Венок из звёзд

По телевизору всё крутили о недавнем событии. — Добрый день, граждане Америки, совсем недавно, а именно два дня назад, был пойман опасный преступник, за которым полиция Нью-Йорка охотилась долгое время. Есть подозрение, что он связан с подпольными делами знаменитой компании Фатуи, но их директор не высказывает пока никаких комментариев, а пока что, расследования продолжаются. На экране по очереди засветились фотографии Тартальи, лицо которого не выражало никаких эмоций. Но если хорошо присмотреться, можно заметить затаившуюся злобу. Глаза всё равно пустые, как бескрайняя бездна, из которой, наверное, выполз при рождении. Люмин, которая всё это время лежала на диване перед теликом, изо всех сил хотела выключить, сменить канал, засунуть голову в подушку, закричать, лишь бы не слышать и не видеть, а ещё лучше бы забыть всё это, забыть и забить, но рука не тянется. Крик застыл в горле, красные от слёз глаза с апатией смотрели репортаж. Уже сотый за это утро. Одновременно так сильно больно, но и ощущения безумной, дикой пустоты, с которой она не может справиться, и от которой все внутренности онемели, заставляют думать, что это вовсе не с ней происходит. А с кем-то другим, а она сама за этим наблюдает. Сознание полностью отторгает эту реальность, произошла какая-то чудовищная ошибка, или это вовсе страшный сон, от которого детектив не просыпается. Почему она не просыпается. Почему этот человек, фотографии которого показаны в телевизоре, который сейчас на всю страну засветился, ей не знаком? Она не узнаёт его… это не может быть им, что-то не так. Можно поставить под сомнение всех вокруг, весь мир, собственные глаза, лишь бы не осознать что… тебя предали. У предательства очень горький вкус, почти убийственный. По новостям продолжали крутить это расследование, но Люмин молча погрузилась в свои собственные мысли. Вдруг в дверь позвонили, неожиданно. Блондинка лениво подняла на неё глаза и тихо вздохнула. Кто бы это ни был, наверное, что-то срочное, потому что ломились чуть ли не на грани агрессии. Она встала, неспешными шагами направилась к выходу, по дороге споткнулась о какие-то обломки, и в конце концов, открыла. На пороге стояли её запыханные родители, обеспокоенная мать и отец, который хватался за сердце. У него и так не самая радужная ситуация со здоровьем. — Милая, с тобой всё в порядке? — Дорогая, как ты. О! Боже! Что с тобой?! Её родители закричали от ужаса. Вся гостиная разгромлена, повсюду разбитые вещи, обломки, осколки. И Люмин, с помятым от слёз и усталости лицом. Пожилая пара быстро вошла и с ужасом осмотрелись. — Мам, пап, простите, я. Люмин тяжело вздохнула, и её мать оставила обломки и тут же обняла её со словами: — Мы смотрели новости. Увидели только сегодня утром, и ты не отвечала, и мы так переживали. Как ты? Блондинка сглотнула, выдавила из себя подобие улыбки и соврала: — А порядке. Вы. вы зря так беспокоились, правда, а телефон я просто забыла зарядить. Её отец сурово посмотрел в окно, и пробормотал достаточно громко: — Он мне никогда не нравился. Его жена фыркнула, недовольно оглядела его, но продолжила успокаивать свою дочь. Телевизор всё не перестаёт крутить про Тарталью, и отец с отвращением посмотрел на того, кто разбил сердце его дочери, и поспешно выключил телик. Затем мужчина сказал, с ощущаемой горечью: — Если будешь плакать из-за этого засранца, я самолично пристрелю его. Мать покачала головой и обратилась к дочери: — Не слушай его, он никогда не умел хорошо подбирать слова. Твой папа хотел сказать, что мы рядом, и мы защитим. Это было такое потрясение, всё это время ты была под крылом убийцы! Женщина накрыла рот руками и нервно вспыхнула, затем продолжила: — Прости что так неожиданно вломились, ты не отвечала на телефон, потому что хотела быть одной, так ведь? Но мы переживали. Люмин быстро ответила: — Нет, нет, это хорошо что вы приехали. Правда. Пойдёмте лучше на кухню. Пап, оставь, я сама уберу. Её отец принялся очищать помещение, собирать обломки с пола, и девушка его остановила. Да, весь этот беспорядок — результат её бурных эмоций или же глубокого транса, но Люмин точно помнит эту злость в перемешку с другими эмоциями. Родители всё же немного подняли ей моральный дух. Хоть она и не думала говорить с ними, звонить, она вообще обо всём забыла на миг. Но она рада, что они сами приехали. Ей было это необходимо. И, наверное, сейчас как раз настало время рассказать им про то, как Итэр связывался с ней, по большей части чтобы перенести разговор в это русло. А после разговора она всё же удосужилась поставить свой телефон на зарядку. Какие уж там звонки она пропустила, девушку волнует в последнюю очередь. Родители хотели сначала остаться с ней, убедиться, что их дочь будет в безопасности, да и в принципе попытаются помочь чем только смогут, лишь бы их дитя не было столь несчастной и разбитой, но по одному лишь её взгляду читалось «я вас люблю, но мне правда нужно побыть одной». Мама и папа не глупые, стиснули зубы, кивнули и обняли на прощание. Не надо было даже заверять, что она в любой момент может к ним обращаться. Они все это понимают. А когда старики вышли, разгладили руками пальто на себе, посмотрели друг на друга, пока мать тихо сказала то, что у них обоих было на уме: — Снимим отель неподалёку. Её муж кивнул, хоть теперь и обладал свободой показывать всё омерзение и презрение, которые душат изнутри от того ублюдка, что так жестоко предал их любимую дочурку. И ублюдок везучий, что сидит сейчас в тюрьме и не попал в руки