Don't take that sinner from me

Безумие. Вот что это такое, безумие. Вот что заставляет его взять телефон и позвонить. Но кровь расплавленной лавой пылает в венах, ему тесно в собственной коже, а слезы щиплют глаза. Как дикое животное, он рычит на каждый рекламный щит, плакат и наклейку на пути, что в ярких, веселых красках призывают: «Голосуйте за Моррисона!» Голосуйте за убийцу, голосуйте за преступника, голосуйте за человека, разрушившего чужую семью. Если он увидит Стэна, то убьет его. Не задумываясь разорвет его в клочья, заставит его ощутить каждую частичку всей той боли, что обрушилась на его семью. Только мысль о Стелле и Августе не дает ему отправиться прямиком на ранчо и всадить в Моррисона пару пуль. Если он отомстит, то проведет остаток жизни за решеткой. Он не может поступить так со своими детьми. Они уже потеряли мать, он не позволит себе лишиться их и отца. Он знает, что не может явиться домой в таком виде, это-то он понимает. Но нужно что-то делать, ему нужно подумать, ему нужно... Он знает, кто ему нужен. Он знает, кто может помочь. Безумие — вот что заставляет его взять телефон и позвонить. Он может помочь. Убийство для него не проблема. Он не страшится возмездия. Он может помочь, и Корделл знает, во что это ему обойдется. *** Телефон сигналит в третий раз, пока он удосуживается глянуть, кто это. Злость на того, кто позволил себе побеспокоить его, мгновенно испаряется, стоит увидеть имя звонящего. Уокер. Его любимая игрушка. Неожиданное и приятное нарушение негласного правила — он всегда звонил Уокеру первым. Он и не знал, что у Корделла сохранился его номер. Солдатик был уверен, что тот удалил его при первой возможности. — Привет, ковбой… Корделл обрывает его, рявкая в динамик: — Знаешь мотель на шоссе на границе штата? Встретимся там через пятнадцать минут. Не опаздывай. И отключается, не дожидаясь ответа. Он крепче сжимает телефон. Какая-то часть его злится — кем этот рейнджер себя возомнил? Звонит, словно ждет, что он все бросит и помчится к нему! Его маленький ковбой явно забыл свое место, в этих отношениях командует он, а не Корделл. А еще он заинтригован — Корделл никогда раньше не звонил ему, а сам он давненько не трахался от души из-за гребаных путешествий Воута. На самом деле уроки гораздо лучше преподносить лично, и он чувствует, как его штаны начинают натягиваться при одной мысли о том, что он и его ковбой могли бы вытворять в мотеле. О криках, которые он мог бы выбить из рейнджера… Жалкий скулеж возвращает его в действительность: — Пожалуйста, пожалуйста, отпустите меня. Я никому не скажу, клянусь. — Жизнью клянешься? — Да, да! Клянусь своей жизнью, пожалуйста. — Это хорошо. «Какой пафос», — проносится в голове, когда он берет свой щит и улыбается мужчине. У того в единственном неповрежденном глазу светится надежда. Ну что за идиот? — Потому что цена молчания — твоя жизнь. Он с силой опускает щит, раз за разом бьет мужчину по голове под тошнотворный хруст костей и булькающие хрипы. *** Мотель выглядит как и любой другой занюханный мотель. Облупившаяся краска, трещины на стенах, бассейн, в который лучше не заходить, если нет желания гарантировано подхватить что-нибудь. Человек за стойкой и бровью не ведет, завидев входящего в помещение супергероя. 108. Номер комнаты Корделл прислал ему в сообщении, последняя дверь в задней части здания. «Уединенно, тихо, идеально» — с ухмылкой думает он. Достаточно стукнуть разок, и дверь распахивается, а его втаскивают внутрь. Он не успевает и слова вымолвить, а Корделл уже прижимает его к закрытой двери, дергая за одежду, кусая и вылизывая кожу, куда только успевает добраться. Вот чего он хотел с тех пор, как впервые встретил этого техасского рейнджера, вот над чем он трудился месяцами. Сломать Корделла, заставить его целоваться со страстью, гореть и жаждать, заставить его умолять! Так почему же единственное, что приходит в голову — тот ли это Корделл Уокер, которого он знает? Он отстраняется, разворачивается и прижимает сопротивляющегося Корделла