Кошки-мышки.

Перебиты, поломаны крылья. (с) Контрольный в голову! Разрывным. Нет, фаустпатроном! Именно так ощущал себя Кас, пытаясь собрать в кучу мозги, разбрызганные по стенам в радиусе не менее шести футов. Грубо, но верно. И тщетно. Бросив это неблагодарное занятие, он застонал сквозь стиснутые до скрежета челюсти, и уронил голову на свободную от оков руку. Произошедшее несколькими минутами ранее, настолько выбило его из привычной уже колеи, что он не заметил, как на соседний стул снова кто-то опустился. И только когда мурчащий голос вежливо попросил Кровавую Мери, вяло отреагировал. Нынешняя его реальность — калейдоскоп безумного маньяка. Картинки в нём складываются вне всякого ожидания и при полнейшем отсутствии логики. От этого голова идёт кругом, а привычно холодный расчёт сдаёт свои позиции без боя. А всё от того, что внутри игрушки не осколки цветного стекла с узкими полосками зеркал, а живые эмоции. Его, Каса, эмоции. Те, которые он так долго и скрупулёзно подавлял. Секунду назад он готов был в отчаянии разбить себе голову, и вот уже рядом, совсем близко, как ниспосланное свыше спасение, одна из самых умопомрачительных женщин. И дьявольски прекрасные глаза её мерцают в тусклом свете. Она протягивает тонкую руку и убирает капюшон с его лица. Пахнет магнолией. И Кас готов сейчас продать душу дьяволу за треть цены, лишь бы коснуться губами этих пальчиков. Примерно в это же время. — Сэм, сука, ты что принял?! — кулак Дина впечатался в стену у головы брата. — Ничего… — Смотри на меня! — рявкнул старший. — Ничего… правда. Это всё виски… и я ужас как трахаться хочу. Двумя часами ранее. Десять, девять. Касу чертовски грустно. Восемь, семь. Он чужой на этом празднике. Шесть, пять. Он вспоминает. Четыре, три. Другой Новый год. Два, один. Шесть лет назад, с Алеком. Крики, визги, шутихи и звон бокалов, поцелуи и объятия. Не для него, не с ним. Он один теперь. Навсегда. Черт их занёс на самую окраину Оклахомы. В богом и самим дьяволом заброшенный городишко. Кажется, работали над чем то, он не помнит, да и неважно это. Важно то ощущение безудержного, бьющего через край счастья среди шумного, пьяного гомона, в удушливом дыму сигарет и бенгальских огней. В паршивой придорожной таверне, где кроме дальнобойщиков и низкосортных шлюх не бывает ни души, отчего-то пели на русском. И Алек, искрясь восторгом, перекрикивал гам. — Никогда бы не подумал, что черт знает где и он же знает когда, я услышу песню, что мы пели в окопах союзников. Не Катюшу, мать его, а эту! Алек переводил, он всегда был полиглотом, и пройдя с боями пол Европы, выучился языкам, но Кас помнил сейчас только что-то про переломанные крылья. Наверное от того, что в память прочно врезалось ощущение тех самых крыльев за спиной. Но целых, кипенно белых, распахнутых. Никогда, ни до, ни после, он не чувствовал такого полного, всепоглощающего, бездумного, детского счастья. Они напились тогда до одури. Хохоча и толкаясь как подростки, вывалились в холод улицы. Дышали влагой и сигаретным дымом, привалившись спинами к бревенчатой стенке. Ловя момент абсолютного счастья — быть здесь, сейчас и с тем человеком. И не желать для себя ничего иного. Это был их последний Новый год. А крылья теперь, их просто нет. На том месте лишь выжженные огнем, незаживающие раны. Крыльев не стало, когда не стало Алека. В своё время Кас смалодушничал и упустил момент. А потом врачи, терапия, препараты, тупая боль. И он остался жить. Жить ли? Существовать, вот самое верное определение. Порывом ледяного ветра из распахнутых настежь окон разом вынесло не только дым от петард, но и тоскливые мысли из головы. Кас поëжился и незаметно сунув руку под капюшон, зло смахнул набежавшие слезы. Хлебнул из стакана и мрачно уставился на возникший как по волшебству посреди зала роскошный черный Беккер. Мучения