— Какое у тебя ко мне дело? — удивился Дима.
— Дома, всё у меня дома. Не при Лизе. Переночуешь сегодня тоже у меня.
Дима и Вера съехали от родителей уже достаточно давно. Первое время они снимали квартиру вместе, а потом, из-за разницы режимов и дальности их университетов, им пришлось разделиться. Дима тогда даже успел пожить в казарме университета МВД. «Общага» даже дала ему несколько новых друзей. Плюс уже много после, когда их бабушка решила жить в частном доме, под Петергофом, Вера получила бабушкину квартиру в пользование.
— Ого… И давно между вами появились секреты?
— Это не мой секрет. Но в нем совершенно точно нужна твоя помощь.
«Как заинтриговать идиота? Нет, не слышали» — вспомнил Дима отрывок из анекдота. Знал бы он заранее, по какому делу требовалась его помощь. Хотя, это вряд ли бы что-то изменило. Потому что его помощь все равно нужна.
Уже поздним вечером Вера протягивает ему папку с неравномерной толщиной — а значит, помимо печатных листов, там ещё и фотографии.
— Именно с этим делом нужна помощь. Прочитай и скажи, что получится сделать. И получится ли.
Сестра вышла из комнаты, оставив папку на столе. Дима, дожёвывая бутерброд, взялся за папку.
Лучше бы он не ел. Как только он пробежал глазами по первым листам, у него желудок завязался в спазме, а на языке оказалась горечь желчи.
Верка подрабатывает в магазине одежды вместе с девчонкой. Дима её не знает, но пару раз точно видел отмеченной на фотографиях у Веры на страничке во «вместе».
И вот эта подруга нашла себе парня в приложении для знакомств. Он показался ей адекватным, и они пошли на свидание, где она то ли упилась, то ли он ей что-то подсыпал, но в итоге он её из кафе выносил на руках. Тут же есть фотография у девушки, что в тот вечер была в том же ресторане, и с чьего столика просматривалось то свидание — её нашли по геометке во «вместе», а уже она предоставила черновики своих фотографий, где на заднем плане виднелось, как преступник выносит свою жертву. Тут же скрин переписки с той девушкой — «мы видели, как он выносит её из ресторана… мы тогда даже позавидовали, с мыслью: «Вот это любовь!»
И привёз к себе домой.
А дальше для этой девчонки наступил лютый треш, потому что парень не просто оказался по BDSM, а по харду.
И сбежать от него у неё получилось только утром, когда он пошёл в душ. Вернувшись к себе непонятно как и отписавшись Вере в пять утра, что она не выйдет на смену, девушка осталась дома рыдать и пытаться прийти в себя. Но ей не повезло, потому что Дубина — то ещё маленькое чудовище, которое не верит, что можно вдруг проснуться в пять утра больным… В общем, Вера сорвалась к ней и обнаружила её со всеми следами прошедшей ночи.
Тогда же был придуман план с тем, чтобы наказать эту мразь: тем более Вера учится в меде, итак, Вера договорилась со студентом пятого курса, Ильбиром, который является лаборантом кафедры судебной медицины. А уже Ильбир договорился с одной из преподавательниц с тем, чтобы она создала акт освидетельствования, к которому прилагались фото. Чтобы девчонки пошли в полицию не с пустыми руками.
По совету этой же женщины, они сделали скрины и распечатали переписки.
Но обо всем этом Дима узнает потом. А пока он пробегает глазами опись синяков, гематом и надрывов слизистой.
Сделано подробно и талантливо, вплоть до гематомы на твёрдом небе и лобковых волос, застрявших между зубов.
Тут же с печатью бюро судебной экспертизы есть заключение о том, что в крови жертвы обнаружены следовые концентрации наркотика.
Рядом, с нового листа, идут показания потерпевшей, где описано как и какие из повреждений были получены. А поверх всего этого печать синими чернилами: «В возбуждении уголовного дела отказано».
— Отказано? Но почему? — сотряс Дима воздух в своём изумлении.
— Потому что этот самый Давид представитель очень известной семьи. И простой полицейский участок очень сильно не хочет с ними тягаться. Поэтому я и пристаю к тебе. Может, ты сможешь договориться с кем-то из следователей, чтобы дело возбудили и его наказали?