к двери. Такого дикого взгляда он не видел никогда прежде. Возможно, в следующий раз он даже захочет его посмаковать. — Остановись! Я сказал, прекрати! Корделл, хватит! Они оба тяжело дышат, их рты почти соприкасаются, и Корделл обмякает в его крепкой хватке. — Что тебе нужно, детка? Скажи, что тебе нужно, — шепчет Солдатик ему прямо в губы. *** Мне нужно, чтобы ты помог мне свалить Стэна. Мне нужно, чтобы ты помог мне его убить. Мне нужно, чтобы ты помог мне. Мне нужно, чтобы ты исправил кое-что. — Мне... мне нужен ты. *** Он отстраняется, пятится к кровати, тянет Корделла за руку за собой, пока не упирается в край матраса и не садится. Корделл стоит перед ним, расставив длинные ноги по обе стороны разведенных бедер Солдатика. — Я у тебя есть. *** В чем разница между проклятием и спасением? Можно ли обрести то и другое разом? Люцифер когда-то был ангелом. Солдатик тоже такой? Дьявол и ангел разом? Он рискует чем-то куда большим, чем просто душой. На кону его рассудок, его безопасность, его семья и друзья. Он наклоняется, прижимаясь губами к губам Солдатика. Он никогда раньше не целовал его, никогда не был инициатором их встреч, тем более — добровольным участником в них. Что бы сказало его прежнее я? Сможет ли он после этого смотреть на себя в зеркало? Рот Солдатика приоткрывается под его губами, и мысль о том, насколько это плохая идея, улетучивается. Господи боже, Корделл и не представлял, как хорошо тот целуется! Его нежные, пухлые губы раскрываются навстречу, медленные и чувственные поцелуи становятся страстными, их языки сталкиваются и сплетаются. Корделл седлает его, толкая назад, пока оба не оказываются лежащими на кровати. Их твердеющие члены прижимаются друг к другу сквозь одежду. «Чертова одежда», — думает Корделл и безрезультатно дергает за ремни и пряжки доспехов Солдатика, пытаясь раздеть его, не разрывая объятий. — Долой, долой! — задыхаясь, требует он. — Подожди, — посмеиваясь ему в губы, бормочет Солдатик и плавно поднимается, пока Корделл цепляется за него руками и ногами. — Я не брошу тебя, ковбой. Сердце Корделла грохочет в ушах, член в штанах напрягается, он чувствует, как бугор Солдатика вжимается ему в задницу. «Это ошибка. Это ошибка. Это ошибка». Он играет с огнем. Он должен отступить, вырваться из этих рук, ударить, пнуть, попытаться выбежать за дверь, решить свою проблему как-то по-другому: — Знаю, что не бросишь. «И не отпустишь», — думает он, обхватывает ладонями лицо Солдатика, притягивает к себе и целует еще раз. Его душа проклята с того самого мгновения, когда так называемый герой впервые увидел его. Но на этот раз он получит хоть что-то взамен. Они отстраняются, тяжело дыша друг другу в рот, дешевый мотельный комод болезненно впивается Корделлу в поясницу. — Думал, ты хочешь, чтобы я снял одежду. — Да, — он выпутывается из объятий Солдатика, приказывает ему раздеться и быстро снимает одежду с себя. Еле дожидается, пока Солдатик целеустремленно и медленно расстегнет все замысловатые ремни и пряжки своего снаряжения. Заметив растущее напряжение Корделла, ублюдок ухмыляется. С каждым снятым предметом одежды, с каждым дюймом оголяющейся кожи Корделл все четче видит то, чего раньше не замечал — к примеру, бледные веснушки по всему телу, созвездиями рассыпанные среди шрамов, синяков и отметин. Некоторые раны он узнает: старый шрам от пули возле ключицы — напоминание об одной из его первых миссий или пожелтевший синяк у правого ребра — недавний, когда он врезался в пожарный гидрант, помогая отделу шерифа соседнего округа. Кое-что Корделл оставил сам. Шрам пониже правого плеча, куда он воткнул разбитую бутылку. *Бильярдный стол под спиной жесткий и неудобный, бедра болезненно сдавливают бока Солдатика, а тот наваливается все тяжелее. «Нет, нет». Его сопротивление и мольбы остаются без внимания, супер пытается расстегнуть ремень Корделла одной рукой. В панике тот тянется к пустой пивной бутылке, оставленной на том краю бильярдного стола, разбивает ее и втыкает зазубренными, острыми краями прямо в плечо Солдатика. Ошибка с его стороны.