продолжаются. Он вздохнул и скорчил под тряпкой недовольную рожу. Чем нас изволят удивить? И кто? Вопрос «Кто» решился сразу, как только за рояль уселся младший Винчестер. И " Что" при первых аккордах Вальса номер семь Шопена. Забыв обо всём, Кас захлопал, цепляющимися за ткань капюшона, влажными ресницами. Не может быть, чтобы нигде не было информации о том, что младший из братьев музицирует. Он напряг память. Не было, нигде! Либо тот, кто собирал сведенья, счёл этот факт не существенным, либо по безалаберности упустил из поля зрения. Хороши работнички! И как музицирует! Сэм отдавался музыке сполна. Так отдаются превосходному вину, дурману или давнему, проверенному временем любовнику, знающему и любящему тебя до последней молекулы. Ни одной неверной ноты, ни одного неловкого или случайного движения. И это не отрепетированное, заученное, вызубренное, а шедшее изнутри, по наитию, по велению души и сердца. Дин вальсировал с Ровеной, касаясь её так бережно, будто она и вправду была из бесценного, прозрачного фарфора. Бриск нескладно дрыгался в паре со своей дылдой. А Кроули похабно жался к какой-то невысокой, полногрудой девице, одетой столь откровенно, что Кас предпочёл отвести взгляд. Заметив, однако, что под тонкой тканью, черт его знает какого костюма, у неё ничего нет. Даже племянница мэра нашла таки себе кавалера, тощего и мелкого старикашку в обличьи Фавна. Явно из разряда тех, кто ест всё подряд, подумал Кас. Фавн и весталка — гротескный союз. Но, всё это мелочи, ничего не значимый антураж, тени. Он не мог оторвать глаз от фигуры у рояля. Раздражаясь каждый раз, когда вальсирующие заслоняли обзор. Сильное, гибкое тело мерно раскачивалось, следуя прекрасной мелодии. Длинные пальцы то нежно, то властно ласкали клавиши. И рояль дышал, постанывал, вскрикивал. С доверчивостью незапятнанной души, позволяя вести себя длинной, неизведанной доселе дорогой, заботливо выбранной чутким партнером. Чёрный атлас сутаны играл и переливался при каждом движении музыканта, как гладь ночной воды в свете Луны. Откинув голову, Сэм закрыл глаза и приоткрыл губы, сливаясь воедино с инструментом, входя в единый ритм, приближающий их к синхронному финалу. Быстрый лисий бросок из-под ресниц, и гибкие пальцы побежали по телу пленника. Легко, невесомо, играючи. Срывая замки и руша все границы дозволенности. Капля пота послушно последовала за ласками, скользящими по клавишам выгибающегося в истоме позвоночника. Краем глаза уловив, как кошкой потянулась фигура в чёрном, Сэм склонил голову, пряча от всех довольную улыбку. Несколькими минутами позже. В кабинете, за звуконепроницаемыми стенами находилось трое, Дьявол, Кардинал и Король Ада. Дьявол, чувствовавший себя хозяином положения, развалился в кардинальском кресле. Его взгляд, в отличие от позы, не был расслаблен. Ибо за плечами стояла организация, которая шутить не любит. И сейчас решался вопрос, связанный именно с ней. Потому, что никому, абсолютно никому в этом гребаном мире не к лицу «колумбийский галстук». — Ты же понимаешь, — продолжал Сатана начатое ранее, обращаясь к Его Святейшеству. — что правила касаются всех без исключения. И на момент, напоминаю, вдруг ты забыл, передачи, в здании никого не должно оставаться. Абсолютно никого. Только мы и пара человек вооружённой охраны. — Блять, Гэйб, ты иногда бываешь таким засранцем! — вспылил, не выдержав Дин. — Да понял я, понял! Мы от него избавимся в ближайшее время. Дьявол вскинул ладони вверх. — Ну, извини, noblesse oblige. — Если тебе интересно моё скромное мнение, — заявил Бриск не без труда выбираясь из глубокого кресла, подходя ближе и задирая голову. — мне его тоже жаль. Вы очень не вовремя затеяли всё это. — он сделал неопределённый жест рукой, шумно выдохнул и скрылся за дверью. Когда быстрые, лёгкие шаги стихли в глубине коридора, Кроули, молчавший