Кошки-мышки.

О, Дин не просто ревновал, он был в бешенстве! И если бы Кас умел читать мысли, он ощутил бы себя брошенным на самое дно глубокой могилы. И комья влажной земли, летящие прямо в лицо. — Сссука. — процедил сквозь стиснутые зубы Винчестер-старший, уставясь темным, невидящим взглядом в свежий номер Портленд Ньюс. Стоило только убрать эту мерзкую сучку Бенни, как братец, не прошло и пары дней, отыскал себе новую. Черт, надо было избавиться от него сразу же! Оттрахать и пришить в тот же день. Труп закатать в бетон на какой-нибудь стройке или сунуть в кислоту на химзаводе, так надёжней. Ищите, господа полицейские, ангельские глазки, в жизни не найдете. Дин в сердцах выматерился. Сам виноват, пошёл на поводу у брата, а тот повёлся как последний идиот на милую мордашку и упругую задницу чертова копа. Придурок! Энджелз не Бенни, тут все куда масштабней. На сей раз его мальчик, похоже, влюбился. И Дин до боли сжал резной подлокотник кресла. Сэм его! И только его! Есть ещё Ровена, но она не в счёт, это другое. Они с Сэмом повязаны на секс-игрушках, убери их и ничего не останется. К тому же, рыжуха умна и никогда не позволит себе лишнего. Знает, если что не так, несмотря на теплоту, которую Дин к ней питает, её в мгновение ока сотрут в порошок. Дин встал с кресла и нервно прошёлся по кабинету. Замер у столика с алкоголем, уставившись в древнюю черно-белую гравюру на стене. Можно, конечно, найти повод и услать Сэма на пару дней куда-нибудь подальше, и вместе с Кроули по-тихому решить проблему. Он плеснул в стан виски, выпил залпом. Налил следом ещё. Заведомо провальная идея, Сэм кто угодно, но не дурак. Вернувшись в кресло, Дин вновь взялся за газету. Длинная стрелка настенных часов обежала круг, и он отбросил все попытки сосредоточиться на чтении, позволив памяти перенести его в прошлое, на десять лет назад. Их дед Сэмюэль был продуман до мелочей и жесток, а временами просто безжалостен. Прекрасно зная характер старшего внука и предвидя, что тот после Хантсвилла первым же делом рванёт через весь штат к брату, а по дороге, безусловно, натворит еще кучу дел, предпринял все попытки этого не допустить. А потому, когда Дин наконец то покинул чертов Уолл-блок, дед не дал сделать ему ни шагу. Съездив внуку пару раз по морде для усмирения буйства натуры, он пинками загнал его в клинику и заставил сдать все анализы. Как чумного, ей-богу! Спустя пару дней, убедившись, что Дин чист и более-менее разумен, допустил его к Сэму. Самая респектабельная в штате клиника для наркоманов сильно напоминала Форт-Нокс, даже персонал был сплошь военизированным. У Дина, шагающего рядом с дедом по узким коридорам, выкрашенным в безрадостный серый цвет, сразу же возникло мерзкое ощущение, он до сих пор за решёткой. Тому способствовали и многочисленные посты охраны, с внимательными, вооружёнными дубинками амбалами. Когда он увидел Сэма на больничной койке, тощего, измученного, с горячечным блеском в глазах, сердце рухнуло, а ноги стали ватными. Его мальчик, его золотой мальчик! Не осталось почти ничего, лишь скелет, обтянутый кожей, да сумасшедшая мука во взоре. — Сэмми, ты как? — только и смог тогда вымолвить Дин. Ком подкатил к горлу, грудь стиснуло. Он еле сдержался, чтобы не припасть к тощей груди и не разрыдаться позорно, как последняя баба. Вечером того же дня они орали с дедом друг на друга как полоумные. Выясняя, кто больше виноват в случившимся, кто не досмотрел, не допонял, не почуял неладное. Дед швырял в лицо обвинения, де это Дин стал последней каплей в решении Сэма покончить с собой. И если бы он не сел, то ничего бы этого не случилось. Как будто Дин сам не знает. Конечно, он виноват. Как старший, он обязан был быть рядом с братом в тяжёлый для них обоих момент. А не напиваться с горя по погибшим родителям и не устраивать мордобоя с первым попавшимся идиотом, косо глянувшим в его сторону. Башню сорвало, он сломал идиоту нос и руку, выбил глаз. И загремел за решетку на два месяца. Дед сказал перед тем, это последний раз, когда он помогает. Ему осточертело вытаскивать Дина из дерьма. И что в следующий раз, Дин сядет всерьез и надолго. Уже находясь в отсидке, он узнал, что у брата был передоз и его еле откачали. Устроил бучу и провёл четыре дня в карцере, мечась из