Нил привык к тому, что Кевин появляется на пороге его дома посреди ночи, поэтому, когда Кевин постучал в его парадную дверь в пятницу вечером, он был готов уйти.
Когда трамвай остановился, Нил встал, чтобы выйти, но Эндрю схватил его за подол пальто и дернул обратно на сиденье. Нил повернулся к нему, ожидая объяснений, но Эндрю только улыбнулся.
— Тебе никогда не надоедает убегать? — весело спросил он.
Нил проигнорировал его.
Они не сходили с трамвая, пока Нил не узнал дорогу к
Лисьей Норе. Теперь он знал, что не стоит ждать объяснений, поэтому не стал спрашивать.
Они остановились у оранжевого дверного проема. Табличка «закрыто» была хорошо видна в стеклянной витрине, но Эндрю, казалось, потерял способность читать. Он достал пару отмычек из одной из своих нарукавных повязок, но Нил оттолкнул его руку в сторону. Удивительно, но Эндрю отступил в сторону и протянул отмычки в знак предложения. Нил проигнорировал их и достал ключи из кармана пальто.
— О, какое разочарование, — сказал Эндрю и протиснулся мимо Нила, чтобы войти первым.
Свет был выключен, но Эндрю, очевидно, знал, где находятся выключатели, достаточно хорошо, чтобы найти их в темноте. Нил повернулся к Кевину, чтобы узнать, даст ли он какие-нибудь ответы на незаданные вопросы, но тот только последовал за Эндрю вверх по лестнице. Нил на секунду прикусил губу, гадая, не вышвырнет ли Ваймак его из единственного дома, который у него был, и пристроился сзади.
Они не остановились на втором этаже. Эндрю поднялся на третий этаж и остановился у двери квартиры Ваймака. Он посмотрел на приветственный коврик и прочитал вслух: «Дом, милый дом». Затем он с усмешкой посмотрел на Нила.
— Как будто что-то, связанное с Ваймаком, можно назвать милым.
Нил был почти уверен, что приветственный коврик — подарок Эбби, но предпочёл промолчать.
— Я не думаю, что у тебя есть ключ от этой двери, а? — спросил он Нила наигранным шёпотом.
— А что, ограбление в процессе?
— Может быть, так оно и есть. Ты донесёшь на нас? — спросил Эндрю, судя по голосу, его развлекла эта мысль. — Я думал, что наше сотрудничество сделает тебя более командным игроком. Я думаю, ты действительно Лис, — Эндрю протянул Кевину руку ладонью вверх, и Кевин достал свою собственную связку ключей и протянул их ему. Эндрю отпер дверь и распахнул её. — Что ж, похоже, ты не фаворит.
— У тебя тоже нет ключей, — сказал Нил и последовал за ними внутрь. В гостиной царил такой же беспорядок, как и в кабинете Ваймака внизу, в кафе. Диван был единственной чистой поверхностью в комнате; всё остальное было завалено бумагами и пустыми кофейными кружками. В отличие от кабинета, Нил не мог заметить переполненную пепельницу. Он задумался, было ли это и в интересах Эбби тоже.
Эндрю и Кевин направились прямо к шкафу в углу, и первый присел, чтобы открыть нижнюю дверцу шкафа, обнажив коллекцию DVD-дисков. После короткой паузы, проведя пальцем по названиям, Эндрю вытащил их и полез дальше в шкаф. Он отдёрнул руку с бутылкой виски.
— Успех.
— Ты не мог взять это внизу? — спросил Нил, вспомнив, что Эндрю знал, где Ваймак спрятал алкоголь под стойкой бара.
— Не так весело, — сказал Эндрю. — Кевин уже заставил меня отменить наши обычные планы на вечер пятницы.
Сердце Нила пропустило удар при звуке скрипа половицы дальше по коридору. Он резко обернулся и осмотрел комнату в поисках выхода. Они были на третьем этаже, что определённо сломало бы ему ноги, если бы он прыгнул, но если бы он мог найти внешний пожарный выход или какой-нибудь выступ окна, чтобы спрыгнуть вниз...
— Привет, Папмак, — крикнул Эндрю через плечо. Нила это имя настолько смутило, что он обернулся и увидел Ваймака, стоящего в дверях.
— Ты хоть представляешь, как я ненавижу просыпаться так рано, чтобы найти тебя в моей квартире? — сказал Ваймак с раздраженным вздохом, ущипнув себя за переносицу.
Эндрю поднял пустые руки в невинном жесте, которому никто не поверил. Должно быть, он передал Кевину виски как раз перед тем, как Ваймак появился в поле зрения.
— На этот раз я ничего не сломал, — сказал Эндрю.
— Я поверю в это после того, как проверю всё, что у меня есть, — затем Ваймак переключил своё внимание на Нила. — Я вижу, они втянули тебя в свои неприятности.
— О нет, — сказал Эндрю. — На самом деле это Нил потащил
нас за собой. Ты не поверишь, насколько он умеет манипулировать людьми.
Ваймак повернулся к Нилу, приподняв бровь. Когда он заговорил, это было явно для ушей Эндрю, хотя он и обращался к Нилу.
— Ты можешь «манипулировать» ими, чтобы они ушли? Некоторые из нас спят ночью.
— Только не Нил, — размышлял Эндрю, направляясь с Кевином к двери. — Я думаю, что Нил вампир.
— Я думаю, что ты заноза в моей заднице. А теперь убирайся, — Ваймак провёл их по коридору и придержал входную дверь. Он пропустил Эндрю и Кевина, но протянул руку, чтобы остановить Нила. — Ты в порядке?
— Я в порядке, — сказал Нил, хотя это не заставило Ваймака опустить руку. — Мы направляемся в студию.
Ваймак хмыкнул.
— Скажи этому гремлину, что он должен мне ещё одну бутылку виски и что я не хочу его отбросов. Если он попытается положить полбутылки обратно в мой шкаф, он может попрощаться с моим виски.
— Хорошо.
Ваймак опустил его руку, и Нил нашёл Эндрю и Кевина у входной двери на первом этаже. Они уже выключили свет в кафе, но даже в тусклом свете уличных фонарей снаружи Нил видел, что нетерпение Кевина неуклонно растёт. Нил был тем, кто их задержал, но, судя по презрительному взгляду, который Кевин бросил на Эндрю за то, что тот прикурил сигарету, он был недоволен отсутствием у него торопливости.
