
Кевин всё утро жаловался —
всё ныл! — по поводу того, что его
заставляют ходить на получасовую лекцию, когда есть свободные лекции и подольше, но он пошёл туда, куда пошёл Эндрю, а Эндрю не был настолько заинтересован, чтобы тратить ещё полтора часа на тему, на которую ему было насрать.
Эндрю был бы удивлен, что Нил тоже выбрал более короткую лекцию, если бы не то, что эта лекция, в частности, соответствовала тому, на что он записал себя и Эндрю до июня.
Эндрю, если бы новые исправительные таблетки Би
снова, блять, сработали, предпочёл бы сидеть спокойно и отключиться на все полчаса, которые он «должен был» быть там, но как бы то ни было, с яркой улыбкой, разрезающей его лицо, он подслушивал, как Ники препирался с Элисон.
— Ты просто завидуешь, что я так хорошо выгляжу, — сказал Ники, хотя его одежда была категорически против.
— Ты выглядишь чудесно, Ники, — сказала Рене, хотя её собственная предрасположенность к ярким цветам только доказывала обратное.
— Серьезно? Берет? — Элисон усмехнулась. — Ты одеваешься как инопланетянин, который посмотрел, как должны выглядеть художники, а затем имитировал это, но плохо.
Это сравнение было слишком конкретным, чтобы быть случайным, и Эндрю поставил бы все свои деньги на то, что это точный пример того, что сделал Нил, если бы он вообще ставил свои деньги на что-то настолько предсказуемое и глупое. Эндрю ставил только на то, исход чего он не мог предугадать, но что было хотя бы немного интересно.
— Хорошо, но, по крайней мере, я не одеваюсь как Нил или Дэн, — сказал Ники, надув губы.
Дэн только отмахнулась от него, но Нил обернулся на звук его имени.
— Что?
— Ты ужасно одеваешься, — сказала Элисон, разглядывая свитер Нила, мешковатые джинсы и потёртые кроссовки.
Когда Эндрю впервые увидел Нила, когда их только поставили в пару для участия в проекте, он подумал, что Нил такой же, как половина студентов Пальметто: одевается как бедняк, потому что привилегированные считают, что это хорошо смотрится. Бедность была тенденцией для богатых. Эндрю вычеркнул Нила, несмотря на интересные слухи, потому что в ту же секунду, как эти привилегированные дети видели реальный мир, они поджимали хвосты и бежали домой к маме, папе и фондам колледжа. Эндрю захотелось перегнуться через стол и спросить Аарона, удалось ли ему получить ответ от семейного адвоката о том, когда их средства на колледж будут переведены теперь, когда Тильды не стало, просто чтобы увидеть, как его лицо покраснеет от ярости, чего у Эндрю никогда не было. Он задавался вопросом, должен ли он сказать его девушке, что у Аарона не было приданого или перспектив и что он даже не умел играть на пианино. Он обдумывал это целых пять секунд, прежде чем решил, что предпочел бы притвориться, что её не существует.
— Хорошо, но я не так плох, как Мэтт с жёлтым канкеном, — сказал Ники.
Мэтт повернулся на своём сиденье и уставился на Ники с выражением предательства.
— Что не так с моим канкеном? Это практичный и приятный цвет.
— И это висит на плечах по меньшей мере восьмидесяти процентов студентов-искусствоведов во всём мире. Если я — клише из-за того, что ношу
вечную классику, — подчеркнул Ники, многозначительно взглянув на Элисон. — То ты — клише из-за того, что ты клон.
Мэтт прижал свой рюкзак к груди, бормоча что-то, что Эндрю не хотел слушать. Дэн успокаивающе похлопала его по плечу, но она явно пыталась сдержать смех,
и, о, Эндрю хорошо знал это чувство.
— Если это классика, то она не может быть вечной, — надменно сказал Кевин. — Если что-то является «классическим», то это типичный пример определённого периода времени.
— Ты думаешь о «классическом», — сказал Нил, не отрываясь от своего альбома.
— О-о-о, — сказал Эндрю со смехом, направленным на недовольное выражение лица Кевина. — Это добром не кончится.
— Классика просто означает, что что-то служит стандартом совершенства, признанной ценности, — продолжил Нил, словно в трансе. Возможно, его похитили инопланетяне, о которых спорили Эндрю и Рене. — Великое искусство считается классическим, а не классическим, если только оно не создано в формах античности. Классическая музыка — исключение из этого правила, будучи формальной музыкой, придерживающейся определённых стилистических принципов конца восемнадцатого века…
— Ты любишь классическую музыку? — вмешался Кевин, недовольное выражение его лица сменилось удивленным удовольствием.
— Нет, я просто слушаю много подкастов, — сказал Нил.
Эндрю знал, что это ложь, даже не слыша тихого раздражения Рене. Некоторое время назад она взяла на себя смелость рассказать Эндрю о своей последней находке для подкаста, и когда Эндрю сказал ей — довольно решительно, учитывая следующий удар в живот, который она почти блокировала, — насколько ему всё равно, она извинилась, нырнув под другой удар, нацелившись в сторону Эндрю, и объяснила, что это потому, что Элисон и Нил не слушали подкасты, как она и Эндрю. Его это не тронуло; он слушал их только тогда, когда ему нужно было чем-то отвлечься от своих мыслей, а Ники не было рядом, чтобы болтать о чём-то бессмысленном. С другой стороны, возможно, она сказала ему, потому что знала, что он посмотрит этот конкретный подкаст после того, как они закончат спарринг.
Что также становилось проблемой, так это неспособность Эндрю понять, почему Нил лжёт. Он знал, что он лжёт, но не мог понять, почему слушать классическую музыку или нет — это то, что нужно скрывать. С другой стороны, Эндрю понял бы, если бы он сказал что-нибудь такое, могло бы разочаровать Кевина.
В конце концов вошёл лектор и подключил свой ноутбук к проектору, и аудитория была залита светом от PowerPoint. Эндрю прищурился от яркого свечения.
Он слышал, как некоторые из Лис, как и большинство присутствующих студентов, роются в своих сумках в поисках блокнотов и альбомов для рисования, чтобы делать заметки, но другие, включая Эндрю, не собирались делать то же самое.
— Разве ты не собираешься что-нибудь записать? — спросил Кевин у Сета.
Сет, откинувшийся на спинку стула с надвинутым на глаза капюшоном, в ответ показал только средний палец. Эндрю наклонился, чтобы получше рассмотреть реакцию Кевина, и, увидев его возмущения, почувствовал себя значительно лучше из-за своего решения посетить сегодняшнее занятие.