* Маленькая, почти незаметная отметина на бедре от ручки в его кабинете. *Зажатый у своего стола, он хватает первое, что попадается под руку и бьет Солдатика в ногу. Ощущение не сильнее, чем от укола, но его пораженного вскрика достаточно, чтобы привлечь внимание капитана. Никогда еще Корделл не был так благодарен синей ручке или, может быть, Джеймсу, как в тот момент*. Рана на бедре — единственный раз, когда он действительно пытался убить. Тогда вся эта ненормальная штука только начиналась. *Он чувствует, как кровь стекает по руке, когда давит на нож, выбираясь из-под человека, которого раньше считал героем, и бредет, спотыкаясь, к двери. И только на полпути через комнату его швыряют на землю, сжимая горло окровавленными руками. — Теперь я и правда заставлю тебя кричать...* Его пристальный взгляд не остается незамеченным: — Нравится то, что ты видишь? Доказательство, что и ты оставил свои следы на мне, как я свои — на тебе. Он сглатывает подступившую к горлу желчь. — Нет, не нравится. Он толкает Солдатика обратно к кровати, пока тот его не сграбастал, садится к нему на колени, игнорируя самодовольную ухмылку, и склоняется, чтобы снова его поцеловать. — Да, тебе нравится, — одной рукой Солдатик гладит спину и запускает ее в волосы Корделла, а другую тянет вниз, чтобы смять его ягодицу, когда они начинают толкаться друг в друга. Твердый член Солдатика скользит между ягодицами Корделла, головка цепляется за край отверстия. — После всего, что я тобой сделал, ты доволен, что хоть сумел пустить мне кровь. Корделл обхватывает их твердые члены рукой, обводя большим пальцем головки. Он собирает накопившуюся смазку, разносит ее по всей длине и начинает дрочить в такт с движениями своих бедер. — Ты больной. — Как и ты. Все время я силой врывался в твое тело, а теперь только глянь на себя, как ты жаждешь моего члена. — Заткнись, — он вталкивает два пальца в рот Солдатика, — и соси. Не отрывая взгляда от рейнджера, тот медленно втягивает их в рот, его язык скользит по костяшкам, толкается в кончики пальцев, делая их приятно-влажными — и все для него, для Корделла. Потом хватает его за запястье, вытаскивая пальцы с влажным чмоком, его хватка становится крепче, когда Корделл пытается вырваться. Облизывая верхнюю губу, Солдатик склоняет голову набок, вжимается губами во внутреннюю сторону запястья Корделла и шепчет: — Ты можешь сколько угодно отрицать это, но в глубине души ты знаешь: я забрался тебе под кожу, Корделл Уокер. Ты такой же больной ублюдок, как я. У Корделла перехватывает дыхание, отрицание замирает на языке, когда Солдат нежно целует его запястье, прежде чем отпустить. Как он может притворяться, что не согласен, когда один взгляд на влажный палец напоминает ему, почему он здесь. Он платит хищнику за убийство. Как ягненка отправляя Стэна на бойню. И не может заставить себя сожалеть об этом. Зашипев, он вводит скользкие от слюны пальцы внутрь, заставляет себя расслабиться и быстро двигает ими. Сплевывает на другую руку, снова обхватывает член Солдатика и начинает его поглаживать, толкаясь на собственные пальцы. Он торопится с подготовкой, вытаскивает их, только слегка растянув себя, и направляет член Солдатика в тугое отверстие. — Ты уверен, что этого будет достаточно, ковбой? Он смотрит Солдатику прямо в глаза. — Я хочу, чтобы было больно. Корделл толкается на его член, и оба кричат, пока он насаживается на член полностью. Жжение от слишком быстрой растяжки такое знакомое, его дырка тисками сжимает вздрагивающий внутри член Солдатика. Бедра дрожат, а в уголках глаз собираются слезы, пока Корделл пытается овладеть реакциями своего тела. Руки Солдатика раздвигают его ягодицы, потирая пальцами красные, растянутые края: — Я спец в причинении боли. — Нет, — рычит Корделл, трясущейся рукой хватая Солдатика за горло и придавливает его к постели, второй удерживая за плечо. — Сегодня я у руля. Он видит дерзкий блеск в глазах Солдатика и понимает, что ступил на тонкий