всё это время, подал голос. — Если хочешь, я возьму на себя устранение. — Нет. — мотнул головой Дин. — Сэм всё сделает. Будет ему впредь наука. Нашёл еще что-то на Энджелза — Ничего. Он абсолютно чист. Никакой связи с нарушителем. Тот, вообще, похоже был обычным вором. Только что отсидел за кражу, и видимо, решил взяться за старое. — Ясно. А по другому вопросу? — Были ли связи с мужчинами? — на всякий случай уточнил Кроули. — Никакой информации по этому поводу нет. — Откуда? — Дин поморщился как от тянущей зубной боли. Основная проблема сейчас, как сказать Сэму, что его так полюбившуюся игрушку нужно стереть с лица земли. И как можно скорее. — Бывшая жена. — Кроули пожал плечами и усмехнулся очевидности факта. — Кто, как не она, может знать, ну или догадываться, что её благоверный ещё и по мальчикам ходок. Бабы, даже если чего-то и не понимают, то чувствую. — Вы были аккуратны, надеюсь? А если она встревожится и начнёт его искать? — Не встревожится. Ничего так не притупляет бдительность, как милая бабушка старушка, ненавязчиво интересующаяся жизнью соседей. - Короткопалая кисть мягко легла на алую кардинальскую грудь. — Я соскучился, Ваше Святейшество. Кроули вновь уводил партнера от мрачных мыслей. Несмотря на то, что он был ниже ростом, Дин никак не мог отделаться от чувства, что Кроули всегда смотрит на него сверху вниз. Он мог быть как безудержно властным так и чертовски нежным, но всегда правильно, к месту. — Я тоже. Завтра вечером буду у тебя. Если не случится ничего непредвиденного. Если не случится Сэм, невесело подумал Кроули. Он отвел взгляд от лица Дина и через чур оживлённо произнес. — Пойдём, нас ждёт Чудный мальчик! — Он здесь?! — Угу.Только тсссс , это сюрприз от Ровены. Дин засмеялся. — И ты мне об этом говоришь? — Ну, я же Король Ада. — Кроули извиняющимся жестом развёл руки в стороны и шутовски поклонился. — Вечно всё порчу. — Что ты о нём знаешь? — О Жане? — они неспешно ступали по пустой лестнице, приглушенное эхо их голосов бежало по стенам и поднималось к высокому, сводчатому потолку. — Вырос в приюте, куда его подбросили ещё младенцем. Где-то на окраине Каира. Дин кивнул. — Я примерно так и думал. В нём видна древняя кровь. — Ты заметил? С тринадцати лет продавал себя на улице, в шестнадцать попал в бордель с дурной репутацией. Видел у него на затылке клеймо? Дин хмыкнул. — Как-то не до того было. — В восемнадцать бежал на корабле контрабандистов в Европу. Ещё два года скитался по борделям, жил впроголодь. Как вообще выжил, непонятно. Пока его случайно не увидела Ровена. Пожалела, выкупила и определила на обучение в Такеши-Мару. Слышал же? Дин слышал, конечно. Такеши-Мару — высококлассная японская школа гейш в старом Лондоне. — Ну вот. Там он поднял свои знания на новый уровень и выучился "хватке Клеопатры". Дин вспомнил, как отключился во время секса и его бросило в жар. Изменение в его лице не осталось для спутника незамеченным, но он промолчал. Больше из деликатности, но и от того, что и сам был с мальчишкой почти что на грани потери сознания. — Не знаю, стоило ли ехать в Лондон, чтобы научиться египетскому приёму… — он гоготнул — …у японцев? Но, пути господни замысловаты, и частенько, хрен его знает куда выведут. Кроули подхватил Дина под локоть. — Давай быстрее, сейчас начнётся. Как только гости расселись в импровизированном зрительном зале и голоса их стихли, свет погас. Послышались шорохи, и две лёгкие тени заняли места по бокам сцены. Первой вступила египетская флейта. За ней, тихим рокотом этнический барабан, отбивая размеренный, негромкий ритм. К рампе вышла невысокая, тонкая фигура. Темнота медленно рассеялась, и приглушённый свет нижнего софита обрисовал ее контур. Облаченный в простой схенти тонкого льна. Беззащитная покорность, выставленного напоказ, обнажённого тела. Мелко