Давай будем как звёзды?

Улицы города были сплошь покрыты мраком, не освещённые даже фонарями. Генри возвращался с магазина, так ничего и не купив, кроме банки газировки. Он чувствовал себя уставшим и побитым, так как не спит уже две ночи из-за домашней работы, которую он взял с собой. Он приезжал, чтобы увидеться с матерью, и уже через два дня у него самолёт в Испанию. До этого времени он должен всё доделать. Как так получилось, что он учится в Испании, но его мать проживает в Штате? Просто его мать — Луиза — родилась в Испании. Она познакомилась с молодым парнем по имени Майкл, который в будущем станет её мужем и отцом Генри, когда приезжала на отдых во Флориду. Спустя несколько лет совместного общения и писем Луиза переехала в Америку и вышла замуж за Майкла. Генри почти всё своё детство прожил в хорошей и любящей семье, но при этом до сих пор не может понять ту любовь между своими родителями, считает, что в итоге его мать навлекла на себя большие страдания. Отец скончался от рака, ещё когда Генри было только одиннадцать лет. Генри помнит, как его мать горевала, отказывалась есть и долгое время не хотела взаимодействовать с сыном, а смотря ему в глаза, начинала плакать, потому что видела в них Майкла. В итоге Луиза смогла смириться с этим горем, предпочла остаться в Америке, но переехать в более тихое и спокойное место. Генри же решил получить образование в Испании — эта страна ему больше нравилась как языком, так и местностью. Ещё ему очень было интересно узнать, какие знания и новые науки она может ему предоставить. Когда его отец был жив, они всей семьёй посещали эту страну достаточно много раз, и Генри, ещё будучи совсем ребёнком, восхищался ей. После смерти отца совместно они её не посещали. Сейчас у него не было удовольствия идти домой, так как он ожидал очередного упрёка со стороны матери. Та совсем не изменилась после последнего его визита, осталась такой же грубой и недовольной. После гибели Майкла она совсем поменялась, будто смерть её любимого мужа что-то поломала в ней. В далёком прошлом, когда Генри был совсем маленьким, он помнит её улыбку, тёплые глаза, излучающие исключительно добром. После смерти Майкла, когда она уже смогла пройти депрессивный период, она стала вести себя более придирчиво по отношению к Генри. Иногда она могла ругать его за маленькую оплошность, а иногда стоять у его колен в слезах, говоря что-то на подобии: «Прости, что я такая ужасная мать, просто ты единственное, что у меня от него осталось! И когда я смотрю на тебя, то вижу его лицо. Мне так плохо, Генри. Ты должен понимать, как мне тяжело от всего этого отойти». Но со временем Генри понял, что его мать просто никогда не любила своего сына. Она любила до безумия своего мужа и была рада сделать для него всё, а ребёнок — был чисто его инициативой. Луиза была рада казаться в его глазах заботливой матерью и счастливой женой, лишь бы Майкл любил её больше. Генри держал одну руку в кармане джинс, а второй — открытую бутылку. Вообще холодный напиток плохо сочетался с зимней погодой, но Генри это нравилось. Он делал очередной глоток, поворачивая за угол, когда его рот неожиданно зажала чья-то сильная рука со странной салфеткой. Генри расширил глаза от удивления, а его зрачки уменьшились от страха. Банка упала на асфальт. Парень стал сопротивляться, отталкивая незнакомого человека, но тот был крепче и сильнее. Незнакомец смог зажать его два запястья другой рукой и прижать Генри грудью к стене. Парень мычал в чужую ладонь, дёргался, вдыхая странный раствор в салфетке. Через несколько минут его мышцы стали расслабляться, а глаза закрываться. Его сердце постепенно начало успокаиваться, а всё тело обездвиживаться. Когда Генри уже начал впадать в сон, он услышал женский голос: — Ш-ш-ш-ш, тихо, засыпай мальчик.

