Согласно его собственным сочинениям, химера — это изображение внутренней, примитивной природы женщины. Эти фантастические сны заключают в себе все формы страстей, фантазий, капризов женщины, женщины в её первом аспекте, бессознательного существа, источника… тайны, духа зла в форме извращённого и сатанинского обольщения. Различные фантастические образы, связанные с женщиной на картине, являются проявлениями внутренней воли и духа этой женщины, воли и духа, которые для Моро были одновременно слабыми и таинственными, глубокими и подверженными искушению. Женщина садится на химеру, которая улетает в пустоту, откуда они снова падают, испытывая головокружение и ужас. Моро здесь обращается к первобытному мифологическому архетипу женщины, возвращаясь не только к Еве и яблоку, но и к Пандоре и её шкатулке или Елене и Трои — к идее о том, что женщины, как пленницы, так и пленницы снов или воображения, действуют как проводники в бессознательный, вечный мир, согласно символизму, этот мир — всего лишь отражение, тень на стене, как Пещера Платона.
— Значит, ты не хочешь ссылаться на всё это в своих художественных произведениях? — догадалась Рене. Элисон усмехнулась. — Абсолютно нет. Ты можешь себе представить, что подумала бы обо мне Дэн? — Думаю, Дэн поверила бы, что женщины, пишущие о других женщинах, сильно отличаются от цисгендерных, гетеросексуальных мужчин, пишущих о женщинах, — сказала Рене. — Думаю, что я захвачена мечтами, когда речь заходит о тебе. Элисон застонала, но румянец залил её щёки. — Это так по-лесбийски. Рене усмехнулась: — Я влюблюсь в тебя, испытывая головокружение и ужас. — Я в ужасе прямо сейчас. Рене собиралась сказать что-то ещё, когда почувствовала рывок. Ни малейшего сердечного трепета, который обычно возникал, когда она проводила время с Элисон. Ни малейшего напряжения в животе, которое сжималось, когда она была встревожена или напугана. Но это был рывок её души. Рывок, которого Рене не чувствовала уже очень, очень давно. — Рене? — спросила Элисон, насторожившись от того факта, что та почувствовала что-то неладное. — Это одна из дверей? Нет, подумала Рене, но в то же время и да. Это было что-то у одной из дверей. Но рывок был вызван не столько дверями, сколько чем-то ещё. Рене повернулась к Элисон, любуясь её тёмными глазами и тем, как она слегка покусывала нижнюю губу, как делала всегда, когда нервничала. Позже она жаловалась, что это немного стерло её помаду сливового цвета, но Рене это не заботило. — Это он, — прошептала Рене, как будто тихие слова могли продлить момент ещё немного. — Он жив. — Детка, я не могу читать твои мысли, — заметила Элисон, хотя потянулась к руке Рене и успокаивающе сжала её. — Кто жив?***
Рени не помнила, как открыла дверь магазина, но достаточно скоро она и Элисон прошли через портал и вышли в Марракеш. Торговцы зазывали прохожих, туристы, как обычно, сновали по улицам и пешеходным киоскам, акробаты устраивали импровизированные представления на углах магазинов. Всё казалось нормальным, за исключением этого рывка. Она позволила себе отпустить руку Элисон, хотя всё ещё чувствовала, что ей нужна эта связь, и повела её к Джемаа аль-Фна. Не потребовалось много времени, чтобы найти Нила и Изила в уличном кафе. Нил, конечно, выглядел удивлённым, заметив их, и вышел из-за стола, чтобы поприветствовать их, положив в карман пакетик, — как предположила Рене — с зубами. — Что вы здесь делаете? — спросил Нил. — Ты не почувствовал ничего странного? — спросила Элисон, потому что Рене была слишком занята, разглядывая толпу. Ища его. Она чувствовала его близко. Могло ли всё это быть ошибкой? Рене не чувствовала никого из других Фейреров столетиями. Она чувствовала, как они увядают и умирают — так, как могли только Фейреры, без потери физической плоти. Его она вообще не чувствовала. С тех пор, как она прошла через тот последний портал на Землю, её связь с ним была потеряна. Рене всегда предполагала, что он умер первым. Но почувствовать его душу здесь? На той же площади, где она впервые встретила Элисон? Это не могло быть простым совпадением. За исключением Праги, следы души Рене сохранились здесь больше, чем где-либо ещё в этом мире. — Нет, а что? — спросил Нил, быстро напрягаясь. — Что происходит? — Это не твой отец, — сказала Рене, зная, что без этого заверения Нил сбежит, и ни Рене, ни Элисон не смогут найти его в течение очень долгого времени. — Твой отец? — растерянно повторил Изил. Нил повернулся к нему, как будто на мгновение забыл