угла в угол как тигр в клетке. Это его ещё пожалели, вошли в положение — родители, а теперь ещё и брат. А могли бы добавить к сроку за саботаж и неподчинение. Да, дед был крут характером, Дин усмехнулся краем рта. Если бы он узнал про них с Сэмом, то забил бы Дина до смерти. Потому, что виноват всегда старший. И это правильно. Все случилось спустя полгода, по дороге из клиники домой. В одном из жалких придорожных мотелей. Дин никогда не скрывал от брата, что предпочтет любой, даже самой роскошной бабе парня с упругой задницей и крепким членом. А бабы это так, от нечего делать. И когда во время ужина в какой-то забегаловке дебелая официантка с четвёртым размером бюста, отчаянно, но безуспешно флиртуя, пыталась сунуть Дину свой номер, Сэм глянул на неё столь красноречиво, что она предпочла убраться по добру по здорову. Следом, как ни в чем ни бывало, Сэм произнёс, что ему тоже нравятся мужчины, и он хочет, чтобы его первый раз был с братом. Сказано это было спокойно, походя, но, вызвало реакцию разорвавшейся водородной бомбы под задницей старшего. Золотой мальчик, практически идеальный во всех отношениях, просит брата, чтобы тот его трахнул! Дин поперхнулся и закашлялся так, что впору было бежать за бригадой медиков. Он его не отговаривал, только спросил один раз, уже в постели. — Сэмми, ты уверен? Сэмми никогда и ни в чем в жизни не был так уверен. Сучонок развёл его, как последнего болвана. После жаркого, но нежного секса, Дин был очень аккуратен, прижимаясь к его горячему боку, Сэм признался, что соврал. Ему не нужен никто другой, ему нужен только Дин. И понял он это давно. Никаких угрызений совести у старшего не возникло, а было понимание случившегося как единственно верное. Мечты о жене, домике с белым забором, собаке и куче ребятишек — не для них. Для них — они сами. Это истина, а на остальное плевать. Они скрывались от деда больше года, до самой его смерти. Драматизма добавляло то, что рядом с братьями всегда находился кто-то из людей Сэмюэля. Конкуренты, да и просто враги не давали покоя. Очень скоро Дин научился подмазывать охрану, с деньгами нужды не было, и под предлогом, что им де — необходимо спустить пар, урывали друг для друга пару-тройку часов в неделю, а то и в две. Но, лавочка прикрылась довольно быстро. Деду донесли, что пока его люди бухают в баре, внуков носит черте где. Был разговор, завершившийся, как водится, скандалом. — Я что, — орал Дин. — и в бордель должен ходить с твоими держимордами?! Да у меня не встанет, если кто-то из них будет торчать под дверью! На что дед орал, что это проблема Дина. Или так или из особняка ни ногой! И правая рука тебе подруга, потому что шлюх сюда водить он тоже не позволит! В общем, когда Сэмюэль-старший отдал богу душу, братья вздохнули с облегчением. О них мало кому известно, только самым близким, точнее двоим — Кроули и Ровене. Дин досадливо крякнул. Теперь и чёртов коп в курсе! Не нужно было при нём целоваться. Ну, ничего, успокоил он себя, это ещё один довод не в его пользу. Позже между братьями установилось незыблемое правило, состоящее из двух пунктов: Первое — Держать сердце в штанах. Второе — Сэм трахает кого угодно, но самого Сэма трахает только Дин. Дина трахает кто угодно, кроме Сэма. Несправедливо? Но, он, черт возьми, старший брат, и знает, как будет лучше для них обоих! Сэм взлетел по длинной лестнице, даже не сбив дыхание. Дина на кухне не было, в спальне, увы, тоже. Он нашёл его в кабинете, с увлечением просматривающим утреннюю прессу. — Что нового пишут? — хрипло произносит Сэм, прислонясь спиной к двери и засовывая большие пальцы рук за пояс домашних штанов. Дин приподнимает голову и смотрит на брата поверх приспущенных на нос очков-половинок. — Акции Вестерн Электрик ползут вверх. — насторожено отвечает он, не зная как реагировать на не в полне понятное поведение младшего. Тем паче, что в штанах у того стоит, и жёстко, а не должно бы. — Надеюсь, он жив? — все так же осторожно интересуется старший. Портить праздничный день рытьем могилы не хочется вовсе. — Жив и даже доволен. Дин закатывает глаза, опуская руки с газетой на стол. — Ты его не трахнул. — Трахнул. Пальцами. Ты же знаешь, у меня золотые руки. — милая, по-детски наивная улыбка касается губ младшего. Какой продуманный