таким разъярённым родителям, вот как они думали. На лестнице, пока спускались вниз, даже не говорили и не фыркали на этот счёт. Да и в подъезде так тихо. Наверное, потому что все тихо подслушивают Люмин под тонкие, буквально картонные стены. Мрачным взглядом их провожал затаившийся в углу парень с длинными синими волосами и лишь одним острым на взор глазом. Он удостоверился, что старики вышли из жилого дома и пошли по своим планам, тихо задумался над чем-то и прочесал рукой свою потрепанную чёлку. Вылез из угла, подождал ещё немного времени и тихо постучал в дверь. Девушка увидела его, даже спрашивать не стала, тут же открыла. Не успел Кэйа как следует поздороваться, как Люмин тут же беспомощно вспыхнула и полезла обнимать его. Конечно, ничего такого, просто её друг решил проверить душевное состояние в связи с последними событиями, как близкий ей человек. Синеволосый почти что тоскливо опустил веки и обнял подругу в ответ. Такой эмоциональный момент, что то ли блондинка заплакала, то ли нервно вздыхала, но можно было с лёгкостью увидеть её дрожащие плечи и почувствовать застывшую от холода кожу. Блондинка отошла в сторону, позволяя очередному гостю за сегодня зайти. Некоторые любопытные с утра ещё ломились в дверь, с целью оказать глубочайшую моральную поддержку и узнать как можно больше деталей. Она никого не пускала, кого-то не слышала, кого-то нарочно игнорировала, чтобы лежать бездыханным камнем в постели и пялиться в потолок. Одной. Она впервые за два года проснулась одна. Впервые вокруг эта удручающая пустота, хоть вешайся. Но свою семью и близких друзей она никогда не проигнорирует, в каком бы трансе не плыла. Смуглый даже показал что-то вроде грусти на своём лице, провёл рукой по жёлтым волосам и хрипло сказал: — Я хотел ещё вчера приехать, навестить, но подумал, что лучше сегодня. Затем он убрал руки за спину и вошел в апартаменты подруги. Тут же обратил внимание на часть собранных в углу обломках, тут точно был хороший разгром, но сама девушка игнорировала беспорядок, если и попадался какой-то осколок или бывшая работающая вещь, она то ли спотыкалась, то ли как-то маневрировала и обходила. После небольшой паузы она вежливо попросила: — Чай? Кофе? Кэйа тут же поднял руку в знак протеста, но Люмин всё равно достала виски, два стакана и пару шоколадок. Виски с шоколадом. Так любил пить он, это сразу полезло на языке Кэйи, и он тут же этот язык прикусил. Блондинка делает это неосознанно, привыкла что ли, если Чайлд всегда просил шоколад к крепкой выпивке? Но в предложении выпить он не смог отказать. Такой уж Альберих отзывчивый. Люмин быстро налила, плюхнулась на ближайшее кресло и просто сказала: — Ко мне только что родители были. Приехали прямо из Вудбриджа. Волновались за меня, но. И проглотила содержимое раньше, чем её настиг нервный срыв. Кэйа тоже выпил, вслед, не чокаясь, тихо ожидая конца фразы. Ждать было недолго: — Но я не могла показать им это! Блондинка поджала губы и открыла ящик под кухней, который был полон пустых, звенящих бутылок от алкоголя. Альберих молча уставился на это, затем Люмин налила им ещё, на этот раз побольше, снова выпила залпом, и снова Кэйа повторил за ней шот, внимательно преследуя ход её мыслей через выражение лица, и на этот раз она ставит свой стакан подальше, посмотрела синеволосому в единственный глаз, снова вспыхнула и договорила мысль: — Когда мои родители зашли сюда, увидели ещё больший срач на полу. Что они обо мне подумали. Они даже не спросили ничего. Кэйа нахмурился и посмотрел сначала на сборище использованных бутылок. Не трудно было догадаться, что она пила до сих пор, под воздействием алкоголя и разгромила всё вокруг. Но если присмотреться получше к Люмин, невооружённым глазом видны следы на её лице, покраснения, и то, что она последние 52 часа не принимала душ. Девушка тихо хныкнула, упав головой на своём предплечье, и простонала: — Видел бы меня сейчас мой брат. Точно бы сказал: «и это она меня учит жизни?». Интересно, она пьяна или очень расстроенная? Или всё сразу? Хоть и Кэйа достаточно холоден, чтобы не кровоточить сердцем прямо здесь и сейчас, это не значит, что ему сейчас полностью всё равно на её всхлипы. Он ведь не пришёл по какому-то заданию, а по собственному велению, чтобы увидеть как она. Даже Итэр ещё не знает о том, что сейчас происходит, он ещё не смотрел новости из-за занятости. Вот он удивится. Да и несмотря на все нерешённые счёты, остатки чувств к Тарталье, то что между ними двоими строго, это не значит, что Люмин, его подруга из академии полиции, совсем не заслуживает своего счастья. Заслуживает, но то что она была с Чайлдом — ошибка. Мерзавцем всё равно в итоге оказался наёмник. Вдруг что-то внутри Альбериха щёлкнуло, он встал, подошёл к Люмин, встряхнул за плечи, но не сильно, и сказал: — Всё, всё, спокойно, ничего бы подобного он не сказал, ты ведь знаешь. Она замерла, и синеволосый специально расправил ей плечи, заставляя сидеть ровно. Серая мешковатая пижама ещё более нелепо смотрелось на неё, когда она не сутулилась, пусть и с забитым носом, мокрыми глазами и прилипшими ко лбу волосами, но она послушала его. И синеволосый продолжил успокаивать: — Твой брат тебя любит, и это всё, что ты должна помнить, остальное — пьяный бред. Он никогда бы так не сказал, он бы скорее пошёл с пистолетом на того, кто обидел тебя, но ни за что бы не упрекнул из-за слёз. Она перестала плакать, и Кэйа сделал глубокий вздох, заставляя и девушку повторить действие. Отлично, она продолжала дальше слушать. — Сделай