о присутствии Изила. Он открыл рот, но прежде, чем Рене смогла услышать какую-либо ложь, вырвавшуюся на свободу, Изил застонал от боли. — Прекрати это. Остановись! — закричал он с дикими глазами. Последовала своеобразная борьба; это выглядело так, как будто он боролся сам с собой. Официант поблизости метнулся вне досягаемости кулака Изила, пролив четыре чашки мятного чая на свой поднос. Он выругался и посмотрел на них, прежде чем вернуться на кухню кафе. Но Изил ещё не закончил. Он снова и снова бил воздух. Один раз, казалось, что его кулак почти дотронулся до чего-то, но секунду спустя он вскрикнул и упал на колени, обе его руки взлетели к шее. Кровь пропитала его воротник — и вид этого заставил Рене прекратить поиски. Она быстро подошла, чтобы надавить на таинственную рану, и увидела то, что та выглядела как след от ножа. Она огляделась, пытаясь определить местонахождение нападавшего, но всё было в порядке. Страдание на лице Изила, однако, было больше, чем Рене могла вынести, и, вложив немного магии в её руки, она проникнула в повреждённую кожу, взяла его за локоть и помогла подняться. Под её руководством кожа Изила снова была в порядке. Следов не осталось, но его воротник всё ещё был ярко-красным. Она почти пожалела о том тонком и золотом поясе с картины, который можно было бы просто обернуть вокруг его шеи, чтобы скрыть улики. Когда Изил опёрся на руку Рене, она заметила его тень. Нил однажды рассказал ей о тени, которая следовала за Изилом. Она знала, что это было побочным эффектом его желания: желать знаний, понять, чего Зтуарт хотел добиться с зубами и всем остальным в мире. Это сработало не так, как он надеялся: Изил внезапно не узнал больше, чем знал раньше, но ему «дали», — если «дали» понималось как «прокляли» — средство познания. Он мог что-то спросить у того, кто мог рассказать вечные истины о мире. Это было проявлением его безумия. Теперь они знали. Это было больше, чем проявление, больше, чем представление. Это было волшебство. И это издавало что-то вроде причитания, высокую, тонкую реку звука, не похожую ни на что, что Рене когда-либо слышала раньше. Это определённо был не Изил. Неземной вопль поднялся, колеблющийся и яростный, чтобы разбиться, как волна, и стать языком — потому что это был язык. Язык, которого она так давно не слышала. Как бы она ни пыталась научить Элисон и Нила своему родному языку, для них это никогда не было так естественно, как для неё. Так же, как это произошло с тварью на спине Изила. С той, что больше не была невидимой. Рене в полном непонимании уставилась на то, что материализовалось рядом с Изилом. Оно спрятало своё лицо в бледных, истощенных руках, которые крепко обнимали его собственные плечи. Странные, скелетообразные конечности тянулись из его покрытой шрамами спины, искромсанные и сломанные, пока не свалились на пол. Абсолютная неправильность этого удерживала Рене, — а также Элисон и Нила — неподвижно, прежде чем изумление от того, что она услышала свой собственный язык, превратилось в шок от того, что на нём говорилось. — Отпусти меня, отпусти меня, отпусти меня, — голос был шепотом, но слова были отчётливы, несмотря на то, что были приглушены его руками. — Пожалуйста, мне нужно вернуться. Она должна найти меня. Она найдёт меня, и я буду найден. Я должен быть там. Он снова застонал от боли. Люди шарахались от вида этого существа. Другие обернулись, следуя направлению его мольбы, чтобы остановить свои взгляды на Рене, Элисон и Ниле. Она почувствовала их внимание и обвела толпу своим горящим взглядом, прежде чем смогла обуздать её. Некоторые отступали, бормоча молитвы, и Рене знала, что ей придётся покаяться в этом. Она не хотела, чтобы ее боялись. Она не хотела, чтобы их страх был оправдан. — Сестра, забери меня обратно, — сказало существо, убрало одну руку с шеи Изила и потянулось к ней, умоляя. — Пожалуйста, забери меня обратно. Отвези меня домой, Натафи. Если бы Рене могла стать более неподвижной, она бы это сделала. Это имя. Так мало, кто знал это имя. Словно почувствовав смятение Рене, существо наконец оторвало голову от своих рук. И это лицо. Ох, это лицо. В нём было эхо былой красоты: серые глаза, теперь затуманенные усталостью; тонкий нос с высокой переносицей, теперь в синяках, сломанный и восстановленный; чёрные волосы безвольно падали на когда-то тёплую кожу, вырываясь клочьями, оставляя струпья повсюду. Если Рене не смогла бы узнать его лицо, она могла бы сделать это по его спине. Потому что, когда он