Как только они добрались до студии, Кевин сразу же заставил Нила делать наброски. Он поставил бутылку виски, которую Эндрю украл у Ваймака, в центр комнаты и велел Нилу сесть напротив неё. Бутылка была почти пуста, большая часть её содержимого вылилась в кружку, которую Эндрю держал в руках.
Пока Кевин проводил Нила через те же самые разминки, Нил понял, что вчерашний урок стал ледоколом для отношения Кевина. Его беглый комментарий вызвал скорее гневное разочарование, чем что-то враждебное, к чему Нил привык, поэтому он попытался оценить разницу. Ему почти удалось, но затем Кевин поручил ему снова поработать над рисованием непрерывных линий. Любой прогресс, которого он добился прошлой ночью, был унесён часами, а нетерпение Кевина привело к появлению недружелюбия. Нил чувствовал, как с каждой новой страницей растёт его разочарование из-за невозможности закончить набросок, прежде чем его заставят перейти к следующему. Это сделало его реплики более жесткими, злыми, менее контролируемыми, но, когда Кевин проверил его работу, он просто кивнул и перешёл к следующему упражнению.
Нил и раньше рисовал вслепую, но процесс обычно включал в себя только взгляд на объект или музу и невозможность взглянуть на свою работу, пока он не закончит. Однако по указанию Кевина процесс «слепого» рисования перешёл на новый уровень. Чёрная ткань, повязанная вокруг его головы, закрывала всё зрение, лишая его чувства, на которое он полагался больше всего. Его мать ударила бы его наотмашь за то, что он на что-то полагался. Она знала, насколько вероятно, что его зрение может пострадать, и без неё Нил не мог вспомнить, как он должен был справиться с этим.
Несмотря на знакомое царапанье графита по бумаге, Нил не мог сосредоточиться на текущей задаче. Он даже не мог вспомнить, что должен был представить перед своим мысленным взором. Инстинкт самосохранения боролся с его потребностью совершенствоваться и превратился в почти изнуряющую панику.
Чья-то рука обхватила его сердце и
сжала. Каждый вдох ощущался так, словно его вытаскивали из-под поверхности земли, и ему приходилось прорываться сквозь расплавленную породу и затвердевшую кору, чтобы добраться до лёгких. Его руки дрожали.
— Нил.
Он почувствовал, как что-то шевельнулось у него на голове, и инстинктивно рванулся вперёд, хотя его руку схватили и прижали к груди, удерживая. Что-то было вложено в его ладонь, и Нил отодвинулся, но затем наконец смог видеть и прерывисто вздохнул, когда его глаза привыкли к освещению в студии. Эндрю сидел перед ним, скрестив ноги, и его можно было узнать только по его ботинкам на платформе и чёрным джинсам. С такого близкого расстояния Нил мог разглядеть потертости на носках и сосредоточился на них, пока его сердцебиение не выровнялось.
Он разжал пальцы и уставился на повязку, зажатую в его ладони. Он не думал, что такая мелочь может так сильно повлиять на него, но дезориентация из-за его неспособности видеть вызвала в его сознании кошмары. Каждый раз, когда он моргал, он вспоминал об ограниченном зрении, усиливая своё восприятие звука, осязания и запаха. Это только ухудшало ситуацию.
— Нил.
Пустота в тоне Эндрю наконец пробилась сквозь жужжание в ушах Нила. Нил перевёл взгляд на его лицо и слишком поздно понял, что перестал рисовать. Оглядываясь назад, это имело смысл: его повязка была снята, и он не развязал её. Нил сомневался, что Кевин прервал бы их упражнение, если бы Нил всё ещё работал. Когда он перевёл взгляд на Кевина, выражение его лица было напряжённым, в нём боролись беспокойство и чувство вины.
Нил с трудом сглотнул и попытался вспомнить, как дышать. Он сомкнул пальцы вокруг ткани, чтобы не смотреть на неё, и протянул Кевину.
— Я в порядке. Давай займёмся следующим делом.
Он ожидал, что Кевин будет спорить с ним по этому поводу, как это сделали бы Мэтт, Дэн или Ники, но тот только кивнул. Нил предположил, что, когда он рос в школе Эдгара Аллана, встать и двигаться дальше было лучшим вариантом. Ему не нужно было просить свой альбом для рисования. Эндрю уже забрал его у него и теперь возвращал. Когда Нил схватил альбом, Эндрю на мгновение ухватился за другой конец. Он наклонился вперёд и ухмыльнулся.
— Привет, Нил. Честность ужасно на тебе смотрится.
Нил вырвал его из рук Эндрю и перевернул страницу. Он снова перевернул страницу, чтобы не видеть сквозь бумагу обратную сторону того эскиза, и посмотрел на Кевина.
Кевин не упомянул о том, что произошло. Он призвал рисовать более непрерывные линии, чтобы на этот раз Нил мог видеть, но продолжал бросать на него взгляды с другой стороны бутылки. Нилу пришлось игнорировать их всего пять минут, прежде чем Кевин тоже двинулся дальше. Он встал со своего места и подошёл к столу. Нил последовал за ним и без возражений натянул протянутые ему хлопчатобумажные перчатки.
— Не волнуйся, Нил, — сказал Эндрю, всё ещё сидя на полу. Теперь он откинулся назад, опираясь на руки, и, казалось, был доволен тем, что потратил свой вечер, наблюдая, как они вдвоём работают без всякого вклада. Нил не мог сказать, была ли кружка, которую он оставил на столе, пустой, или Эндрю решил, что с него хватит. — Кевин долго не продержится в этой индустрии. Твои грязные руки не причинят большого вреда.
Кевин резко повернулся к Эндрю.
— Ты думаешь, я этого не знаю? По крайней мере, я пытаюсь. Ты позоришь нашу профессию… — он оборвал себя, когда понял, что Эндрю игнорирует его, и вернулся к отпечаткам. — Пятнадцать минут, — сказал он, демонстративно не глядя на Эндрю. — Проведи пятнадцать минут со мной в студии. Если ты всё ещё хочешь, чтобы я разорвал нашу сделку после этого, я уйду.
Эндрю посмотрел на Кевина, и на его лице не было и следа его лекарственной улыбки.
— О, Кевин. Ты ходишь по краю лезвия. Мне не нравятся люди, которые нарушают свои обещания.
— А мне не нравятся люди, которые мешают мне пытаться выполнить своё, — сказал Кевин, поворачиваясь лицом к Эндрю с твёрдой челюстью. — Итак, ты сделаешь это?