— Как ты собираешься запомнить всё, что тебе говорят? — спросил Кевин, хмуро застыв на месте.
— Мне не нужно запоминать. Ничто из этого не будет иметь отношения к моей теме.
Очевидно, это было неправильным высказыванием, поэтому Эндрю сделал пометку сказать что-нибудь подобное, если представится случай.
— Тогда ты пропускаешь что-то важное. Это не средняя школа. Тебе больше не сойдёт с рук такое дерьмо. Как ты можешь преуспевать, если пропускаешь собственные… — Кевин замолчал, махнув рукой в поисках подходящего слова. Очевидно, его нетерпение по поводу неадекватности не ограничилось им самим. Он перешёл на английский, и его возмущённый тон был намного громче в его акцентированном шёпоте. — Семинары. Если это твоё отношение к тому, чтобы быть студентом, то ты потерпишь неудачу в ту же секунду, как закончишь учёбу. Я надеюсь, ты будешь счастлив, работая в кафе всю оставшуюся жизнь.
— Пошёл ты, — прорычал Сет, заставив нескольких студентов в верхних рядах обернуться с любопытными взглядами и прервать лекцию. Эндрю весело улыбнулся им, и они быстро повернулись обратно. Однако он не собирался останавливать гнев Сета, вызванный чувством неполноценности. После недельных наблюдений Эндрю пришёл к выводу, что самое большее, что Сет мог бы сделать с Кевином, — это ударить его, и он быстро научится не прикасаться к вещам Эндрю. Кевину не о чём было беспокоиться, кроме, возможно, кровоточащих барабанных перепонок.
Сет продолжил на быстром чешском, как бы доказывая свою точку зрения.
— Некоторые из нас будут работать в кафе, как бы мы ни старались. Это, блять, несправедливый мир. Не всем из нас жизни преподносятся на грёбаном блюде. Бьюсь об заклад, ты жаловался, что твоя серебряная ложка недостаточно блестит.
Глаза Кевина сузились, подбирая достаточно слов, чтобы понять, что его только что оскорбили. Вместо этого он повернулся к Эндрю, как будто тот был более лёгкой мишенью, и рявкнул: — Ты должен делать заметки. Это твой класс.
Эндрю повернулся и посмотрел на Кевина с удивлённым выражением лица.
— Как странно. Это почти так же, как если бы ты подумал, что я спрашиваю твоего совета. Действительно, любопытно, что я не помню этой просьбы.
— Если ты так сильно хочешь делать заметки, почему бы тебе не написать их самому? — Сет вмешался с насмешливым тоном.
Кевин просто поднял левую руку, всё ещё в гипсе.
— Я левша.
— Жаль, — протянул Сет и снова натянул капюшон на глаза, чтобы откинуться на спинку стула.
Кевин проигнорировал его, а затем повернулся к Нилу.
— По крайней мере, ты пытаешься быть лучше. О чём ты только думаешь?
— Я ни о чём не думаю, — сказал Нил по-английски, и внимание Эндрю привлёк его акцент. Большинство Лис в той или иной степени говорили по-английски, но проскальзывал их родной акцент. Акцент Нила, с другой стороны, был отчётливо южно-английским. Эндрю вспомнил, как впервые услышал, как Нил говорит по-английски на выставке Лисичек. Он вспомнил, что тогда у него был типично чешский акцент.
Интересно.
— Я просто записываю названия этих ключевых понятий, — продолжил Нил, указывая на текущий слайд в PowerPoint лектора. — Чтобы я мог посмотреть это позже.
Возмущение Кевина вернулось вместе с небольшим недоверием.
— Вы все уже должны были это знать.
— Ну, а я нет.
— Как ты можешь рассчитывать овладеть чем-то, если ты даже не понимаешь основных принципов? — спросил Кевин. Нил проигнорировал его, к большому удовольствию Эндрю. — Не занимай оборонительную позицию только потому, что никто не подумал научить тебя правильно. Почему бы тебе не взять какую-нибудь другую книгу, кроме словаря?
— Почему бы тебе не отвалить? — сказал Сет. — Ты ведь понимаешь, насколько дороги книги по теории искусства, не так ли? Или библиотеки Эдгара Аллана просто покупают их для вас?
Трогательно виноватый взгляд Кевина был достаточным ответом. Нил проигнорировал всё это, его глаза метались между презентацией лектора и его собственным блокнотом, пока он что-то записывал, а затем его взгляд встретился с взглядом Эндрю.
Нил поднял бровь, глядя на него, как бы говоря,
что?
— Какой у тебя интересный акцент, — сказал Эндрю по-немецки.
Это привлекло внимание и Аарона, и Ники, хотя Аарон быстро потерял интерес к их разговору в пользу своих заметок, а Ники вернулся к тихому разговору с Дэн и Элисон.
— Я подумал, что южно-английский больше всего пробудит ирландские чувства Кевина, — сказал Нил на том же языке, и даже на немецком он звучал как родной.
— Ещё один скрытый талант, — задумчиво произнёс Эндрю. — Позвони поисковикам талантов.
— Может быть, мне стоит присоединиться к цирку, — сказал Нил по-английски, на этот раз с ливерпульским акцентом. Эндрю узнал его только по серии видеороликов, которые стали вирусными. Виноградные лозы, конечно, были идеальной длины для его медикаментозного внимания, и Эндрю любил цитировать их Ники в невозмутимой манере, которая заставляла того пытаться понять, было ли это намеренно или нет.
Кевин выплеснул свой кофе и нахмурился, глядя на мокрое пятно, расползающееся по его чёрной вельветовой рубашке. Он перевёл хмурый взгляд на Нила, который просто улыбнулся в ответ, когда встал, чтобы покинуть аудиторию, держа материал подальше от груди, чтобы он не обжигал кожу.
Эндрю пересел на освободившееся место Кевина и тыкал в Сета пальцем, пока они не поменялись местами. Эндрю нажал кнопку на телефоне Кевина, который тот оставил лежать на подлокотнике, а затем повернулся спиной к Сету лицом к Нилу.
— О, и мы подумали, что шляпа Ники — это клише, — сказал он и протянул пустую ладонь. — Цирки, — сказал он, затем протянул другую руку, изображая набор весов. — Беглецы, — он рассмеялся над краткой вспышкой паники на лице Нила, прежде чем она скрылась за хмурым выражением. — Ты думал, что спрятал это? От тебя разит кроликом.
— Я уже давно ни от чего не убегал, — сказал Нил.