это ради брата. Он ждёт вашей встречи, ты ведь знаешь это… У девушки дыхание сбилось, но слёзы определённо течь перестали. Значит скоро и голова болеть перестанет. Но Кэйа идеально использовал её близнеца чтобы манипулировать девушкой и заставить собраться. Пусть хоть сердце в тысячу осколков разобьётся, но пока есть за кого сражаться, пока есть настоящая цель, можно встать на ноги и попытаться бороться. Как только слова, а именно их смысл, пронеслись по телу яркой волной, она истерично закивала, с энтузиазмом поджала губы и повторила: — Да, ты прав. Ты очень прав. Падать духом сейчас просто наихудшее решение. Она быстро встала, Кэйа отдёрнул от нее свои руки, отошёл, взял себе остаток выпивки и с ухмылкой отпил пару глотков. Люмин уже шла, спотыкалась о свои же ноги, преодолевала слабость в конечностях и снова шла вперёд, так она ухватилась за ручку ванной, затем повернулась к своему другу, тот быстро махнул рукой: — Я пока телик посмотрю. Иди в душ. Она послушалась, и как только Альберих оказался один, незамедлительно последовал в другую, более интересную комнату, такую как спальня. Мужчина аккуратно вошёл, оглядел помещение, тут тоже беспорядок, только не такой катастрофический, видимо, все силы ушли на гостиную, а подойдя к кровати выдохлась. Первым делом он полазил в шкаф, ради интереса обследовать, и встретился лицом к лицу с одеждой Аякса. И тут же замер, позволяя разным мыслям проглотить себя полностью. Нет, это не был какой-то предусмотренный обыск, он не пытается подставить или же спасти несчастного преступника, а потешить любопытство. Синеволосый тут же взял одну из рубашек рыжего, прижал к себе и глубоко вдохнул. До ужаса знакомый парфюм, который Кэйа узнал бы из тысячи. Который так жестоко щекотал самые недавние воспоминания, словно подчинял. На секунду даже показалось, что рукава чёрной рубашки вдруг начали душить его, высасывать кислород, и ему это даже нравилось. Самое прекрасное удушье на свете. Кэйа быстро кинул рубашку на место и недовольно фыркнул. Сколько времени прошло с того, как он трогал личные вещи Тартальи, в старшей школе Кэйа полноправно считал это особенным преимуществом. Но сейчас довольно скудный расклад: никаких провокационных книг, особых предметов. На первый взгляд. Но он знает рыжего не один день, поэтому тут же залезает под кровать, и посмотрел наверху. В дальнем углу, за хорошим слоём какой-то тёмный бумаги, скрывается небольшая коробка, похожую на шкатулку. А, это правда шкатулка, только где ключа нет. Он тут же достал её и рассмотрел поближе. Нужно найти ключ. Возможно, где-то среди задвигашек, в укромном или наоборот, открытом местечке. Осторожно обшарив тумбочку у кровати, Альберих обнаружил то, что было нужно, и открыл ящичек, уже предвкушая что-то любопытное. Но на первый взгляд, слегка пыльное содержимое шкатулки могло показаться мусором, но только не для него. Что-то даже в груди ёкнуло, когда синеволосый увидел первый предмет, на самой поверхности. Тут же взял, тихо сжал между двух пальцев и завороженно смотрел, никакие мысли не поступали в голову, даже сердце как-то замедлилось. Фотка, этот слегка потёртый от натиска времени полароид неплохо сохранился. Ведь был сделан лет десять назад. А на ней изображены совсем юные Аякс вместе с Кэйей в глупых разноцветных куртках зимой. Небо такое белое, стёртое, бесконечное, на фоне почти полностью переливалось со снегом, если бы не сухие чёрные деревья на фоне. На фотке Аякс показывал язык и средний палец, а Кэйа был пойман с движением вот-вот шлёпнуть рыжего по спине. Кто фотографировал, он уже и не помнит, старые были времена. Но увидев снимок перед собой, единственный снимок, что они делали совместно, синие глаза парня на мгновение заблестели. Тут же проскальзнула мысль: " — Я думал он её давно выбросил. Или сжёг.» Удивительно, такое мимолётное воспоминание, что он и не заметил как долго пялился, пока не услышал дверь от ванной и не подскочил. Фотографию по инерции спрятал в карман, шкатулку снова приставил к кровати, и с невозмутимым видом вышел в гостиную. Там Люмин, вся заражённая дешёвым энтузиазмом попыталась выпить какие-то таблетки, видимо, для успокоения, но Кэйа чуть ли не крикнул ей: — Стоять! А ну положи на место! Мокрая от душа, завёрнутая в домашний халат Люмин подняла бровь и оглядела Альбериха, пока тот не взял пачку у неё из рук и не промямлил: — Такие штучки с алкоголем не мешают. — Ой, я забыла. Бля- Блондинка беспомощно стукнула себя ладонью по лицу и вздохнула. — Да и вообще, зачем тебе это, можешь ведь просто дома посидеть и в тишине отдохнуть, незачем что-то принимать. — Нет, мне это сейчас нужно как никогда. — В каком- — О, Кэйа, ты был прав, абсолютно прав, я чуть не забыла о своей главной цели, о том, что двигало мной всё это время. Я просто обязана взять себя в руки, перестать реветь и забыть о. обо всём неприятном и идти в участок. Немедля. — Что? Ты собираешься.? — Да. Она хочет пойти в участок. Интересно. Даже интереснее, чем обыскивать личные вещи Тартальи. Блондинка тут же опустила уставшие глаза в дальний угол комнаты и начала болтать, истерично, без умолку и быстро, но только Кэйа хотел спросить как, по её мнению, пропавший брат связан с наёмником, как Люмин выдала: — Не зря же мой брат направил меня на него… — Что? Девушка снова замерла. Она правда только что сказала это. Гений, ну просто гений. Альберих уставился на свою подругу с полу ухмылкой на губах, пока она быстро решила сдаться, и раз сболтнула, говорить почти что до конца. — Твой