лед, подобравшись к пределу того, сколько контроля готов уступить супер. — Ладно. — Тело Солдатика напрягается, он перемещает руки Корделлу на бедра, поглаживая их вверх-вниз, прежде чем впиться пальцами. — Хочешь рулить? Покажи мне, как сильно. Потом вскидывается, заставив Корделла вскрикнуть от резкого, внезапного движения. Впиваясь ногтями в плечи Солдатика, не обращая внимания на боль и жжение, тот начинает скакать вверх-вниз, рыкая на каждую попытку Солдатика пошевелиться. Сдавленные стоны и шлепки кожи о кожу заполняют комнату. — Вот так, детка, покажи мне, как сильно ты меня хочешь. Покажи мне, какая ты у меня психованная шлюшка. — Молчи. Я не твоя шлюха и совсем не похож на тебя. Ложь ощущается свинцом на языке. Солдатик хватает Корделла за волосы и притягивает в грубый поцелуй, лоб в лоб, выдыхая друг другу в рот. — Может, сегодня ты и рулишь, но не забывай, кому ты принадлежишь, Уокер. — Ах! — вскрикивает Корделл, когда Солдатик дергает его голову за волосы назад, обнажая горло. — Не тебе. Он чувствует ухмылку прямо на своей коже. — Я тебе не верю, — самоуверенно отвечает Солдатик, царапая зубами яремную вену. Убирает вторую руку с бедра Корделла и обхватывая его член. Одного движения хватает, чтобы заставить его сломаться, липкие белые потеки раскрашивают грудь и живот Солдатика. Судорожные сжатия дырки заставляют самого Солдатика кончить, Корделл выдаивает его досуха. Он рушится рядом с Солдатиком, все тело болит, легким не хватает кислорода, он весь липкий от спермы и помечен уже проступающими синяками от жестких пальцев. Он подносит руку к горлу. Кровь. — Я и не знал, что в тебе есть такое, ковбой. Краем глаза Корделл замечает, как Солдатик усаживается на край кровати. — Стэн убил Эмили. — Парень, баллотирующийся на должность окружного прокурора? — И человек, которого я считал другом. — Зачем ему убивать твою жену? — Я не знаю. — Теперь, когда гнев ушел, только боль и слезы, которые он сдерживал изо всех сил, остаются и подступают к глазам. — Но он убил ее. Он — причина ее смерти. Корделл не сдерживается и всхлипывает. Ему не впервой жалко рыдать перед Солдатиком, но хоть на этот раз по совершенно иной причине. Солдатик знает, что ему должно быть все равно, и ему плевать. Как ни посмотри, Моррисон сделал ему одолжение, избавившись от этой суки. Но сам он совершает ошибку, оглядываясь через плечо на мужчину, который скакал на нем, как одержимый, а сейчас выглядит таким ранимым с этими его огромными, полными слез глазами. — Черт возьми, Корделл Уокер, что ты со мной делаешь? Солдатик возвращается на кровать и притягивает шмыгающего носом Корделла к себе. — Я позабочусь об этом, детка. Не волнуйся. «Я единственный, кому позволено доводить тебя до слез», — думает он, сцеловывая слезу со щеки Корделла. *** На следующее утро отовсюду гремит новость: Стэна Моррисона нашли забитым до смерти в его собственном доме. Были найдены еще два неопознанных тела, вероятно, подозреваемых в убийстве Стэна. Корделл делает вид, что, как и вся его семья, потрясен и разбит этой новостью. Все собираются у телевизора, чтобы послушать репортаж, и он единственный, кто не удивлен, когда на экране появляется Солдатик, как всегда улыбающийся, и начинает плести небылицы о том, что это политическая атака на Стэна со стороны конкурентов. Он излагает просто виртуозно, искусно вывернув все так, чтобы Лиам не попал под раздачу. Никто не задает вопросов, когда он сообщает, что прибыл на место происшествия и пытался помочь, но было слишком поздно. Похвалы, которыми его осыпает семья Корделла, будут подхвачены всеми жителями Остина. И когда Солдатик смотрит прямо в камеру своим пронзительным изумрудным взглядом и с волчьей улыбкой уверенно заявляет: «Пока я здесь, я всегда буду рядом, чтобы обо всем позаботиться», Корделл знает, что тот обращается к нему. А если у него перехватывает дыхание и он впервые чувствует какое-то больное успокоение от одержимости Солдатика, то это всего лишь очередной секрет, который он унесет с собой в могилу.