История Земель Рассвета

По мраморной лестнице пробежали каблучки. Девушка в красивом пышном платье и с огромным бантом на макушке высунулась на крыльцо и страстно замахала рукой на прощанье. – Рита, пожалуйста, приглядывай за Гвиневрой. Красивая, статная женщина голубых кровей повесила сумочку на предплечье и напоследок взглянула на свою дочь. – Давай договоримся, дорогая, что ты оставишь все глупости и проведешь время, пока нас не будет, с пользой, – женщина обняла ладонями лицо девушки. – Оставьте это, мама. Я вас когда-нибудь разочаровывала? – Гвиневра состроила обиженное личико. – Я прослежу за Мисс, не беспокойтесь, – ответила Рита, служанка в доме Барокко. – Эмма, право, сколько тебя ждать? Поедем скорее, мы уже опаздываем, – из шикарной, светлой кареты высунулся отец девушки и, досадуя, торопил жену. Он говорил "Эмма" на французский манер, с ударением на второй слог, так как имел англо-французские корни и был всегда рад отметить это. Отец Гвиневры, Льюис Барокко (всегда просивший жену называть его Луи), был одет в дорогой костюм, на белой рубашке блестели золотые запонки, воротник ее расходился пушистыми завитками к груди. Сам он производил впечатление строгости и благородства во всем. – Иду-иду, – Эмма, изящно переставляя ноги в дорогих туфлях одну за другой, поспешила к карете. Дверца захлопнулась. Гвиневра еще раз помахала родителям, и те отправились. – Я остаюсь одна на целый день, ты представляешь, Рита! – она ухватила служанку за запястья и закружилась с ней, словно в танце. – Мисс Барокко, я все же обязана сдержать обещание, данное вашим родителям, и присмотреть за вами, – спокойным голосом говорила девушка-служанка. – А я и не собираюсь делать ничего сомнительного! – смеясь, ответила дворянка, а затем мечтательно вскинула руки к груди и, глядя в потолок, продолжила: – Ах, сегодня вечером я возьму свою любимую книгу, выйду в сад и буду читать до утра! Рита по-доброму закатила глаза на слова девушки, а та не останавливалась: – А потом я отправлюсь на выход в своем лучшем платье, и меня обязательно кто-нибудь заметит, он пригласит меня в свой дом, и я буду играть ему на фотрепиано и петь! Он будет очарован мной и- Словесный поток девушки был прерван речью служанки: – А-а-а! – покачала она головой на планы своей Мисс. – Сегодня отбой в десять вечера; никаких книг – это вредно для зрения; а завтра... – Рина многозначительно вскинула указательный палец вверх, а слушавшая ее девушка умоляюще покачала головой, – придет Ваш педагог по вокалу, ему и сыграете! На этом служанка поклонилась Мисс и отправилась убираться в саду. Гвиневра недовольно скрестила руки на груди, провожая свою, как она сама говорит, "вредную служанку" сердитым взглядом. Кстати говоря, семья Борокко претерпела значительные убытки в последнее время, и их хозяйство приходило в упадок медленно, но верно. Виной всему стали расточительные войны Монийской Империи, которые та вела с упертой периодичностью. В большом особняке Барокко осталась всего одна служанка. Сама Гвиневра являлась младшим ребенком в семье: у нее был старший брат Ланселот, который сейчас находился на службе. Семья не виделась с ним уже несколько месяцев, особенно последние две недели Ланселот не прислал ни одной весточки, тогда как раньше родители чуть ли не каждый вечер собирались в гостиной и просили Гвиневру читать им его письма вслух. Сейчас родители Гвиневры уехали на день в гости к друзьям – семье Паксли. Главы семейств дружили уже очень давно, а Гвиневра даже лично была знакома с одним из их сыновей. Признаться, девушку совсем не интересовали выгодные знакомства и