пошевелился, одна из тех сломанных конечностей оказалась в поле зрения. С его лопаток свалились расщеплённые остатки суставов крыльев. И на них было единственное оставшееся перо. — Джаен, — прошептала она, и её голос дрогнул. Он потянулся к ней. — Я знал, что ты вернёшься за мной. Рене прерывисто всхлипнула, потому что она не вернулась за ним. Она думала, что он давно ушёл. Потерянный в Изриде, но найденный у божественных звёзд Мелиза. Она бросилась вперёд, и он позволил ей принять на себя его вес, когда наконец, наконец, вернулся к ней. Только её сила удержала его от падения на землю, так как его ноги не выдерживали его веса. Она держала его на руках, когда опускала на землю. Элисон усадила Изила на стул, в то время как Нил наблюдал за происходящим с нескрываемым любопытством. — Мне нужно отвезти его в магазин Зтуарта, — сказала Рене Элисон и Нилу по-чешски. Она окинула их настороженным взглядом. Полукруг испуганных людей окружил их, но, когда Рене приложила немного силы, они разбежались в разные стороны, и площадь вскоре опустела. И тут её осенило. Магазин Зтуарта. Внутри никого не осталось. Никто не мог открыть дверь. — Чёрт, — пробормотала она на мелизийском, и оба, Элисон и Нил, посмотрели на неё с недоверием, понимая только диалект, поскольку ругательства были первыми словами, которые они захотели выучить. Джаен только фыркнул от смеха, прежде чем резко вдохнуть от боли, которую это вызвало. — О, Натафи. Ты совсем не изменилась. Рене посмотрела на него сверху вниз, на разбитый беспорядок, в который превратило его время. — О, Джаен, нет. Мы так сильно изменились. — В чём дело? — спросила Элисон. — В магазине никого нет, — сказала Рене. — Никто не может нас впустить. — Чёрт, — эхом отозвалась Элисон. — Разве ты не можешь использовать магию? — спросил Нил. Рене покачала головой. — Я спроектировала порталы так, чтобы их никогда нельзя было открыть с помощью магии, а только с помощью кого-то внутри. Нил сделал паузу, задумчиво прикусив нижнюю губу. — Кто-то, — повторил он, а затем заколебался. — Или что-то в этом роде? Рене нахмурилась, но Элисон была единственной, кто ответил. — К чему ты клонишь, Джостен? Нил переступил с ноги на ногу. — Сэр и Король внутри. На несколько секунд воцарилась тишина. — Сэр и Король — это… кошки, — медленно произнесла Элисон, прежде чем добавить: — Ну, в основном. Рене молчала, наблюдая за Нилом и пытаясь понять, что он имел в виду. Нил некоторое время смотрел ей в спину, прежде чем сказать: — Насколько сложно проникнуть в кошачью голову и немного поработать над разумом?***
Это было очень тяжело. Кошки, вероятно, были наименее податливыми существами, с которыми можно было проделать это, а Сэр и Король оба были по меньшей мере на семьдесят процентов кошками и на сто процентов упрямыми. После того, как они попрощались с Изилом, сказав ему связаться с ними, если ему понадобится их помощь, — потеря ангела на вашем плече, вероятно, оставит несколько побочных эффектов, даже если это избавит его от «проклятия», которое было с ним последние два десятилетия, — они вернулись к порталу. Нил и Рене несли Джаена, перекинув его тонкие руки себе на плечи, и опустили его, чтобы прислониться к стене, рассматривая дверь портала и то, что было внутри. Рене удалось достаточно легко проникнуть в мысли Сэра и Короля, но каждый раз, когда она подталкивала их к двери вестибюля, Король отмахивался от неё. Сэр просто проигнорировал и продолжал дремать, свернувшись калачиком на стуле Зтуарта. Давай, Король, подумала Рене, обращаясь к нему. Просто подойди к двери. В конце концов он всё-таки подошёл к двери, но вместо того, чтобы взобраться на полку и дотянуться до ручки, он прислонился к ней и вёл себя так, словно то, что он оказался именно в этом месте, было совершенно случайным совпадением. Нил где-то здесь, подумала Рене, меняя тактику. Держу пари, у него есть для тебя несколько угощений. Уши Короля повернулись от любопытства, но он по-прежнему не двигался. И Элисон тоже. Ты даже сможешь поиграть с Авигет. Элисон была бы раздражена, если бы узнала, как Рене использует её змей, но вряд ли что-то ещё сработает. Потому что это сработало как заклинание. Король встал и направился к полке, грациозно запрыгнув на неё и пройдя между банками с зубами рыси, крокодила и коровы, прежде чем сесть в конце полки и рассмотреть дверную ручку. Через несколько секунд он запрыгнул на неё и весом своего тела потянул вниз, пока та не открылась. Именно то, что он снова спрыгнул