мальчик, это у него от деда. Одним выстрелом двух зайцев — и копа оприходовать, и брата не обидеть. Ну-ну. Дин откладывает газету, снимает очки, выбирается из кресла. Движения его становятся вкрадчивы и неспешны, он приближается к вжавшемуся в дверь брату. Игра Охотник-добыча началась. Дин стоит почти вплотную и скользит изучающим взглядом по лицу Сэма. Ресницы того трепещут, он облизывает пересохшие губы и дышит едва слышно. — Так почему ты его не трахнул… — Дин хочет добавить — как все нормальные люди, но определение их нормальности слишком далеко от общепринятого понятия. — …членом? Пожалел? — Можно сказать и так. — соглашается Сэм. Дин двигается ближе и кладёт руки на дверь, по обе стороны головы брата, а колено мягко вклинивает меж его бедер. Не сбежишь. Да Сэм и не пытается. Глаза в глаза. — Почему? — тихо, хрипло, возбуждающе. — Что почему? — ещё тише. — Пожалел. — Дин хищно вдыхает, от Сэма пахнет мёдом и воском. — Я понял, что могу сейчас сорваться и покалечить его. А ты хотел… — замолкает Сэм, чувствуя дрожь во всём теле. Жар, исходящий от старшего бьёт по мозгам и стекает ниже. — Что я хотел? — едва слышно рычит Дин, почти касаясь губами его шеи. Пульс Сэма зашкаливает. — Чтобы я поделился. — Мммм… так значит, обо мне заботишься? Рука ложится на бедро и начинает неспешное движение вверх. — Такой хороший мальчик… заботливый… Ноги Сэма подкашиваются. Дин касается губами его шеи, рука ложится на пах, нежно сжимая член. — Мой хороший мальчик… — губы Дина ласкают ключицу, рука ласкает член. … — ты всё ещё мой хороший мальчик, а Сэмми? — Твой, всегда только твой… — Сэм откидывает голову и сдаётся, и стонет тихонечко. — Диииин… не мучай меня… — О… я буду мучить… долго… очень долго… так, что ты будешь молить тебя трахнуть. — Я уже молю, Дин. Я сейчас взорвусь! — Дуй в спальню. — не меняя тона, низко рычит старший. — Я буду через пятнадцать минут. Нужно кое-что доделать. Дин соврал, не было у него никаких дел. Время понадобилось для того, чтобы, во-первых, Сэм привёл себя в порядок, во вторых… Энджелз не вскочил в ужасе и не ринулся к стене, как в прошлый раз, он остался сидеть, где сидел. — Скажи спасибо, — с ненавистью прошипел ему в лицо Дин. — что мой брат тебя пожалел. Будь на его месте я… — Мне бы не поздоровилось, знаю. — без капли волнения, закончил фразу чёртов коп. Он на миг опустил ресницы, а когда поднял их, Дин готов был поклясться на Библии, на самом дне зрачков, окруженных синей радужкой, вспыхнули и тут же погасли искры. Взгляд узника вновь принял спокойное и даже сонное выражение. — Ты напрасно волнуешься, — миролюбиво продолжил он. — я не собираюсь занимать твоё место. Даже, если захотел бы, не смог. Дин отпрянул как от огня и замахнулся. — Ты… Но, ни тени испуга не мелькнуло в спокойном лице, и Дин резким движением сбил на пол поднос со всем содержимым. Уцелела лишь чашка с кофе, которую пленник всё это время держал в руке. Дверь долбанула о косяк, взметнулась пыль, лязгнул засов, и Кас аккуратно поставил чашку на стол. Закусил изнутри губу, чтобы не засмеяться. Повел плечами. Надо, всё-таки, смазать спину, кожу раздражающе тянуло. — Ты почему одет? Несмотря на день, спальня погружена в полумрак. Здесь нет окон, и главным образом из-за этого, она не выпускает наружу звуки. Тусклый ночник едва освещает стены, огромную разобранную кровать и дрожащего, подпирающего собой стену, Сэма. — Разденешь меня? Кто такой Дин, чтобы спорить с любовью всей своей жизни? Руки его мягко ложатся на широкие плечи, оглаживают ключицы, литые мышцы, шею, точеный подбородок, касаются родинки и губ самыми кончиками пальцев. Сэм тянется за поцелуем, но брат властным жестом прижимает его к стене и расстегивает пуговицы на рубашке, одну за одной, неспешно. Постепенно обнажая грудь и тут же припадая губами к открытым участкам кожи. Сэм еле стоит на ногах, он уже знает, что игра эта будет длиться бесконечно долго, бесконечно мучительно, а ему надо сейчас. — Диин… — стонет он капризно. — ты меня за что-то наказываешь? — А есть за что? — вопросом на вопрос — хорошая тактика. Дин проводит ладонями по рёбрам брата, по животу, спине и Сэм сдаётся. — Ты ревнуешь. — выдыхает он. — А у меня есть для того основания? — насмешливые глаза на миг замершего Дина, пригвоздили