***

Очередной день, очередная тренировка, которая закончилась ссорой. Жизнь Эндрю окрашивалась яркими красками благодаря таблеткам, а ночью или в моменты, когда он не употреблял нужные дозы, мир превращался в ад. Ночи проходили в раздумьях о Ниле. Тот до сих пор не ответил, а Эндрю перестал писать, потому что знал, что ответ не придёт. «Не вини себя в этом. Никто из нас не знал». Слова Аманды бесили. Будто он нуждался в помощи. Да. Нуждался. Он нуждался в Ниле. Эндрю впервые мечтал выплакаться, чтобы избавиться от комка эмоций и боли, которую он не знает, куда деть, поэтому просто подавляет её с наступлением нового дня и сна. Звёзды не появляются в ночи, слёзы не льются под струёй воды. Эндрю мечтал избавиться от чувства вины и скорби. Впервые за долгое время своей жизни он чувствовал такую эмоцию под названием «вина». Эндрю считает себя виноватым, ведь из-за него Нил задержался. Из-за него Нила поймали, из-за него Нилу было и, скорее всего, до сих пор больно. Больно. Почему-то эта мысль пугала Эндрю, заставляла чувствовать себя чересчур эмоционально и плаксиво. Миньярд старался подавить это и в конце концов у него получилось стать безэмоциональным по отношению к Нилу на какие-то несколько моментов его трезвой жизни, но ровно до одного дня Это был последний вечер перед зимним банкетом для команд юго-восточного округа. Завтра они всей командой едут на это чёртово мероприятие. Эндрю знает, что наказания в Гнезде суровы, по крайней мере смог понять это по руке Кевина и многочисленным шрамам Нила. Поэтому он думает, что Веснински вряд ли отпустят на банкет в ужасном состоянии. (А Эндрю не сомневается, что оно именно такое). Но всё равно имеет маленькую надежду на его приход, пусть и считает, что надежда — это пустая вера в лучшее, а Эндрю не верующий во всех смыслах этого слова. И всё же Эндрю хотел провести этот вечер в спокойствии, не думая о Ниле, боли, который тот испытал, и завтрашнем банкете. Но, как обычно это и бывает, подобные мысли всё равно умудряются дойти до сознания Эндрю, где бы он их не ждал. Этот вечер «Чудовища» проводили в своей комнате. Кевин, как назло, включил посмотреть последний матч «Воронов», так как хотел записать пару приёмов, в которых чёрная команда может быть слаба. Аарон и Ники рубились в очередную игру, а Эндрю решил составить Кевину компанию, так как и сам знает, что всё равно будет поглядывать в сторону экрана, а так хотя бы лучше видно. Дэй удивлённо посмотрел на Миньярда, когда тот устроился рядом с ним на коврике, но ничего не ответил, а просто включил запись игры на ноутбуке. Стали перечислять стартовый состав, на поле поочерёдно выходили игроки. Вышел и Нил. Его назвали Натаниэлем, но Эндрю не хотел признавать этого имени, зная, как Нил его ненавидит. Игра началась. Звук трибунов и телеведущих. Кевин записывал что-то себе в тетрадь, а Эндрю просто наблюдал за игрой. Он просидел весь матч молча, держа на себе каменное лицо. Когда дело дошло до репортёров, Кевин хотел выключить запись игры, но Эндрю остановил его рукой. Дэй посмотрел в его сторону и поднял бровь в немом вопросе. Один из репортёров сумел остановить Нила. — Натаниэль Веснински, скажите, что вы думаете по поводу вашего отца и его заключения? — спросил репортёр впритык к Нилу, тому это вторжение в личное пространство явно не понравилось. — В интернете пошла новость, что ему планируют сделать досрочное освобождение. Нил почти не изменился. Такие же пустые, словно трупа, глаза, бледная кожа лица, полностью закрытая шея, огненные и кудрявые волосы, цифра три на левой щеке. Но было ещё что-то, что заметил Миньярд. Это был ожог под самой татуировкой. Ничего примечательного и столь страшного, но Эндрю помнит об одной мысли, которую он обдумывал несколько дней назад. «Его лицо прекрасно, потому что это место — запретная зона. Оно для публики, а значит, должно оставаться нетронутым, чтобы никто и ни о чём не догадался». Рико и Тетсуи не стали бы марать это место. Значит, это сделал кто-то другой, тот, кто не следует их приказам, или тот, кто решился оспорить. Это мог бы быть отец, но тот в тюрьме. Тогда кто? Неужели Эндрю кого-то пропустил, или Нил чего-то недоговорил? Были ещё люди, что желали ему боли? Нилу — было видно — не хотелось отвечать на заданный вопрос, но Рико, что стоял рядом, подтолкнул его в сторону микрофона, чтобы тот ответил. — Я ничего не думаю по этому поводу, — через силу сказал Нил, презрительно поглядывая на Рико. От его голоса по телу Миньярда прошлись мурашки, было ощущение, что он не слышал его так