— Это вы по адресу. ГЛАВК — это не простое отделение, — отвечает Дима. — ГЛАВК имеет право вмешиваться в дела простых участков, как вышестоящая инстанция, поэтому мы точно можем что-то сделать… Кстати, а как у вас оказались материалы дела? Их же обычно не выдают…
— Никак. Это не материалы дела, тут из полицейского только допрос, копию которого мы попросили.
— А печать «в возбуждении дела отказано»?
— А, это. Ну тут как папа нас учил. Перед поступлением, помнишь? «Спросите меня ещё, я правда учил, я всё знаю. Спросите другой билет, другую задачу. А в случае чего, я пойду к зав.кафедры.» И тут то же самое. Мы попросили копию допроса и печать, чтобы типа пойти в прокуратуру. Которая бы тоже ничего не сделала, да.
Вот только он совершенно не знает: к кому обратиться и у кого просить помощи. Но он обязательно что-нибудь придумает. Обязательно.
— Но, если что, твоей подруге может потребоваться явиться для дачи показаний ещё раз. Просто, может нет каких-нибудь деталей или ещё чего-нибудь, — Дима говорит это на всякий случай, — я ведь пока только рапорты писал, дела не возбуждал: я не знаю, что может понадобиться.
Ночью стажёру следственного отдела плохо спится — он взялся за дело, к которому не знает, как подступиться. Более того, он не знает у кого просить помощи.
Его наставник хоть и крепкий человек и точно не сдастся под давлением… Вряд ли он ведёт такие дела. Это не его специфика.
Цветков? Он, конечно, неплохой человек, и может даже не откажет, но как долго он сможет держать круговую оборону этого дела?
Из всех следователей отдела, которых он знает, остаётся лишь Зайцева. Она точно не откажет. И вполне себе продержится под давлением, но нужно будет ей хоть как-нибудь помочь.
Может быть, если дать делу резонанс… И вот тут Дима вспомнил другое подобное дело — о школьнице, что вела переписку, сама пришла, пусть и не на свидание, но всё же. Да и пила эта школьница сама.
Дубину стало очень стыдно — ведь он когда-то, как и все, осуждал эту школьницу. А сейчас видел эти аспекты совершенно иначе.
И, что самое страшное, парня обсуждали в этом деле не за сам факт совершенного преступления, а за возраст жертвы и за то, что процесс был снят. То есть будь она старше на два года, то уже всё: можно насиловать и издеваться. Вопрос закрыт. Ей же есть восемнадцать.
Нет. Дело, попавшее ему в руки, нельзя придавать огласке. Зная, в какой стране ты живёшь, и как тут относятся к жертвам. Ни в коем случае.
Но тогда что же им делать?
Ведь вся огромная семья этой мрази, где есть совсем не последние люди нашей страны… они чисто технически не смогут довести это дело до суда. Возбудить дело в ГЛАВКе точно получится. А дотащить до суда — это уже как повезёт.
Ему нужна помощь, хотя бы советом. Но открывать все материалы дела, которое волею судьбы и Веры оказалось в его руках, было нельзя.
Дима решил попросить совета. А так как спросить совета он мог только у того специалиста, с которым нашёл контакт, то ни у кого, кроме Ксении Зайцевой, искать помощи было нельзя.
Утро в участке началось с того, что Гром поймал какого-то парня, загасившегося вчера вечером в клубе кислотой, и, выйдя из дома музыки в закрытие, в шесть часов, его не совсем адекватный разум решил совершить нападение. На девушку. Ограбить, побить или ещё чего — чего именно хотел парень было пока неизвестно.
Гром, схвативший преступника прямо на месте, сейчас был в допросной.
— При парне нашли наркотики, — сообщила Зайцева, — но так как в момент изъятия не было понятых, мы ничего не докажем — ведь всегда могут отбрехаться, что это мы подбросили… А если будет суд присяжных, то вообще пиши пропало: грамотный адвокат может такую шансон-проповедь забахать…
«Значит, заключение о наркотике не сильно поможет», — думает Дима, — «чтобы доказать, что это он её отравил, нужны пробы еды и напитков, которые были поданы на этом свидании».
— Шансон проповедь?