на землю, распахнуло её настежь. Король рысцой прошёл внутрь и быстро расправился со следующей дверью, как только первая захлопнулась. Он мяукнул на Нила, когда его голова высунулась, и Рене быстро схватилась за дверь, прежде чем она захлопнулась бы за Королём, когда он прыгнул в объятия Нила. Он осмотрел Элисон, проверяя, нет ли змей, и недовольно фыркнул из-за их отсутствия. Рене провела их в прохладу вестибюля, закрыв за собой первую дверь, прежде чем открыть вторую. Сэр всё ещё лежал, свернувшись калачиком на стуле Зтуарта, равнодушный к их появлению. Нил быстро убрал всё со стола Рене, чтобы она могла уложить на него Джаена, и тот шипел от боли при каждом движении. — Мне жаль, мне жаль, мне жаль, — повторяла Рене успокаивающим тоном — или настолько успокаивающим, насколько могла. Он сжал её запястье своей рукой, когда она повернулась, чтобы собрать припасы с полок Зтуарта. Когда она снова повернулась к нему, волна сочувствия захлестнула её при виде уязвимости на его лице. — Не уходи, — пробормотал Джаен, его глаза были зажмурены, как будто он не мог открыть их и понять, что она ушла. — Пожалуйста, не оставляй меня снова. — Я здесь, — сказала она, убирая прядь чёрных волос с его лица. Было ужасно видеть, как его глаза распахиваются и затуманиваются от боли. Они искали её лицо, затем переключились на Элисон и Нила, а затем снова на неё. — Джаен, я здесь. Я никуда не собираюсь уходить. Я больше не брошу тебя. Элисон и Нил быстро собрали необходимые припасы по указанию Рене, и она разложила их вокруг Джаена и его сломанных крыльев. Ей пришлось разложить их, но любое положение, в которое она их помещала, вызывало крик. Она вложила свои силы в его сломанные кости, используя мази и целебные зелья во всё ещё открытые раны. Она ещё работала над ним полчаса спустя, и у неё уже начинала кружиться голова. Пройдёт совсем немного времени, и из её носа пойдёт кровь. Элисон продолжала бросать на неё косые взгляды, вероятно, желая вмешаться, но Рене настаивала, так как чувствовала, что Джаен медленно приходит в себя. Это было тяжело, но в конце концов Джаен исцелился настолько, насколько это возможно за один день. Его ноги дрожали, но они могли выдержать часть его веса. Его раны были закрыты, и только на нескольких местах остались шрамы. Его волосы медленно отрастали. И его глаза, ох, наконец-то в них просочилась хоть какая-то жизнь. Треск молнии, пробивающейся сквозь грозовые тучи. С помощью сладких слов и коварной тактики Элисон им удалось затащить его в ванную. Рене отправила Элисон на поиски чистой одежды, а сама включила горячую воду в медной ванне с высокими стенками. Элисон вошла через несколько минут и принесла пару шерстяных серых брюк и мягкий кремовый свитер рядом с раковиной, прежде чем снова уйти и предоставить Джаен немного уединения. Тот не просил Рене остаться, но его плечи опустились от облегчения, когда она не сделала ни единого движения, чтобы последовать за Элисон. Рене очистила его нежно и эффективно, вдыхая его присутствие после долгих лет разлуки. Когда-то он был одним из шестерых, одним из самых важных людей в её жизни. Но теперь у неё было больше: у неё были Элисон, Нил, Эндрю, Лисы. Но Джаен? Джаен понимал её прошлое так, как никто никогда не мог бы понять. Он и сам был её прошлым. Прошло около двадцати минут, когда они вышли из ванной, взгляд Джаена пробежался по главной комнате Зтуарта, прежде чем снова остановился на Рене. Он выглядел намного лучше, как внешне, так и внутренне. Спокойно. Он прошёл дальше по комнате, скорее шаркая, чем уверенно, и занял место за столом. Рене могла только следовать велению своей души и села напротив. Целую вечность они смотрели друг на друга. Они почти не двигались: пальцы Джаена выбивали неровный ритм по его бедрам; Рене моргнула, чтобы сдержать слезы. Прошло так много лет, так много историй, которыми они должны были поделиться, но с чего можно начать? — Итак, — сказал Джаен тихо. — Девушка-змея? Рене покраснела. Что-то в том, что Джаен спросил об Элисон, заставило её смутиться больше, чем кого-либо другого. Она чувствовала себя так, словно впервые представляла свою девушку своей семье. Рене предположила, что так оно и было. — Я не видела тебя двадцать девять лет, и это первое, о чём ты спрашиваешь меня? После этих слов Джаен сделал паузу. — Что? — Когда Рене нахмурилась, Джаен только сказал: — Нет, нет. Мы приехали в Изриду шесть лет назад. Рене потребовалось много времени, чтобы придумать ответ. — Джаен, что ты