давно. — То есть вы не знали об этом? — переспросил репортёр. Эндрю смог увидеть ненависть в глазах Нила даже через экран ноутбука. Видимо тот собирался сказать что-то грубое в ответ, но бледная рука Рико остановила его, сильно сжимая ему плечо. Нил попытался это скрыть, но наверняка все заметили, как он поморщился от боли. Его грудь поднялась, — видимо парень силой воли набирал воздух в лёгкие. Он кинул на камеру полный равнодушия взгляд. — Тема про моего отца и его проблем никак не связана с экси, поэтому я имею полное право не отвечать на вопросы по этой теме, — ответил парень. Он хотел развернуться и уйти, но рука Рико не позволила ему этого сделать. На вопросы перешёл тут же другой репортёр: — Некоторые из поклонников утверждают, что видели вас и полузащитника под номером четыре — Жана Моро — с командой «Лисов» из университета Пальметто в клубе. А кто-то говорил, что замечал вас на регулярных встречах ночью с Эндрю Миньярдом — голкипером из стартового состава «Лисов». Скажите, что из этого правда, а что ложь? — Всё, — кроме последнего, — правда. Я действительно виделся с «Лисами». Они приглашали меня на вечеринку в честь примирения. И я, и сам Жан посчитали, что им можно дать шанс. Мы смогли наладить наши отношения, и на этом всё закончилось. Одна из репортёров задала вопрос Рико: — Скажите, а вы и ваш командный тренер — Тетсуи Морияма — знали об этой встречи? Рико блеснул своей улыбкой для публики. — Да, конечно мы знали об этом. Я посчитал это хорошей идеей, ведь никогда не поздно принять извинения, даже если они от отбросов, верно? — То есть, вы хотите сказать, что смогли найти с ними общий язык? — Приглашали только Натаниэля и Жана, так как моим сокомандникам больше всего досталось от них на банкете. Сам же я не получил от этой команды извинений, но был рад даже такому. От репортёров посыпались вопросы по поводу игры, и только Рико отпустил плечо Нила, как тот быстрым шагом скрылся из поля зрения камеры. Эндрю нажал на кнопку ноутбука, чтобы выключить его, а сам встал с пола и направился в сторону выхода. Он быстро обулся и скрылся за дверью, не посмотрев на Кевина перед уходом. Ему нужно было покурить и всё обдумать, пока есть такая возможность. Времени до их с Кевином ночной тренировки достаточно, чтобы побыть одному и перемолоть кашу, сложившуюся в его голове.

***

Серые стены и пол слишком были похожи на подвал боли и ужаса Младшего. Пусть Натаниэль понимал, что это не так, в глубине души он всё равно чувствовал что-то похожее на страх. Это место слишком похоже на ту камеру пыток, что Веснински видел раньше чересчур часто. И всё же это было не то. Разница ощущалась так же сильно как схожесть. Подвал в доме Балтимора был стар не по годам. Будто это место стало живым, впитало в себя все пытки, страхи жертв и события этого места. Находясь в нём, Натаниэль подсознательно чувствовал, как стены подвала, что начинали казаться такими высокими, загоняли его в угол. Пустота этого места, осознание всех ужасов и криков, что так и не остались услышаны, перекрывали воздух. Натаниэль столь отчётливо помнит это, так как прочувствовал на себе пытки, которые устраивал ему отец в знак наказания.       — Действительно не надоело быть ничтожеством и напоминать об этом каждый раз, Натаниэль? Или тебе нравится, когда тебя бьют? Наверное, идея ребёнка изначально была ужасной.       Чужая рука отпустила шиворот футболки, и Нат упал прямиком на лестницу, больно скатываясь по ней вниз. Когда полёт закончился, Натаниэль на животе попытался вздохнуть полной грудью, но острая боль в лёгких не позволила ему этого сделать. Каждая крупица удара ощущалась во всех позвонках так отчётливо, что Натаниэль призадумался насчёт возможности появления новых переломов. Что ж, эта причина не спасёт его от новых травм.       Крупинки слёз скатились по его щекам, но мальчик попытался их подавить. Как бы ни было больно, они не должны этого видеть.       — Позже я вернусь к тебе, Натаниэль, и смогу объяснить тебе ещё раз, что значит слушаться. А сейчас, надеюсь, ты не столь глуп, чтобы вновь попытаться совершить ошибку.       