— Ну, как те самые песни в маршрутках. Про убийцу и мразь, которая плачет и маму зовёт, глядя в синее небо через решётку. Под них ещё злые бабки плачут, которые если им на ногу наступить, тебя своей палкой забьют и проклянут. Не пожалеют. Потому что ты конкретно её задел, а убийца этот издевался над кем-то другим. И вообще, он же по малолетке!
Зайцева грустно выдохнула:
— Короче, общественный транспорт — зло, а у Грома проблемное будет дело.
— А вот в случае, если дело точно будет проблемным… Если даже дать добро на его открытие начальство не позволяет, то что можно сделать?
— Игорь тебя что, в архив обращений отправил?
— Нет, я это не по работе… Я это по учёбе интересуюсь, я же староста, должен ребятам какие-то алгоритмы передать.
— Можно пойти к главе отдела… и готовиться к тому, что ты будешь без конца писать писульки в суд с просьбой увеличить срок расследования, потому что влиятельные покровители постараются не довести дело до суда.
— А какой-нибудь исход, где преступника всё равно накажут, несмотря на покровителей?
— Только если обнародовать материалы дела. Или какие-то из огрехов покровителя — он потеряет свое влияние, пытаясь отбелить репутацию, и ему станет не до этой мрази…
«Значит, нужно найти что-то на семью этого Давида. Тогда получится возбудить дело и довести его до суда».
Нужно только найти. Нередко уже в общем доступе, в интернете, можно найти, где у кого рыльце в пушку, главное только уметь искать.
Именно с этими мыслями он начал набирать фамилию фигуранта дела в поисковике в телефоне, как вдруг на его плечо опустилась рука Грома. Тот был раздражен:
— Что за молодёжь пошла, всё в телефонах и телефонах. Что, ничего интереснее нет?
— Так я…
— Что ты?
— Ничего. — Дима вспомнил, что ссылаться на свое личное дело, ему, без доказательств против возможных покровителей, не следует.
— В том-то и дело. — Должно быть, всё, что сказала Ксюша про это дело и преступника, — правда, поэтому-то Игорь и докопался до Димы.
И, хоть Дима понимал, что наставник не в настроении не из-за него, но легче от этого не становилось.
— У него по жизни болезненная реакция на неудачи, — шепнула Зайцева, — не обращай внимание.
— Не буду, — кивнул Дима, подумав, что в конце-концов, стажировка же не вечная. Рано или поздно они друг от друга избавятся, к взаимной радости.
У Грома нет дела в производстве. Клубного наркошу после допроса передали кому-нибудь попроще, чем один из лучших следователей города-миллионника.
Они сели за приём терпил. Мелкое хулиганство, дворовая шпана, старый соседский конфликт. В общем, если и возбуждается дело, то в производство оно пойдёт к кому-то другому.
У Грома на лице было написано, как же ему скучно. Нет, не прямо перед потерпевшими-пострадавшими-заявителем, нет. Перед ними лицо должно быть как надо, сочувствующим. Но стоило простым людям отойти от стола, услышав заветное «в случае чего, с вами свяжутся», как появлялась та самая бегущая строка: «как же скучно это всё».
Время тянулось медленно. Дима, из стажёра превратившийся в личного писаря, был готов молиться о новом деле. Но нового дела так и не было. Эту смену они провели на приёме.
Вечером, наконец дойдя до дома, Дима взялся искать, чем можно понизить социальный рейтинг одной семьи. Как вдруг позвонила Вера:
— Ну, что-нибудь получилось?
— Пока ещё нет, я не передал дело следователям, а сам возбуждать дела ещё не могу… Но я проконсультироваться со своими, и они посоветовали, что можно сделать.
Вера выдохнула в трубку. Прежде чем она успела что-то сказать, Дима проговорил ей:
— Не волнуйся, я обязательно передам дело, и его накажут, просто нужно время. Поверь мне. Я всё это так не оставлю.
— Хорошо, — отвечает Вера.
Он ищет всё, что может пригодиться в противоборстве, и уже тут выясняется, что завидный жених и бизнесмен Давид, как и вся его семья, дела ведут достаточно грубо и грязно. Есть даже фотографии с охоты на краснокнижное животное, куда они вывезли губернатора области, в которой выиграли тендер.
И таких заметных огрехов много, бери — не хочу. Дима составляет из них список.