помнишь о пребывании здесь, на Земле? Он оглядел магазин Зтуарта, его взгляд перескочил с банок с зубами на медные кадки и остановился на маске Харткинда. — Это не Земля. На Земле не было химер. Теперь есть, подумала Рене. — После того, как мы пришли в Изриду, — сказала она вслух. — Я сбежала и пришла сюда. Я пришла на Землю, — она сделала паузу, не в силах решить, в какой из его глаз смотреть. — Джаен, это было двадцать девять лет назад. При этих словах Джаен судорожно выдохнул. — Нет, — пробормотал он себе под нос. — Нет, этого не может быть. Это значит… Нет, нет. Я… я бросил его. Я сказал, что буду ждать, он сказал, что вернётся за мной, но меня там не было. Рене притянула брата в свои объятия и потерла тёплые руки о его спину, как она надеялась, успокаивающим движением. — Мне так жаль. Поверх плеча Джаена взгляд Рене нашёл Элисон и Нила на кухне и небольшой чайник на маленькой плите. Элисон повернулась, чтобы посмотреть на неё, и, когда их глаза встретились, она кивнула. Она направилась к двери, которая вела в её старую спальню, когда она была единственной, кто работал на Зтуарта. — Натафи, он ушёл, — прошептал Джаен, и сердце Рене разбилось одновременно с его голосом. — Как я могу найти его снова? Она не знала, кого имел в виду Джаен, но шикнула на него и прошептала во волосы: — Всё будет хорошо. Мы найдем его. Теперь ты в безопасности. Проходили минуты, и руки Рене начали болеть от повторяющихся движений потирания спины Джаена, но она продолжала. Её сердце почти три десятилетия болело из-за его потери. Боль в руке никогда и близко не сравнится с этой болью. Подошёл Нил с чаем, и после того, как он на мгновение перевёл взгляд с одного на другого, он снова отнёс свою кружку на кухню. По дороге он прихватил книгу Кевина по искусству о французских художниках-символистах, которую Элисон оставила лежать на столе, балансируя на чайных чашках с желаниями. Рене снова переключила своё внимание на Джаена. — Что случилось? — спросила она. Казалось неправильным спрашивать об этом после стольких лет, но ей нужно было знать. — После того, как я проснулась здесь… Я больше не могла чувствовать тебя. Джаен кивнул. — И я тебя. Они… они сделали так со всеми. Я был отрезан. — Отбросили в сторону, — закончила Рене. Джаен покачал головой. — Нет. Нет, они сделали это с другими, отправили их в другие миры, чтобы они зачахли и умерли, но… — он сделал вдох и выдох, прежде чем продолжить снова. — Они оставили меня. Я из Массалии. Я принадлежал Императору ещё до того, как мы добрались до Изриды. Больше идти было некуда. Ты была последней, кто проскользнул внутрь, прежде чем закрыли порталы. — Джаен, мне так жаль, — сказала Рене. И так оно и было, но «мне жаль» даже близко не могло скрыть стыд и вину, которые обрушивались на неё волна за волной. — Я рад, что ты выбралась и построила свою жизнь, — он ещё раз оглядел магазин, на мгновение задержавшись у двери на кухню, прежде чем снова приступить к оценке помещения. — Император, — начала Рене. — Серафимы обвиняли нас во всём. Как… почему он оставил тебя в живых? Улыбка Джаена была горькой, надломленной. — Он не позволял мне ничего делать. Он заставлял меня. Я не мог сделать ничего из того, что он приказывал мне не делать. Я не мог бросить ему вызов, я не мог нарушить приказ. Даже не для того, чтобы умереть. Я выжил, потому что он заставил меня сделать это. Нил вернулся в комнату, оставив кружку на кухонном столе, а книгу зажав под мышкой. Рене на мгновение задумалась над Джаеном, прежде чем повторить то, что он сказал ей, на языке, понятном Нилу. — Магия? — предположил Нил. Рене кивнула. — Проклятие. — О, мы не называем это проклятием, — голос Элисон разнёсся по коридору. Она въехала в главную комнату, зажав под мышками свои старые костыли. Она протянула их Джаену, когда он оказался в пределах досягаемости. — Тебе придется подогнать их под твой рост, но они помогут ходить, пока твои ноги не заживут. Рене перевела то, что сказала Элисон, и Джаен нерешительно взял их. — Спасибо, — тихо сказал он, как будто никогда раньше не произносил эту фразу. Возможно, он и не делал этого; Фейрерам было не за что быть благодарными, а если и так, то они были слишком горды, чтобы признать это. — Итак, ты не был проклят, чтобы подчиняться приказам ангела. Как нам его сломать? — спросила Элисон, прежде чем Рене смогла найти слова, чтобы снова извиниться. После того, как Рене перевела, Джаен поморщился. — Я не знаю, а если бы и знал, то не смог бы тебе