брат связывался с тобой? — Да, или, ну, можно и так сказать, но это не важно. Он помог в расследовании, но где он и что с ним я до сих пор не понимаю… Улыбка пропала с его лица как только она посмотрела на него и с голосом на грани очередной истерики заключила: — Слушай, я знаю как это выглядит, не сказала полиции не потому, что думаю что он замешан в чём-то криминальном, но. я просто не была до конца уверена в этом. А зачем впутывать департамент и кидать их на ложный след, верно? — Ну да, конечно, тебе виднее. Она сглотнула. — Ладно, я виновата, очень сильно, прости, что не рассказала раньше. Тем более что ты сам занят этим делом. Я виновата, виновата! Не смотри на меня так! Я бы рано или поздно сказала это, я. думала, что сама справлюсь, и сама смогу выйти на него, но. — Ладно, успокойся. Дыши глубоко. Блондинка пробовала делать глубокие вдохи, не очень эффективно, чтобы ей помочь, наверное, чтобы сгладить весь стресс из организма ей нужно голыми руками надуть воздушный шар, руки так и не перестали дрожать, и синеволосый спросил: — Так, ты уверена, что хочешь в участок? Лучше отдыхай, Джинн ведь сжалилась над тобой и даже ни разу не допросила за это время. А когда начальник добрый, надо пользоваться. Она посмотрела в синий блестящий глаз на целую голову выше неё и через какое-то время уверенно кивнула. — Точно. — Уверена, что готова говорить с ним? С ним. О, она безоружна. От самой памяти происшествия, безжалостной фразы, брошенной самим Тартальей ей в рожу, пока тот ехидно усмехался, бросало в тремор и физически болит сердце. Нет, не просто какие-то грустяшки-печальки, а самые настоящие кинжалы, что вонзились в крепкую мышцу миокарда и уже второй день кровоточат. Альберих пожал плечами, сказав лишь: — Раз уверена, дерзай, но один вопрос: ты могла смотреть хотя бы репортажы с ним, что крутят сейчас по всем каналам? Или нет? Девушка сжала зубы. Он прав. Возможно, она не готова, даже в магшоты по телевизору не могла нормально смотреть, аж до тошноты болел живот, а разговаривать вживую. Что если она там пойдёт и мягко говоря опозорится? После этих слов, смуглый отчётливо увидел сомнение в янтарных глазах после своих слов, а затем, Люмин заговорила, тихо, словно чужим тоном: — Помнишь наш первый урок по физической подготовке в академии? Кэйа скрестил руки. Люмин всё тараторила: — Я помню, как я никак не могла перелезть через тот канат, ну. я не могла, или боялась, или не хотела. Но куратор. Я всё ещё не забыла его взгляд, словно я соплячка из училища, и слова " — Слушай, Виатрикс, либо сейчас, либо через год, но ты должна сделать это. Только через год будет уже поздно, понимаешь? Нужно сейчас. Страх свой засунь куда подальше, притворись что его нет, и не заметишь, как перестанешь бояться.» Она разжала кулаки, сомнение никуда не делось из её глаз, не исчезло, как по волшебству, и не исчезнет. Уж точно не скоро. Она снова дрогнула, сжала полотенце на мокрой голове и повторила: — Через год будет поздно. Я должна сделать это сейчас. — Но ты не преодолеешь это, если посмотришь страху в глаза. Такое мало кому шло на пользу, обычно такое травмирует. — Я знаю. Альберих тихо хмыкнул, отвернулся, чтобы скрыть улыбку на лице, и сказал: — Что ж, тогда одевайся. Я тебя отвезу. — Но ты же выпил. — Выпил? Глупостей не говори, я так, рот прочистил, так что жду тебя. Девушка кивнула и пошла в спальню. А Кэйа осторожно проводил её взглядом. Он так хочет увидеть это с первых рядов. Какие-то садистские звоночки из глубин души дали о себе знать. И это вовсе не значит, что он желает Люмин зла. Нет, нет, нет, такой любитель представлений как Кэйа Альберих не мог пропустить такую важную часть пьесы — кульминация! Даже любовно достал полароид из кармана. Всё же хорошо, что он первый добрался до неё. Перспектива, что полиция при обыске могла легко узнать про давнюю связь Кэйи и его близкого друга со старшей школы, не казалась такой ужасной, как просто потерять эту фотографию. Это уже слишком ценное сокровище. Их весёлые, фальшивые улыбки выглядят как настоящие, будто они правда счастливы. Альберих не из тех, кто легко привязывается к другим, даже наоборот, это ведь связано с его стилем жизни, работой, в которую втянули с детства и из которой так и не смог выбраться. Это вовсе не выбор, а отсутствие выбора, как и в случае с Аяксом, но рыжий — единственная частица чего-то дальнего, близкого, даже в каком-то смысле. душевного, что у него есть. Кто-то твоей же породы. И, возможно, это правда была любовь, но они тогда не поняли, и просто так отпустили друг друга, или же это до сих пор остаётся невинной игрой, длиной в года. Чтобы на такое ответить, им нужно знать себя на самом деле. А это, увы, не на канат залезть. На познание себя у людей может уйти вся жизнь, а потом они все равно умирает в неведении. Может… … отчасти, потому что они слепы, и не хотят смотреть правде в глаза? Боятся разрушить собственную картину о себе? Прячутся от самих себя? … выходит, проблема не в жизни, не в сложности, и не в том, какие чувства сложные. А в том, как люди любят обманывать. Себя и других. Сколько же мук совести испытывал Тарталья, пока улыбался и строил из себя самого лучшего, идеального парня на свете, которого любая мамка захочет себе в зяти, а за спиной скрывал ужасное, беспощадное чудовище, убивающего без капли зазрения совести. И не только из-за заданий от начальства, как только такой монстр заполучил власть, жажда крови, что так долго скрывалась внутри, вышла наружу, вместе со всей болью и