Завтра он передаст дело. Он уже даже выбрал кому — Ксении Зайцевой.
И дело даже не в том, что у него с ней общение получается человечнее. Дело в том, что возможности для затягивания передачи дела в суд будет великое множество, а собственный наставник очень болезненно воспринимает подобные проволочки. А уж перенос его настроения на того, кто принёс ему это дело, — о, подобное может произойти легче легкого.
Около полуночи, уже собираясь улечься спать, Дубин вспоминает, что он ведь всё ещё студент, заходит в учебный чат и обнаруживает тест с ограничением в попытках и во времени открытия окна.
А это уже неприятно.
Перейдя в личный кабинет студента, а оттуда уже на сайт, где они решали тесты и задачи, Дима обнаруживает, что у него этот тест уже прорешанный.
Староста хмыкает и улыбается — он знает, чьих лап это дело. И пишет уже во «вместе»:
— Спасибо за тест.
— О чем речь. Ты же работаешь. А деканат сам виноват — не надо было нам присылать логины и пароли фотографией, где вся группа на одном листе.
— В любом случае, Вить, спасибо. Я даже успел расстроиться и представить, насколько мне снизят оценку.
Карточка контакта мигнула зелёным цветом:
— Вот значит какого ты мнения о нашей дружбе… — Дальше идёт нахохлившийся стикер, — Ну, знаешь, не все тебе везде ради нас бегать. Иногда мы согласны побегать за тебя.
— Я ценю это, — с улыбкой отвечает Дима и кидает какой-то добрый и глупый стикер.
Утром он печатает всё, что вчера нашёл, и уходит на работу.
Но сегодня у их двойки есть дело — убийство коллекционера с кражей его жемчужины — картины девятнадцатого века в стиле классицизма. Весь день проходит в беготне с места преступления к криминалистам, опрос свидетелей, короткие переговоры с отделом дознания…
День насыщенный. И встретить следователя Зайцеву, а уж тем более с ней переговорить, удаётся только под конец рабочего дня, когда Дима еле-еле успел накалякать то, что требовалось от их с Громом трудовой пары.
Зайцева на тот момент уже уходила из отдела.
— Ксения Владимировна! У меня к вам дело!
— Так мы, вроде бы, на «ты», — удивляется она, — Хорошо, а что за дело?
И Дима рассказывает. И предоставляет сначала материалы самого дела, а потом уже то, что удалось нарыть.
— Дело обещает быть громким… Нужно заручиться поддержкой Николая Ивановича, тогда можно будет передать дело в суд. — она берет все папки Димы в руки.
Она оглядывается, словно в поисках кого-то, и, увидев одевающегося Цветкова, спрашивает:
— Кость, а Николай Иванович ещё не ушёл?
— Не знаю, не видел. Можно спросить у дежурного, мимо него точно не пройдёт.
Следователь кивнула и двинулась к кабинету главы отдела. Коротко переговорив внутри кабинета, она уже без папок вышла и подозвала Диму.
Дубин за весь этот день совершил только одну ошибку. Он не стал дожидаться ухода Грома. А тот совсем не слепой.
***
Игорю даже начинало казаться, что получить стажёра — это не плохо. Дима не задавал глупых вопросов ни ему, ни потерпевшим, он почти не мешался под ногами, а ещё рапорты, донесения и другие писульки теперь сдавались в два раза быстрее.
К тому же сам стажёр словно бы вполне себе хорошо врабатывается. Единственное, что заметил в нем Игорь, — это старая ошибка всех новичков, которой когда-то был подвержен сам Гром — это желание всё сделать самому. Как например с опросом свидетелей в предыдущем деле. Хороший следователь должен в том числе и уметь делегировать опрос отделу дознания, ведь это непосредственно их работа. И ею заняты очень даже неглупые люди.
Короче, следователь должен уметь понять, когда делать что-то самому, а когда предоставить людям выполнять свои задачи.
В общем, только он стал привыкать, отошёл к кофейному автомату, не потому, что ему было побоку на стажёра, а потому что он:
а) видел, что тот пишет все эти бумажки без ошибок как по содержанию, так и по орфографии.
б) начал ему доверять.