сказать. Голова Элисон откинулась назад, и она издала стон, когда Рене передала сообщение. — Конечно. Конечно, чёрт возьми, это моя жизнь прямо сейчас. Рене потянулась к руке Элисон и успокаивающе сжала её. Та сжала её в ответ, прежде чем переплести свои пальцы с пальцами Рене. Она демонстративно проигнорировала дразнящий изгиб брови Джаена. Разве я не получаю достаточно изогнутых бровей от Элисон? спросила она у божественных звёзд. Это мое наказание? Она полагала, что это было вполне заслуженно. В то время как Джаен пережил годы порабощения и жестокого обращения, Рене путешествовала по миру, влюблялась, строила дом. Элисон нарушила молчание. — И в любом случае, откуда нам знать, что он здесь не с какой-нибудь миссией серафимов от Императора? — Я доверяю ему, — сказала Рене. — Ты не видела его двадцать девять лет, — сказал Нил. — Он мог бы быть совершенно другим человеком. — Для него прошло всего шесть, — сказала Рене и вздохнула. Она знала, что лучше не прибегать к мелким формальностям. — Может быть, если мы позволим Джаену говорить самому, вы сможете это выяснить? Элисон подняла руки в знак капитуляции. — Прекрасно, — она повернулась, чтобы обратиться непосредственно к Джаену, и заговорила на мелизийском серафическом. — Добро пожаловать в этот мир, — сказала она с преувеличенными жестами. Её грамматика и акцент были ужасны, но Рене оценила её старания. — Пожалуйста, не сжигай его дотла в праведной ангельской ярости. Я надеюсь, что тебе понравится твой визит. Рене прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться от смеха. — О, это просто смешно, — она подняла руки со стола и сложила их вместе ладонь к ладони, закрыв глаза. Она обдумала свою вину и свою краткую радость и решила, что готова предложить такую сделку. Сделав два вдоха, она разжала руки и вложила крошечное желание в ладонь Джаена. Он чуть не уронил его. — Я не буду использовать дьявольскую магию. — Это просто волшебство, — сказала Рене Джаену, вытирая нос и проверяя, нет ли крови. Она была, но с этим можно было справиться. Ей просто придется какое-то время не использовать магию, пока она не отдохнёт. — И, пожалуйста, не называй химер так. Не потребовалось слишком много усилий, чтобы убедить Джаена пожелать свободного владения чешским языком, хотя он был удивлен тем, сколько языков люди разработали за такой короткий промежуток времени. Очевидно, то, что его душа была привязана к Изилу, не дало ему всей широты знаний о жизни на Земле. Рене объяснила, что человеческая жизнь значительно короче, чем у Фейреров, и народы взаимодействуют охотно и свободно, поэтому языки на Земле были значительно органичнее, чем в Изриде. — Органичнее, — ошеломленно произнёс Джаен. — Из живых организмов, связанных с ними или полученных из них, образуя неотъемлемый элемент целого. Побочная музыка, а не часть действия.. — он замолчал, когда Элисон щёлкнула пальцами перед его лицом. Рене почувствовала волну холодной ярости от того, как сильно он вздрогнул. Император заплатит за то, что он с ним сделал. — Ты привыкнешь к этому, — сказал Нил, внимательно наблюдая за Джаеном. Тот кивнул, казалось, уже взяв себя в руки. Рене ненавидела думать о том, насколько он, должно быть, опытен в том, чтобы брать себя в руки, когда никто другой этого не делает. Он повернулся к Рене. — Расскажи мне все, — сказал он. — Я хочу знать, что с тобой стало, я хочу знать все истории, которые ты, вероятно, собрала. И она это сделала. Они просидели с ним несколько часов, пока она рассказывала ему о своей жизни. Элисон дала беглый комментарий к историям, частью которых она была, а Нил добавил свой взгляд на некоторые вещи, которыми они поделились, хотя большая часть его внимания была отвлечена чтением книги Кевина. Она сказала ему, что они ходят в школу искусств, и он сказал, что в Изриде нет ничего подобного; только ученичество. Никогда не имея возможности увидеть Изриду в её чаше провидения, Рене хотела спросить, на что похожа жизнь серафимов сейчас. Хотя это казалось несправедливым. Вызывать болезненные воспоминания, когда для него это было не столько воспоминанием, сколько чём-то, от чего он только что сбежал. Поэтому вместо этого она рассказала ему об их поручениях от Зтуарта и обо всех местах, куда он их посылал. — Как ты попал на Землю? — спросила Рене после небольшого затишья. Джаен ответил не сразу, тщательно подбирая слова, как будто шёл по опасному пути. — Я прошёл через портал, но прежде чем я смог выполнить свои приказы, меня утащили