страданиями, что тот копил в себе годами, о которых только он и знает. Ну, и кое-что знает Кэйа, но не суть. Ведь у Тартальи правда не было другого выбора? Или это он так считал? Да, он не мог идти против приказов, обычно такое стоит жизни, стоит только подать сигнал, что от тебя нет больше пользы, так ненужную пешку поспешат убрать с шахматной доски. И это жизнь, и таков круговорот. Но он мог раньше расстаться с ней, или вообще не позволить зайти так далеко, но нет, он жадный, эгоистичный собственник. Кажется, словно всё его существо поделилось на два разных человека, чтобы играть с разумом Люмин, возможно, Чайлд даже в какой-то момент думал «какой же этот убийца мерзавец, попался бы он мне, такое бы ему устроил». И эти два разных человека, Чайлд и Тарталья, любовной хваткой вцепились в горло бедной юной девушки и пожелали сделать её своей, дружно. Чайлд ненавидел Тарталью, и это было взаимно, но они одновременно и созависимы, ведь живут в одном теле. Но Аякс, который давно захлебнулся в пучине собственной души, глубоко болен, непонятно чем. То ли психопатия, то ли раздвоение личности, то ли просто у него фантазий много. Но бедный парень настолько раним, насколько и ненавидит мир вокруг себя. Мир, который и сделал его таким. Но Кэйа, смотря на это проклятое фото, сидит, ухмыляется и думает. «Неужели я настолько лучше, здоровее чем он?». Нет, конечно, тут скорее рыбак рыбака. Услышав скрип внутренней двери, Кэйа снова поспешил спрятать снимок. Из глаз девушки так и не исчезли ни страх, ни сомнения. Но такие люди, как она, всё равно предпочитают двигаться, даже сквозь боль, иначе почувствуют вину от «бездействия». Ну а пока у неё есть цели и надежды, в этом есть смысл. — Готова? — Нет. — Тогда поехали. — Стой. Блондинка взяла и выпила остатки алкоголя, залпом, крепкая жидкость хорошо разожгла внутренности от пищевода и до самого желудка, но это точно придаст смелости. Она ведь собирается говорить с тем, кто убил два года её жизни, немало нервов и желание заводить другие отношения. А Альберих понимающе кивнул. Доехали до участка довольно быстро, всю дорогу Люмин молчала и смотрела в окно. Думала, представляла, накидывала, Альберих изредка на неё поглядывал и делал какие-то заметки для себя. Всё же ему интересно, что она чувствует на самом деле? Она боится Тартальи? Ненавидит его? Всё ещё любит? Такой тёмной, отвратительной любовью? Ему интересно какое из этих чувств сильнее всего, но это можно понять лишь во время прямого контакта с объектом страданий. А стоило им войти а офис, как вся работа, что секунду назад кипела во все ворота, тут же затихла. Все взгляды, без исключений, были направлены на Люмин. Что же было в этих взглядах, ну, любопытство, затем и жалость, у кого-то даже насмешка, но блондинка гордо проглотила это и пошла к кабинету Джинн. Та нервно вздыхала над кучей бумажек у стола. — Добрый день, мисс Гуннхильдр. Голубоглазая подняла глаза. — Люмин? Не думала увидеть тебя так скоро. Как ты? Типично, другого детектив и не ожидала. — Я в порядке. ложь. Поэтому и пришла сюда. Вы уже говорили с. гхм, с ним. Начальница тяжело вздохнула, положила руки на плечи детектива и выдала: — Да, но безрезультатно. Немой как рыба. Его ничего не берут, ни угрозы, ни прямые обвинения, ни сделки, ничего. А на сотни попыток разговорить его, в основном не выражает никаких эмоций, ничего. Но два раза удалось рассмешить его, и на этом всё. Коротковолосая блондинка кивнула. После этих слов, она словно наперёд знала последующую фразу Джинн: — Мне кажется, Тарталья хочет поговорить с тобой. Девушка, которую трогали за плечи, всё равно дрогнула. — Но не думаю, что ты готова на это. Точно не сейчас. Так что мы придумаем что-то другое. — Нет. Я готова. Начальница с жалостью посмотрела на свою подопечную, качнула головой отрицательно со словами: — Ты не можешь влезть в это дело в таком состоянии. Ты уже героически поймала Тарталью, за что ожидается большая награда, но оставь это на нас и отдохни лучше. — Мисс Джинн, я не зря приехала сюда. Я отдохнула, два дня, это же вагон времени, я в полном порядке. И я готова довести работу до конца. — Правда? — Да! — Тогда почему у тебя руки дрожат? Люмин вдруг увидела с каким напором сжимала руки в кулаки и тут же успокоилась. Блядь. Но всё же выдала в ответ: — Хорошо, ладно. Тогда предлагаю так, я просто попытаюсь поговорить с ним, но если что-то выйдет из-под контроля, сразу увидите меня и не пускаете минимум неделю к нему. Идёт? Джинн беспомощно сложила руки за спиной и подумала. — Хорошо, будь по твоему. Только пожалуйста. — Да? — Осторожнее. В ответ Гуннхильдр получила кивок. Это происходит, это действительно происходит, сердце Люмин даёт сбой, в груди аж клетки перегрелись. Даже немного нагоняет на тошноту. Так, собраться, собраться, это ответственный момент. Капитан дала приказ и два офицера пошли к заключённому в камеру. Тарталья тем временем лежал на кровати, убрав руки за голову, и смотрел в потолок. Глаза направились в сторону двери, когда услышал щелчок, а затем и фраза офицеров: — Давай, кусок дерьма, тебя снова вызывают. Рыжий улыбнулся, лениво выполз в кровати, повернулся спиной к двери и просунул руки через окошко, чтобы на запястьях прицепили наручники, а затем и дверь открыли. Заключённый безоружен и беззащитен, в великоватой оранжевой одежде, на цвет под его волосы, и с металлическими оковами, и безразличным, слегка надменным взглядом. Надсмотрщики обращаются довольно грубо, как, например, сейчас: его без особой на то причины