переступая босыми ногами, мальчишка покачивал бёдрами в мерном ритме барабана. До тех пор, пока зрители не впали в медитативный транс, внемлив звукам барабана и флейты, мысленно вторя плавным движениям гибкого тела. На губах танцора появилась отрешённая полу улыбка, веки опустились, наполовину прикрыв глаза, а руки пришли в движение. Они порхали как бабочки, раскрывались бутонами цветов и колыхались, подобно тонким ветвям ивы на ветру. Каждое движение грациозных рук было следствием импульса, идущего из самого центра груди. Когда настрой зала пришёл в необходимое ему состояние, мальчишка хлопнул в ладоши. Звуки музыки смолкли и тут же вспыхнуло синее пламя в двух чашах на высоких треногах по обе стороны от сцены, заставив зрителей вздрогнуть. Ароматный дым заструился по залу, и мальчишка запел на чужом, мелодичном языке. Не громким, но глубоким и чистым голосом, заполнившим все уголки зала и проникающим в сердца и души слушателей до самого донышка. Пески, медленно бредущий караван под нещадно палящим солнцем, и тоска, тягучая, бескрайняя как сама пустыня, как само время — слышались в песне. И не осталось никого, кто не проникся бы этой вселенской печалью по несбыточной любви. Таинство завершилось на пронзительно высокой ноте. Криком смертельно раненой птицы, что взмывает в небо с последним взмахом крыльев, прежде, чем сердце её остановится и она камнем рухнет вниз. Аплодисментов не последовало, всеобщий вдох был красноречивей в тысячу раз. — Что ты сделал с мальчиком? — на ухо Дину шепнула Ровена, когда мальчишка, не смея повернуться спиной к залу, скрылся за занавесом. Дин растерянно распахнул глаза. — Я? Ничего. — А всё же? — прильнула к нему рыжуха. — Мальчик влюблён в тебя, разве не видно? Конечно, видно. Думается, все заметили взгляды, что бросал певец в его сторону. В них была та самая безумная тоска, что слышалась в песне. Дин старательно пытался вспомнить все детали той ночи. — Я… просто спросил, понравилось ли ему? Ровена удовлетворённо хмыкнула. — О, мой дорогой. Ну кто же интересуется чувствами шлюхи? Ты допустил промах, и теперь мальчик страдает от любви. — она слегка отодвинулась и взглянула в зелёные глаза под песочными ресницами. — Такой любви, от которой сгорают. Дин недовольно поморщился, только влюблённой проститутки ему и не хватало. В довесок ко всем остальным проблемам. — Кстати, о любви. — он кивнул на стоявшего неподалёку Сэма, и глядящего на них тяжёлым, тёмным взглядом. Ровена послала ему воздушный поцелуй и младший заметно расслабился. — Даже не знаю. — Дин криво усмехнулся. — Кого из нас он больше ревнует? Ты не останешься? — Нет, вернусь к себе. Чуть позже. — она коснулась губами щеки старшего и грациозно поднялась с диванчика. — Был чудный вечер, спасибо. Пойду поболтаю с Сэмюэлем — Тебе. — откликнулся Дин. — За сюрприз и программу, она великолепна. Как и ты. Как и всё у тебя. — Эй, приятель. — легкое похлопывание по плечу вывело Каса из сна, в котором Дин трахал древнее божество в образе мальчишки-певца Прямо на алтаре посреди тёмного языческого храма. Пламя свечей плясало на обнажённых, извивающихся телах, бесовские пляски. А Сэм, в облачении кардинала, с огромным крестом на груди и совершенно ангельским выражением лица, читал над ними что-то по-латыни — О господи… — простонал Кас, он определённо сходит с ума. — Кофе? — спросил бармен. — И виски туда. Побольше. Одинокий музыкант посреди сцены самозабвенно выводил рулады на саксофоне, где-то заднем плане слышались приглушённые голоса, а здесь, возле бара, не было ни души. Только Кас, бармен, лениво протирающий полотенцем и без того чистые стаканы, и Джеймс, стоявший поодаль. И по-прежнему не сводивший глаз со своего подопечного. Кас потягивал крепкий кофе, мечтая только об одном, когда перепившиеся гости разъедутся или разбредутся по гостевым