Железная дверь с грохотом закрылась за отцом, и в этот момент Натаниэль мечтал лишь о смерти, так как ничего счастливей этого события пока что не смог найти в своей жизни. Натаниэль несколько раз моргнул, прогоняя настойчивое воспоминание. Их было много, и они постепенно всплывали в сознании Натаниэля, но это больше не сопровождалось страхом или дрожью в теле. Сегодня не до этого. Перед ним буквально лежит человек. Нил проклял себя раза пять, может, больше. И он хотел прекратить, но сознание понимало, что сейчас гуманность с его стороны к этому человеку не имеет значения. Он дал обещание сначала Аманде, а когда не нашёл на её лице признаки отрицания, следом и себе. Договориться с Лолой оказалось проще, чем он изначально предполагал. И справилась она, надо признать, неплохо. Натаниэль, сидя на неудобном стуле, на который он сел задом наперёд, кинул взгляд на Лолу. Девушка устроилась на столе. Чёрные волосы, убранные крабиком, неприлично раздвинутые ноги, между которых девушка зажала руку. Её ярко-зелёный цвет глаз выделялся в обстановке подвала, словно подожжённая свеча в тёмной комнате, а синяки под глазами придавали ей болезненный вид, будто она не спала несколько суток подряд. Лола выглядит одновременно молодо и старо на свой возраст. Тело девушки было прекрасно: сильные руки, широкие бёдра, которые хорошо сочетаются с её талией и грудью. Но лицо и глаза выдавали её взрослой женщиной, а Натаниэль ещё и видел в них картины мучеников, вспоминал ухмылку радости, что появлялась на этом лице от криков людей. Горло будто задавили ботинком от этого представления. Натаниэль вновь посмотрел на Генри и его связанный верёвкой рот, желая думать лишь о своём ужасном поступке, нежели о сотни других, которые сотворила эта, на первый взгляд не столь угрожающая, монстр девушка. Он поставил рядом с собой ещё один стул, чтобы, когда его пленник (будем так называть этого человека) проснётся, Натаниэль мог посадить его на него. Почему сразу этого не сделать? Потому что Натаниэль уверен, что у того начнётся паника и он с вероятностью в сто свалиться с этого стула. Вся эта ситуация одновременно пугала и завораживала Натаниэля. Завораживала своей кровавой картиной, которую мозг Веснински вырисовывал. Как Генри раз за разом будет всё больше жалеть о своём поступке, молить о смерти, ведь она будет казаться в его глазах лучшим подарком, настоящим благотворением. Натаниэль весь светился изнутри от ожидания. Глаза Генри приоткрылись, словно у только рождённого котёнка, он часто заморгал. Его зрачки стали путешествовать по подвалу, они остановились на Лоле, которая сидела у правой стены подвала и выглядела как тёмный призрак. После его глаза остановились на Натаниэле, что сидел прямо перед ним. Руки Генри были крепко связаны и прижаты к его спине, а ноги оставались прижатыми верёвкой друг к другу, не давая двигаться. Натаниэль увидел, как зрачки Генри уменьшились от страха, видимо, его сознание постепенно стало включаться. Он задвигал конечностями, стягивая верёвки и причиняя себе самому боль, лишь бы выбраться, освободиться. Натаниэль посчитал это знакомым, ощутил, как шрамы на запястьях начинают чесаться, напоминая о прошлом. Веснински проигнорировал это. Пока Генри продолжал свои бесполезные попытки, Натаниэль встал со стула и подошёл к парню, присев рядом с ним на корточки. Генри продолжал мычать, смотря на Веснински с ужасом. Натаниэль так и слышал его мысли. Нет, нет, нет, не надо, чтобы ты не хотел со мной сделать, я знаю, что не хочу этого. Или. Прошу, пусть это окажется сном, кошмаром. Натаниэль хотел показать ему, что это не сон, ну или просто заткнуть это мычание, поэтому достал из рукава нож и приставил его к открытой ключице парня. Генри застыл, когда смог ощутить на себе холодный металл, когда понял, что это слишком реально для сна. Натаниэль провёл ножом по голой коже, оставляя порез, из которого потекли маленькие капли крови. Генри поморщился и вновь заёрзал на месте, но мыча уже не так усердно. — Заткнись, это тебе здесь не поможет, как бы ты не пытался, — произнёс Веснински и переместил нож к глазу парня, надавливая на нижнее веко. — Или ты действительно настолько туп, чтобы мне пришлось повторять, только уже другим способом? Как насчёт избавиться от твоего глаза? Как ты предпочитаешь, чтобы я это сделал? Я мог бы вырезать его или надавить так сильно, что клетки сетчатки будут разрушаться, и ты лишишься зрения? Натаниэль провёл ножом от его брови до щеки, делая ещё один порез. Парень зажал глаз и часто задышал, но уже не мычал. Натаниэль посчитал это небольшим успехом. — Сейчас я сниму с твоего рта верёвку. Если начнёшь опять кричать, то только вынудишь меня выполнить ранее озвученное обещание, но того, чтобы тебя услышали и спасли, ты не добьёшься. Потому что мы находимся в подвале и шанс, что тебя услышит кто-то снаружи, мал так же сильно, как и твой несчастный пенис. Ты меня понял? Генри испуганно кивнул, и Натаниэль принялся развязывать