— Ну, ты же знаешь, что они говорят. Однажды проблемный ребёнок — всегда проблемный ребёнок.
— Тогда мне интересно, что они говорят о тебе.
— Они этого не делают.
— Дай угадаю, никого не осталось в живых, чтобы что-нибудь сказать?
Эндрю рассмеялся над тем, как легкомысленно он пошутил об убийстве.
— Эта апатия не сулит ничего хорошего твоему здравомыслию.
— Люди всё время шутят о смерти. Это не значит, что они равнодушны к этому, когда это происходит прямо у них на глазах.
Эндрю постучал себя по виску двумя пальцами.
— Но мы уже обсуждали это раньше, да? Что-то подсказывает мне, что ты не такой, как большинство людей.
— Я думал, твой психотерапевт должен был сказать тебе перестать прислушиваться к голосам в твоей голове.
Улыбка тронула губы Эндрю, и он задался вопросом, что бы Би подумала о Ниле. Ей, вероятно, было бы почти так же весело разгадывать его, как и Эндрю.
— О, совсем наоборот, — сказал он. — Би не говорит мне, что делать. Это действительно освежает.
— Освежает, потому что это не работает? — сказал Нил так, как сказал бы любой, кто был категорически против терапии.
Эндрю склонил голову набок, когда улыбнулся, медленно и хищно.
— Ни один врач не может отговорить меня от этих проблем.
— Но твои лекарства тоже не помогают, не так ли?
О, ты понятия не имеешь, подумал Эндрю, но вместо этого просто указал на свою ухмылку.
— Разве нет? Разве ты не можешь сказать, что я счастлив?
Но Нил был прав. Несмотря на шесть различных видов лекарств, которые Эндрю прописывали на протяжении всей его жизни, ни один из двенадцати психиатров до Би не рассматривал тот факт, что так называемые «галлюцинации» Эндрю на самом деле были воспоминаниями. У него было достаточно симптомов, чтобы поставить диагноз и закрыть дело.
Но эй! Знаешь, они были первыми людьми, которые поверили тебе, когда ты солгал и сказал им, что твои маленькие мечты улетучились. А проблемы с гневом? Что ж, нет необходимости вникать в это. Антидепрессанты всё исправят, не так ли? Посмотри на эту сияющую улыбку!
— Я имел в виду другие таблетки. Ники сказал, что ты принимаешь что-то ещё, чтобы остановить… — он замолчал, явно подыскивая слово, когда «сумасшедшего» было бы достаточно.
Эндрю ухмыльнулся.
— Всё в порядке, Нил. Ты не ранишь мои чувства. Эта улыбка не остановится ни перед чем. Они позаботились об этом.
— Может быть, это было
недоразумение.
И, о, Эндрю не понравилось это слово.
О, нет, нет, нет. Давай не будем туда ходить, хорошо?
— Мне не нравится это слово, — сказал он, стиснув зубы в ухмылке, чтобы остановить свой раздражающе болтливый язык.
—
Недоразумение? — спросил Нил, потому что он был глуп.
Он ведь больше ничего не сказал, не так ли? Возможно, химеры растили своих детей с помощью капель в голову. По крайней мере, он воспринял ответную улыбку Эндрю как подтверждение. — Это странный выбор слова, на которое можно затаить обиду.
— У тебя нет права судить о проблемах других людей, — сказал Эндрю, которому наскучил этот разговор.
Он повернулся, сильно ткнул Сета в щеку и поднялся на ноги. Сет нахмурился, но снова поменялся местами. Едва он сел, как Мэтт встал, чтобы пропустить Кевина, теперь уже в другой рубашке, застегнутой до подбородка. Он выглядел очень раздраженным из-за того, что ему пришлось пропустить часть лекции. Эндрю не мог дождаться, чтобы увидеть его реакцию, когда он поймёт, что Эндрю остановил аудиозапись на его телефоне.
Лектор показал слайд с фотографиями работ, представленных студентами прошлого года, и Мэтт тихо присвистнул. Эндрю просмотрел ещё раз, прежде чем отбросить это в поисках чего-нибудь более интересного, что могло привлечь его внимание.
— Чёрт, — пробормотал Сет. — Ну, тогда это чертовски безнадежное дело.
— Чудеса случаются, — возразил Мэтт.
— Не полагайся на что-то столь несущественное, как чудо, — сказал Кевин. — Вы никогда не добьётесь успеха, если будете сидеть сложа руки и ничего не делать. Вместо того чтобы валять дурака, играя в кафе, начните продавать свои работы. Может быть, есть какие-то люди, которые хотят, чтобы в их гостиных висели некачественные работы.
— Я хочу, чтобы однажды ты посмотрел в словаре слово «бесчувственность», — раздражённо сказал Мэтт. — Я уверен, что твоё эго сотворит чудеса, увидев твою фотографию, напечатанную рядом с ним.
— Я уверена, что найдётся кто-то, кто оценит преданность Кевина, — сказала Рене, хотя Эндрю нашёл забавным, что она исключила себя из примера.
— О, так кем же ты одержим? — спросил Ники, щёлкая пальцами, пытаясь вспомнить имя, которое Кевин не переставал бормотать во сне. — Джереми?
— Кевин знает Джереми Нокса? — спросил Мэтт.
— Он провёл свой первый год в Эдгаре Аллане, — сказал Кевин, не отрывая взгляда от слайда презентации, хотя это были всё ещё неинтересные фотографии прошлогодних студенческих работ.
Ники усмехнулся.
— Ты бы не заткнулся о нём в ту же секунду, как Джереми вышел из кафетерия. Я не слышал, чтобы его имя произносили так часто в течение одного и того же получаса с тех пор, как Рене рассказывала мне об их проекте.
Как и следовало ожидать, Кевин резко развернулся лицом к Рене.
— Ты в паре с Джереми?
Рене выглядела удивлённой.
— Да. Я могу дать тебе его номер, если хочешь. Хотя я, конечно, уточню у него, если ты не против.
— Джереми должен согласиться, прежде чем подвергнуться нападению одержимости Кевина, — сухо сказала Дэн.
— Нет, я, э-э… — Кевин запнулся. — Всё в порядке, — он снова повернулся к презентации. На этот раз экран был пуст, но глаза Кевина не дрогнули.
Эндрю задавался вопросом, что такого было в Джереми Ноксе, что делало Кевина таким жалким. Он подумывал о том, чтобы организовать вмешательство, но знал, что если Джереми будет работать в паре с Рене на время этого проекта, то она будет следить за ним внимательнее, чем Эндрю. Он решил, что пока вмешиваться не стоит, но он будет следить за всем подозрительным. Это может быть мимолетным полётом фантазии, или это может быть чем-то более подходящим для навязчивого стремления Кевина. У него была привычка к гиперфиксации — либо побочный продукт его пребывания рядом с Рико, либо что-то врождённое.