отношения ее семьи. Она всегда была натурой впечатлительной и творческой, творившей все в соответствии с собственными эмоциями. Логики для мисс Барокко не существовало, рационального мышления – тоже, что нередко приводило ее к необдуманным, а порой и откровенно чудаковатым решениям. Такова была наша мисс, таковы были ее принципы. На зло девушке, день не прошел, а пролетел. Книгу ночью она все же читала, но не в саду, а в комнате со свечой. На баллы не пошла, сославшись на боль в висках. Родители должны были вернуться с минуты на минуту, поэтому Гвиневра и ее служанка сидели в гостиной, выжидающе глядя на часы. – Что же так долго? Может, что-то случилось? Может, послать кого к ним? – не унималась Гвиневра, маячившая перед носом служанки, сидевшей на диванчике в стиле роял. – Успокойтесь, Мисс, – говорила Рита со снисходительной улыбкой, – ваши родители прибудут с минуты на минуту. Вдруг в дверь постучали. Мисс Барокко дернулась скорее открывать. Как только дверь отворилась, девушка увидела молодого человека, стоявшего на пороге. По его наряду Гвиневра рассудила, что он гонец. – Мисс Гвиневра Барокко? – уточнил он, на что девушка кивнула. – Ваши родители прислали меня, чтобы передать вам это. Гонец вручил ей письмо. Девушка не без удивления поторопилась разорвать печать. Гонец удалился. Глаза забегали по строчкам, а лицо девушки становилось все изумленнее. Дочитав, она уставилась на служанку. – В чем дело, Мисс? – забеспокоилась Рита. – Они зовут меня к себе, – ответила девушка и вернулась к письму. – У Паксли скоро ежегодное семейное состязание. Странно... В прошлом году я на нем не была. Зачем вдруг в этом понадобилась? Гвиневра лекгомысленно пожала плечами, хмыкнув, и отправилась собирать вещи. Послание она отдала Рите, и та прочитала его вслед за дворянкой, идя по пятам в ее комнату. А в доме Паксли вовсю шли приготовления. Слуги носились, как ураганы, каждый занятый своим делом. Место, где должно будет пройти состязание, похоже на большой открытый стадион нашего времени. Как Колизей, оно было окружено многочисленными рядами мест. Внизу, на самой сцене, где совсем скоро будут представления, слуги готовились к мероприятию. Госсен сидел высоко на трибунах в проходе между рядами и безучастно играл кинжалом в руках, поглядывая вниз на сцену. Он не заметил, как его брат Эймон появился рядом. – Опять в невидимку играешь? – Госсен увидел брата только тогда, когда его сапоги звякнули об пол подле него. – Идем, – в строгой манере сказал Эймон. Младший Паксли вздохнул и нехотя оторвался от пола. – Завтра днем состязание, – братья очутились в комнате старшего. Его комната была, скорее, кабинетом. Напротив двери у стены стоял широкий, блистевший лаком стол, на котором лежали стопка бумаг и письменные принадлежности. Стены были закрыты рядами книжных шкафов и полок. Только застеленная с иголочки кровать в углу напоминала, что в этой комнате еще и отдыхают. – Я напоминаю, чтобы ты не опоздал, как в прошлом году, – продолжил Эймон. Госсен устало скрестил руки перед собой. – И без глупостей в этот раз, – наставлял брат. – Чтобы твои кинжалы больше не прилетели в сторону старейшин. –Да я случайно! – возразил Госсен и отвел глаза в сторону; старший скривился, не веря ему. Эймон обреченно вздохнул и смиренно произнес: – Я знаю, что ты все равно набедокуришь, но мне так хочется, чтобы хоть раз в жизни все прошло гладко, – он покачал головой. – Старейшин лучше не злить. – Брат! – вспылил Госсен. – Ты будущий глава семьи, ты не обязан их слушать! – Я обязан... – Эймон дал волю грусти, и та проскользнула в его глазах. Старейшины не мешали