Системная ошибка

      Дима не мог понять свои чувства. То ощущение брошенности или оставленности всё ещё давило на него даже после конца рабочего дня.       Хотя так было бы с любым человеком, который вдруг осознал собственную ненужность кому-то, кто ему дорог.       Больнее всего было не от того, что Гром не позвал его с собой. Больнее всего было в момент, когда наряд всё же догнал своего предводителя, но тот не сел в машину подразделения. А просто взял воду и побежал дальше.       Потому что они ему мешали. Снижали скорость и маневренность — не в каждом дворе проедешь на машине… Короче, они и Дима, в частности, не нужны Грому.       Ну то, что Игорь одиночка, можно было понять сразу. Как и то, что несмотря на то, что он лучший следователь отделения, ему не давали стажёров, так как в образе преподавателя он очень даже унылое говно с проблемами в общении.       Так почему же так больно, если всё понятно? Почему на душе так кошки скребут от того, что человек дни радостно считает до момента их разделения?       Почему хочется обнять себя и гладить по спине со словами: «Ты хороший, ты хороший»?       И ведь это не первый раз, когда Димой пренебрегали или предпочитали кого-то ещё. Тот самый бабушкин выбор кому отдать квартиру был тоже не в Димину пользу. А за место в совете старост и вовсе пришлось когда-то интриговать и бороться. И что, что курс спустя они все думали, как избавиться от этого дерьма.       А про девушек и говорить нечего. Почти все, с кем он пытался познакомиться или потанцевать, старались от этой возможности отказаться. Как будто насрано на Диме, право дело.        Наверное, дело в том, что Димка всегда считал себя лучшим в учёбе и как следствие думал, что будет лучшим стажёром в жизни своего отделения. Но этого не случилось. И что теперь, плакать что ли? Нет.       То, что ты не нужен кому-то как помощник, не значит, что ты плохой помощник. Как говорится: «Ты можешь быть самым восхитительным пирогом с вишней в мире, но кому-то всё равно не будет нравиться вишня». Вот так вот.       «Тогда и я буду считать дни до конца стажировки» — решил Дима.       Утро следующего дня не ознаменовалось ничем примечательным. Утро как утро. Работа как работа.       Как вдруг Игорь подскочил в десять часов и начал собираться. Почти полностью собравшись на выход, он остановился и начал просто смотреть на Диму: — Ты чего сидишь? Работать хочется?       Дима удивился: — Так мы же и должны этим заниматься…       Игорь усмехнулся и наклонился к нему, чтобы сказать уже тише: — Я сейчас уйду в суд, потому что меня вызвали как свидетеля обвинения. А в отсутствие главы группы занятия для всей остальной команды ищет весь отдел.       Дима сидел, хлопая ресницами и не понимая, чего от него хочет Гром. Игорю пришлось уточнить: — Собирайся, пойдёшь со мной, пока на тебя не повесили все висяки нашего отдела. Николай Иванович в курсе, пошли.       Когда они вышли из отделения, Игорь озвучил свою мысль: — Я думал, что это само собой разумеющееся, что ты пойдешь со мной на заседание, а тебе потребовалось особое приглашение. — Так вы же не сказали, куда идёте… Может, вы покурить выйти хотите. Да и вообще, я про суд и не слышал.       Гром усмехнулся на завуалированный упрёк. Но не признавать же, что он сам ничего не рассказал, а от Дубина требует телепатии. И он зацепился за форму одного из слов: — А чего это ты мне выкаешь?       Дима удивился: — Так ведь я же стажёр, а вы официально трудоустроенны… — Так Зайцевой же ты не выкаешь.       Дима усмехнулся в ответ: — Так я и не под её началом работаю…       Игорь понял, что своей попыткой переключить разговор сделал только хуже и решил нанести сокрушительный удар: — Ага. Просто я не симпатичная и молодая шатенка, так сразу и скажи.       Диму задело предположение о его корыстных мотивах: — Так ведь и Цветков не шатенка! — выдохнул он. — И Санёк тоже. И Паша. — Хорошо. Тогда в чём проблема? В том, что я старше 30?       Дима закипал от сюрреалистичности ситуации: — А может в том, что они капитаны и лейтенанты, а вы майор?       Игорь рассмеялся и, схватив Диму за воротник олимпийки, притянул к себе: — Выкнешь ещё раз, получишь стопку рапортов на переписывание. Я понятно объясняю? — Ага, — ответил Дима, мгновенно восстановив дистанцию, как только его воротник был отпущен.       Игорь вдруг ощутил неловкость из-за своих чересчур загребущих лап. Зачем он вообще затеял это всё? И на кой ляд хватал своего очкарика за воротник? Зная его и методы дознания и следствия, которыми пользуется Гром, Дима мог подумать, что тот хочет его ударить. Он попытался исправить исправить ситуацию: — Здоровая субординация это хорошо. Но когда она нездоровая это граничит с пресмыкательством и раболепием. Мент же должен быть в какой-то степени похуистом. Ты уже совсем скоро перестанешь быть стажёром, как ты работать будешь с такими границами в голове?       Дима, которого таскание за воротник выбило из шутливой колеи, просто развёл руками. С Громом иногда лучше молчать. — Чего ты разводишь руками? На тебя уже удостоверение заказали. Поздняк метаться, финишная прямая.       Дима удивился услышанному. Но обрадовался. Как вдруг прозвучало то, что принесло ему ещё больше радости: — И даже не думай куда-то перевестись. Все переводили поломаю.       