толкают, тянут, обзывают, рычат «давай быстрее, тащи свою задницу», но он это спокойно принимает и проглатывает. Нужно быть идиотом, чтобы ожидать уважительного обращения к себе в тюрьме. Опыт у него уже есть, это не первый раз, когда Аякс угодил за решётку. Его снова ведут в его любимую комнату, где он опять будет играть в молчанку с каким-нибудь самоуверенным индюком. С одной стороны весело смотреть как они выходят из себя, с другой — быстро надоедает. Его снова садят на тот же неудобный стул, приковывают наручники к столу и выходят, офицеры громко хлопнули дверь за собой, сказали какую-то гадость вслед и оставили наёмника одного. Отлично, теперь ему нужно ждать. Рыжий расслабился даже на неудобном стуле, посмотрел в сторону огромного зеркала с мыслью «ну, и чего ждёте?» Если только его не привели сюда просто полюбоваться им. Теперь происходящий вокруг цирк превращается в зоопарк. За этим самым зеркалом стояли Люмин и Джинн. Первая нервно вздыхала при виде прикованного к столу Тартальи, или Чайлда. А вторая рассказывала о том небольшом количестве информации, что им пока что удалось узнать: — В базе данных мы нашли не очень много, а если точно сказать — ничего, но. подключив более сильные источники, нашли кое-что. Тарталья никак не мог видеть за другую сторону зеркала, но он всё равно смотрел в эту сторону, а Люмин завороженно смотрела в ответ. Ей казалось, что он видит её. Джинн передала в руки папка, в которой находился один листок, и сказала: — Да, в общем, что мы нашли, небольшое совпадение: четырнадцать лет назад, в маленьком городке в России пропал мальчик подросток, практически сразу после смерти его родителей. Велика вероятность, что их убили, но детали неизвестны. Мальчика звали Аякс Новиков, и он поразительно похож на нашего Тарталью. Люмин посмотрела в листок, это старая, потёртая распечатка статьи из газеты написанной на русском. И фотография маленького, разбитого, немного сердитого мальчика, с пустыми глазами и растрепанными волосами. Фотография чёрно-белая, но сходство есть. Девушка посмотрела на него и снова на фото. А её начальница заключила с тяжёлым вздохом: — Это всё, что нам удалось найти. Всё очень мутно и спорно, видно, что кто-то хорошо постарался, чтобы подделать данные. Про родителей так вообще никакое упоминание. Аякс Новиков просто. растворился в воздухе. — Ясно. Я поняла. Только я не уверена, что смогу узнать что-то полезное. — Пока не попробуешь, не узнаешь. Но если ты передумала, я пойму. — Нет, я не это хотела сказать. Детектив вернула женщине папку, и сделала шаг к двери. Она сейчас войдёт, лицом к лицу с самым болезненным ночным кошмаром, самой сильной и глубокой любовью, самым разрушительным разочарованием. Словно то, что она любила и ценила столько времени, просто исчезло, стало чужим. Все слова, моменты, обещания, всё рассыпалось в прах. Истории, что он рассказывал, имя которым назывался, всё ложь. Теперь за этой дверью стоит чужой, холодный, на голову поехавший псих, любящий играть на чувствах, как на струны укулеле. Ему наверняка было весело, а блондинку сейчас ещё больше тошнит. Или это просто горечь во рту? Нет времени много размышлять, она тянет за ручку и уверенно входит в серое помещение с плохим освещением. Тарталья удивился, увидев её. А пока девушка проходила и садилась, он. усмехнулся. В каком-то смысле. Люмин сжала челюсть, ей либо показалось, либо она почувствовала вкус крови во рту, металлический, тягучий, мерзкий. Она смотрела прямо ему в глаза, глаза, которые больше не узнаёт, а он в ответ. И чем больше она молчит, тем шире становится его улыбка. Первой заговорила конечно же детектив: — Да. Она сказала «да», без контекста, лишней мимики. Тарталья же прыснул, наклонил голову и спросил: — Что? Это первое сказанное им слово с тех пор, как его сюда привели. Всё же Люмин в силах заставить его говорить. — Когда мы виделись в последний раз. Ты спросил, удивлена ли я. Так вот, отвечаю. Да, я удивлена. Она много раз прокручивала этот момент в голове, особенно слова, и решила с них же и начать. Это позабавило рыжего перед ней. — Что именно тебя удивило? Девушка смотрела сначала в один его глаз, потом во второй, затем на свои руки, и выразила как можно больше холода и безразличия в последующей фразе: — Удивило, насколько я была слепой. С ним много чего было не так, но она так не хотела рушить его идеальную картину в голове, так не хотела делать себе больно, что отрицала и отвергала каждый раз. Чайлд — сам по себе был словно призраком, без прошлого и будущего, без друзей, семьи, изъянов, проблем. Он казался выдуманным, то ли Тартальей, то ли самой Люмин, грань слишком тонкая, чтобы понять где начинается его ложь и заканчивается её собственной фантазией. В глубине души она возможно и подозревала, что Чайлд — это ложь, но это самая любимая и сладкая ложь из всех возможных. Он словно существовал для неё и лишь для неё одной. Она хочет столько всего спросить, любил ли он когда-то её по-настоящему, почему он киллер, какой была его цель, что вообще скрывается за этим всем, думал ли он хотя бы раз о том, чтобы прикончить её во сне и так далее, но нельзя же так в лоб, и так открыто показывать демону кровоточащую рану. Он легко может вцепиться в неё зубами и сделать больнее. Поэтому она с большой осторожностью должна подбирать слова. А комнате затихло и голубоглазый откинулся на стул, спрашивая: — Это всё что ты хотела сказать? Она медленно моргнула. Ещё больше вопросов поплыли в голове: если бы она не поймала его два дня назад, во что бы