Эймону в плане власти, но они были настроены неблагосклонно к его брату. Только это его и гложило. Паксли вернулся к своей прежней безэмоциональности, – но пока все так, как есть. Завтра ты выступаешь на состязании. Постарайся не облажаться. Эймон осмотрел брата с ног до головы, зная, что тот не сможет этого сделать. Но деваться было некуда. Таков был его любимый младший брат. – Можешь идти. Госсен захлопнул дверь. Он вышел на улицу и втянул свежий воздух. Ярко светило солнце, пели птицы – настоящий летний день. И на душе, в целом, тоже было солнечно. Госсен не чувствовал давления завтрашнего дня. Скорее всего, причиной этому была его "раздолбайская" натура. Паксли постоял пару минут под палящим солнцем и отправился на прогулку по городу. Алукард и Грейнджер остановились перед воротами с большой, красивой буквой "М" посередине. Стражники, увидевшие охотников, поспешили впустить их на территорию дворца Монийской империи. Минуя шикарный зеленый сад, проходя по извилистой дорожке, ступая по мраморной лестнице, герои наконец очутились внутри. Просторный светлый зал встретил их тишиной и эхом. Слуги, выглянувшие из-за спины, доложили, что принцесса прибудет с минуты на минуту. Двери сзади закрылись. Охотники остались вдвоем в пустом помещении. – Да-а, – протянул Алукард, проходя вперед и осматриваясь. – Годы идут, а здесь ничего не меняется. Грейнджер поровнялся с товарищем. Перед ними распологался балкон со спускающейся от него вниз лестницей. Вдруг двери на балконе открылись, и принцесса Сильвана в своем привычном светлом наряде спустилась к прибывшим. – Принцесса, – Алукард учтиво поклонился, – замечательно выглядите. Сильвана пробежалась взглядом по спутнику Алукарда, будто бы желая услышать от него то же самое. Жаль только, что Грейнджер не любил подобное. – Спасибо, что пришли, – улыбнулась девушка. – Как только мы получили ваше письмо, тут же отправились, – разговаривал Алукард. – Я хотела дать вам задание, но перед этим, – она кивнула слугам, стоявшим позади нее, – я бы хотела пригласить вас на балл в честь окончания войны на юге Монии. Слуги протянули мужчинам два свитка. Они развернули их и прочитали: "Почетный гость. Стол номер 7" – Балл состоится завтра. Пожалуйста, приходите, – Сильвана продолжала улыбаться. – Благодарю. Мы обязательно будем. Алукард и Сильвана обменялись кивками. Грейнджер все это время стоял молча. Это его обычное состояние. – Тогда до завтра, – Алукард подмигнул принцессе, и охотники направились к выходу. Сильвана провожала их глазами, глядя в спину Грейнджеру, который постепенно удалялся от нее. Он и никогда не был близко, всегда был далеко во всех пониманиях. Как бы ей ни хотелось обратного. Вздохнув, девушка отогнала печаль прочь и вернулась к делам. Гвиневра приехала в поместье Паксли ранним утром, с рассветом. Ее встретили родители, которых разбудили слуги и оповестили о прибытии дочери. До полудня девушка отсыпалась, а как только проснулась, побежала прихорашиваться. Гвиневра была из мечтательниц. Красивые платья, кареты, музыка, баллы, литература – все было ей сказкой. И она любила эту сказку. Он желала чувствовать себя принцессой, героиней романа. Когда она выходила в свет, то всегда выглядела безупречно, под стать всем красавицам на страницах книг. Этот день не стал исключением. Девушка привела себя в порядок, приколола любимый бантик на макушку, надела чистое пышное платье и отправилась на променад покорять сердца. Гвиневра часто слышала комплименты в свой адрес, у нее даже были ухажеры, но до серьезного ни разу дело не дошло. По правде сказать, потому, что потенциальные