брата к стенке, как какую нибудь жалкую букашку. — Нет! — мотает головой Сэм, отчасти отрицая, отчасти не в силах сдерживать возбуждение. — Я люблю только тебя. Дин усмехается. — Я уж подумал, ты забыл пункт номер один и влюбился в чужака. Ты маленькая, грязная, похотливая шлюшка. — язык его собирает ароматные капельки влаги, стекающей с волос Сэма. — Я твоя шлюшка, Дин. Я люблю только тебя. — Если это не так, я собственноручно выпущу ему кишки и скормлю собакам. А до тех пор пусть живёт. Врёт старший, снова врёт, ибо участь пленника решена, остаётся только добиться согласия Сэма и выбрать способ и день. — Договорились. — рваное, поверхностное дыхание. — Договорились. — рычит Дин, падая на колени и рывком стаскивая с Сэма штаны. — Не вздумай кончать. — предупреждает он. — Кончишь, когда я скажу. — и забирает сразу и глубоко, до самого корня. Боже, они делали это тысячи раз, но до сих пор рассудок Сэма мутнеет при виде брата, стоящего на коленях и отсасывающего ему жадно и голодно. Его властного брата, которого уважает и боится множество людей. Который одним движением руки или пера решает судьбы. С которым советуются сильные мира сего. Столп общества, идеал. Сейчас, здесь отсасывает своему младшему брату. О, это восхитительно и безумно! Полумрак скрывает веснушки на его лице, но Сэму и не нужно их видеть, он знает и обожает каждую. Он выцеловывал их миллионы раз, каждую, на всём теле. Еще он знает, что сейчас по алеющим щекам брата текут слезы, а по подбородку слюна. И ему до зубовного скрежета хочется толкнуться глубже, прижать его голову к себе и засадить по полной. Но, это дурная идея. Дин будет материться потом сиплым голосом, и ещё несколько дней придётся готовить ему гоголь-моголь от горла. И вообще, всячески заслуживать прощения. А потому, Сэм держится и послушно ведется, окунаясь с головой в никогда не перестающие быть острыми ощущения. Дин не спешит, он знает, его брат умеет терпеть, а мучить его сплошное удовольствие. Он выпускает член изо рта, но только для того, чтобы смахнуть слезы, застилающие глаза и вытереть слюну рукавом, небрежно. Сэм стонет разочаровано и снова сладко, когда умелый язык скользит по головке, гладкой, лоснящейся, чувствительной донельзя. Делает круг и дразнит уздечку, лижет ствол до самого низа и вверх, оплетая его словно змейка. Дин снова берёт в рот, но не сдавливает, а ведет нежно, продолжая играть языком. Сэм боится щекотки и Дин это знает, а потому припас кое-что, отчего братец вскорости будет визжать и молить о пощаде. А пока, старший тянет руки к животу брата. Не чтобы удержать, его мальчик научен и он не сделает ни единого движения навстречу, а чтобы коснуться самыми кончиками пальцев воспаленной лаской кожи и вызвать ещё больший трепет, ещё громкий стон. Так и случается, Сэм вздрагивает под пальцами, мышцы пресса сокращаются и член дёргается во рту Дина. Тот пропускает его в самую глубь и делает глотательное движение. Сэм вскрикивает и чуть ли не падает, Дин доволен. Но это ещё только начало. Он отстраняется и командует. — На кровать! Наблюдает тёмным, насмешливым взглядом, как Сэм, пошатываясь, избавляется от остатков одежды и рушится на простыни, пузом кверху. Сэм еле дышит, перед глазами всё плывёт, но он рад, игра вышла на финишную прямую. Как оказалось, радуется он рано, потому что Дин достаёт из кармана пёрышко. — Бля… — стонет Сэм. — Ты серьёзно? — А тебя кто-то спрашивает? — Дин расстегивает манжеты и стягивает через голову рубашку, легко опускается на бёдра брата. — Или тебя связать? Связать, но не сегодня. Сегодня просто выебать, и желательно, поскорее. Но скорее не получится, поскольку Дин серьёзно настроен на садистский лад. Сэм неуверенно протягивает руки, чтобы прижать к себе горячее, вожделенное тело, и хотя бы целовать его, целовать. — Руки! — рявкает Дин, и младший покорно уводит руки вверх. Ему остаётся только в бессилии что либо сделать, терзать углы подушки. Пытка начинается. Дин ерзает, усаживается поудобней, совершенно не замечая вздыбленный, богатырских размеров член, торчащий и сочащийся смазкой у его живота, ровно, как и свой собственный стояк, пока что скрытый штанами. В предвкушении, издевательски облизывает пухлые губы. — Готов, Сэмми? Нихуя Сэмми не готов. Но, по-честному, сегодня