Чтобы обезопасить Кевина, не дать ему сбежать обратно к Рико, ему нужно было отвлечься.
***
Раз, два, три, четыре, поворот.
Раз, два, три, четыре, поворот.
Один, два, три, четыре…
— Ты можешь остановиться? — Аарон застонал, глядя на Кевина, в то время как его палец остановился на той же самой строке, которую он пытался прочитать последние пять минут.
Кевин перестал расхаживать по комнате.
На пять минут.
Затем его нога начала постукивать.
Аарон захлопнул книгу и протопал в свою спальню. Его дверь с грохотом захлопнулась.
Ники вздохнул.
— Разве ты не можешь просто, — начал он. — Пойти на пробежку или что-то в этом роде?
У Ники, конечно, сложилось впечатление, что способы совладания с собой Нила Джостена применимы ко всем остальным, что, конечно же, было неверно.
— Нет, — сказал Кевин и постучал ногой снова, и снова, и снова. Он встал перед тем местом, где Эндрю лежал на диване, уставившись в потолок. Эндрю не обратил на него внимания. — Мы должны пойти в студию.
Эндрю медленно повернул голову к Кевину.
— А мы хотим?
Кевин в отчаянии заскрежетал зубами.
— У меня предстоящая выставка, и мне нужно подготовиться к ней.
— Подготовься, ложась спать, — сказал Эндрю, хотя он лежал на диване, на котором обычно спал Кевин.
— Нет. Мне нужно быть в студии. Мне нужно увидеть всё.
Эндрю напевал, как будто думал об этом.
— Эндрю, — сказал Кевин, и к разочарованию Эндрю в его голосе появилась нотка усталости.
Эндрю посмотрел на него так ясно, как только мог без тумана мании от его антидепрессантов. Нейролептики снова начали действовать. Би сказала, что всегда будет трудно найти баланс, даже не принимая во внимание тот факт, что тело Эндрю было создано зубами и магией, и что вмешательство химеры привело к редким побочным эффектам. А именно: неудача любой попытки исправить вызванную наркотиками улыбку Эндрю.
Кевин висел на краю обрыва, и единственное, за что он мог уцепиться, было его одержимостью. Это было всё, что у него было, и это было всё, чем он был. Кевин был в отчаянии, это было видно любому. Это было единственным, что наполняло его лёгкие воздухом и заставляло биться его сердце. Без этого Кевин был никем. Я был никем, и у меня ничего не было. Эндрю не позволял себе зацикливаться на ходячем мертвеце. Он отбросил эти опасные мысли в сторону и поднялся на ноги.
— Один час, и мы сделаем остановку по пути.
***
Остановка была уже знакомой.
Лисья Нора была такой же оранжевой в лунном свете, как и в солнечном. Хотя здесь было тише. Менее людно. Менее шумно. Ещё…
Эндрю не закончил эту мысль.
В полночь кафе было закрыто на несколько часов. Свет был выключен, и через окна Эндрю мог видеть, что деревянные стулья были перевернуты вверх дном и поставлены на каждый стол, чтобы легче было мыть полы. Жаль, что они будут идти по грязным следам, но,
ну да ладно.
Эндрю просунул палец в левую повязку и вытащил две тонкие иглы, которые он засунул туда ранее этим вечером.
— Что мы здесь делаем? — прошипел Кевин.
Эндрю проигнорировал его и всё равно проверил дверь, на случай, если один из Лисов забыл её запереть. Это было маловероятно, но значительно облегчило бы всю эту экскурсию. Как и следовало ожидать, дверь была заперта. Эндрю это не беспокоило. Он присел на корточки, пока замок не оказался на уровне глаз, а затем просунул одну из игл внутрь, прижав ухо как можно ближе, чтобы слышать каждый щелчок и скрежет ключей. Это не было тем же, что пробовать методы, которые он видел на онлайн-уроках, на замке собственной двери, но это было выполнимо.
— Эндрю, ты серьезно? — Кевин снова зашипел. Он был ужасным наблюдателем. По крайней мере, Рене могла быть спокойной во время своих этических срывов.
Как только он нашёл нужный ключ, чтобы вставить его на место, Эндрю приоткрыл дверь всего на несколько дюймов. Он отступил в сторону и жестом показал Кевину идти вперед.
— Колокольчик, — сказал он.
— Что? — спросил Кевин, и Эндрю просто смотрел на него, пока тот не понял, что он имел в виду. Он не возражал, что Кевин был медлительным; Эндрю сказал, что он будет отсутствовать один час, и только один час. Если Кевин потратит впустую это время в
Лисьей Норе, так тому и быть. Путь до квартиры Эндрю был короче, чем до кампуса.
В конце концов Кевин понял его. Он вздохнул и что-то пробормотал себе под нос, а затем просунул руку внутрь, чтобы схватиться за колокольчик над дверью. Как только он зажал его между пальцами и зашёл за дверь, он толкнул дверь достаточно широко, чтобы они вдвоём могли проскользнуть внутрь. Кевин закрыл её за собой и, что забавно, запер.
— Боишься, что кто-нибудь вломится? — спросил Эндрю. Дразнящая улыбка угрожала вырваться на свободу, прежде чем он стер её большим пальцем.
Кевин проигнорировал его. По крайней мере, теперь он научился вести себя тихо.
Эндрю нашёл дорогу к бару по лунному свету и воспоминаниям и нырнул в шкафчик под раковиной. Он просунул свои отмычки в замок и приступил к работе.
Он был недостаточно быстр.
Наверху послышались шаги, приближающиеся к низу лестницы. Эндрю слышал каждый тяжелый шаг вниз, каждую скрипучую ступеньку. Обладатель тяжелых шагов достиг первого этажа, а затем направился ко второй лестнице.
Шаг.
Шаг.
Шаг.
Эндрю изобразил на лице улыбку и натянул улыбку на губы, когда повернулся с полупустой бутылкой виски «Чивас» в руке.
— Привет, Дэвид Ваймак. Я впустил себя внутрь. Ты ведь не возражаешь, правда? Я и не думал, что ты это сделаешь.
— Это зависит от обстоятельств, — сказал Ваймак. — Ты что-нибудь сломал?
— Пока нет, — сказал Эндрю. — Я не видел ничего ценного.