верёвку. Натаниэль понимал, что тот видит, что чувствует, как тому хреново. Ужасное состояние, когда осознаёшь, что был таким же слабым, беспомощным, не имея при себе возможности выбраться. «Ты был на его месте, тебе было так же страшно, как и ему», — говорил ему голос внутри. Помощь не придёт, она никогда не приходит. Тебе придётся смириться с этим, Генри, как когда-то так же смирился с этим и я. — Что вам от меня нужно? —спросил Генри, освободившись от верёвки и мелком смотря на Лолу, что не сдвинулась с места и просто продолжала наблюдать. — Мне, — поправил его Натаниэль. — Она, — Натаниэль указал пальцем сзади себя — на Лолу, — не будет лезть в наш разговор. Натаниэль заметил дрожь в теле Генри. — Какой разговор? — спросил он. — Зачем я вам нужен? Веснински позабавила его реакция, но он сумел подавить улыбку. Ты не они, ты не станешь наслаждаться этим. Натаниэль очень сомневался в этом. — Давай ты сначала присядешь. Согласись, что не самый удобный вариант разговора, когда ты лежишь? Натаниэль пододвинул ему стул и, легко подняв парня за шиворот, усадил на него. А сам уселся на своё прежнее место, внимательно наблюдая за Генри. Ком тошноты от его трусливого вида подошёл к горлу. Как Аманда могла говорить о нём столь прекрасные вещи? — Генри, Генри, Генри, — проговорил Натаниэль, — скажи, что ты знаешь про Аманду? Тело парня на время застыло, а в глазах было недопонимание. — Аманда? — спросил он, — При чём здесь она? — Ты не ответил на мой вопрос, Генри. — Какого чёрта я должен об этой шлюхе тебе что-то рассказывать?! — выругался Родригес. — Слушай, — начал Натаниэль довольно расслабленным голосом, — ты здесь, чтобы ответить на вопросы и извиниться. Добровольно ты этого сделаешь или нет — решать тебе. И выйдешь ты отсюда живым или нет — тоже решать только тебе. Если будешь вести себя как козёл, то не жди от меня привилегий. — Извинений? Это насчёт нашей ссоры с Амандой? Эта пришибленная тебе пожаловалась? Натаниэль усмехнулся. — Ты называешь её пришибленной только потому, что она тебе отказала? Какой ты обидчивый малый. Генри издевательски засмеялся. — Я и раньше её такой считал. Она писала мне чуть ли не каждый день, рассказывала, как прошёл её день, думая, что мне действительно интересно. Натаниэль сжал руку в кулак, представляя, как бьёт им этого урода в лицо. — Да, но при этом ты никогда не говорил ей этого в лицо. Неужели ни одна девушка не давала, что ты решил прибегнуть к такому методу? — Завали ебало! — зарычал на него Генри и продвинулся к нему лицом так, что стул пошатнулся. Натаниэль проигнорировал его ругательство. — Извинись перед ней. — Да не пошла бы она нахер? Не мои проблемы, что она такая вся из себя недотрога. — Извинись перед ней, — сказал Натаниэль голосом, что мог бы заморозить весь этот подвал, — или я заставлю тебя просить у неё прощения. Голубые глаза Натаниэля покрылись льдом, и всё равнодушие, что было до этого в них, растворилось. Генри увидел этот настрой и угрозу. Его уверенность резко пошатнулась. — Блядь, её здесь даже нет, — голос Генри дрогнул. — А я не смогу выполнить твою просьбу без неё. Натаниэль ухмыльнулся. Он увидел, как сильнее затрясся Генри, увидел этот страх в его глазах, как стала чаще подниматься и опускаться его грудь. — Не переживай, я смогу их передать так, чтобы она была уверена в их искренности, — слова прорезали уши Генри. Натаниэль встал со стула. Разного рода оружия, спрятанные в его одежде, дёрнулись от движения, но это мог почувствовать только сам Натаниэль. Холодный металл придавал уверенности Веснински, помогал вспомнить, что он должен делать, а образ разбитой Аманды в его голове говорил ради чего всё это. — Хорошо, я прошу у неё прощения, — пролепетал Генри. Натаниэль увидел, как тот взглотнул. — Нет, не так, — сказал Натаниэль, медленно проходя сзади связанного, — но ты на верном пути. Давай, Ади , попробуй ещё раз. Представь, что она здесь, стоит прямо перед тобой. — П-прости меня, Аманда, прошу, — прошептал Генри, его дыхание сбилось. — Это хорошо звучит, но, мне кажется, что недостаточно. Сколько ты синяков там ей набил? — Натаниэль взялся обеими руками за спинку его стула. От этого неожиданного действия Ади застыл. — Может, пять или шесть? Хм, нет, явно было больше. Наверное, десять или пятнадцать? Наверное, всё же ближе к двадцати и двадцати пяти. Давай я помогу тебе извиниться. Натаниэль взялся за его волосы и потянул, чтобы Генри посмотрел на него. В его глазах был неприкрытый страх, столь прекрасный, но не до конца идеальный. Натаниэль решил его