он это заслужил и придётся потерпеть. — Так что твой ангел? — спрашивает старший, ведя перышком по лицу брата. Щекотно. Сэм морщится. — Мы сейчас будем говорить о нем? — Мы будем делать, что я скажу. Закрой глаза и не открывай. Дин склоняется, и член младшего упирается ему в живот. Сэм, готовый взорваться в одно мгновение, почти не дышит, пока брат вылизывает его подбородок и губы. Он не отвечает на поцелуи, ему нельзя, пока нельзя. Дин довольно хмыкает и садится ровно. — Так что он? — Правильно реагирует на боль. — грудь Сэма ходит ходуном. — Ты его резал? — Дин медленно ведёт перышком по лбу. — Воск. — задыхается Сэм. — Восковая дорожка. — Он кричал? — Как? Ты ж ему рот заткнул. — А, точно. Стонал? — перышко скользит по щекам. — Ещё как! — Сладко? — перышко прошлось по губам, и Сэм готов сожрать его. Но, смысл? Дин найдёт новое. — Очень. — И ты хотел его трахнуть? — Безумно. — Сэм еле держится, чтобы не схватить брата, прижать к кровати и оседлать. — Но, ты сдержался. — кивает Дин, очерчивая пером линию подбородка. — Дальше. Ты собрал воск и взял виски? — Нет. — легкие Сэма, что кузнечные меха. — Ему было достаточно. Я взял мазь. — Что он? — Был почти в отключке и не сопротивлялся… ох… Перышко касается шеи и Сэму кажется, что по нему ползёт жирная муха. Тело покрывается мурашками. - … пока я смазывал спину и задницу. — Она мохнатая? Сэм хихикает. — Почти нет, детский пушок. — Мммм… — мычит старший. -… как мило. Дальше. Перышко уже на груди, обводит соски по ореолу, а затем касается самих тугих горошинок. Сэм выгибается и стонет, судорожно стискивая подушку. — Блять… Диииин… — Дальше. — Я отвязал одну ногу и согнул в колене… — возбуждение усиливается, хотя, казалось бы, куда больше? Ощущения тела плюс воспоминания — взрывоопасный коктейль, но Сэм держится из последних сил. — Ввёл один палец… — Ему было больно? Сэм с закрытыми веками видит лицо брата. Пьяные, полуприкрытые глаза и алые губы, которые тот постоянно облизывает. И от этого сладостно на душе, в эту игру можно играть вдвоём. — Думаю нет. Перед тем, я его хорошо расслабил. Дрожащее перышко рисует узоры на животе и рёбрах. — Он такой гладкий, податливый… — издевается над братом младший. -… так сладко принимает. Я ввёл второй палец… Сэм слышит тяжелое дыхание и внутренне улыбается. — Провёл ими туда и обратно… он такой узкий… Перышко уже на бёдрах. — Нашёл точку… — Блять… — едва слышно выдыхает старший. — Провёл пальцами по кругу, чуть надавливая… — Он подмахивал? — голос старшего хрипит. — Нет, лежал смирно и только стонал. Перышко касается головки члена и Сэм готов взвизгнуть, он усилием воли успокаивает себя, дышит. — Знаешь, когда перед оргазмом его мышцы сокращаются… Дин тихонько рычит. Сэм продолжает. - … то пальцы буквально утягивает внутрь. Думаю, трахать его будет одно удовольствие. — Хватит! — рявкает старший и отбрасывает перо. Сэм стискивает губы, чтобы не пустить на лицо самодовольную улыбку. И не сдаётся даже когда влажные от смазки пальцы проникают уже в его тело. — Он кончает так сладко, так тихо, как мышка… — Сэмми, заткнись. Или я за себя не ручаюсь. -…и так глубоко… — Сам напросился! — рычит Дин, вынимает пальцы и вгоняет в брата член, сразу и до самого основания, жестко проезжая по чувствительной зоне. — О, господи… — шепчет он прерывисто. — …ты маленькая сучка… что же ты со мной делаешь… — упирается лбом в литую грудь и дрожит. — Двигайся… — выгибается Сэм, хватая ртом воздух. Больно, но так сладко и так правильно. — Или что? Тишина, Сэм не в силах вымолвить слова. — Можешь смотреть. Глаза Дина пьяные-пьяные и пылают зеленью. Мокрые от слез ресницы слиплись стрелками и дрожат. Боже, он такой красивый, такой немыслимо красивый. Любимый. Мой! — думает Сэм, а вслух произносит. — Или я убью тебя. Кладет руку, теперь можно, на затылок брата и тихо целует его мягкие губы. Их языки переплетаются, ласкаясь, губы касаются осторожно, невесомо. Вздохи, стоны, движения сливаются, а вселенная сжимается до размеров их личного мирка. Жестокие игры окончены, впереди только нежность. Спустя время, они, насытившись друг другом, валялись на заляпанных спермой простынях, бездумно пялясь в потолок. — Тебе интересно, что было дальше? — томно потягиваясь, спросил Сэм. Дин, не выныривая