— Кроме печати на моём виски.
— О, да. Кроме этого. Если нужно вернуть его, я могу занести утром. Прямо в мусорное ведро.
Ваймак шагнул к бару, и именно тогда лунный свет показал бейсбольную биту в его руке. Эндрю почувствовал, как его ухмылка исказилась от неподдельного веселья.
— Ох. Как неожиданно. Возможно, ты начинаешь мне нравиться.
— Не могу себе представить, почему, — хрипло сказал Ваймак. Когда Эндрю не пошевелился, он наклонился, чтобы взять кружку из шкафчика.
Эндрю почувствовал, как его плечи расслабились, только когда Ваймак снова отступил на своё место. Он разжал пальцы, крепко сжимавшие бутылку.
Ваймак забрал её у него и налил немного в кружку. Он посмотрел на Кевина, который всё ещё неловко стоял посреди кафе, как будто не знал, что с собой делать. Ваймак схватил другую кружку и налил немного виски и в неё.
— Я не помню, чтобы давал тебе ключ, — сказал Ваймак Эндрю. Затем он повернулся к Кевину. — Я помню, как говорил тебе не терять свой.
Эндрю очень медленно повернулся к Кевину.
— Потрудишься объяснить?
Кевин пожал плечами:
— Ты игнорировал меня всякий раз, когда я пытался что-то сказать.
Эндрю сузил глаза.
— Вы могли бы просто прийти в рабочее время, — сказал Ваймак. — Это было бы проще.
— Ах, да, я уверен, — сказал Эндрю. — Но Кевин предпочитает, чтобы никто не спал ночью.
Ваймак бросил на Кевина ещё один оценивающий взгляд, хотя на этот раз он был похож не столько на отца, ищущего сына в незнакомом человеке, сколько на человека, одержимого идеей второго шанса, который смотрит на Лису.
— Я плохо сплю, — сказал Ваймак. — У тебя есть мой номер и номер Эбби. Если взлом и незаконное проникновение не помогут, я бы посоветовал тебе использовать их.
Кевин только неуверенно кивнул.
Конечно, Лис, подумал Эндрю.
— Если ты собираешься делать это регулярно, я мог бы дать и тебе ключ, — сказал Ваймак Эндрю.
Это было странное предложение, но он только пожал плечами. Ему было всё равно. Есть ключ или нет, Эндрю пойдёт, куда ему заблагорассудится. С ключом или без ключа, Ваймак на самом деле не хотел, чтобы кто-то вламывался в его драгоценное кафе в нерабочее время. Он поднялся на ноги, завинтил крышку «Чиваса» и засунул отмычки обратно в повязку рядом с ножом, который лежал в ножнах на его запястье.
— Пойдём, Кевин, — сказал Эндрю. — Я думал, есть место, где ты хотел бы быть?
Кевин вздрогнул, выйдя из оцепенения при мысли о телефонном номере и возможности им пользоваться, и последовал за Эндрю к двери. Он молчал всю дорогу до здания, но, кажется, как только он переступил порог своей студии, его мозг остался снаружи.
— Я подумал, что мы могли бы сделать несколько натюрмортов в качестве разминки, — сказал он.
— Ты неправильно подумал, — сказал Эндрю, направляясь к своей мягкой подушке в углу студии. Это было недалеко от того места, где Кевин всё ещё стоял в дверях.
Студия Кевина была такого же размера, как и у любого другого студента-живописца, к большому разочарованию самого Кевина. Эндрю пропустил мимо ушей все разглагольствования по этому поводу, но такие фразы, как «пространство у стены», «естественное освещение» и «близость к грузовому лифту», застряли в его голове, как и всё остальное в эйдетическом минном поле разума Эндрю.
Он принёс своё кресло-мешок на второй день пребывания здесь Кевина, потому что столы постоянно были покрыты краской или штукатуркой, а Эндрю не мог позволить себе покупать новую пару джинсов каждый раз, когда ему приходилось сидеть с этим ребёнком. Он всё ещё недооценивал то, как часто ему придется сидеть с ним, но всё это было частью сделки. Пусть Кевин будет занят, пусть Кевин будет в безопасности. Кевин, конечно, не собирался выполнять
свою часть сделки, но было бы забавно посмотреть, как он пытается. Это было ненастоящим. Кевин
на самом деле не забота, это было просто первое, на что согласился Эндрю. И это было только потому, что то, что предложил Кевин, было неожиданным. Он знал, что дело безнадёжно, когда увидел его.
После того, как Эндрю с шумом устроился поудобнее в кресле-мешке, Кевин подошёл к нему. Он ткнул носком ботинка в мягкую подушку.
— Мы здесь, — сказал Кевин, констатируя очевидное. — Ты мог бы также извлечь из этого максимум пользы.
— Пока ты не начал говорить, я и делал это.
— Эндрю.
— Кевин.
Кевин застонал от разочарования.
— Почему ты не хочешь мне помочь? Что мне нужно предложить тебе, чтобы ты мне помог?
Вот это уже больше похоже на правду.
— У тебя нет ничего из того, что мне нужно.
— Это неправда, и мы оба это знаем.
Эндрю поднял бровь.
— Ты не можешь предложить мне одно и то же дважды.
— Разве?
Эндрю указал на пустую комнату.
— Я не вижу ничего, вокруг чего можно было бы строить свою жизнь после окончания учёбы, а ты?
— Оно было бы, если бы ты приложил некоторые усилия. Если бы ты только
попытался…
— Кевин, Кевин, Кевин. Ты забываешь своё место. Я здесь не ради
тебя. Я в Праге не ради
тебя. Как бы удивительно это ни было, меня не волнует, чего ты хочешь, — Эндрю демонстративно проверил своё запястье, как будто смотрел на часы. — У тебя есть только тридцать минут.
— Ты делал остановку. Это не считается.
— Двадцать девять.
Кевин ещё глубже засунул носок ботинка в мягкую подушку, но затем развернулся и направился к своему столу. Это было как раз вовремя.
Эндрю откинулся назад, шарики зашуршали и заскользили под его весом. Когда он замер, то же самое сделали и они. Он наблюдал за работой Кевина сквозь ресницы, чтобы Кевин не догадался, что он наблюдает за ним. Он не мог позволить Кевину думать, что Эндрю не всё равно, потому что это было не так. А Кевин, вероятно, сделал бы что-нибудь из ничего.
Он также, скорее всего, сделал бы ничего из чего-то. Он провёл годы, думая, что он на стороне Рико, хотя на самом деле Кевин был его игрушкой. В течение нескольких месяцев критики спорили о том, сдерживал ли Рико Кевина, недооценивал ли Кевин себя, чтобы не затмить Рико. Они хотели знать, было ли это делом рук Тецудзи.