И наконец:
в) не хотел стоять над душой, ведь кому это приятно, когда начальство стоит прямо у тебя за спиной и посматривает, что ты там пишешь.
Как вдруг, Дима окликает Зайцеву и подскакивает к ней. Они пару минут о чем-то шепчутся, стажёр показывает ей какие-то бумаги (уже не прошение ли это о переприкреплении к другому наставнику?), она окликает Костика и идёт к Николаю Ивановичу. А потом подзывает Диму.
Точно. Прошение о переприкреплении.
Нет, Игорь хорошо понимал, что он не хорош в общении, и быть хорошим наставником ему не дано как минимум от того, что он не умеет общаться…
Но чтобы вот так, не предупредив, не обговорив.
Это было обидно.
Игорь вместе с кофе возвращается за свой стол, разглядывает то, что написал стажёр, и думает, что будет лучше:
а) уйти сейчас, чтобы не пришлось слушать неловкое объяснение.
б) дождаться стажёра, когда тот подойдёт за своими вещами, чтобы расставить все точки над «ё».
Но он не успевает ничего решить. Стажёр уже вышел и направился к нему.
***
Зайдя в кабинет главы отдела, Дима ожидает всего, чего только угодно, но слышит от Николая Ивановича:
— Молодец, стажёр. Нашему отделу есть чем отомстить федеральной службе. Тут и неуплата налогов, и взяточничестве, и другие правонарушения…
— А с делом-то что? Будем возбуждать? — вмешивается Зайцева.
— Да, конечно. Пригласите эту девочку завтра, возьмите показания повторно и можете возбуждать дело.
— А с материалами что?
— Передавать их федеральным службам мы не станем. Как минимум из-за того что они нас игнорируют днями и как максимум из-за того что в какой-либо из служб у них могут быть свои люди. Был бы у нас в отделе проверенный журналист, можно было бы передать ему. Тогда через подогретую общественность ваше дело бы перешло в суд незаметно.
— То есть вы даёте добро на не уставную операцию, — хмыкает Зайцева.
— Неофициально — да. Официально я ничего не знаю, но в случае чего…
— Прикроете наш тыл, — завершает, по-видимому, давно известную фразу отдела Ксения.
Они выходят из кабинета. Дима, окрылённый успехом своей операции, идёт за вещами, где его встречает хмурым взглядом наставник.
— Что-то не так? Я где-то ошибся? — спрашивает Дубин.
— Нет, в отчёте всё так, — отвечает Гром и, подумав, добавляет, — мне поздравить тебя с переприкреплением к новому наставнику?
— Что? Нет, — стажёр удивляется, — мне просто нужна была помощь… для диплома.
— Ты что, для диплома взял дела Николая Ивановича из архива? — удивляется Гром.
— Ну да, — мямлит Дима.
— Если в следующий раз тебе с чем-то понадобится помощь, ты ищешь её у меня. И только потом у Ксюши или Кости. Я понятно объясняю? — спрашивает Игорь.
— Да, конечно. — еле говорит опешивший Дима.
А Гром про себя хмыкает. «Хорошо, что он не выудил из архива дела Фёдора Ивановича, иначе было бы очень эпично, когда Ксюша, а не Игорь, привели Диму к главе…» — думает он.
На выходе из отдела Дима получает от Ксении задание — найти того самого проверенного журналиста, чтобы завтра или послезавтра (к моменту передачи первичного, только что возбужденного дела, в суд, общественность и все связи большой семьи были отвлечены на другие, федеральные проблемы).
Дима уже знает, кто будет этим проверенным журналистом. Юлия Пчёлкина. Журналист, блогер криминальной хроники, чьи расследования всегда чётко обоснованы и подкреплены фактами. Её вот уже несколько лет смотрят многие одноклассники Димы и он сам.
А что самое важное: она всегда отвечает на комментарии и личные сообщения. По-крайней мере, она отвечала на комментарии Димы, а кто-то из ребят клятвенно божился, что она ответила на сообщение.
Дима отписывается Вере, чтобы они пришли завтра. Отделение полиции начнёт работу с восьми утра. Получив утвердительный ответ, он блокирует телефон и всю дорогу до дома думает о том, что же он напишет Юлии Пчёлкиной.
Говорить о материалах дела они будут исключительно в присутствии Ксении, как следователя, непосредственно имеющего теперь эти самые материалы. А значит, пригласить её нужно тоже в отдел.
