Фишер проснулся. Веки были тяжёлые, глаза было трудно открыть. Голова болела, стоило оторвать ее от подушки, как она начинала кружиться. Тело ломило. В горле было сухо, а когда Сал пытаясь хоть как-то смочить его, глотая редкую слюну, которой было безумно мало, то сталкивался с тем, что жидкость с трудом проходит дальше. Парень с трудом поднёс дрожащую руку ко лбу. Тёплый. Или это он слишком горячий? Голубоволосый простонал и тут же удивился от своего голоса. Хриплый, более тихий. Похоже, что он и правда заболел.
И черт, Салли надеялся, что у него не ангина, которой он так склонен болеть. Серьезно, один раз он болел три раза за месяц. В больницу он никогда не обращался, поэтому приходилось лечиться тем, что есть дома — какое-то жаропонижающее, антибиотики, обезболивающее и таблетки от боли в горле. Конечно, ему не всегда помогали эти средства, например, ему уже не подходили эти сосательные леденцы, которые по идее должны облегчать боль в горле. Но что поделать? Отец, может быть, и купит ему новые таблетки, но потом будет напоминать ему об этом ещё месяца два-три, приговаривая при этом, что на лекарства Салли уходит слишком много денег.
Фишер с трудом повернул голову, кажется, шею защемило. Да он чертов везунчик. Парень обвёл помещение взглядом — патлатого в комнате не наблюдалось. Сал прислушался — на кухне был слышен шум какой-то возни, поэтому, видимо, Джонсон там. Голубоволосый прикрыл глаза. Ему хотелось спать, хотя он только что проснулся. Это не было для него чем-то новым, ведь когда он болеет, он практически все время проводит лёжа в кровати, периодически проваливаясь в небытие.
Как и сейчас. Стоило только его векам сомкнуться, как он вновь отрубился, проваливаясь в тот же сон, что он видел этой ночью. И черт, все было бы хорошо, если бы это не был ебучий кошмар. В этом сне его жестоко избивают и съедают живым какие-то непонятные существа, говорящие на каком-то странном языке. Он будто чувствует все эти удары, все эти укусы, все эти острые, словно маленькие иглы, зубы.
***
Парень просыпается через полчаса. Ну как, просыпается. Его будят. Ларри, стоя на коленях на полу, трясёт его за плечи и зовёт по имени. Вновь медленно открыв глаза, Фишер замечает того, кто так беспардонно потревожил его, пусть и кошмарный, но всё-таки сон.
— Доброе утро, Сал, — ласково сказал Джонсон, зарываясь пальцами в волосы младшего.
— Доброе, — каким-то севшим голосом ответил голубоволосый.
— Что у тебя с голосом, чел, — спросил патлатый и приложишь руку ко лбу, — вот дерьмо, — парень резко вскочил и побежал на кухню за аптечкой.
Проводив брюнета взглядом, Салли вновь прикрыл глаза, но буквально через десять минут его вновь растолкал старший на этот раз заставляя выпить какие-то таблетки, что голубоволосый с трудом проглотил. Затем Джонсон выдавил из блистера один леденец от боли в горле. Фишеру не нравились эти сосательные хрени, ведь конкретно от этой марки они были такими ядреными, что в конце его лечения у него образовывался неприятный ожог в горле. В первое время он принимал эту боль от данного повреждения как ещё не прошедшую ангину, поэтому продолжал и дальше усугублять ожог рассасывая таблетки.
С трудом прикончив это так нелюбимое им лекарство, Сал с благодарностью посмотрел на старшего. И черт, Ларри всегда был таким до невозможности заботливым. Он был готов возиться с ним несмотря на то, чем на этот раз заболел голубоволосый. На самом деле, Салу безумно нравилась эта черта в брюнете. Серьезно, после смерти матери никто никогда не заботился о нем, но когда в его жизни возник Джонсон, то парень вновь ощутил это приятное чувство, когда ты кому-то действительно нужен, когда кому-то важно, чтобы ты чувствовал себя хорошо.
Патлатый с мягкой, нежной улыбкой, с любовью в глазах смотрел на сидящего перед ним мальчишку, которого хотелось прижать к себе и не отпускать, которого хотелось любить. И черт, Ларри так хочет вернуть их отношения, так хочется наконец-то узнать какие на вкус эти губы. Хочется просто вновь быть рядом с этим парнем все своё время, всю свою жизнь. Джонсон просто утонул, растопился в
его этом маленьком мальчике, по имени Салли. И когда голубоволосый смотрит на него такими прекрасными глазами, полными благодарности, то брюнет с трудом себя сдерживает чтобы не наброситься на этого парня с обнимашками. Но нельзя. Нельзя, ведь он может окончательно разрушить их дружбу. В последнее время они все чаще и чаще стали ссориться. Из-за этого старший считает, что Фишер не только не хочет больше встречаться с ним, но и дружит на последнем издыхании. Так, будто он не хочет, так, будто между ними есть лишь тонкая грань, что вот-вот сотрется и тогда их дружба закончится. И черт, это делает его особенно грустным.
***
Глаза Сала медленно закрылись. Парню было безумно плохо. Его трясло, ему было холодно даже под одеялом. Фишер ворочался в кровати, что была мокрой от его пота, пытался найти такое положение, в котором ему наконец станет хотя бы тепло. Голос сел совсем. Он не мог позвать Ларри, что находился в другой комнате.
В голове возникла мысль: «И вот так я умру?». В данный момент парень действительно думал, что он не выживет, что завтра для него уже не будет, что это его последние мучительные мгновения жизни. Что совсем скоро это все закончится.