комнатам, или что там у них, и можно будет отправиться к себе в норку. Принять обжигающий душ, и наконец то, забыться сном. Он вздохнул. Совершенно сумасшедший Новый год. Подстать всему тому, что с ним случилось в последнее время. И чему он сам является инициатором. Так кого винить? — Идиот. — буркнул под нос детектив и услышал приближающийся знакомый рокоточек Весь подобрался, когда из-за дальнего алькова показался старший Винчестер, ведя за руку ту самую полуголую девицу, с которой танцевал Кроули. Девица была сильно подшофе, ноги её плохо слушались и она пьяно смеялась, запрокидывая кудрявую голову. Намеренно или нет, но они устроились в нише как раз за спиной Каса. Так, что тот имел возможность наблюдать всю картину в зеркало, и невесомый газ занавески ничуть не мешал обзору. Имел, но хотел ли? Смотреть как старший будет тискать, а может даже и трахать на всё согласное тело? Нет уж, увольте! Пленник дёрнул руку с наручниками, привлекая внимание охранника. Но, Джеймс не привлекся так как его нигде не было. И, вот странно, бармен тоже куда-то исчез. Понятно, Кас поджал губы. Это персональное шоу, я так понимаю? Хорошо, пусть забавляются. Никто же не может заставить меня смотреть. Или может? Он уставился на свои руки, старательно не обращая внимание на творившееся у него за спиной. Люди всегда говорили, что у него красивые руки. Кас растопырил пальцы. Да, пожалуй, пальцы длинные для его роста, даже очень. Гибкие, с ногтями почти идеальной овальной формы. Сзади послышался смешок, он бросил быстрый взгляд в зеркало. Дин и девица о чем топерешëптывались всецело занятые друг другом. И, казалось, не замечали невольного свидетеля. Пальцы… Кас снова уставился на свои руки. На одном из них когда-то было кольцо. Как давно это было, целую вечность назад. Непрошеным гостем пришли воспоминания. Брак, союз не двух любящих сердец, а удобный, взаимовыгодный альянс. Который с готовностью полетел в тартарары, как только подвернулся случай окончательно всё разрушить. И она с успехом им воспользоваться. Рука коснулась шрама от пули. Тот не болел, но чувствовался всегда, немым укором. Кас поднял взгляд к зеркалу не потому, что слух его уловил что-то а почувствовав между лопатками вполне осязаемый толчок. И встретился с зелёным омутом, пульсирующего света. Так смотрит дикий камышовый кот сквозь сухие заросли, наметив себе добычу. Зная, что она не ускользнëт и можно позволить себе время для забавы. Меж тем, Дин не терялся, и руки его уже вовсю блуждали по податливому, расслабленному алкоголем и моментом телу девки. Он что-то шептал ей на ухо, будто уговаривал или успокаивал, хотя она и так была тряпичной куклой в его объятьях. Все это время внимательные глаза старшего держали на привязи Каса. Крепко, без какой-либо возможности вырваться. Так чувствует себя жертва, загипнотизированная одним только взглядом хищника. И жертва не отвела глаз, когда хищник, утопив ладонь в копне светлых волос, притянул голову девицы к себе и принялся неторопливо дразняще словно пробуя на вкус, водить кончиком языка по её распахнутым губам. Не спеша проникнуть внутрь, ловя её тихие выдохи. Эротичность момента зашкалила, когда старший внезапно подмигнув Касу, углубил поцелуй. Тем самым, негласно принимая его участие в качестве созерцателя. В голове застучало, и тут же, ответной реакцией, такая знакомая, горячая, тугая волна скрутилась внизу живота. Кас не сдержал стон, мысленно послав благодарность импровизирующему саксофонисту. Он как-то читал, что нормальный мужчина не может смотреть без возмущения на то, как на его глазах ласкают женщину. Хмыкнул. Он определённо, не вписывается в стандарты мужской нормальности, так как ему нравилось то, что он видел. Чертовски нравилось! Без особого труда удерживая потемневший от желания взгляд детектива, Дин ухмыльнулся .