это всё вытекло? Кто он есть на самом деле? У неё просто разболелась голова. Это тяжелее, намного тяжелее, чем она себе представляла, трудно дышать. От каждого слова что произносят эти усты, чужие усты, мурашки по спине бегают. Как же хуёво осознавать, что всё это дерьмо, ложь, обман и предательство. Факт, что он скрывал свою подпольную двойную личность, вся ненависть которая возрастает всё сильнее. Не способны полностью подавить слабость и привязанность. Блядь, она не знает, на что сейчас готова пойти. чтобы это не было реальностью, чтобы она сейчас же проснулась от этого дурного сна в объятьях Чайлда, чтобы этого не было. Но она не просыпается. Ничего не происходит, Люмин даже полностью не переваривает всё. Её мозг до сих пор пребывает в шоке и не смог хорошо сложить эти два противоположных образа — Тарталья и Чайлд. Она молчала, тихо облизывала засохшие губы и потерянно смотрела на свои руки. А заключённый оглядывал её. Всякая улыбка уже сползла с лица, то что он спросил раннее содержит некую серьёзность, поэтому он отвлёк блондинку от бесконечного потока мыслей словами: — Если хочешь спросить что, валяй, незачем стесняться, не чужие друг другу люди. Она кое как уняла дрожь, снова сконцентрировалась, и опять начала издалека: — Ты даже рот не открывал с другими, а со мной говоришь. — Хорошее наблюдение, детектив. Сердце девушки моментально обратилось в лёд, это прозвище, до сих пор свистом отзывается Тартальей в голове. Ещё больше не по себе. — Тебе интересно почему? — Ну, хотел что-то сказать лично мне или просто поиздеваться? Он даже немного засмеялся от таких милых слов, пожал плечами и выдал: — Хах, возможно. Она нахмурилась. — Аякс — твоё настоящее имя, верно? Он замер на мгновение. Всё же непривычно как это звучит из её уст. Но есть ли смысл скрывать? Если она спросила, наверняка как-то по-грязному добыли это. — Да. Аякс, значит… — Ты знаешь кто убил твоих родителей? У него снова глаза потемнели. Ну да, конечно же, каким-то образом она узнала что он вовсе не из детдома с малых лет, и на самом деле всё же знал своих родителей. А ответ на этот вопрос сложный. И да, и нет, история слишком запутанная. И всё же в ответ последовало простое: — Нет. Детектив разошлась, адреналин подтолкнул спросить: — Как давно ты работаешь на Фатуи? Аякс будто бы снисходительно, но на самом деле устрашающе, улыбнулся, и задал встречный вопрос: — А с чего вы взяли что я работаю на Фатуи? — Ты работаешь. Это подтверждено, так можешь не- — О? А доказательства? Люмин поджала губы, но не сдалась. — Я видела тебя своими глазами в здании, которое принадлежит Фатуи и является их базой. Я прямой свидетель. — Ах, ты про ту нашу встречу. Приятно, что ты заговорила об этом, но. не совсем уловил, откуда именно информация, что это база Фатуи? Это ведь лишь догадка, основанная на словах одного из похитителей сокровищ, что ты побила в баре, который был готов сказать что угодно против своего конкурента? Молчание. Ей нечего сказать, у неё действительно нет весомых физических доказательств, что он напрямую связан с Фатуи, только если хорошо порыскать в его кредитных карточках, или каких-то тайных линиях. Но благодаря новости о поимке Тартальи, которые от каждого утюга звенят, все эти следы ещё тщательнее отмыли. Найти что-то на этом практически нереально. И они оба это знают. Поэтому белобрысая сложила руки и пустила в ход тяжёлую артиллерию, слегка нахмурилась, обесценивающе посмотрела на оппонента и уверенно выдала: — Брось, мы же оба знаем что ты работаешь на Фатуи. Разве есть смысл врать об этом? — Но я не вру. Что мешало мне основать свою собственную компанию, действовать самому по себе? А вот с кем я бы мог сотрудничать, это другой вопрос. — Хм, ну теперь уж точно нет. Ты в тюрьме, и …всему этому конец. Рыжий наполовину прикрыл глаза. Какая тоскливая атмосфера, это комната допросов металлического цвета, ну хоть хоронись в ней. И стул этот, ну точно хуже электрического. И он говорит с ней. Не думал, что увидит её так скоро, интересно наблюдать за тем, как она всеми силами пытается показать, что «в порядке». Он уже заключён тут, его репутация, личная жизнь, если можно её так назвать, всё пошло к чертям, по пизде. Пусть это было фальшью, но мужчина этим пользовался, чтобы заполнить какую-то пустоту внутри, чтобы иметь хотя бы идею о нормальной жизни. А сейчас. Это никак не исправить, Люмин, которая любила и обожала его, теперь смотрит как на жалкое ничтожество. Что же ему остаётся делать? Это никак уже не исправить, значит, нужно закрыться полностью и плеваться остатками яда в своей отравленной глотке, на которую только способен, если разрушать всё, то лучше до конца, лучше устроить кровавое фаталити, заставить всех блевать, плакать и резать себя, особенно Люмин. Пусть и за время этой извращённой постановки он всё же как-то привязался к ней, именно по этой причине и скормит именно ей больше всего дерьма. Чтобы закончить эту пьесу как настоящий гандон, раз уж ему попалась роль злодея. Теперь Аякс смотрит на неё, вся та небольшая привязанность угасает, быстро, скоротечно, как вода в раковине. И его душу снова охватил какой-то демон, поэтому и взгляд моментально стал мрачным и даже острым, даже Люмин как-то почувствовала маленькое изменение. Рыжий хмыкнул, повторив: — Да, я в тюрьме. Ты ведь мечтала об этом, так? Белобрысая не двигалась с места, пока Тарталья наклонялся всё ближе в её сторону, чтобы сократить между ними расстояние. Причём голос звучал так. любовно. что ли? — Ты так сильно хотела увидеть