Но лучше в обеденный перерыв и в кофейню поблизости.
И Дима пишет, очень надеясь, что Юлия всё же согласится. Дима несколько раз перепроверяет написанное, чтобы не выглядеть сумасшедшим сталкером или поехавшим фанатом (может, зря он оставлял комментарии под её видео? А то вдруг она из-за этого что-то не то подумает?). И чтобы текст был достаточно уважительным, но не заискивающим.
То есть Дима печатал так, словно бы писал руководителю какой-нибудь из своих курсовых.
Утро следующего дня начинается без тревог. Пчёлкина согласилась на встречу.
В отделе же всё то же, без происшествий: Ксения Владимировна сегодня на приёме заявителей, поэтому придумывать какое-либо вранье по поводу вдруг пришедшей к ней, именно к ней, потерпевшей, не нужно.
Как ни странно даже Гром сегодня не рвётся на передовую и розыск: он обдумывает только полученную информацию. Плюс криминалисты передали свои акты, поэтому, если повезёт, они никуда не сорвутся до обеда.
Обед! Диме ведь нужно ещё место занять, чтобы их с Юлией и Ксенией беседа точно увенчались успехом.
И вот тут, все оставшееся до перерыва время Дубин сидит как на иголках. И как только часы показывают двенадцать, Дима срывается в кофейню.
Слава Богу, закону и справедливости — час пик ещё не начался, и в кофейне есть свободные места. Дима выбирает удобное место в закутке с диванчиками, делает заказ и ждёт появления красно-рыжей макушки журналистки. Ксения Владимировна придёт вовремя, в этом Дима не сомневается.
Но блогер еще не пришла, а времени до назначенного осталось все меньше и меньше. Дима поглядывает то на посетителей, то на часы, пока наконец к нему не подходит кудрявая девушка.
— Дима Дубин, это вы? — спрашивает она, и лишь присмотревшись к её лицу, он узнает в ней Пчёлкину. Маскировка! Как же он не подумал?
— Да, это я. Здравствуйте. Это я пригласил вас на встречу, но нам нужно будет немного подождать.
Вот только Зайцева уже тоже здесь.
— Здравствуйте, — приветствует она незнакомку, — как я понимаю, вы и есть тот самый проверенный журналист.
Ксения Владимировна села рядом с Димой, Пчёлкина же расположилась напротив них. И первым делом вынула маленький фотоаппарат с функцией диктофона в голубом корпусе.
"Примерная вещица" – подумал про себя Дима.
Они обсуждают материалы для публикации, срок их выхода. И, честно говоря, Дима бы даже согласился оплатить их выход на платформе, вот только вряд ли у него хватит средств оплатить публикацию популярного блогера криминальных новостей.
Но Юлия и не спрашивает об оплате. Последние вопросы, которые она задаёт, — почему они обращаются к журналистам и желают ли они остаться анонимным источником.
— Потому что федеральные службы днями игнорируют переданные нами данные, а время очень важно для нас, — отвечает Ксения Владимировна, — и мы бы хотели остаться анонимным источником, потому что это неуставные действия, которые могут привести к проблемам и взысканиям.
— Я вас поняла, — улыбается Юлия и уже после ухода Зайцевой обращается к Диме, которому нужно взять ещё кофе с собой для себя и Грома, чтобы точно создать им с Ксенией прикрытие, — Спасибо, что поддерживали мой канал так долго. И спасибо, что обратились именно ко мне. Приятно быть в глазах полиции сознательной гражданской.
Она смеётся, и Дима смеётся в ответ. Он рад, что всё складывается так удачно.
Дима приносит свою добычу в отдел и ставит бумажный стаканчик перед Игорем.
— Что-то ты долго.
— Так очередь большая была, — нашёлся Дима.
Ему неловко врать своему наставнику и после вчерашнего разговора даже немного стыдно за то, что он обратился с тем делом к Ксении.
Но с другой стороны, он ещё не видел от Грома нормального наставничества, так, чтобы не только на словах. Поэтому какая-то часть его совести удовлетворенно урчит.
Уже утром следующего дня выходит материал Пчёлкиной, а первичное дело Давида N передаётся в суд.