И хоть Диме было прекрасно понятно, что Игорю просто хочется, чтобы он побыл прекрасной статуей, за которую все хвалят скульптора, но всё равно приятно.       А может ему вчера вообще это всё показалось? Ну, то, что он не нужен…       Они вошли в здание суда, где все знали доблестного офицера полиции Игоря Грома. А Диму просто пропустили. Потому что вахта никогда не станет препираться с Громом, иди с ним хоть королева Елизавета.       Поднявшись по лестнице на второй этаж, они остановились, увидев странную картину: здесь были Сергей Разумовский, воспитатель детского дома, и непосредственно мальчик — свидетель гибели девочки.       Разумовского не хотели впускать в зал заседания — он не являлся фигурантом дела или официальным представителем мальчика, и как следствие, не имел права присутствовать на заседании.       Воспитательница же начала канитель, она решила, что может поменяться местами с Разумовским.       «Ну конечно, всё для благоделя», — подумал Игорь.       К его удивлению, Разумовский ответил твёрдым отказом: — У меня нет педагогического образования или нужной квалификации, чтобы если что-то пойдёт не так, помочь Лёше, — он наклонился к мальчику и продолжил тише, — но у меня есть достаточно денег и времени, чтобы продолжать судиться, пока виновные не будут наказаны. Я этого так не оставлю.       Мальчик кивнул. Наверное, он хорошо знал Разумовского и процент выполненных им обещаний. Но Игорю он банально не нравился. Поэтому он нарушил атмосферу момента, обратив внимание на себя и своего спутника. — Заседание начинается. Нам нужно пройти на свои места, — сказал Игорь воспитательнице.       Все участвующие в заседании вошли в зал. Дима остался наедине с Разумовским в коридоре.       Знал ли Сергей, что он ещё встретит того человека, полного Истины? Нет. Но он надеялся на эту встречу. — Нам, наверное, лучше сесть где-нибудь, — сказал Дима, — суд может продлиться долго… — Хорошо, — кивнул Сергей.       После недолгого осмотра этажа, оказалось, что тут есть небольшая зона отдыха, где и расположились ожидающие.       Не заметить того, что сейчас Разумовский выглядел лучше, чем в их первую встречу, было нельзя. Но не будешь же ты говорить комплимент, лишь бы избавиться от неловкой тишины.       И вот тогда Дима решил представиться. — Дмитрий Дубин, стажёр отдела следствия, — он протянул руку для засвидетельствования знакомства, хоть и не был уверен, что её пожмут. Но Разумовский принял рукопожатие. — Сергей Разумовский. — Я знаю, — улыбнулся Дима, — вы уже представлялись… — Может, лучше на «ты»? — Хорошо, конечно, давай, — слегка смутился Дима.       Их разговор имел все шансы заняться и исчезнуть, если бы не ближайшая картина на стене. Это была репродукция «Юстиции» Альфреда Джорджа Стивенса. Картина, написанная в подражании стилю мастеров эпохи Возрождения и в частности любимого автора Сергея, — Сандро Боттичелли.       Картина была прямо перед ними, и не уронить свой взгляд на неё было невозможно. — Прерафаэлиты, — тихо сказал Дубин, практически просто для себя.<footnote><технически Стивенс не входил в эту группу деятелей искусства. Но он учил несколько ключевых художников и скульпторов этой группы и был идейным вдохновителем/footnote> — Действительно, — сказал Серёжа, — динамика поз как у Микеланджело… — Так или иначе, лучшие мастера были в эпохе Возрождения. И в подражании им нет ничего зазорного, — ответил Дима, — мы все у кого-то учились и кому-то подражали.       Птица растянулся в улыбке. На него часто нападали по поводу того, что интерфейс《Вместе》 похож на соц.сети-предшественники. Пару раз его даже пытались обвинить в плагиате. — Верно, — ответил Птица, — не думал, что когда-нибудь буду обсуждать Прерафаэлитов с полицейским… — Работа лишь одна из сторон жизни, — нашёлся Дима, — от программистов ведь тоже не ожидают тонкой художественной натуры. А ведь многие люди многогранные. — Очень разумные слова, — ответил Сергей. И, открыв приложение 《Вместе》, ввёл в поисковик имя нового знакомого. Пройдя по ссылке, он добавил его в друзья. Телефон Димы пискнул уведомлением.       Дубин удивился, но виду не подал и добавил Сергея в ответ. — В Питере много художественных событий, на которые было бы приятно сходить с творческим единомышленником, — улыбнулся Сергей. — Да, — улыбнулся Дима, — наслаждаться видом в компании всегда приятнее.       Заседание суда больше напоминало цирковое представление.       И главным клоуном в нём был Кирилл Гречкин.       Парень откровенно издевался над процессом и людьми, участвующими в нём. Он мог громко прикладывать свой напиток, переговариваться с адвокатом во время опроса свидетелей. Но самое отвратительное для Игоря Грома — эта мразь сидела не в клетке, а на открытой скамье подсудимых.       Как будто он никого не убил. Как будто бы слушание идёт по административному, а не уголовному делу…       А ещё судья откровенно игнорировал сторону обвинения. Секретарь фиксировал улики, документы, вызов свидетелей, но судья никак не комментировал ничего из этого. И вопросов ни одной из сторон не задавал.       Бенгальский действительно принял деньги Гречкиных. И он в самом деле смягчит его наказание до упора. Ведь выпустить его в зале суда невозможно. Люди всё-таки взбунтуются…       Игорь ошибался. Решением суда Кирилл Гречкин был оправдан и освобождён.       Кулаки Игоря Грома самопроизвольно сжались.