— Но я уже в студии с тобой. Я был в последний раз, — Эндрю поднял запястье и изобразил, что читает время на часах. — Слишком долго.
— И всё же ты был совершенно бесполезен всё это время. Помоги мне или убирайся и не возвращайся.
Улыбка Эндрю вернулась с удвоенной силой.
— Ты запрещаешь мне входить в твою студию? Жаль.
— Однажды ты пожалеешь, что у тебя нет кого-то, кто мог бы рассказать о твоих идеях и ориентирах, но никто не будет слушать, потому что все оставшиеся не поверят, что ты можешь воспринимать это всерьёз.
— Где эти люди? Они звучат намного умнее тебя.
Кевин проигнорировал его и показал Нилу одну из своих работ.
— Ты видишь эти линии? Как бы ты их описал?
Нил посмотрел на линии рисунка Кевина и попытался придумать что-нибудь умное, чтобы сказать, но ничего не придумал.
— Это четкие, жёсткие линии с острыми углами.
Кевин кивнул.
— Непрерывное рисование линий обычно приводит к получению рисунков с закругленными углами, орнаментальных по дизайну, поскольку художник переходит от одного аспекта предмета к другому. Чтобы получить
это, ты должен думать на три шага вперёд. Ты должен знать траекторию движения своего карандаша ещё до того, как положишь его на бумагу, — Кевин указал на бутылку виски. — Ещё раз.
Нил следовал инструкциям Кевина большую часть времени, работая под звуки того, как Эндрю отбивал неровный ритм на коленях, и последовавшего за этим скрежета зубов Кевина. Несколько минут спустя Эндрю начал играть в игру на своём телефоне и увеличил громкость, жестяная и повторяющаяся музыка действовала на нервы как Кевину, так и Нилу. Только когда бумажный самолетик ударил Кевина в плечо, его внимание переключилось. Он подошёл к Эндрю, вырвал из его рук разорванную книгу и швырнул её. Она упала с глухим стуком и откатилась почти в другой конец студии. Нил не понял, что Эндрю включил игровую музыку только для того, чтобы заглушить звук своих шагов, когда доставал из сумки ещё одну книгу Кевина. Нил не мог сказать, был ли он раздражён или впечатлен этим трюком.
— Если тебе скучно, присоединяйся к нам и узнай что-нибудь, — сказал Кевин.
— Большое тебе спасибо за предложение, — ответил Эндрю, глядя на него с того места, где он лежал на спине. — Но боюсь, я полностью поглощён незаинтересованностью.
— А я переполнен разочарованием, — сказал Кевин. — Рико был прав насчёт тебя. Ты — пустая трата моего времени.
Кевин повернулся и сделал всего несколько шагов к Нилу, прежде чем Эндрю встал и пошёл за ним. Нил наблюдал за ними без намерения остановить, вместо этого отметив, как пыль с пола студии оставила отпечаток на спине Эндрю, подчёркивая твёрдые мышцы под его футболкой с длинными рукавами. Нил сомневался, что Кевин проводил столько времени в спортзале, так что, если бы дело дошло до драки, Нил знал, на кого он поставит. Эндрю использовал своё тело как таран, чтобы сбить Кевина с ног, и направился к двери, прежде чем тот смог снова подняться. Кевин прижал левую руку к груди, с трудом поднялся на ноги и догнал Эндрю, прежде чем тот добрался до двери. Он схватил его за плечо и развернул к себе.
— Ты не можешь уйти, — отрезал Кевин.
— Отвали, — сказал Эндрю. Нил был удивлен едва сдерживаемой яростью в его голосе. Нил никогда не видел, чтобы Эндрю терял контроль, под воздействием лекарств или как-то иначе, но была неоспоримая агрессия, когда он вырвался из рук Кевина. Он улыбался, но это была дикая улыбка, готовая укусить.
— Мы ещё не закончили, — сказал Кевин, потому что он, очевидно, желал умереть.
— Если ты прикоснешься ко мне ещё раз, я пересмотрю своё решение позволить тебе остаться и сломаю тебе другую руку. Уходи и поиграй со своей новой игрушкой. Меня это не интересует.
Кевин открыл рот, чтобы возразить, но снова беззвучно закрыл его. Он в расстроенном молчании наблюдал, как Эндрю вышел из комнаты, хлопнув за собой дверью. Кевин схватил обрывки своей книги и швырнул их в дверь, прорычав что-то неразборчивое, и развернулся к Нилу.
Нил подумал, что тот собирается огрызнуться на него за то, что он не остановил Эндрю, и приготовился к драке, но всё, что вырвалось из уст Кевина, было:
— Сделай это снова и на этот раз сделай правильно.
Нил молча вернулся к своему рисунку, следя за очередной вспышкой гнева, но Кевин молча выплескивал остатки своего гнева. Он прикладывал уголь к бумаге так, словно хотел пробить её насквозь.
Нил понимал гнев Кевина. Он был в равной степени сбит с толку безразличием Эндрю. Это было невозможно — должно быть невозможно — для кого-то столь талантливого заботиться об этом так мало. К сожалению, лекарства Эндрю разрушали его концентрацию внимания и заставляли быть слишком возбужденным, чтобы искренне заботиться о своей работе.
Нил дал Кевину покипеть полчаса, прежде чем повернулся к нему лицом. Как только он посмотрел ему в глаза, было трудно отвести взгляд.
Выражение лица Кевина было непонятным. Что бы это ни было, он не выглядел особенно счастливым.
— Это будет очень долгий семестр.
Нил проигнорировал его. Он обещал Эндрю, что смирится с занятиями Кевина, но не обещал бегать за ним, пытаясь угодить. Он не знал, какую сделку заключили Эндрю и Кевин, но он знал, что Эндрю не тот, кого следует спрашивать. Кевин, по крайней мере, не стал бы требовать взамен правды.
— Почему Эндрю согласился защищать тебя?
— Мы заключили сделку, — сказал Кевин, как будто Нил ещё не понял этого. — Когда ты знаешь, чего хочет кто-то, им легко манипулировать.
— У меня сложилось впечатление, что Эндрю ничего не хочет.
Кевин не потрудился ничего объяснить, и Нил задумался, что бы он мог сказать, чтобы заставить Кевина захотеть рассказать ему. Он был слишком счастлив принять наставничество Кевина близко к сердцу; он быстро учился.
— Мы с Эндрю тоже заключили сделку, — сказал он, изображая рассеянность. — Он согласился работать со мной над нашим проектом, если я позволю тебе обучать меня. Он думал, что моё обучение отвлечёт тебя от угроз Воронов и собственничества Рико.