из блаженной неги, промычал что-то невнятное. — Его так накрыло, что я подумал, его вырубило. Привёл в чувство. А он мне заявил, представляешь, что вытаскивать человека из оргазма не этично. Дин хрюкнул. — Тут я с ним полностью согласен. — А потом, — Сэм хохотнул. — когда он собрался в душ, и я спросил, сможет ли он дойти самостоятельно, заявил, что не смог бы, трахни я его членом. — Это был комплимент? — Он так и сказал, считай это комплиментом. — Дерзкий, засранец. — пробормотал Дин, уже засыпая. И снится ему, он стоит над мирно спящим на боку, в своей дурацкой пижаме с мышами, ангелом и размышляет, каким способом его лучше убить. Зарезать? Много крови. Задушить? Грубо и некрасиво. Отравить? Самое простое, но он воин, пусть даже бывший. А воинам негоже умирать от яда, подобно крысе. Застрелить, будет самое то. Достойно и мужественно. Тут Дин замечает, что пленник больше не спит, а смотрит на него тяжёлым и тёмным, будто утягивающим в бездну взглядом. Укладывается на спину, сгибает и разводит колени, выгибается молча, призывно и томно. Не отрывая глубокого, голодного, не мигающего взгляда из-под ресниц, разводит ноги шире. У Дина в штанах тесно, до боли. А на душе неспокойно, её будто тянут через соломинку эти чёрные, ненасытные омуты. Бледные губы шепчут беззвучно, но Дин слышит каждое слово, отдающее эхом в пустой голове. — Иди ко мне… Он делает шаг, другой, не в силах сопротивляться, как чумной, как зачарованный, его тянет, тянет… Дин трясёт головой, силясь прогнать наваждение, и просыпается. Под боком сопел Сэм, свернувшись в громадный клубок. Причмокивая и вздрагивая во сне, точно молочный щеночек. Замёрз. Дин коснулся губами мерно бьющейся жилки на виске. Жизнь моя. Набросил на брата одеяло и потянулся к тумбочке, за часами. Далеко за полдень. Он дрых без малого четыре часа. Бесшумно подхватил шмотки и прошлепал голяком через длинный коридор к душевой. Натягивая штаны, чертыхнулся — кормежку проспали! Дин не имел ни малейшего понятия, чем брат кормит пленника в обед. Ещё чего, оно ему надо? Не надо! Но Сэм спит, и может продрыхнуть до самого вечера, а потом ворчать ещё кучу времени, потому что его не разбудили, и мышонок остался не кормленным. Не страдая изысками, Дин кинул на сковородку бекон, обжарил с обеих сторон до корочки. Дожили! И ляпнул туда же пару яиц. Это самое простое, что едят все. Почесал за ухом. А может и нет. Сэм, к примеру, свинину не ест. Так, нахуй! Свалил все в огромную тарелку, отрезал и кинул туда же пару ломтей хлеба, подумал, и достал из холодильника стеклянный контейнер с кроличьей едой. Мстительно щерясь, Сэм всегда орёт, когда берут его траву, щедро плюхнул сверху горсть зеленюхи. Кофе, сахар, и вперед — кормить домашнее животное. Спустившись в подвал, он поставил поднос на стол перед экраном камеры наблюдения. Включил. Кас сидел в пижаме, с ногами на кровати и читал. Дин подумал, что предпочёл бы сейчас увидеть его болтающимся в петле. Вздохнул, это разом решило бы все проблемы. Веди себя естественно. Хм. Естественное желание Каса было сейчас одно — спровоцировать Сэма на секс. На настоящий, полноценный трах. Уф, если он такое вытворяет руками! Но, как? Лечь на спину и призывно раздвинуть ноги? Изогнуться, подставив шею, послать томный, тягучий взгляд? Фу, пошло, как шлюха! А ты шлюха и есть, дружок, чего уж тут лукавить. Как бы то ни было, а такое поведение не соответствует выбранной роли. Кас хмыкнул и вздохнул, оторвал взгляд от книги и возвел его к потолку. Если не знаешь как себя вести, веди себя так, как будто не знаешь как себя вести. Что может быть проще? Но, вопреки его ожиданию, явился Дин. Усмехнулся едва-едва, и Кас почувствовал как горят его щеки. Черт! А вот это не по плану! Как он премило краснеет, всё-таки, прямо агнец Божий. — подумал Дин, и сам вспыхнул, вспомнив сон, в котором ангел вёл себя отнюдь не невинно. Даже странно, что он раньше не замечал насколько точеные запястья у плененного детектива. Дин перевел взгляд на ноги, щиколотки так же тонки и изящны, а форма, совсем небольших для мужчины, ступней и вовсе идеальна. Про его ключицы и говорить нечего, это вообще больная тема. Дин поставил на стол поднос и чуть кивнул — иди ешь. Пленник не двинулся, лицо его не выражало ничего, как пустая