мужья сбегали от ее капризного характера. Мать намекала, отец прямо говорил, что девушка чересчур эмоциональна, но, как видно, толку от этого было как с козла молока. Ближе к обеду, когда девушка вернулась и родители были готовы, семья Барокко отправилась на выступление Паксли. Госсен готовился к демонстрации своих навыков прилюдно, Эймон – к недовольству со стороны старейшин. На месте проведения состязания собрался люд со всех близлежащих районов. Особенно много было лиц высокопоставленных и аристократического происхождения. Настолько влиятельной была семья Паксли. Госсен посмотрел в зеркало у себя в комнате и, не колеблясь, пошел к брату. Скоро был его выход. – Наша семья делает успехи, – Эймон с гордостью и увлеченностью рассматривал навыки родственников. Госсен пробормотал что-то невнятное. Он не любил магию, за это семья не любила его. Когда подошла очередь молодого Паксли, Госсен ступил на сцену. "Готов спорить, такого вы еще не видели" – оскалившись, тихо, но уверенно произнес он. Госсен вытащил кинжал из сумки и, повертев в руке, кинул его в мишень на стене в десятках метров от него. Точно в центр. Размножив оружие в руках, он управлялся с ним так же умело, как гимнастка с мячом и лентой. Такой талант действительно был способен вызывать восхищение. И он вызывал. Гвиневра, до этого скучающе рассматривавшая свои красивые носочки, считавшая птиц на деревьях и заводившая легкомысленные беседы с соседями, вдруг вперилась глазами в Паксли. Его техника впечатлила ее, хотя она совершенно не понимала, как и что он делает. Выглядело красиво, прямо как в ее книжках. Во время выполнения очередного трюка, ворот Госсена невзначай обнажил шею и ключицу парня. На шее промелькнуло странное темное пятно, которое не ускользнуло от глаз старейшин. Эймон тоже заметил и пришел в ужас. На лбу выступил холодный пот. "Не может быть..." – не верил он. Старший Паксли поглядел на старейшин по правую руку, пытаясь понять, видели они что-либо или нет. Те же переглянулись между собой и согласно сделали вид, будто ничего не знают. Однако Эймона вокруг пальца не обвести. Паксли сжал кулаки так, что костяшки побелели. Неужели его брат стал жертвой старой легенды...? Госсен закончил свои трюки. Сложив оружие, он хотел уходить, но, заметив укоризненный взгляд Эймона, поклонился старейшинам. Только после этого он ушел. Когда шоу кончилось, Паксли и их гости собрались в крытом банкетном зале. Из головы старшего никак не выходила метка на плече брата. Он изо всех сил старался держаться спокойным, и у него хорошо получалось. Порой он поглядывал на старейшин в начале зала, отмечая, что у них все тихо. Эймон с нетерпением ждал конца балла, чтобы серьезно поговорить с Госсеном. Гвиневра сидела за столом. Она ловила взгляды, поклоны со стороны молодых дворян. Довольная, девушка загадочно улыбалась и игриво отводила глаза. Отец девушки, стоя в стороне, разговаривал с главой Паксли. – Твоя дочь прелестна, – сказал он Льюису, на что тот гордо улыбнулся. – Твои сыновья тоже уже совсем выросли, – рассуждал он. – Я разговаривал со старшим. Должен признаться, приятно удивлен, – мужчина отпил из бокала, который держал в руках. – У него такой порядок в голове. Взгляд сам нашел Эймона, который беседовал с официантом. – А вот у моей дочери до сих пор ветер в голове, – он засмеялся. – Все на эмоциях, на эмоциях... – Что ж, стало быть, девушкам оно положено, раз лучшие представитедьницы нашего общества ведут себя так. Льюис снова засмеялся. Повисла легкая пауза. Каждый из мужчин обдумывал, как бы преподнести собеседнику то, что крутится в голове. Спустя время