далеко-далеко, — его густые брови нахмурились, когда он попытался вспомнить, что произошло дальше. — В страну пустынь и звёздного света, к врачу. Он хотел знать то, что знал я, и поэтому моя душа была привязана к его душе. По-моему, это длилось недолго. Я так отчетливо помню первые несколько дней. Он был так зол. Был краткий момент ясности, а после этого всё стало расплывчатым. Мы были разлучены. Отделён, но не свободен. Я был без тела, без собственного разума. Это длилось всего несколько мгновений, пока я не почувствовал тебя. — Двадцать три года, — сказала Элисон. Она ковыряла свои ногти. — Изил загадал своё желание двадцать три года назад. Я была там, — она повернулась к Рене. — Мы обе были. Рене должна была чувствовать страдания Джаена, как если бы они были её собственными, потому что они должны были быть её собственными. Боль должна была отражаться в них, как в разбитых зеркалах. Но Император разорвал их, как позже это сделал Изил. Она знала, что у него не было выбора. Он потратил желание на знания, а потом ещё одно, чтобы избавиться от них. Могла ли Рене осуждать его за это? Потратить желание на знания было намного лучше, чем желания некоторых других торговцев, но Джаен мог бы избежать стольких страданий, если бы он был с ними в Праге, с ними, а не нашептывал секреты старику в Марокко. Чувство вины могло просто задушить Рене. Джаен, казалось, понял это, потому что, конечно же, он понял бы. Даже до последних испытаний Фейреров он всегда был более чутким, чем остальные. Он потянулся к ней. — Это не твоя вина. Ты не могла знать. Этот мир заставил нас ждать. — Ты хочешь сказать, что ты не выбирал отделить себя от Изила сегодня? — спросила Рене. — Выбирал? Нет. Я не знаю, почему это произошло. Она решила не зацикливаться на этом. Ответы могли подождать, а Джаену нужно было исцелиться. — Ты хочешь остаться здесь? Взгляд, которым одарил её Джаен, разбил ей сердце. — Можно? — спросил он тихо. — Конечно, — мягко сказала она. — Тебе всегда будут здесь рады. — Что я должен сделать? — Тебе не нужно ничего делать. Это не то, что ты должен заслужить. Ты можешь делать всё, что захочешь. Ты мог бы присоединиться к нам в Пальметто, если хочешь. Мы художники в этом мире. — Он вообще может рисовать? — спросила Элисон, прежде чем одарить Джаена ещё одним скептическим взглядом. — Что именно ты делал со своим свободным временем? — Зашивал свои раны, — холодно сказал Джаен, и Элисон напряглась, чтобы сдержать дрожь. — Хорошо, значит, художественная школа отменяется, — сказала Рене и попыталась придумать альтернативные варианты. Это была «проблема» на Земле, если можно было назвать это проблемой. Всегда было слишком много вариантов, слишком много вещей, которым можно посвятить свою жизнь, и все они были интересными. — Мы можем взять его в качестве модели для уроков рисования с натуры, — сказала Элисон. — Фиала полюбила бы его. Я имею в виду, посмотри на него. Если не считать Рене, это лучшее, что я когда-либо видела, — она указала на лицо Джаена. Теперь, когда он больше не выглядел так, словно мог рассыпаться в пыль от слишком сильного порыва ветра, даже Рене могла сказать, что он был красив. Он всегда был таким. За исключением того, что он больше не мог быть Джаеном. — Джаен, здесь тебе понадобится новое имя, — сказала Рене. Он нахмурился. — Почему? — Действительно, почему, — пробормотала Элисон. — Люди, как правило, жалко произносят слова серафимов и химер. И, когда они услышат что-то необычное, они все будут спрашивать… — она сделала нелестный акцент. — «О, откуда ты родом?» — И, полагаю, что я не могу им сказать, — предположил Джаен. — У меня это работает, — сказал Нил, пожимая плечами. — Это потому, что ты патологический лжец, Джостен, — сказала Элисон. — И, — перебил Джаен. — Что такое… что за уроки рисования с натуры? — Раздеваться для кучки людей, — сказала Элисон, барабаня пальцами по ободу своих колёс левой рукой, в то время как положила голову на другую. Она окинула Джаена оценивающим взглядом. — Раздеваться, — поправил Нил, немного чопорно. — Для искусства, — Рене подумала, начал ли Нил уже присваивать характерные черты Кевина. — Зачем? — Джаен нахмурился. — В основном это уроки анатомии, — объяснила Рене. — Ты мог бы прочитать об этом, если тебе интересно? Возможно, ты мог бы также брать уроки рисования по вечерам, — она повернулась к Нилу и указала на закрытую книгу в его руках. Когда он протянул её ей, она взяла её и показала Джаену. — Это только верхушка айсберга того, что