маска театра Кабуки. С таким лицом нужно в покер играть, резюмировал Дин, прекрасно понимая, что после их утренней стычки, как бы мышонок не выделывался, а он боится. Молчит. Настороженные глазюки так и горят синим, да ресницы чуть заметно дрожат под упавшей на лоб чёлкой. Выебать бы тебя прямо сейчас, как последнюю шлюху. Сзади, жёстко, с оттягом. Сомкнуть пальцы в волосах и дёрнуть голову вверх, чтоб слезы брызнули. И чтобы не молчал тихой мышкой, а кричал при каждом толчке, до срыва голоса. Миндальничать точно не станет, дай ему волю. — думал в свою очередь Кас, наблюдая за шарящим по его телу взглядом. — Обработает так, что потом неделю будешь пластом лежать, истекая кровью. С ним подобное уже было, в дни разгульной юности, по пьяни. Врагу не пожелаешь. Он после нашёл того ублюдка и вышиб мозги. В прямом смысле. Они могли бы играть в гляделки ещё долго, но Дин закончил первым, и равнодушно пожав плечом, удалился. А Кас уселся обедать. Аккуратно сдвинув в сторону большую горсть свежей зелени, беззвучно засмеялся. Когда сомневаешься, что делать дальше, шалунья-судьба преподносит тебе пинок в нужном направлении. — Дин, а где нож? — Сэм возился у мойки, домывая посуду. Всё по-честному, один готовит, второй прибирается. Пока Сэм отсыпался, брат приготовил отличный обед, даже с десертом. Так что бурчать по поводу мытья посуды было непозволительно. — Который? — не отрываясь от газеты, откликнулся старший. — С деревянной ручкой. — Они все с деревянной. — Самый маленький. — Посмотри в мойке. — Нету тут. В ореховых глазах Сэма испуг, но лишь на одно мгновение, потому что в следующее он уже исчез за дверью кухни и понёсся сломя голову вниз по лестнице. Спустя секунду, Дин бросился за ним. — Сэм! Стой! Бесполезно, как с ума сошёл. Пожалуйста! — молил непонятно кого Сэм, преодолевая одним махом пол пролета. Твою… болван! — костерил себя Дин, задыхаясь в бешеной гонке. — Только бы не прятался за дверью! Давно пора переделать эту чёртову дверь, чтобы открывалась наружу, как и должно. Но, Кас не прятался за дверью, вооружившись ножом, и не валялся на полу в луже собственной крови, он спокойно сидел на кровати с книгой в руках. А злополучный нож был воткнут в подлокотник прикрученного посреди комнаты к полу, кресла. Он лишь удивлённо приподнял бровь на ворвавшегося в помещение Сэма. Увидав, что всё в порядке, тот с облегчением выдохнул. Буквально следом ввалился запыхавшийся Дин, с тревогой на бледном лице. Которая тут же испарилась, сменившись злобой. Он первым пришёл в себя и выдернул нож. — Подойди! Кас вышел в центр комнаты. — Повернись! Узник послушно сделал медленный оборот вокруг своей оси и выжидающе замер, глядя исподлобья. Пауза длилась недолго, он вздернул голову и резко рассмеялся. — Послушайте, это же бред! Если бы я хотел покончить с собой, то давно бы сделал это. Здесь… — он обвёл взглядом комнату. -… найдётся, по меньшей мере, с дюжину способов убить себя, не вскрывая вены и не перерезая глотку. К тому же… — он поморщился, коснувшись пальцами виска. — я не вижу в этом смысла. Я не выйду отсюда живым. Вы всё равно меня убьете. — Кас… — попытался встрять в его монолог Сэм, но тот будто не слышал. — Я не сделаю вам одолжение и не возьму на душу ещё и этот грех. На ней и так слишком много разного. — Кас прикрыл на миг глаза, борясь с внезапно подступившей дурнотой. — Впрочем, к чему медлить? У вас есть нож. — он сделал шаг назад, и пошатываясь, развёл руки в стороны, склонив голову к груди. На мгновение Сэму почудилось, он видит кровоточащие стигматы на раскрытых ладонях. — Сделайте это. — Кас поднял голову и горько, обречено улыбнулся. — Я не буду сопротивляться. Тем более, что это тоже бессмысленно, вы доказали это сегодня. Я полностью в вашей власти. Чего же вы ждёте? — он помолчал. — Ах, да! — опустил руки, и вернувшись к креслу, тяжело опёрся о спинку. — Я забыл один маленький нюанс. Вы же ещё не наигрались. Мелкие бисеринки пота выступили на лбу и висках, Кас переводил мутнеющий взгляд с одного брата на другого. — Кто из вас будет первым? Мне всё равно. Сэм? Мы с тобой, — он слабо хохотнул. — вроде как ближе знакомы. Дин, можешь и ты... жёстко, не сдерживаясь, как хочешь. Ресницы старшего дрогнули. — Могу и я начать. Какая, к чёрту, разница. — вполголоса, себе