Тарталью за решёткой. Твоя мечта исполнилась, а ты грустишь. Люмин скривила рот в ответ, но рыжий продолжил, право голоса у него никто не отменял: — Ах да, грустишь, ведь ещё не нашла своего братика. Самым сухим тоном в мироздании произнесла: — Тебе что-то известно? — О, не так быстро, это только для конфиденциальных фигур. Ясно, будет только голову трепать, и ничего полезного не выдаст. Блондинка вжала ногти в джинсы бёдер и тихо выдохнула. Тяжело не показывать усталость, ещё какое-то омерзение, пока рыжий перед ней мистически улыбался, в очередной раз. И он вдруг снова взял лидирующую позицию и промолвил: — Стой, теперь моя очередь задавать вопросы. Белобрысая подняла бровь, и Тарталья снова наклонился как можно больше и отрезал, больно ударив девушку где-то в области сердца: — Мне просто интересно, какого тебе было узнать, что ты трахалась с преступником? Она раскрыла глаза довольно широко, шок, разочарование, широкий спектр всего. — Мне интересно, что это было на самом деле, возбуждение, отвращение, или даже что-то ещё? Ты говорила, что хочешь от меня ребёнка. Если снимешь с меня наручники, сможем сделать его прямо тут. Конечно же, без особых усилий можно задеть её за живое. Словно резать по сырому мясу. У неё немного потемнело в глазах, но детектив гордо держала себя. Слова вовсе отказывались выходить изо рта, а преступник перед ней только упивался этим. Рыжий задумчиво оглянул стол, на которого облокотил локти, и продолжил молоть эту хуйню: — Да. Знаешь, как в старые добрые? Я бы нагнул тебя, прямо на этом столе, потом содрал бы одежду, потом- — Хватит. Она не могла выдать что-то такое же обидное, только тихий вздох прекратить, вместе с поднятой рукой. Хоть он и заткнулся, но улыбаться, как мразь, не перестал. И снова эта тишина, где детектив слышит лишь ритм бешено бьющегося сердца. Она снова задыхается, что происходит, зачем он говорит такое. Больно, как же больно. Тарталья смотрел на неё с ожиданием, но получил лишь потерянный взгляд, шатающийся по комнате, и вопрос, в котором блондинка вложила часть своей душевной бури: — Зачем?.. Люмин посмотрела себе под ноги, горько заулыбалась, снова повернула глаза к нему и снова спросила: — Зачем ты это делаешь?.. Зачем? Зачем был со мной, обманывал, я-… — Ты бы простила меня, узнав, что я убиваю людей по ночам? Снова молчание. Ей хотелось столько всего спросить, но всякое желание общаться с ним дальше отпало, ей мерзко и больно, и ещё она на грани того, чтобы заплакать. Настолько унижаться никак не хочет, или доказывать, что он не прав. Сиди и гадай, что в этой голове на самом деле. Блондинка резко встала, постучала в металлическую дверь и сказала: — Уводите его. Снова два офицера вошли в комнату, отстегнули Тарталью от стола, снова застегнули руки за спиной и поспешили уйти. Девушка так и осталась стоять у двери, прислонившись спиной к стене, и пока работники в униформе открывали дверь, снова их взгляды сомкнулись. Всего мгновение, одна единственная секунда, длинною в вечность, и перед тем, как его вынесли окончательно, он успел сказать, тихо и на другом языке: — Я знаю, где твой брат. И его увели, она осталась одна в комнате. Детектив знает, что это за язык, это русский, Чайлд ведь успел немного научить её. Каждое слово она тщательно переваривала в голове и поняла их смысл. Но почему прямо у выхода, да и на другом языке, чтобы другие не знали. Хочет сказать этим «проговоришься другим — и слово не выдам»? Но это в любом случае была напряжённая встреча, так сильно вымотала её, что Люмин скользнула вниз по стене, забилась так под стеной. А по женскому лицу потекли слёзы, без громких всхлипов, без истерик и криков, просто тихое горевание. Она скорее плакала от того, как же сильно всё закрутилось и запуталось, это всё ещё трудно принять. Она не знала сколько так просидела, наверное, до того, как к ней прибежала взволнованная Джинн. Люмин ей не скажет о самой последней фразе, пока что. Пока Тарталью безучастно толкали вперёд, бросали недовольные фразы по типу «шевелись», рыжий спокойно шёл вперёд. Всё прошло даже лучше, чем он ожидал, хоть и быстро. По пути в клетку он увидел Кэйю. Альберих смотрел на него со стороны и улыбался, Аякс на мгновение тоже улыбнулся, потом его завели в коридор. Хотелось бы поговорить сейчас и с Кэйей, но на данный момент не лучшая идея. Пока Тарталья, главная звезда среди всех местных авторитетов, за решёткой, ему нужно быть тише воды, ниже травы. Альберих только что обследовал изъятые вещи Тартальи, которые были с ним в день поимки, и нашёл среди них цепочку с украшением в виде пули. Ту, что Кэйа подарил ему в старшей школе. Как мило. Но синеволосый знает, что как только Аякс выйдет на свободу, скорее всего уедет отсюда куда подальше, и снова они не услышатся, по крайней мере, какое-то время. Конечно, обычных работников, которые так облажались, Фатуи на месте убивает, но Тарталья один из их любимчиков. Если тот будет послушно молчать и не трепаться, Фатуи легко простят то, что он засветился на всю страну, и даже хорошо укроют его. Даже жаль, Кэйа будет скучать по нему. А пока он сидел над вещами Тартальи, мимо проходили Джинн и Люмин, первая верещала: — Мы уже можем отправить группу для обыска к вам домой? — Давно ещё надо было это сделать. — Ну, мы знали, что ты не совсем в духе, и не хотели так быстро втягивать. — Нет, все в порядке. Я в порядке. Говорила, что в порядке, пока истерично вытирала слёзы с лица. А Альберих с потемневшими глазами смотрел сначала на неё, потом на Тарталью.