Кевин не лгал, когда сказал, что его рука была сломана в Мюнхене, когда они с Рико вербовали потенциального Ворона, но это была только половина дела. Когда они вернулись в студию, которую снимали, Тецудзи натравил Рико и Кевина друг на друга. Кевин настаивал на победе Рико, но Эндрю сомневался, что тот был настолько плохим победителем, поскольку был убеждён, что выиграл нечестно. Как только они вернулись в отель, Рико сломал Кевину руку.
Теперь, когда Кевин по-настоящему погрузился в свою работу и одержимость, Эндрю открыл глаза и стал смотреть на него более внимательно. Рука Кевина всё ещё была в гипсе, но Эндрю представил себе форму паутинных шрамов на его коже. Конечно, у него было много ориентиров.
Эндрю знал, что это был не первый раз, когда Рико поднимал руку на Кевина,
но Кевин не ушёл так же, как Эндрю. До тех пор, пока Рико не принял то, что значило для него слишком много. Кевин мог взять или оставить свою безопасность, свой комфорт, свою гордость. Но он не мог позволить Рико забрать его одержимость.
Хотя Кевин, похоже, тоже не мог оставить её себе. Эндрю знал, что пройдёт совсем немного времени, и Кевин будет бороться с Эндрю, чтобы тот позволил ему вернуться. Тот факт, что Кевин сбежал в первую очередь, был исключением из круга злоупотреблений. Если бы Тецудзи позвонил и сказал Кевину бежать домой, он бы так и сделал. Эндрю мог себе представить, что попытался бы сделать Тецудзи, если бы он отказался. Кевин был бы слишком напуган, чтобы сказать «нет».
Так что Эндрю придётся сделать это за него.
— Эндрю, — сказал Кевин, хотя не обернулся от того места, где оценивал план своего выставочного макета. — Иди сюда.
Что ж, практика доводит до совершенства, подумал Эндрю. Он ещё больше откинулся на спинку кресла-подушки.
— Нет.
***
Учитывая количество дерьма, с которым Эндрю пришлось мириться за последний месяц, он
надеялся, что последний день января пройдёт спокойнее.
Но это было не так.
Эндрю по воспитанию спал чутко и просыпался от открывания и закрывания кухонных шкафов. Он потянулся, чтобы проверить время на своём телефоне, открыв его одной рукой и щурясь от яркого света, пока его глаза не привыкли к показаниям 07:32. За двадцать восемь минут до того, как зазвонит его будильник, за двадцать шесть минут до того, как зазвонит будильник Аарона, — потому что он использовал настоящий будильник, несмотря на то, что он работал на две минуты медленнее, — и за пятьдесят восемь минут до того, как зазвонит будильник Ники. Эндрю хотел, чтобы Ники переключился на будильник, а не на свой телефон, потому что тогда оптимистичная музыка не гремела бы по квартире каждое грёбаное утро.
Полоски таблеток Эндрю остались на его столе, но он решительно отказался смотреть на них. Это было испытание на выдержку, а у Эндрю были годы практики. Поэтому вместо того, чтобы прокалывать фольгу и глотать всухую, Эндрю сбросил с себя одеяло и натянул нарукавные повязки и толстовку. Ткань царапала кожу, но это скоро пройдёт. Это было ненастоящим. Просто побочный эффект, просто новейшее проявление зависимости.
Ему нужна была сигарета.
Он проигнорировал назойливые мысли и направился на кухню, чтобы понять, почему Кевин решил, что в его интересах будить Эндрю раньше, чем необходимо. Он знал, что это был Кевин, а не какой-то незваный гость, потому что входная дверь квартиры была заперта на засов, и Эндрю просыпался, когда люди поднимались по лестнице задолго до того, как они добирались до входной двери.
Кевин был на кухне, опустошая один из верхних шкафов. После того, как он убрал почти всё, он выругался про себя, а затем принялся складывать всё обратно. Так не пойдет. Слишком много шума по слишком незначительной причине.
Эндрю думал, что их нелепые ночные походы в студию Кевина обуздают его непрекращающуюся потребность быть продуктивным каждый час дня, но, похоже, Эндрю был слишком оптимистичен.
Представь себе это.
Как только Кевин открыл другую дверцу шкафа и достал банку со спагетти, Эндрю заговорил.
— Мы храним запасные корешки в шкафчике под раковиной.
Кевин вздрогнул, выронив банку. Он попытался схватить её левой рукой, но без пальцев, чтобы поймать её, банка просто отскочила от руки Кевина, и он зашипел от боли. Так ему и надо за то, что он слишком рано разбудил Эндрю. В сутках было не так уж много часов, которыми Эндрю мог наслаждаться, и каждый из них он проводил во сне.
— Какого хрена, Эндрю?
— Я мог бы сказать то же самое о тебе, — сказал Эндрю, подходя и протягивая руку в молчаливом требовании. Когда Кевин протянул левую руку, Эндрю потянул за липучку шины, пока не смог снять её с запястья, и засунул под мышку, оценивая руку Кевина на предмет повреждений. Эндрю не совсем понимал, что он ищет, но он достаточно хорошо знал синяки. Кевин ничего не сказал, но подергивание его пальцев достаточно говорило о его растущем беспокойстве. — Итак, что на этот раз, хм? Удалось ли Рене выкарабкаться? Я уверен, Ники был бы рад помочь тебе написать любовный сонет для Джереми, но, увы, я не в настроении.
Кевин указал в сторону гостиной.
— Рико.
Эндрю знал, что маловероятно, что Рико был в их гостиной, но, учитывая, что Рико был скользким ублюдком с достаточным количеством денег, чтобы финансировать изобретение телепортации, Эндрю вытащил нож из своих повязок.
Рико не было в их гостиной, но он был на экране телевизора.
Или он был в главном ролике на телевидении. Эндрю ненадолго задумался о том, чтобы назначить Кевину экспозиционную терапию, потому что видеть лицо Рико и паниковать из-за этого было действительно тем, на что у Эндрю не хватало терпения. Но затем телевидение переключилось на студию отдела новостей, и ведущий объявил, что Рико Морияма скоро придёт на интервью.
С тех пор как Кевин перешёл в Пальметто, от Эдгара Аллана не было ни единого сообщения о его травме. Эндрю стало не по себе, потому что кто-то должен был что-то сказать об этом; Кевин был одним из Воронов, учился с лучшими возможностями, которые преподносились ему на блюдечке с голубой каемочкой, и уходить, чтобы перевестись в значительно менее финансируемую художественную школу, было не совсем нормально.