самому. Но, прежде чем пальцы Каса коснулись пуговиц на рубашке, его повело, будто толкнули в грудь. Глаза закатились, голова безвольно откинулась назад и он рухнул бы навзничь, если бы не по-звериному быстрая реакция младшего. Удерживая навесу ослабшее тело, Сэм коснулся ладонью покрытого испариной лба. — Он совсем ледяной. — Ну так согрей его! — в сердцах выпалил Дин, и в излюбленной манере, шваркнул за собой дверью. Сэм бережно уложил Каса на кровать и метнулся в туалетную, сунул под кран полотенце. Вернулся и аккуратно провел тканью по вискам. — Ты как? Кас с трудом сфокусировал взгляд, всё плыло и его тошнило. — Нормально. — оттолкнул от лица полотенце. — Уйди. — У тебя был обморок. — Сэм… уйди, прошу тебя. Оставшись один, Кас лежал ещё какое-то время, собирая мысли и приводя в тонус ослабленное внезапным беспамятством тело. Поднес к лицу мелко дрожащую руку, сжал и разжал пальцы. Подождал пока дрожь спадет, подтянулся и сел, сунув под спину подушку. Партия сыграна безупречно. Даже обморок, следствие нервного пика, длившегося несколько дней, был в его пользу. Многоопытный детектив Энджелз ещё на первом допросе выявил ахиллесову пяту Винчестера-младшего. Бенни. Верне, не сам он, а чувства, что Сэм к нему испытывал. И дело не в том, что тот, по выражению Сэма, хорошо принимал, а в том, что между ними было на уровне душевной привязанности. Ещё тогда Кас узрел лазейку, сквозь которую можно было подобраться к братьям, если всё правильно рассчитать. А рассчитал он правильно. Видя неприкрытую заинтересованность своей персоной, он с легкостью вспомнил прошлое и включился в игру. Лис — мышонок, верхний — нижний, актив — пассив. Цель — занять пустующее место в душе Сэма. И он занял. Так что, пока всё идёт как нужно, за исключением мелочей, под которые можно подстроиться по ходу пьесы. То, что старший ревнивец каких мало, было видно сразу. Пылкая натура. А вот то, что ревность его не совсем братская, выяснилось позже. Вот здесь следует быть осторожным и палку не перегибать. Меряя гигантскими шагами гостиную, Сэм метал взгляды-молнии в Дина. Тот расслабленно сидел на диване, лениво потягивая из бокальчика скотч. Молнии от него отскакивали как лаун-теннисный мячик от стены. — Сэмми, угомонись. У меня от твоих хождений уже в глазах рябит. Сэм замер над братом, раздувая ноздри. В последний раз он так злился перед тем как пристрелить охранника, ударившего Каса. — Ты нарочно оставил ему нож. — тихим, предвещающим бурю рокотом произнёс младший. — Зачем мне это? — равнодушно ответил Дин. — А ты не знаешь? — Сэм вперил ещё один сверкающий взгляд в брата. — Просвети меня. — Ты хочешь, чтобы он умер. — Он и так умрёт. — пожал плечами Дин. — Тут он совершенно прав. — Ты даже не пытаешься оправдываться! — С хуяли, Сэмми? Ты же уже всё для себя решил. — Я не дам тебе этого сделать! — А я и не буду. Ни я и никто другой. Ты сам сделаешь. Как изначально и договаривались. — Я не буду его убивать! Терпению старшего приходит конец. Хрустальный бокальчик бьет о стену и брызжет в стороны радужными осколками. Сам Дин уже стоит напротив брата, сжав кулаки. — Ты осел, Сэм! Через несколько дней здесь будут люди, которые вникать в твои сердечные дела не станут. И если узнают, что он всё ещё здесь, нам не жить! Никому не жить, понимаешь ты это, тупая башка?! — Мы его спрячем! — не сдаётся младший. — Ок, и дальше что? Будем держать в клетке? Как хомячка? — лицо старшего искажается яростью. — Или ты предложишь его отпустить? Взять честное слово, что не разболтает и адиос? — А хотя бы и так! — О, Боже! Сэээм! Он коп, ты забыл? Ты совсем голову потерял. И даже если случится чудо и он не сдаст, его увидят, узнают. И что потом? А потом они придут и замочат всех. Тебя, меня, Билли, Чарли, Ровену. Для ровного счета могут и Жана прихватить. Всех, кто так или иначе нам близок, дорог или с кем мы тупо трахаемся. Эти люди не будут церемониться! Они сметут всех! Мы не можем так рисковать! О, господи, — хватается за голову Дин. — всё, я больше не хочу это обсуждать! После непродолжительной паузы, тишину которой нарушало лишь тиканье настенных часов, Сэм медленно и чётко произносит. — Дин, если он умрет, я снова начну колоться. И ты меня не удержишь. Шах и мат, старший. Шах и мат!