подкорректировать, превратить его в то, что он хотел изначально видеть. Веснински достал прикреплённый к своим брюкам кожаный резак, маленький и простенький, но достаточно острый на начало. Позже, когда станет скучно с теми игрушками, что спрятал в своей одежде Натаниэль, он подойдёт ко столу. Когда кожаный резак оказался у шеи Ади, тот вскрикнул: — Пожалуйста! Прошу, не надо! Натаниэль его не послушался и одним резким движением снял небольшой участок кожи с идеально гладкой шеи Ади. Его крик запомнится Натаниэлю надолго. — Извинись перед ней, — повторил Натаниэль. — Аманда, прошу, прости меня, умоляю! По щекам Ади полились слёзы. Натаниэлю это показалось малым, как и последующие часы пыток, что он ему устроил. Каждый очередной крик, вопль, новый шрам. Всего и всегда будет мало. Натаниэль за час управился с каждым своим оружием, что припрятал в своей одежде, оставив при этом Генри живым, даже очень. Натаниэль перешёл к вещам на столе. Он медленно отрезáл по пальцу, пока Ади просил у Аманды прощения. Кричал, умолял, а Натаниэлю всё мало, мало, мало, мало. Он упивался его болью, криками, которые становились всё прекрасней, страхом в его глазах, что достиг своего идеала и стремился к смерти. Натаниэль продержал Генри живым почти четыре часа, пытая. Под конец, когда Ади потерял голос, истёк кровью, лишился всех пальцев на ногах и руках, Натаниэль поломал ему кисти рук и, не желая слушать его хрипы, свернул шею, давая Генри тот долгожданный покой. Руки Натаниэля дрожали, а в глазах был страх, но он не смел отводить взгляда со своей работы. Смотря на это уродство вдоль и поперёк, Нил потерял дар речи, а его глаза заслезились. Если ад и существует, то он попадёт именно туда, потому что заслужил. С его глаз потекли слёзы, а картинка затуманилась. Он почувствовал, как тошнота подошла близко к горлу, ужас накрыл его с головой, а с перчаток капала кровь, кровь Генри. Нил упал на колени перед измученной досмерти куклой трупом, опуская голову в пол. Его руки тряслись, а слёзы не переставали течь с его глаз. Нил не услышал, как Лола подошла к нему сзади и положила руку ему на плечо. — Отвратильно осознавать, что это, — её рука переместилась Нилу на подбородок и подняла его взгляд в сторону трупа, — сотворил ты. Готов пойти на такое ради любимой? Что ж, если ты хочешь считать это — героическим подвигом, то я тебя огорчу. Натаниэль сжал руки в кулаки. — Она не моя любимая, и я не считаю это — подвигом. — Тогда к чему всё это? — изогнула бровь в недопонимании Лола. — Всё дело в обещании. Малкольм промолчала. Натаниэль смотрел на тело, а точнее на его остатки. Чужая рука до сих пор осталась на подбородке. Видимо Лола подозревала, что, если отпустит, Нил опять отведёт взгляд. Натаниэль мог понять, чего добивалась Лола. Чтобы он перестал бояться своей работы, принял её, мог смотреть на неё, не отводя взгляда. — Тебе всё ещё нужен ответ на тот вопрос? — спросил Натаниэль.       — Экземпляр остался нетронутым, как ты и просил, — сказала она ему, — Даже волосок не выпал, но, если ты планируешь его отпустить, то у него возможны болезненные побочки от хлороформа, которые помешают ему жить.       — Я не планировал его отпускать.       — Тогда зачем попросил даже руки и ноги ему связывать аккуратней?       — Спроси меня об этом, когда мы с ним закончим.       — Берёшь у меня тактику, — фыркнула девушка. — Уже нет, — Лола убрала руку, Натаниэль не отвёл взгляда, — я поняла, каков был ответ примерно под начало твоей работы. — И какой он? — Тебе нужно было дать гарантию, ложную надежду этому Парнише, чтобы болезненно и неожиданно её сломать. Натаниэль кивнул, ощущая себя до боли отвратительно. Наверное, он никогда себе этого не простит. Наверное, он будет рыдать по ночам, потому что это действительно ужасно. Ведь одно дело убить, а другое — пытать. Заставить человека почувствовать боль, такую же сильную, что ощущал когда-то на себе сам Натаниэль. В глазах Натаниэля был страх, потому что для него это всё было слишком. Лола усмехнулась какой-то мысли у себя в голове, но озвучивать её не стала, а только спросила: — Какие планы на этот труп? Натаниэль встал и вытер чистой частью руки слёзы. — Поднесём Аманде небольшой подарок. — Бедняжка испугается. Ты ведь знаешь, что если она решится рассказать полиции, то нам придётся её устранить? — Это не будет проблемой. — Такая уверенность, — издевательски протянула девушка. Натаниэль, не отводя взгляда с трупа, кивнул. — Так или иначе, я знал, на что подписываюсь. — Да, но возможно, что не до конца осознавал это.