Кевин повернулся и уставился на Нила.
— Он работает с тобой?
Нил не стал утруждать себя повторением, когда уже привлёк внимание Кевина.
— У Рико больше денег и влияния, чем он знает, что с ними делать, и у него есть стимул использовать их, чтобы разрушить чьи-либо надежды на карьеру, — Нил проигнорировал вздрагивание Кевина. — Почему Эндрю рискнул бы этим, чтобы удержать тебя здесь?
— Я дал ему обещание, — сказал Кевин, глядя на дверь, через которую только что вышел Эндрю. — Он ждёт, чтобы посмотреть, смогу ли я сдержать его.
— Я не понимаю.
Кевин молчал так долго, что Нил почти перестал ждать ответа. Наконец он объяснил:
— Эндрю, принимающий наркотики, бесполезен, но Эндрю, не принимающий наркотики, ещё хуже. Ники сказал, что его школьный психолог видел разницу между его младшим и старшим классами и клялся, что это лекарство спасло ему жизнь. Трезвый Эндрю… — Кевин на мгновение задумался и, скрючив пальцы перед Нилом, процитировал: — «Разрушительный и безрадостный». У Эндрю нет ни цели, ни амбиций. Он думает, что я брежу, потому что я был первым человеком, который когда-либо посмотрел на него и сказал, что он чего-то стоит. Когда он перестанет принимать лекарства и ему больше не на что будет опереться, я дам ему что-нибудь, на чём он сможет построить свою жизнь.
Нил проигнорировал узел в животе, образовавшийся при мысли о том, что Эндрю дожил до двадцати одного года, не думая, что он чего-то стоит. Он велел своему желудку взять себя в руки, потому что
это было не то же самое, это было не то же самое, это было не то же самое.
— Ну и что? — спросил Нил, пытаясь отвлечься от порочной спирали, в которую его влекли мысли. — Ты думаешь, он протрезвеет летом и вдруг поймёт, что ему всё-таки нравится искусство?
— Эндрю сумасшедший, а не глупый, — сказал Кевин. — Даже ему в конце концов наскучит быть неудачником. Когда его лекарство не понадобится и он снова сможет думать самостоятельно, мне будет легче достучаться до него.
Нил сомневался в этом, но всё же сказал:
— Удачи, — его удивило, что он говорил серьезно. Большую часть времени иметь дело с Эндрю было сущим адом, но Нил не мог винить его за то, что он сдержал своё обещание оставить Кевина в университете Пальметто. Самое меньшее, что мог сделать Кевин, — это дать ему взамен что-то своё. Единственное, чего он не мог понять, так это почему Эндрю согласился на эту сделку, если был полон решимости бороться с ней.
Нил продолжал думать об этом, пока Кевин не отпустил его, и, когда он вышел из здания, он нашёл Эндрю снаружи. Он сидел, скрестив ноги, на пороге, держа в одной руке зажжённую сигарету, а другой прижимая мобильный телефон к уху.
Нил не был уверен, с чего начался разговор, или может быть Эндрю только начал, потому что всё, что он сказал, было:
— Надо было оставить его умирать, Би! — прежде чем повесить трубку и сунуть телефон в карман пальто. Руки Эндрю стали синими от пронизывающего холода, а вокруг него было разбросано несколько сигаретных окурков, два из которых всё ещё дымились. Одна сигарета была бы признаком зависимости, но облако дыма, окружавшее его, как взорвавшаяся бомба, было всего лишь признаком упрямства.
Нил на мгновение задумался о том, чтобы принять участие в их игре в правду и спросить, почему Эндрю заключил эту сделку с Кевином, но решил отложить это до того момента, когда Эндрю будет в лучшем настроении. Вместо этого он сел рядом с ним, перекинув ремень сумки через плечо, и сказал:
— Я думал, что твои лекарства делают обиды невозможными.
Эндрю отмахнулся от этого.
— Это не обида. Это инстинкт самосохранения. Я думал, что ты всё об этом знаешь, а? Он говорит, что спасёт меня от самого себя! То же самое обещание, которое он пробовал в первый раз. Ты был там. Я ведь сказал ему отвалить, не так ли?
— Я думаю, ты помнишь, что сказал, — ответил Нил, думая о вчерашнем дне. Эндрю процитировал отрывок, прочитав его единожды. — Нет такой вещи, как Искусство. Я удивлён, что у Кевина есть такая книга.
— Я помню то, что вижу, — поправил Эндрю. — Эйдетическая память.
— Отмечено или связано с необычайно точным и ярким запоминанием, особенно визуальных образов, — сказал Нил, прежде чем смог остановить себя. Эндрю искоса взглянул на него, так что Нил продолжил, когда привлёк внимание. — Это слово происходит от греческого существительного «
eidos», означающего «форма».
— Ты был бы полезен в команде по скрэбблу.
— Это что, приглашение? По вторникам в лицее проводятся игровые вечера.
— Нет.
Нил вспомнил спор Кевина и Эндрю. Он понимал, что Кевин хотел, чтобы Эндрю попытался, но он не понимал, почему тот изо всех сил пытался остановить его.
— Он хочет, чтобы ты беспокоился об искусстве.
— Он хочет, чтобы я был им, — Эндрю фыркнул, как будто эта идея оскорбила его. — Ещё один безмозглый, у которого нет другой причины жить. Можно подумать, ему следовало бы знать лучше, учитывая, чем всё это обернулось. Знаешь, я предупреждал его, что он разобьётся. Он не хотел меня слушать. Теперь вместо того, чтобы учиться на своих ошибках, он упорствует в своих заблуждениях. Я
обязан, — сказал он с преувеличенными воздушными кавычками. — Реализовать свой потенциал.
— Неужели это так плохо — хотеть иметь причину жить? Может быть, Кевин пытается тебе что-то передать.
— Может быть, ему следует оставить квитанцию, — сказал Эндрю со смехом. — Но он ничего не пытается мне дать. Он может делать с тобой всё, что пожелает, но он думает, что может сделать то же самое со мной. От меня осталось совсем немного, и я не дам ему испортить эти объедки, — Эндрю не дал Нилу времени ответить, прежде чем сказал: — Правда за правду, Нил, искусство — это твоё главное и конечное?
Нил подумал о том, чтобы напомнить Эндрю, что всё ещё была его очередь, но решил, что это будет означать, что он может задать два вопроса в будущем.