О, детка, это ещё не всё. Держу пари, тебе просто снесёт голову. Он разорвал поцелуй, и легко приподняв партнёршу, усадил на низкий столик. Девка с готовностью раздвинула ноги и откинулась назад, уперев локти в столешницу позади себя. Отточенным движением, Дин запустил руку в ее декольте и выудил на свет одну грудь. Провёл ладонью по мягкой, упруго покачивающейся полноте, и склонив голову, очертил языком круг по тёмному ореолу затвердевшего соска. Девка прогнулась и застонала, подавшись навстречу его губам. Невольный свидетель чётко осознавал, что утрачивает последние крупицы самоконтроля, как только губы старшего Винчестера сомкнулись на бесстыдно торчащем соске. Девица извивалась и вздрагивала всем телом. И Кас, прорываясь сквозь пелену возбуждения, подумал, что ничего более эротичного в своей жизни он не видел. Пока не явился Сэм. Плюхнувшись рядом с братом, он не медля поймал губами вторую грудь, буквально выпрыгнувшую из декольте. Вперив в созерцателя искрящийся, шальной взгляд, принялся сосать. Не так как брат, аккуратно и нежно, смакуя, а жестко, с зубами, как изголодавшийся, капризный щенок. Бедное сердце Каса гулко стукнуло и замерло, он с трудом проглотил вязкую слюну, наполнившую рот. Шоу должно продолжаться. Сэм шире раздвинул ноги девицы и запустил руку ей под юбку, сразу же погрузив пальцы в горячее, истекающее соком лоно. Та вскрикнула и локти её разъехались, не в силах удерживать дрожащее тело, братья синхронно подставили ладони под её выгибающуюся спину. Каса повело так, что пол качнулся под ногами, когда он понял, где находятся пальцы младшего. Эта извращённая во всех смыслах картина была настолько сладостной и такой безумной, что казалась наваждением. Не отрывая взгляда от поступательных движений руки Сэма, он вспомнил сон, в котором братья так же слажено и синхронно ласкали его тело, и закусил губу до крови. И как ответом его развратным мыслям, девка выгнулась дугой, запрокинув голову, уплывающий взгляд безумен и пуст одновременно. Её громкий стон, перешедший в крик, потонул в высокой, финальной ноте саксофона, а тело забилось в судорогах. Кас сделал глубокий вдох и закрыл глаза, балансируя на грани, пытаясь взять под контроль разума предательское тело. Чуть успокоившись, он взглянул в зеркало и ахнул. Братья целовались. Стоя по обе стороны стола, над еще вздрагивающей девкой. Они неистово ласкали друг друга губами, переплетались языками и стоны их сливались воедино в полной тишине. Дин отстранился, почуяв неладное. Взял Сэма за подбородок и заглянул в глаза. — Ах ты, ссука… — прорычал он, и схватив брата за руку, поволок к выходу. Контрольный в голову. Разрывным. Нет, фаустпатроном! Эта картина останется с ним навечно, въевшись в подкорку воспалённого мозга — самозабвенно ласкающие друг братья, только что совместно доведшие женщину до оргазма. И адски порочная вишенка на торте греха — их кардинальское облачение. Что-то ещё осталось в иррационально извращенном арсенале Винчестеров, чтобы окончательно добить пленника? Кас застонал сквозь стиснутые до скрежета челюсти, и уронил голову на свободную от оков руку. — Кровавую Мэри, если можно. — мурчащее. — И не жалей водки, дружочек. Возникший из ниоткуда бармен профессионально быстро смешал коктейль. Ровена коснулась губами краешка бокала, и кивнув, отставила. С трудом оторвав голову от руки, Кас выпрямился и развернулся. Выжидающе замер, готовый принять сейчас что угодно, удар, насмешку, издевку. Ему, измученному донельзя, в миг стало всё едино. Рыжуха, не произнеся ни слова, откинула с головы монаха капюшон и принялась безо всякого смущения разглядывать его лицо. Что же это за чудо такое, что свело с ума чертовски опытных в плотских утехах братьев? Которых сложно уже чем то удивить. Он неё пахло магнолией. Не сладко и пошло, а тонко, изыскано, чувственно. Сияющие, Кас