Но глава Эдгара Аллана, Луис Андрич, ничего не сказал, Вороны ничего не сказали, а Рико явно отсутствовал.
До выхода Рико оставалось ещё несколько минут, так что Эндрю направился обратно на кухню, чтобы сварить кофе. Кевин был так добр, что уже приготовил один, и Эндрю схватил его со стойки, пока Кевин доставал молоко из холодильника. Эндрю зачерпнул достаточно сахара, чтобы сделать его пригодным для питья.
— Эй! Это был мой! — сказал Кевин, когда снова обернулся.
Эндрю облизал кружку до самого края и вернул ее Кевину.
— О, я не знал.
Кевин отодвинулся от кружки, как и ожидал Эндрю, и поставил пакет с молоком на стойку, а сам пошёл налить себе ещё одну кружку. Эндрю взял молоко и добавил немного в свой только что заявленный кофе, и вернулся в гостиную как раз вовремя, чтобы увидеть, как Рико выходит на экран телевизора в нелепом наряде.
На самом деле, белая рубашка с высоким воротником и белые брюки с завышенной талией напомнили комментарий Ники о том, что он «сливается с толпой». Даже узкие чёрные солнцезащитные очки, которые не служили никакой цели в хорошо освещенной телестудии, были жалким криком о внимании.
Эндрю сбросил одеяло и подушку Кевина на пол и сел на их продавленный диван.
Интервьюер, мужчина лет сорока с небольшими, со слишком белыми зубами, посмотрел на Рико.
—
Как ты реагируешь на новость о переводе Кевина?
Рико изобразил явно фальшивую грусть на лице.
—
Мы будем оплакивать его отсутствие в Эдгаре Аллане, это точно. Кевин — мой брат, и я желаю ему всего наилучшего в… простите, я забыл название этого маленького университета! — Рико рассмеялся, как будто его притворное невежество было внутренней шуткой интервьюера.
—
Пальметто, — подсказал интервьюер. —
Но тот, что в Праге, а не в Америке.
—
Ах, вот оно что. Да, я желаю Кевину всего наилучшего в Пальметто. Я уверен, он будет отличным наставником.
— Наставником? — повторил интервьюер. —
Разве он не будет студентом?
Рико сделал паузу, и полуулыбка на его лице была наигранной неловкостью и сочувствием.
—
Я знаю, что Пальметто опубликовало заявление, в котором говорилось, что Кевин возьмет отпуск, а затем вернется к учебе в Праге, но они не раскрыли серьёзность травмы Кевина. Видите ли, он сломал руку, катаясь на лыжах.
— Ты, должно быть, издеваешься надо мной, чёрт возьми, — сказал Аарон с порога. Эндрю не потрудился оглянуться и был доволен тем, что проигнорировал его, когда он сел на одну из мягких подушек, потягивая свою чашку кофе.
— Вот почему мы так долго не делились новостями, — продолжил Рико. —
Мы были слишком опустошены. Даже Кевин не сказал мне о степени своей травмы, он покинул Лондон, как только врачи выписали его.
— Ты хочешь сказать, что не поддерживал с ним связь?
— Я пытался. Травма была нанесена Кевину, но мы все пострадали из-за нее. Некоторые из нас, включая меня, не могли смириться с реальностью того, что означал этот несчастный случай. Мы с Кевином выросли вместе. Мы строили свою жизнь вокруг Воронов и нашей парной работы. Я не мог поверить, что мы его потеряли. Я не мог смириться с тем, что наши мечты рухнули. Я думаю, что Кевин такой же, вот почему ему нужно было какое-то время побыть в другом месте.
— На какое-то время? Как ты думаешь, Кевин вернётся в Англию?
— Конечно. Мы выросли в Лондоне. Что бы ни могла предложить Прага, дом Кевина здесь, в Великобритании.
— Если бы Кевин смотрел это, что бы ты хотел, чтобы он знал? Что бы ты ему сказал?
Рико посмотрел прямо в камеру, в самой банальной манере, на какую только был способен.
—
Кевин, ты знаешь, где твоё место. Ты мой брат, и ты Ворон. Ты должен обучать будущих Воронов, продолжая наше наследие здесь. Эдгар Аллан — твой дом.
Интервью было сокращено до главной студии, где два других ведущих добавили напутственные слова, а затем перешло к рекламным роликам.
На этот раз Аарон ничего не сказал, хотя и хмурился, глядя на экран. Кевин выглядел так, словно превратился в мрамор, навсегда застыв с выражением страха на лице. Как и следовало ожидать, он повернулся к Эндрю. Эндрю знал, что скажет Кевин, какую-то вариацию того же бесхребетного дерьма, которое он нёс с тех пор, как приехал в Прагу: мне нужно вернуться, Рико убьет меня, я не должен быть здесь, и так далее, и тому подобное. Эндрю никак не отреагировал на интервью, он уже знал, чем всё это закончится. Он тоже не ответил на взгляд Кевина и не предложил никаких заверений. Кевин всю неделю ныл о том, каким дерьмом был Пальметто по сравнению с Эдгаром Алланом, а теперь Рико предлагал ему работу и говорил, что его дом в Англии. Кевин приползёт обратно меньше чем через неделю, если Эндрю не положит этому конец.
Он знал, как лучше всего сделать это, даже если этот план не особенно нравился Эндрю. Тем не менее, он привык делать всё возможное, чтобы выполнить свою работу. Он вытащил свой телефон из кармана толстовки и набрал номер телефона.
Как только гудок прекратился, Эндрю только сказал:
— Студия рисования «два», —прежде чем повесить трубку.
Приняв душ и одевшись, он заставил себя позавтракать — шоколадным брауни из партии, которую Ники испек двумя днями ранее, — и отказался от дозы антидепрессантов. Однако он принял нейролептики. Ему нужна была ясная голова. Вскоре полоска антидепрессанта была завернута в одну из его перчаток, и он сунул её в карман пальто. Сила воли Эндрю была сильнее, чем у большинства, но зависимость была той сукой, с которой ему ещё предстояло справиться.