— Да, — просто сказал он. Он постучал каблуками своих ботинок по тротуару и посмотрел на кампус Пальметто. — Я этого не заслуживаю. Даже когда я поступил, то без сомнения знал, что недостаточно хорош, чтобы быть здесь, но я хотел и нуждался в этом так сильно, что у меня болело всё тело. Но я так же знал, что принял правильное решение. Риски не имели значения; последствия того стоили. Я должен был быть здесь. Я должен был прожить эту жизнь хотя бы один раз.
— Как жалко.
— Ты сказал, что недостаточно заинтересован в своей жизни, чтобы продолжать жить ею. Если жалко иметь что-то одно в качестве начала и конца, то ты, должно быть, несчастен, не имея ничего, ради чего стоило бы жить.
Эндрю повернулся к нему и указал на своё собственное улыбающееся лицо.
— Я выгляжу несчастным для тебя?
Нилу захотелось сорвать эту улыбку с лица Эндрю. Но неприятный ответ был не только его виной. Даже так поздно ночью, когда Эндрю должен был спать, Нил всё ещё имел дело с дымовой завесой его лекарства. Ни один из них не мог этого изменить, но…
Мысли Нила внезапно оборвались.
Он
мог это изменить.
Что-нибудь постоянное было бы желанием, которого у Нила не было, но более мелкое желание, которое он получил, выполняя задание, могло бы дать Эндрю несколько часов трезвости без ломки. Это могло бы решить все проблемы, которые были у других лекарств, это могло бы заставить их более последовательно стабилизировать его манию. Нил видел только проблески не маниакального Эндрю, и это обычно было сквозь дымку крекерной пыли и алкоголя. По какой-то причине он, как правило, терпел ломку всякий раз, когда отправлялся в
Сумерки, пока не мог заглушить её чем-то другим. Несмотря на то, что это мало помогало сдержать его улыбку, он, казалось, довёл это до уровня искусства; Нил мог точно определить, на какой станции метро им нужно выйти, чтобы Эндрю вырвало, и как скоро прибудет следующий поезд, чтобы они могли продолжить своё путешествие.
Ники утверждал, что даже когда другие лекарства Эндрю действовали, он всё равно отличался от того, каким был до условно-досрочного освобождения, но это было самым близким к истинной трезвости, которую Эндрю мог получить, пока ему не разрешили навсегда отказаться от антидепрессантов.
Ники так же сказал Нилу, что Эндрю ненавидел работу, которую он делал под кайфом, поэтому Нил подумал, что, если он сможет убедить Эндрю использовать желание, он может быть более сговорчивым в студии. Но Нил знал, что сейчас не время спрашивать. Нил никогда не назвал бы стабилизированного Эндрю предсказуемым, но накачанный наркотиками Эндрю солгал бы и пошёл против своих желаний, просто чтобы посмотреть, какими будут последствия. Нилу придётся подождать, пока мания Эндрю снова не стабилизируется, чтобы спросить.
— Ты выглядишь одурманенным наркотиками на грани жизни и смерти, — сказал Нил. — И когда ты не под кайфом, ты пьёшь и пьёшь, чтобы компенсировать это. Когда они, наконец, заберут у тебя таблетки, кому ты собираешься навредить на самом деле?
Эндрю рассмеялся.
— Я вспомнил, почему ты мне не нравишься.
— Я удивлён, что ты забыл.
— Нарисуй мне картину, и, может быть, я никогда этого не сделаю.
Нил знал, что он не имел в виду это буквально, но всё же открыл свою сумку и потянулся за альбомом для рисования. Он нарисовал две фигуры, сидящие на тихой улице, с разбросанными вокруг них сигаретными окурками. Они стояли лицом к зрителю, и Нил написал «НЕСЧАСТНЫЙ» на одной из их спин и «ЖАЛКИЙ» на другой шрифтом, который он видел на спортивной форме в том действительно ужасном фильме о болельщицах, который Элисон заставила его высидеть.
Нил вырвал страницу и протянул её Эндрю.
— У меня нет с собой никаких красок, но я надеюсь, что это подойдёт.
Эндрю бросил на него один взгляд и разорвал пополам, разделив «НЕСЧАСТНОГО» и «ЖАЛКОГО» на одинаково трагичных незнакомцев, прежде чем бросить Нилу.
Тот ответил Эндрю самодовольной улыбкой.
— Как бы я ни ценил вспышки гнева, мы оба знаем, что ты смотрел на это и поэтому не можешь забыть, — он прижал руку к сердцу. — Для меня это большая честь. Правда.
— Честь — это миф для самодовольных людей, которые слишком боятся делать то, что должно быть сделано, — сказал Эндрю, прежде чем встать. — Я найду Кевина. Он слишком медлителен, — он направился обратно в здание, и дверь дважды качнулась, прежде чем остановиться посередине.
Нил поднял половинки рисунка, благодарный за отсутствие снега или дождя на земле, но смущённый сентиментальностью, с которой он относился к каракулям, и сунул их в карман пальто, прежде чем встать и пойти в противоположном направлении.
***
После того, как Нил рассказал, что Эндрю работал с ним во время их встреч, Кевин понял это как то, что он может пригласить себя в студию Нила в понедельник днём. Нил и Эндрю были на полпути к оцифровке коллажной анимации рук Мэтта из первого интервью, которое записал Нил, когда вошёл Кевин и придвинул стул к их столу. Нил просто уставился на него, ожидая объяснений.
— О, возможно, я моргнул, — сказал Эндрю. — Я не видел, чтобы ты сидел здесь.
— Не останавливайся из-за меня, — сказал Кевин.
— Но я больше не могу говорить. Возможно, ты можешь говорить за меня, поскольку помимо этого ты больше ничего не можешь делать, — Эндрю послал левой руке Кевина многозначительный взгляд. — Разговор — это форма искусства? Я бы подумал, что в этом должно быть что-то большее. Но опять же, зачем ещё они позволили бы тебе поступить сюда. Рико сломал всё остальное.
— Пошёл ты, — кипел Кевин.
— Это было не очень красноречиво. Возможно, я переоценил твои способности и в этом тоже?
Нил вздохнул, смиряясь с тем фактом, что Кевин успешно сорвал их работу и, следовательно, он больше не добьется никакого прогресса во второй половине дня. Он снова повернулся к экрану своего ноутбука, где яркие розовые и золотые цвета мигали ему в ответ, пока видеокадры сменялись от законченных к незаконченным и обратно.