вспомнил греческое — Айфра, Сияющая — одно из имён Персефоны, глаза изучающе блуждали по его лицу. Вблизи она ещё восхитительней. Вот, оказывается, с кем придётся делить Сэма. Хорошенький. И такой бедовый, что ли. Вселенская мука в глазах, и где-то на самом дне огромных зрачков, плещется неутолимый голод. Ну-ка, попробуем, каков ты на вкус. Ровена, всё так же молча, всё так же, не отводя гипнотического взгляда, придвинулась вплотную и коснулась губами искусанных в кровь губ пленника. Тот боясь шелохнуться, лишь приоткрылся навстречу. В затуманенной тестостероном голове пульсировала набатом горячая кровь. Виски, кофе и… мёд? Да, несомненно, он пахнет мёдом и на вкус как мёд. Соблазнительница, удовлетворённо мурлыкнув, припала губами сильнее, слизывая язычком засохшие капельки крови с истерзанных ангельских губ. Который не находил в себе сил для ответных действий, будучи марионеткой на оборванных нитях. Глядя в теряющие осмысленность синие озера, Ровена подумала, что может сейчас только одним поцелуем, столкнуть это чудо в бездну безумия. Но, жалко же. И она, продолжая упиваться медом, одной рукой коснулась груди партнера, ощущая бешеный ритм сердца, а вторую опустила ниже. Этот маленький жест явился последней соломинкой, сломавшей спину, так стоически державшемуся всё это время, верблюду. Кас всхлипнул в целующие его губы, вздрогнул и взорвался. До звона в ушах, до помутнения сознания, до полной потери контроля. — Сладкий. — шептала рыжуха, поглаживая растрёпанные волосы на затылке, уткнувшегося влажным лбом в её плечо, трепещущего в оргазме ангела. Бармен, как ни в чем ни бывало, протирал посуду. Ему слишком хорошо платят, чтобы… Примерно в то же время, в кабинете Дина. — Сэм, сука, ты что принял?! — Дин с размаха впечатал кулак в стену, аккурат возле уха брата. Но, тот даже не дёрнулся. — Ничего. — Это что, кокаин?! Блять! Убью, нахуй того, кто подсунул! Выясню и выпущу кишки! Дин стремительно прошёл к столу и включил настольную лампу. — Смотри на меня! Расширенный зрачок, почти поглотивший радужку, никак не отреагировал на свет. Сэма трясло и шатало. — Ничего. Правда. — оправдывался он, вмиг превращаясь в нашкодившего ребёнка. — Это всё виски. — щеки его зарделись. — И ещё, я ужас как трахаться хочу. Последнее было истиной. Дин оглядел жавшегося к стене брата. Широкая юбка сутаны плохо скрывала стояк. О себе и говорить не приходилось. Проклятая девка! А пуще — темно синие, обезумевшие от голода глаза, и мягкие губы Сэма — сделали своё дело. — Сколько же ты его выдул? — Всего бокал. — Так с чего ж тебя так развезло? Сэм улыбался молча, тогда как глаза его были куда как красноречивы. — На ковёр. — низко рыкнул Дин. — Фу. Это не гигиенично. Тут в обуви ходят. — Ты трахаться собрался или о гигиене думать, сучонок? — О гигиене я подумал. — хихикнул младший. — Давай уже! Ухмыльнувшись, Дин схватил брата за руку и втащил в комнату для отдыха, граничащую с кабинетом, мимоходом мазнув пальцами по кнопке бра. Одним движением разложил старый диван и толкнул на него полупьяное тело. Сам он не был пьян, пара бокалов шампанского, чуть виски и только. Кто-то же должен контролировать ситуацию, когда гости пережрутся и перетрахаются вусмерть. Могут еще и подраться, кстати. — Сэмми, — зашипел Дин, нависая над братом. — твои капризы у меня уже вот где. — он провёл ребром ладони по горлу. — Ой, да заткнись ты. — простонал нетерпеливо Сэм, притягивая к себе брата и впиваясь в него губами. И Дина сорвало. Эта маленькая, долбанная сучка, мучившая его несколько дней кряду, теперь похотливо стонет, извиваясь под ним, только что не течёт. Мягкие губы так требовательны и тут же так крышесносно, сладостно податливы. — Сэмми, мой Сэмми… — шепчет Дин, губами скользя по шее брата к обожаемым ключицам, и натыкается на чёрный атлас. — Блятская сутана! — Не