они, наконец, убедились, что оба думают об одном и том же. – Раз такое дело, – вдруг начал Паксли, – почему бы нам их не познакомить? – Да, да. Я тоже думал об этом, – активно закивал Барокко. – Я поговорю с Эймоном, – кивнув другу, Паксли ушел. Льюис поспешил к своей дочери, все еще сидевшей за столиком. – Дорогая, – обратился он к ней, присаживаясь напротив, – ты, должно быть, уже видела Эймона Паксли. – Нет. Кто это? – спросила девушка, вертя салфетку в руках. – Ну, как же, – отец закачал головой, показывая, что не доволен подобной нелюбопытностью дочери. – Он будущий глава Паксли. Он организовал это мероприятие... – Ах, это, – встряла девушка. – Я слышала о нем, но мы не знакомы. – Отличная возможность познакомиться, – сказал мужчина и, встав с места, оставил девушку одну. Гвиневра хотела было позвать отца, но услышала из-за спины: – Гвиневра Барокко... Девушка подскочила от неожиданности. Увидев парня рядом, она поторопилась встать и едва не снесла стул. – Да, – подтвердила она. – Меня зовут Эймон Паксли, – молодой человек протянул ей руку, – рад видеть вас здесь. Его волосы были светлыми, глаза – цвета айсберга. Когда девушка протягивала ладонь, то думала, что его руки окажутся холодными, как ледышки. К счастью, нет. Руки как руки. – Вы уже видели сад? – спросил он, отпуская ее руку. – Да, – ответила девушка. Отчего-то ей показалось, что ее ответ был неверным и нужно было ответить по-другому. – В таком случае могу показать вам наш балкон. Оттуда прекрасный вид на город, – он предложил. – Давайте, – Гвиневра повувствовала себя не в своей тарелке, но проглотила это чувство, сама толком не понимая, что с ней происходит. Когда они вышли на высокий балкон, у девушки едва не закружилась голова от высоты, и она прижала пальцы к вискам. – Все в порядке? Здесь слишком высоко? – закрыв дверь, забеспокоился он. Но девушке его беспокойства показались неискренними. Гвиневра обладала тонким устройством души и все чувствовала. Она не могла сказать, что Эймон ведет себя с ней наигранно. Скорее, как человек он был такой, что Барокко предпочла бы не оставаться с ним наедине. Уж слишком он серьезный, думала она. – Все хорошо, не беспокойтесь, – ответила Гвиневра, после чего голову и впрямь отпустило. "Может это от вас у меня голова кругом идет", – вредничала девушка про себя. Дальше разговор пошел легче. Они разговаривали о своих семьях. Эймон рассказал о том, как его с детства воспитывали в строгости, а Гвиневра в ужасе внимала его словам, порой вставляя реплики негодования. Девушке показалось, что у нее с этим человеком нет ничего общего. Он был настолько далек от нее, что даже обычная дружба с ним тяготила бы ее. Наконец, они вернулись в зал. Гвиневра с облегчением опять перешла к своей детской, наивной натуре. Тем временем среди старейшин кипели обсуждения. Вопрос Госсена Паксли стоял очень остро. – Что нам делать? Согласно легенде, носящий метку погубит род Паксли, – говорила старая женщина. – Это очевидно: нужно избавиться от него, – отвечал мужчина преклонных лет. – Мы не можем этого сделать, его брат опекает его, – встрял другой старик. – Нет, избавиться придется не таким способом. Мы действительно не можем идти против Эймона, – говорил четвертый, добавляя: – по крайней мере стоит попробовать уладить все без жертв. – Каким же образом? Старик сидел за банкетным столом. Его руки локтями твердо стояли на поверхности. Переплетенные пальцы находились на уровне лица, так что только хитрые глаза выглядывали из-за рук и сканировали пространство. – Кажется, я знаю, как решить эту проблему, – сказал он, найдя взглядом Мисс Барокко.