Нил дважды встречался с Кевином за выходные, а Эндрю всё это время сидел на улице, курил сигареты и играл в какую-то игру на своём телефоне. Эндрю не особо сотрудничал с Кевином до их ссоры, но теперь он отказывался находиться с ним в одной студии. Нил сомневался, что их сделка продлится долго при таком сильном упрямстве с обеих сторон. Он не думал, что получит ответ от кого-либо из них, если спросит об этом, поэтому отогнал эти мысли в сторону, чтобы сосредоточиться на том, что он будет делать до конца дня.
— Ты знаешь всё о переоцененных способностях, — сказал Кевин Эндрю. — Все думают, что ты смоешься и закончишь тем, что станешь жалким ничтожеством. Будешь ли ты счастлив, когда докажешь, что они правы?
Нил уже некоторое время подумывал о том, чтобы сделать что-нибудь с анимацией — это ни в коем случае не было его областью знаний, но «сфера существования» Элисон могла быть переведена в технологическую область. Покадровый коллаж рук Мэтта, когда он говорил на протяжении всего видео, был интересным, но не особенно экономил время. Мэтт работал в цифровом формате чаще, чем в аналоговом, поэтому Нил подумал, что он будет лучшим человеком, с которым можно обсудить идеи.
— В восторге, — сказал Эндрю с веселой улыбкой. — Убирайся и оставь меня в покое.
— Нет.
Эндрю потрогал край своей левой повязки.
— Я заставлю тебя.
Глаза Кевина проследили за пальцами Эндрю, и он побледнел.
— Ты бы не стал.
Эндрю ухмыльнулся.
— Разве? Насколько ты в этом уверен?
Кевин посмотрел на Нила, как будто он мог или хотел остановить угрозы Эндрю. Нил больше беспокоился о том, что кровь Кевина попадёт на его работу, скопившуюся в углу стола. Он потратил несколько часов на то, чтобы закончить коллаж Сета, и ещё даже не отсканировал его.
— Я не откажусь от этого, — сказал Кевин, когда понял, что Нил не собирается вмешиваться, скрестив руки на груди. — Ты можешь отталкивать меня сколько угодно, но мы с тобой заключили сделку, и я её сдержу.
Эндрю рассмеялся.
— О, хорошо, дай нам знать, когда это сработает, — Эндрю повернулся к Нилу. — Я ставлю паузу в нашей маленькой беседе. Возможно, мы сможем найти место, где Кевин не сможет помешать нам снова, а?
Эндрю ушёл, не дожидаясь ответа, а Нил собрал свои ручки, чтобы убрать их.
— Что ты делаешь? — спросил Кевин.
Нил более или менее отключился от их спора, но он знал, что Кевин будет не в самом терпеливом настроении, и Нил изо всех сил старался держать себя в руках с ним в лучшие дни.
— Ухожу, — сказал он.
— Нет. У нас есть работа, которую нужно сделать.
— Тогда ты можешь подождать, пока я не освобожусь, — Нил ткнул пальцем в расписание, небрежно прикрепленное к стене его студии. Большинство квадратов были пустыми, так как Нил редко им пользовался. — Извини. Боюсь, у меня всё занято.
Он проигнорировал возмущенный возглас Кевина и, надев пальто, вышел из студии, чтобы найти Мэтта.
***
Сообщение от Эндрю пришло поздно вечером, когда Нил был в своей комнате, свернувшись калачиком на кровати и читая очередную главу книги, которую ему одолжил Кевин. Он не ожидал получить весточку так скоро; после ссоры Эндрю и Кевина в пятницу он предполагал, что их полуночные занятия отменяются, пока Эндрю не устал от решимости Кевина.
Эндрю:
50º07'18"N 14º24'51"E
Когда Нил ввёл координаты в свой телефон, он не мог понять, почему Эндрю просто не сказал ему поехать в Ботанический сад Праги. Он был настолько поражён склонностью Эндрю к драматизму, что даже не задумался, почему тот выбрал именно это место. Только после того, как он сошёл с поезда на станции, это пришло ему в голову. Конечно, вполне вероятно, что Кевин не стал бы беспокоить их здесь, но это была сорокаминутная поездка.
Когда Нил добрался до оранжереи Фата Моргана — и, возможно, именно поэтому Эндрю выбрал координаты, поскольку они привели Нила точно ко входу в эту теплицу, — Нил увидел табличку на запертой двери, которая гласила, что теплица закрыта по понедельникам, за исключением государственных праздников.
Я не знаю, чему тебя учили в школе, но в следующий раз, когда будешь посылать кому-то координаты, постарайся сделать это правильно. Я нахожусь снаружи запертого здания.
Эндрю:
Я не знаю, чему тебя учили дома, в норах, но кролик наверняка знает, что может подкопаться под забором?
Нил нахмурился на свой телефон, а затем на запертую дверь. Он включил фонарик своего телефона, направил его на дверь и, конечно же, обнаружил несколько аккуратных порезов на двери и раме. Нил не знал, как давно Эндрю испортил замок, но Нилу нужно было всего лишь несколько раз сильно подергать ручку, чтобы дверь открылась.
Внутри теплицы было значительно теплее, чем снаружи, хотя Нил предположил, что всё равно было прохладнее, чем днём. Когда Нил открыл первые двери, он погрузился в растительность, которая напомнила ему о его командировках в Австралию и южную Мексику. Он ожидал, что всё будет значительно… зеленее. Вместо этого это был прямой путь через кустарники и флору, но в конце концов задняя стена теплицы начала меняться по сравнению с неровной поверхностью скалистого рельефа, в который была она встроена.
Он нигде не видел Эндрю, поэтому пошёл по S-образной дорожке в следующую секцию. Влажные тропические растения с огромными листьями цвета попугайчика и свисающие лианы заполняли пространство. Нил на мгновение отвлёкся на сетчатое отражение потолка в луже воды, прежде чем краем глаза заметил искру света.
Эндрю сидел на деревянных перилах моста, опасно свесив ноги с края, с только что зажжённой сигаретой в одной руке и бутылкой водки в другой. Он отсалютовал Нилу двумя пальцами, когда тот оглянулся, и Нил ступил на решётчатый мост, чтобы присоединиться к нему.
— Я не принял тебя за садовода, — сказал Нил.
— Я сказал то же самое своему терапевту, — ответил Эндрю, и Нил был бы ошеломлен ровностью его голоса, если бы уже не заметил отсутствие улыбки на его губах.