***

Утро встретило Аманду холодом. В комнате, кроме самой девушки, никого не было, так как ей надо ко второй паре. Видимо девочки с ней по соседству, увидев, как Аманда сладко спит, решили заморозить ей комнату. Теперь её комната по температуре больше похожа на лёд. Что ж, это наименее ужасное, что Аманда получала в свою сторону от них, так что не так страшно. Скрипя зубами, Аманда пыталась удержать на себе одеяло, пока вставала с постели и подходила к окну. Она с усилием закрыла его и выдохнула. Свежий воздух помог ей лучше проснуться, а кружка свежего кофе поможет ещё лучше. Аманда включила обогреватель, который купила за свои честно накопленные деньги с подработки, и начала стелить кровать. Закончив с данной задачей, она пошла на кухню. Включив чайник, девушка достала кружку, засыпала туда быстрозавариваемый кофе и две ложки сахара. Когда чайник вскипел, Аманда залила кипятком кофе, добавила молоко и размешала содержимое. С первым глотком девушка начала свой день. Через двадцать минут Аманда получила уведомление о зачислении зарплаты. День сразу стал значительно лучше. И даже последующие пары не должны ухудшить настроения Аманды. Ещё и стипендия перед каникулами должна прийти. День выглядел как обычный (не считая счастливой денежки на карте), но ком непонятно чего засел в душе Аманды. Это тягостное чувство — его прибытие девушка смогла ощутить всего на миг, а после, не переставая, на её душу что-то давило. Она не знала что это, лишь постаралась подавить это. «Ты должна быть счастлива сегодня, ведь тебе перевели зарплату, а ещё Рене обещала позвонить. Ничего же не должно произойти плохого?» — промелькнула мысль в её голове на краткий миг. Два общежития (для экси-спортсменов и обычных учеников) находились по отдельности от самого университета. Аманда почти дошла до главного входа, как увидела полицию, скорую помощь, множество машин и суматоху незнакомых ей людей. Девушка резко переменилась в настроении. Лёгкая дрожь прошлась по её спине, а волосы на теле встали дыбом. Как немая Аманда подошла к месту происшествия, спрашивая у одного из полицейских, который отгонял народ, что случилось. — Девушка, был найден труп, прошу, не мешайте работе, — говорил он, но Аманда его не слышала. Она посмотрела ему за плечо. На фоне был какой-то шум, но в один миг Аманда перестала слышать. В её ушах стоял гул, когда она резко отступила назад. На снегу лежал парень, с которого снимали множество верёвок. Пусть на его лице и было месиво, Аманда всё равно узнала его. Генри. Ужас пронзил девушку, когда её глаза быстро стали изучать состояние парня. Открытый рот, застывшая кровь там и тут, один выколотый глаз, второй закатился и, казалось, смотрел прямо на Аманду. Множество оторванных кусков мяса, кожи, отрезанные пальцы на руках и ногах и огромное количество других ужасных вещей на его теле. С Генри сняли все верёвки, положили на носилки и накрыли поверх него белое покрывало. Девушка отвернулась, её сильно затошнило, а образ насмерть измученного тела Генри не выходил из её головы. Где-то допрашивали свидетелей, кто-то потерял сознание и ему сейчас помогали некоторые из свободных медиков, а кто-то говорил по телефону. — Дайте, пожалуйста, пакетик, — попросила Аманда у одного из медиков. Видимо того уже не раз об этом за сегодня просили, так как он быстро среагировал и вручил ей пакет, непонятно откуда взявшийся. Девушка с чудом успела опустошить желудок именно туда. Она чувствовала одновременно страх и потрясение в своей груди. Аманда должна плакать, сострадать потому, что, даже несмотря на отвратительную вещь, которую сделал с ней Генри, девушка когда-то любила его. Но ничего в груди, кроме ужаса от уродливой картины, Аманда не ощущала. Она никогда не видела в своей жизни ничего такого, а чтобы запечатлеть ещё и так ярко. Её руки тряслись, Аманда подумала, что её сейчас опять вырвет. «Боже, кем бы