создали люди. Это — божественные звёзды, Джаен, этот мир так прекрасен. Это грязно, хаотично и так полно жизни. Когда нас послали сюда как Фейреров, мы никогда не останавливались, чтобы по-настоящему увидеть его таким, каким он был. С неба это прекрасно, но так далеко. Ты ещё увидишь. Ты увидишь, как это может быть чудесно. Но Джаен не совсем слушал. Он уставился на обложку книги Нила. Насколько Рене помнила, это была работа Эдгара Максенса. — Они знают о нас? — спросил Джаен. — Обрывки и фрагменты, — сказала она, а затем снова открыла книгу на картине с химерой. — Разве крылья не кажутся тебе знакомыми? Джаен обиделся. — Предполагается, что это химера с крыльями Массалии? Рене рассмеялась. — Да. Для них всё было более чем немного запутано. — Расскажи мне об этом. Некоторые религии думают, что вы работаете на какое-то всезнающее божество на небесах, — вмешалась Элисон. — Элисон, — упрекнула Рене. — Некоторые люди находят доброту в своей вере. У химер и серафимов тоже есть свои религии, и нам лучше не судить их. — И они тоже сумасшедшие, — пробормотала Элисон, но подняла руки, сдаваясь под взглядом Рене. Часы с кукушкой на кухне пробили полночь, и резной деревянный олень выскочил из-за крошечных закрытых ставнями дверей. Элисон откатилась назад, пока не смогла заглянуть в дверной проём и проверить время. — Ха, — сказала она, а затем снова посмотрела на Джаена. — Я полагаю, это означает, что твой день рождения — День Святого Валентина. Ты козерог. Поздравляю. Джаен выглядел таким же смущенным, как и ожидала Рене. Он бросил на неё вопросительный взгляд, но она отмахнулась от него улыбкой и лёгким покачиванием головы. Они могли бы объяснить это в другой раз. — Что такое козерог? — всё равно спросил Джаен. — Химера морского козла, — сказала Элисон, хотя Рене сомневалась, что Джаен понял, что она шутит. — Но это означает, что у с тебя есть отличная линия захвата в процессе создания. Ты буквально был создан в день любви. — Мы его не создавали, — сказал Нил, перелистывая страницы взад и вперед, вероятно, в поисках вдохновения. В конце концов он отложил книгу в сторону и схватил свой альбом для рисования, когда страницы книги снова раскрылись веером, открывая картину с химерой и женщиной. — Рене исцелила его. Элисон отмахнулась от этого и продолжила. — Кстати, в какую сторону ты качаешься? Мы могли бы свести тебя практически с кем угодно. Ты достаточно великолепен для этого. Джаен пренебрежительно покачал головой. — Одной любви достаточно. Я не хочу, чтобы меня с кем-то «сводили», спасибо. — О? — спросила Рене с любопытством, но надеялась, что не слишком назойливо. Она подумала, не имел ли Джаен в виду человека, к которому он должен был вернуться в Изриду, но тот только снова покачал головой. Было что-то в его глазах, что-то печальное в лёгком изгибе губ, поэтому она не стала настаивать. — Ты знаешь, что в истории человечества, — сказала она вместо этого. — Дни рождения обычно не были такими важными. Вместо этого у них были именины, где каждый день года соответствовал личному имени, и люди праздновали свои именины в день, соответствующий их собственному имени. — Она сделала паузу, пытаясь вспомнить, какое имя соответствует четырнадцатому дню февраля. — Что-нибудь приходит на ум? Джаен пожал плечами. — Я не знаю человеческих обычаев давать имена. — Их больше, чем одно, может подойти почти всё, что угодно. — Он мог бы выбрать что-то похожее на своё. Как Джон, или что-то в этом роде. Рене промурлыкала. Что-то в этом было не совсем правильно. На самом деле Джаен нельзя было говорить на человеческом языке. Старый диалект французского был самым близким, что она смогла придумать, учитывая множество языков, которые она сама понимала с помощью магии. — Что насчёт Жана? — Пишется как «джинсовые джинсы»? Рене снова промурлыкала, на этот раз в подтверждение. Она снова посмотрела на Джаена и вопросительно наклонила голову. — Что ты об этом думаешь? Он снова пожал плечами. — Это будет достаточно легко запомнить. Она лучезарно улыбнулась. — Что ж, приятно познакомиться, Жан. У тебя есть что-нибудь на примете насчёт фамилии? — Разве этого недостаточно? — Возможно, но будет лучше вызывать как можно меньше вопросов. Жан — и, ох, это ему подходило — огляделся вокруг в поисках вдохновения. Его взгляд снова упал на открытую книгу, на картину химеры. Он осмотрел её ещё раз, а затем спросил: — Моро? — Жан Моро, — задумчиво произнесла Рене. Это казалось правильным. — Добро пожаловать на Землю.