Нил что-то промычал, бросил сумку на землю и вскарабкался на перила в нескольких футах от Эндрю. Его ноги свисали с другого борта, и Нил надеялся, что Эндрю не найдёт в себе сил столкнуть его спиной в воду. Он вытащил свой маленький альбом для рисования из кармана пальто и перелистнул к следующей пустой странице.
Он начал набрасывать вид на другую сторону бассейна, банановые растения с огромными листьями и странные веерообразные образования. Ещё одна тропинка вела через экваториальные заросли, перекрытая жёлтым знаком «СКОЛЬЗКИЙ ПОЛ» на дальнем конце второго моста. Между кустами и низкими деревьями росли папоротники и гроздья цветов цвета ломтиков свежего арбуза.
Нил добавлял детали к цветку в мандариново-оранжевом цвете, когда Эндрю слегка повернулся, чтобы посмотреть через его плечо. Однако он ничего не сказал, так что Нил продолжал рисовать во взаимном молчании. Убедившись, что чернила не попадут на предыдущую страницу, он закрыл альбом и, соскользнув с перил, повернулся к Эндрю, кивнув головой в сторону соседних теплиц.
Тот ничего не сказал, но перекинул одну ногу через перила и наклонился к деревянным перекладинам, прежде чем к ним присоединилась другая нога. Он шагнул вперёд Нила и повёл его по выложенной трапециевидной плиткой дорожке.
Растения начали расти выше, и Нил остановился в нескольких местах, чтобы нарисовать. Тропинка начала подниматься к другому мосту и шестиметровому водопаду, освещённому цветными прожекторами, превращающими воду в спектр лазурного и кобальтового синего. Когда Нил огляделся, он увидел резной камень с каскадами воды, мерцающими под искусственным лунным светом на пути к другим террариумам. Мост был достаточно близко, чтобы Эндрю протянул руку, когда они проходили мимо, и погрузил пальцы в воду. Нил не пропустил это движение: как он мог, когда цветные огоньки цеплялись за пряди его волос, освещая их оттенками ириски, персика и розы. Огоньки заплясали на руке Эндрю, превращая каждый сустав в море, а каждую костяшку — в лазурит, пока огоньки не превратили синий цвет в красный.
Нил воздерживался от каждого вопроса, который он хотел задать Эндрю о его безразличии к искусству и трезвости, потому что знал, что тот замкнётся и будет отрицать, что он когда-либо что-то чувствовал или делал ради этого.
— Теперь твоя очередь, — сказал Эндрю, вырвав Нила из его мыслей.
— Так и есть, — он согласился, желая понять, к чему клонит Эндрю.
— Твоя очередь была в течение всей недели.
— Ты был под кайфом, — сказал Нил. — Ты ответил бы на любой мой вопрос только потому, что тебе было слишком скучно, чтобы рассмотреть альтернативу.
— Вот именно.
Нил не ответил, потому что не был уверен, почему он не отстоял свою очередь, когда Эндрю был накачан наркотиками. В стратегическом плане это имело больше смысла. Он предположил, что в конце концов это не имело значения, поскольку всё равно была очередь Нила, и теперь он мог задать два вопроса.
— Ники сказал мне, что ты уничтожаешь свою работу после того, как отправляешь её на оценку, — Эндрю махнул рукой в знак продолжения. — Почему?
— То, что я представляю, — это вид искусства, достаточно неинтересный, чтобы составить о нём мнение. Неоновая краска, скульптуры, которые мог бы сделать малыш, бредовая
«поэзия», — сказал Эндрю с преувеличенными воздушными кавычками. — Галлюцинирующего разума.
— Так почему бы не сделать что-нибудь, когда ты в таком состоянии? — спросил Нил. — Ты проходишь через ломку ради нескольких часов ужасной музыки. Почему не для этого?
— Ты всё время забываешь ту часть, где я не забочусь об Искусстве. Не все так одержимы, как вы с Кевином.
Нил не ответил, потому что это не было ложью, и предложил свою собственную правду.
— Я выбрал Иллюстрацию, потому что это было единственное, что я умел делать. Я не мог притворяться, что у меня есть высшее образование в чём-то другом.
Эндрю бросил на него косой взгляд, который Нил воспринял как призыв продолжать.
— Я начал рисовать, когда был ребенком, и это было единственное, что моя мать позволяла мне делать, когда мы были в бегах, — Нил сделал паузу и задумался. — Она не выпускала меня из виду, и рисование заставляло меня вести себя достаточно тихо, чтобы не отвлекать её. Но она не позволяла мне оставлять мои рисунки у себя. Мы ничего не могли взять с собой, когда переезжали с одного места на другое. Когда я пришёл сюда, это была либо Иллюстрация, либо работа с Зтуартом полный рабочий день, и я хотел уйти из этой жизни. Искусство было отвлечением от жизни до тех пор, пока всё остальное не стало отвлечением от Искусства. Впервые у меня была возможность сделать что-то из себя. Что-то своё. Теперь я не могу представить, что буду делать что-то ещё.
Эндрю некоторое время молчал, а затем добавил:
— Ты больше похож на енота, чем на кролика.
Нил уставился на него.
— Что?
— Енот, — Эндрю изобразил, что держит мяч перед своим лицом. — Искусство — это блестящий предмет твоего печального маленького мира. Даже когда на тебя охотятся и ты знаешь, что гончие приближаются, ты не отпустишь его, чтобы спасти себя. Интересно для человека, который утверждает, что бегство было единственным способом остаться в живых.
— Я не пытаюсь умереть, — сказал Нил. — Вот как я живу. Лисы сделали меня настоящим человеком, и когда я работаю, кажется, что я наконец-то что-то контролирую. Как будто у меня есть сила что-то изменить. Сейчас я чувствую себя более реальным, чем когда-либо и где-либо ещё. Искусству всё равно, как меня зовут, откуда я родом и где я буду завтра. Это позволяет мне быть таким, какой я есть.
— Это стремление к представительству. Это ничего тебе не «позволяет».
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Не знаю.
— Потому что у тебя ничего нет, не так ли? — сказал Нил с тихим вызовом. — Ничто так на тебя не действует. Ничто не проникает тебе под кожу.
— Наконец-то он всё понял.
— Чего ты боишься?
— Высоты.
— Эндрю.
— Это не твоя очередь, — сказал Эндрю и с этими словами протолкнулся мимо него обратно к тому пути, которым они пришли.
— Тогда возьми свою, — сказал Нил, догоняя Эндрю и становясь перед ним.