Генри ни был и что бы он ни сделал, это так жестоко», — говорила про себя Аманда. На пары она не пойдёт, точно не сегодня. Староста должна её понять. Так или иначе это был когда-то ей близкий человек. Аманда трясущимися руками набрала номер Нейла. Ей нужен якорь, за который она могла бы зацепиться. Нужен хотя бы обычный разговор, который уведёт её от этой темы. Она могла бы позвонить Жану, но тот сначала сам будет какое-то время отходить от этой информации и только потом решится как-то поговорить с Амандой. Аманда не знала, ответит ли Нейл ей на звонок хотя бы сейчас, но имела надежду. Она приставила телефон к уху, в нём пошли гудки. Девушка выкинула пакет в мусорку и побежала обратно в общежитие. «Ну же, ответь, прошу тебя. Ты мне так нужен». Но это, как оказалось, не понадобилось. Когда она бежала к общежитию, то увидела Нейла, что стоял рядом с ним и смотрел на неё. Аманда застыла, не понимая, что происходит. Она подумала, что это глюки, но Нейл, увидев её ступор, подошёл к ней сам. Он встал рядом с ней на расстоянии вытянутой руки. Аманда не убирала телефон с уха, продолжая смотреть Нейлу в глаза. «Такие бездонные. И почему я раньше этого так отчётливо не замечала? Почему не видела так же чётко эту пустоту в них?» — думалось девушке. Она убрала телефон с уха и сбросила вызов. — Это... Нейл... там... — пыталась что-то сказать Аманда. Нейл протянул ей руки, и девушка уткнулась ему в грудь, обняв обеими руками. — Я видел это, мне жаль, Аманда, — сказал Веснински. — Ох, Нейл, его лицо, это... — с глаз Аманды потекли слёзы, — ...ты не видел его, оно было так ужасно. А ещё, знаешь, он будто смотрел на меня. — Я видел, — поправил её Нейл, — Аманда, я знаю, что ты возненавидишь меня, что ты, может, больше никогда не посмотришь мне в глаза, но он заслужил это. Нейл отодвинул её от себя, держа за плечи. Девушка подняла на него голову, не понимая, о чём он говорил. — Я выполнил своё обещание, Аманда, — сказал он, и мир Флоренс порвался на части. И я готов пообещать тебе, что этот урод не останется безнаказанным. Я сделаю всё, что есть в моих силах для этого. Нейл отпустил её, и девушка посмотрела на его руки. Она повторяла одно и тоже у себя в голове, когда смотрела на них. Этими руками. Он сделал это этими руками. Каждый шрам. Картина Генри всплыла в её голове: где он улыбается вместе с ней и где лежит на снегу, смотря на неё одним глазом. Тёплые слова, что дарил он ей по телефонным звонкам в тяжёлые ночи, и его шлюха, когда он избивал её. Аманда вновь посмотрела в глаза Нейла. Вспомнила, как он с Жаном пришёл к ней на помощь при первом же звонке, и вновь увидела труп Генри на снегу. Эти глаза впитали в себя каждый крик Генри. — Это нормально, если ты перестанешь со мной общаться или захочешь рассказать об этом полиции. Эти руки лишили его глаза. — Я не буду перед тобой оправдываться. Я лишь сделал то, что обещал. — Ты... Стой, Нейл, что ты говоришь такое?! — Аманда прошептала это одними губами и сделала шаг назад. Он может причинить мне такую же боль. Он — монстр. Нейл ничего не ответил. Аманда убежала, сама не зная, куда. Нейл, нет, Натаниэль. Он может убить её, заставить страдать, она может оказаться таким же трупом, как и Генри. Аманда не знала: кому верить, а кому — нет. Рядом с ней всегда был убийца, она сама к нему пришла. Как бы он её не отталкивал, Аманда всегда старалась быть рядом с ним. Теперь эта мысль будет преследовать её вечно. Аманда не знала, что делать. Надо рассказать полиции — так сделала бы любая другая нормальная девушка, но сейчас Аманда не хотела этого делать. У неё шок, она может сделать поспешные решения, нужно сначала успокоиться, а потом всё хорошо обдумать. Флоренс не была уверена, что сможет принять правильное решение, но знала, что сегодня в общежитие она не вернётся. Она будет готова переночевать на улице, в своей кофейне, где угодно, лишь бы не там.