Полчаса ушло на то, чтобы бросить Кевину пальто и отвезти его в это жалкое подобие кафе, где с ним нянчились и хотя бы немного защищали. Кевин был не слишком доволен тем, что Эндрю находился более чем в пяти метрах от него, но у Эндрю уже был один
брат-близнец, и он не хотел иметь сросшегося с ним ребёнка на стороне. Но он сказал Кевину, что тот будет в безопасности, что Рико в Лондоне и что ему нужно кое о чём позаботиться. В конце концов Кевин согласился. Эндрю недостаточно знал Дэвида Ваймака, чтобы открыто доверять ему, но он знал, что может рассчитывать на то, что он присмотрит за своим давно потерянным сыном в течение часа или двух. А если нет, то Эндрю просто придется его убить. Он сомневался, что это будет большой потерей для мира.
***
План Эндрю начал осуществляться вскоре после того, как он прибыл в студию Кевина. Он услышал, как хлопнули двери здания, и достал свой телефон. Он устроился поудобнее, насколько это было возможно, закурил сигарету и притворился, что пробыл здесь гораздо дольше, чем на самом деле.
Когда дверь в студию Кевина открылась, заставка
змейки только загрузилась. Он даже не фокусировался на словах или яркой анимации, а скорее на негативном промежутке между ними.
— Ты как хорошо обученный щенок, — сказал он. — Только позвони, и ты прибежишь.
— Ты бы предпочел, чтобы я игнорировал тебя? — спросил Нил.
Эндрю захлопнул телефон и сунул его обратно в карман, прежде чем со скучающим видом взглянуть на Нила.
— Кевин с Дэвидом Ваймаком.
— Он, наконец, разговаривает с ним?
— Я не знаю, сколько будет разговоров, когда Кевин упадёт в обморок пьяным, — сказал Эндрю.
— Он видел интервью, — предположил Нил.
Хорошо, подумал Эндрю.
Это значительно экономит время на изложении последней главы трагической истории Кевина.
Это был не вопрос, поэтому Эндрю не ответил. Он сделал затяжку, и когда его свободная рука впервые дернулась в попытке отдёрнуться —
Спасибо, Би! — он сунул её в передний карман своей толстовки. Он полностью контролировал ситуацию. Нил занял место за пустым столом с несколькими суккулентами и кактусами, сдвинутыми в угол. Растения не принадлежали Кевину, поэтому Эндрю предположил, что они были оставшимся подарком от студента, которому раньше принадлежала эта студия. На мгновение Эндрю вообразил, что Кевин выгнал его, но потом передумал, потому что ему больше нравилась мысль о том, что Кевин никогда не добивается своего.
— Кевин собирается вернуться в Эдгар Аллан, — сказал Эндрю.
Нил, казалось, не удивился, так что он, должно быть, пришёл к тому же выводу, что и Эндрю, когда смотрел интервью Рико. И всё же его слова не соответствовали отсутствующему выражению лица. Это было всё равно что смотреть в зеркало в доме смеха:
загляни в зеркало и увидишь, что всё перевернуто!
— Нет, — сказал он. — Он не может вернуться.
— С чего бы? — насмехался Эндрю.
— Рико сломал ему руку.
— А у Кевина нет позвоночника. Рико просит его вернуться домой, а Кевин спрашивает, как быстро.
— Разве ты не должен остановить его? Это было обещание, верно?
— Как ты думаешь, почему я здесь?
Нил нахмурился.
— Я не понимаю.
Эндрю вздохнул, если бы у него были на это силы. Ему не нравилось объяснять всё неумелым людям почти так же сильно, как не нравилось посвящать Нила в сделку с Кевином.
Тем не менее, это нужно было сделать. То, что нравилось или не нравилось Эндрю, не имело значения.
Эндрю поднял два пальца на правой руке.
— Кевин говорит, что через два года ты закончишь университет с отличием, — он добавил третий палец. — Три, и ты будешь участвовать в групповых выставках, — он добавил свой большой палец и мизинец. — Пять, и ты будешь проводить персональные выставки в самых известных галереях современного искусства в мире. Он так уверен в этом, что включил тебя в свой пятилетний план, разве это не отвратительно?
— Он сделал что? — Нил уставился на него широко раскрытыми глазами.
— Кевин хочет сделать тебя звездой, — сказал Эндрю. — Так что позволь ему. Возьми то, что он тебе даёт, и докажи, что он прав.
— Почему? — спросил Нил. — Почему ты хочешь мне помочь?
— Потому что ты будешь хорошенькой помехой. Если ты будешь на стороне Кевина, будешь держать язык за зубами и поддерживать его на плаву, он не вернётся в Эдгар Аллан.
— И тогда он сможет выполнить свою часть твоей сделки, — сказал Нил, наконец поняв это.
Просто чтобы противоречить, Эндрю сказал:
— Я сомневаюсь в этом, но он может попытаться, — он пожал плечами, но при этом слегка толкнул карман пальто, отчего таблетки зазвенели. Его желудок сжался, как будто пытаясь проложить себе путь к наркотикам или от них: Эндрю не знал, к чему именно, он не думал, что в тот момент мог отличить верх от низа. Он взглянул на часы через плечо Нила, как только смог оторвать взгляд от выпуклости в кармане, и решил, что это достаточно близко к его утренней дозе, чтобы не сильно нарушить его расписание. Он проигнорировал голос в своей голове, шепчущий,
ах, но это то, что он хочет, чтобы ты думал. Ты не можешь оправдать это.
Он затушил сигарету об пол и достал из кармана полоску с таблетками, заставляя свою руку двигаться в обычном темпе, а не выхватывать её, как того хотела его рука. Освободившись из пластиковой и фольгированной тюрьмы, таблетка покаталась по контурам его ладони, пока не остановилась в середине. Эндрю отказывался смотреть на неё, пока полоска не оказалась у него в кармане. Он взял таблетку пальцами и поднёс её к лучу утреннего солнечного света, поворачивая её так и сяк, на мгновение подумав о том, чтобы сжать, пока она не вылетит из его рук в угол студии и, вероятно, упадёт между истёртыми половицами, чтобы никогда не быть найденной снова.
— Итак, что для этого потребуется? — спросил Эндрю, вопрос был адресован Нилу, хотя он и не мог заставить себя посмотреть в его сторону.
Голос Эндрю поразил Нила после продолжительного молчания, и тот догадался, что Нил забыл, что они обсуждали. Он не стал дожидаться, пока Нил догонит его. Он пренебрежительно махнул рукой, а затем, наконец, сунул таблетку в рот.
— Мы едем в
Сумерки в пятницу. У тебя есть больше двух дней, чтобы принять решение. Разве я не великодушен? А теперь, — Эндрю оттолкнулся от подушки и встал на ноги. — Тик-так, говорят часы. До свидания.
Эндрю вышел из студии, даже не взглянув на Нила.