Судя по оценивающему взгляду острых глаз, мечущихся между глазами Нила, Нил знал, что всё, что Эндрю собирался спросить, будет больно.
— Ты сказал, что умереть — это всё, что ты умеешь делать, но я уверен, что ты помнишь это. Как ты умер?
Нил отказывался закрывать глаза, но ему пришлось отвернуться, чтобы не признаваться в такой правде Эндрю, пока тот мог видеть его лицо. Вместо этого он снова посмотрел на водопад и сосредоточился на мерцающих цветах и движении.
— Мой отец был из тех людей, которые рассматривали линии не как нечто, что нужно рисовать, а только как нечто, что нужно пересекать. У него была своя цель, и он был готов на всё, чтобы достичь её. Ничто не могло встать у него на пути, тем более я, — он повернулся к Эндрю, желая увидеть, как этот непоколебимый человек отреагирует на ужасы прошлой жизни Нила. — В первый раз, когда я умер, я истекал кровью на полу после того, как мой отец наставил на меня свои ножи. Я просыпался, и это повторялось снова, пока я не терял сознание. И повторялось.
— Трагично, — сказал Эндрю без интереса, как будто это не было новым или шокирующим.
Нил вспомнил, каким странно успокаивающим был способ Эндрю принять прошлое Нила, не дрогнув. Конечно, именно таким он и должен был быть всё время, а не прятать это за маской маниакальных улыбок и смеха.
Нил полез в карман пальто и вытащил желания, которые накопил за выходные. Нил взял на себя все поручения, которые предложил Зтуарт, и даже выполнил два поручения Элисон. Он не был уверен, что она его не раскусила, но полагал, что она была слишком отвлечена обещанием бесплатной квартиры с Рене, чтобы заподозрить его внезапное исчезновение по делам вместо того, чтобы оставаться в студии все выходные, как обычно.
Он вытащил одно из них из своей ладони и держал его между двумя пальцами, как он видел, что Эндрю делал несколько раз со своими наркотиками.
— Ты когда-нибудь пользовался им? — спросил Нил.
— Сейчас не твоя очередь.
Нил нахмурился, пока не понял, что Эндрю обращал внимание на то, чья очередь была намного больше, чем Нил. Он посчитал этот вопрос новым в их игре, но Нил ничего не объяснил, так что Эндрю не нарушил правил. Это не имело значения. Нил начал понимать, что правды, которые Эндрю не отдал бы бесплатно, были теми, о которых стоило просить.
— Я буду должен тебе ещё одно, — когда Эндрю всё ещё не выглядел поколебленным, Нил добавил: — Я думал, что я достаточно интересен, чтобы продержаться дольше.
Эндрю отвёл взгляд и снова посмотрел на воду.
— Должно быть, это творит чудеса с твоим эго, если ты позиционируешь себя как хранилище всех знаний.
Нил издал смешок, но ничего не ответил. Сделает ли Эндрю дополнительный ход, было только его выбором, и, если Нил чему-то и научился за их короткое время совместной работы, так это тому, что Эндрю нельзя ни к чему принуждать.
К счастью, он решил позволить Нилу поступать по-своему.
— С помощью него я убедился, что подушка безопасности Тильды не надулась, когда вывернул руль её машины на полосу встречного движения.
Нил хмыкнул.
— Ремень безопасности?
— Протянул руку и сам расстегнул его, — сказал Эндрю, холодная улыбка тронула уголки его губ.
Нил прикинул, что желание, которое использовал Эндрю, было бы как минимум ударом, которого также было бы достаточно, чтобы убедиться, что его собственная подушка безопасности действительно надулась. Насколько бы желание ни могло обеспечить меры безопасности, уже установленные в машине, это не могло гарантировать, что он остался бы в живых после автокатастрофы. Эндрю решил, что смерть Тильды важнее его собственной жизни.
Он посмотрел на улыбку Эндрю и указал на свой рот.
— Оно может избавиться от этого, ты же знаешь.
— Я знаю, — сказал Эндрю, засовывая руки в передний карман своей толстовки.
Нил протянул желание Эндрю в молчаливом предложении.
Он скользнул по нему холодным взглядом.
— Меня не интересует твоя благотворительность.
— Это не благотворительность. Трезвый ты мне полезнее, чем под кайфом.
Губы Эндрю дрогнули в подобии улыбки, но это было явно недружелюбное выражение.
— Ты говоришь, как Кевин.
— Ты согласился на сделку Кевина, — отметил Нил. — Но мне всё равно, если ты не хочешь сотрудничать со мной, — он сделал паузу на несколько мгновений, чтобы посмотреть, собирается ли Эндрю что-нибудь сказать, но, похоже, нет. К сожалению, то, что руки Эндрю были скрыты, означало, что Нил не мог видеть, сжимал ли он их в кулаки. Это был единственный признак, который уловил Нил и который показывал, что всё, что он говорил, пробивалось сквозь манию или апатию Эндрю.
— Просто возьми это, — сказал Нил. — Ты использовал своё последнее желание на матери Аарона. Ты можешь использовать их для себя. Кроме того, — добавил он с лёгкой улыбкой, тронувшей его собственные губы. — Для чего ещё я могу их использовать?
— Ты можешь пожелать лучших идей, чтобы побеспокоить кого-то другого.
— Ты потерял право называть меня трудным, — сказал Нил, хотя Эндрю только пожал плечами. — Заключи со мной новую сделку.
Эндрю склонил голову набок, обдумывая это, пока, наконец, не удосужился взглянуть на желание в открытой ладони Нила.
— Что бы ты взял за них?
— Используй их. Используй их, чтобы убедиться, что другие твои лекарства работают, и приходи на наши встречи трезвым.
— И что ты получаешь от этого?
— Похоже, это моя проблема, — сказал Нил, с кривой улыбкой возвращая ему слова Эндрю. — Я хочу, чтобы ты был трезвым, потому что тебе лучше, когда ты трезвый.
— О, Нил. Не путай это, — Эндрю указал на своё неулыбчивое лицо. — С трезвым.
— Поправь меня. Если это не то, каким ты должен быть, тогда я с нетерпением жду встречи с тобой настоящим.
Затем Нил развернулся и направился обратно мимо водопадов и через теплицы. Эндрю нужно было время, чтобы понять, чего он хочет, и Нил знал, что лучше оставить его в покое, чтобы он пришёл к своему решению.
Он просто очень надеялся, что Эндрю выбрал себя.