богохульствуй. — хрюкает Сэм, оценивая по достоинству извращённую комичность ситуации. Они чертыхаясь и похохатывая, разматывают кушаки, срывают чётки, и бусины звонко скачут по полу одна за другой. Маленькие шапочки сброшены уже давно и валяются где-то постылыми тряпками. Путаются в балахонах, пыхтя и отдуваясь. И наконец, впечатываются друг в друга разгоряченной кожей. Бывают моменты долгой и нежной ласки, разговоров, тихих вздохов, тягучих, медовых поцелуев, неизменно приводящих к неторопливо размеренному, тёплому сексу. Где есть время насладиться каждым мгновением, каждой каплей, каждой молекулой друг друга, сливаясь воедино не только физически, но и переплетаясь душами. А бывает как сейчас. Рыки, короткие стоны и рваные выдохи изголодавшихся зверей, которым не до ласки, им — скорей насытиться. И секс такой же, быстрый и яростный как атака. Оставляющий за собой следы поцелуев-укусов и синяки от крепких пальцев. — Штаны снимай. — рычит Дин во вспухшие губы брата. — Тебе надо, ты и снимай. — фыркает тот, сдерживая смех. Его всё ещё забавляет история с переодеванием. — Ты же первый начал. — подыгрывает старший, прикусывая губу младшего. Сэм взвизгивает от боли и сразу же стонет от сладости горячего языка, зализывающего ранку. Да, всё именно так, как надо. Грубо, нагло, горячо! Остальные тряпки летят к чёрту, а под диванной подушкой совершенно случайно обнаруживается смазка. — Ты знал! — вспыхивает Сэм. — Конечно. — улыбается Дин. — Я всегда знаю наперёд всё, что касается моего младшего братишки. — Всё-всё? — лукаво щурится Сэм и срывается в стон, ощущая внутри залитые смазкой, деликатные пальцы. — Ну не всё. — соглашается Дин. Неспешно двигая рукой, одновременно целуя впалый живот. — К примеру… — он касается губами головки члена, и Сэм стонет ещё громче. -… ты меня удивил, проявив… — он вводит третий палец, и Сэма трясёт. -… столько внимания… — обжигает горячим дыханием напряженный ствол, одновременно касаясь пальцем чувствительной точки, и Сэм вскрикивает. — …к какому-то копу. Пожалуй, хватит его мучить, решает старший, любуясь выгибающимся сильным телом. Вынимает пальцы и входит одним плавным и мощным движением. Так, как они оба любят. Спустя час. — Ты куда? — голос Сэма хриплый, сорванный. Кабинет и их спальня — место, где можно кричать сколько и как угодно, не боясь переполошить весь дом. — Принесу одеяло, холодно. Заодно посмотрю как он там. Смешок. — Там всё нормально. Я попросил Ровену. — Да ладно? — гоготнул Дин и тут же вскрикнул, напоровшись бедром на угол комода. Зашипел. — И она так просто согласилась переспать с ним? — Кто сказал переспать? — хрюкнул в темноте Сэм. — Подрочить, это максимум. Дин захохотал в голос. — Ах ты, маленький извращенец. — У меня хорошие учителя. — легко парировал младший. Дин добрался до бра и включил его, натянул штаны, достал из шкафа чистую майку и плед. Плед кинул брату. Выключил свет. — Я всё-таки гляну. А ты спи, я скоро. — направился к выходу. Звук удара. — Ох, блять! Долбаный ящик! Дин ненадолго зашёл на кухню, взял таблетки от похмелья и спустился в подвал. — Как он? — Спит. — ответил Джемс, поднимаясь со стула. — Упился. — Он ел что-нибудь? — Только пил. Кофе и виски. — Хорошо. Ты свободен. Возьми пару дней отгулов. Скажи Кроули, я велел. — Спасибо, сэр. Оставив дверь камеры открытой, Дин подошёл к столику и вытряхнул на него пару таблеток. Постоял над спящим, глядя на измученное даже во сне, бледное лицо, с тенями вокруг глаз и искусанными в кровь, вспухшими губами. — Бедный придурок. Задвинув засов и закрыв дверь на замок, все-таки в доме чужие люди, старший Винчестер легко взбежал по лестнице. Пост праздничная тишина ласкала слух. Утром, как только гости разъедутся, прибудет толпа уборщиц, наводить порядок. Надо будет сказать Кроули приставить к каждой охранника, а то мало ли.