***
Тео не покидали мысли о решении Тонкс. Больно давили, выворачивали, забивали гвозди в каждый позвонок. Они не покидали его, даже когда Нотт из принципа не поднимал свой взор на бывшую подругу, а Дафна своими прикосновениями не тушила его пыл, а наоборот — подкидывала дровишек. «Вот же… Какая дура! Чем она думает? Задницей?!» — перед глазами вырисовывались такие картинки, которые можно было бы показывать Теодору в пыточной камере. И он был уверен, подобное зрелище раскололо бы его, как орех. Аврорат… Аврорат был даже не причём. Артемида имела более глубинную цель, и Тео это понимал. Да, как показалось, она изменилась, но это не отменяло того факта, что он её знал. Её амбиции никогда не были настолько «просты». Из омута размышлений его вытащило негромкое «До свидания, сэр» и худенькая фигура, неспеша выходящая из кабинета. Тонкс вышагивала тихо, будто вместо тяжёлых, отполированных до блеска, ботинок на её ногах были подушечки, как у гуары. Так и влекла за собой, чертовка… Даже не обернулась. Ноги словно зажили собственной жизнью, ведя его следом за Мидой, с которой не хотелось сводить взгляд. Вот он в коридоре… А она куда? Завернула за угол. Вероятно, решила покурить перед сном. Навязчивая идея довести Тонкс до белого каления не выходила из головы. К этому прибавлялось и желание узнать правду, которая должна была выйти из девичьих уст. Её хотелось сломать или хотя бы надломить. «Что она со мной делает?» — уж больно резко возникло в голове. Тео чувствовал себя воплощением эгоцентризма. «Ни себе, ни людям». И таким он был абсолютно всегда, особенно когда дело касалось Артемиды. Либо пусть не мозолит глаза, либо будет рядом. Второй вариант уже давно перестал даже расцениваться как нечто реальное, а вот первый… Теодор хотел довести до такого. Чтобы даже не думала идти на эти проклятые вечера. Тут Нотт было хотел завернуть за угол, но его бесцеремонно, однако мягко схватили за предплечье. Юноша сдержал порыв, чтобы не чертыхнуться. Дафна уже не удивляла. Её появление становилось частью его обыденной жизни, но это, если честно, заставляло вечно держать ухо востро. — Тео, что это было? — Гринграсс смотрела наивно и непонимающе. Тяжело было разобраться, о чём она говорит: об его репликах? об его дискуссии с Тонкс? Ни про одно, ни про другое слушать не хотелось. — Я не понимаю… Ты о чём? — Теодор вопросительно изогнул брови, косясь в сторону угла, за которым скрылась Артемида. Хотелось поскорее закончить этот диалог. — Я о твоём неожиданном речевом недержании прямо на ужине у Слизнорта! — Дафна всплеснула руками, несдержанно повысив голос. Однако она моментально одёрнула себя. — Прости, но я жду ответа. Нотт недовольно стиснул зубы, выдергивая руку из цепкой хватки блондинки, заставляя её удивлённо ойкнуть. Кажется, это было начало нравоучений, которые он слушал все осознанные года своей жизни. Посетила мысль, что Гринграсс не имела права читать ему лекции о том, каким Тео нужно быть. Она ему не мать и, да поможет Мерлин, не жена. — Разве я не прав? Ты не согласна с моим мнением? — слишком спокойно, несмотря на выражение лица, прозвучало от Нотта. От Дафны послышался совсем тихий и растерянный вздох, но девушка, на удивление, держалась молодцом. Тео дико завидовал её терпению. — Согласна, но не нужно было выражать его… подобным образом. И в таких кругах. Ты думаешь, что из-за этого не пойдут слухи? — Гринграсс до нервного тика беспокоили слухи. Её слишком много волновало, а в особенности собственный образ «идеальной леди», который Теодор уже давно открыл для себя с другой стороны. Дафна была чертовски травмирована собственным беспокойством. Её вечные поиски любви, признания и понимания не увенчались успехом. Нотт не был способен её полюбить, не признавал её как нечто «исключительное», не мог понять её. Никогда. — Слухи меня не волнуют, милая, — едкая улыбка наползла тенью на лицо, но раздражение продолжало пульсировать в висках. — Ты хочешь, чтобы я молчал? — Нет… Но, — Теодор тихо прошипел, подняв раскрытую ладонь. Гринграсс затихла, сомкнув губы в тонкую линию, рвано выдыхая. Девушка слушала его беспрекословно — воспитание запрещало перечить собственному жениху. Несмотря на то что время было не такое строгое, как при молодости их родителей, но всё же Дафна была воспитана по старой чистокровной закалке. — Поговорим завтра, — мягкое касание к плечам Гринграсс вызвало у неё едва заметную даже во тьме коридоров улыбку. Тео понадеялся на то, что блондинка просто забудет об этом. А если нет — он что-нибудь придумает. Найдет что сказать, однако точно не сейчас. — Хорошо… — неожиданно для самого Нотта Дафна мягко обняла его, аккуратно прильнув губами к шее. Колотящая дрожь пробивала Теодора, вынуждающая освободиться из кольца девичьих объятий и направиться за скрывшийся в коридорах Тонкс. Она всегда притягивала его как чёртов магнит. — Иди в комнату, Даф, — Тео мягко оторвал от себя руки Гринграсс, отступая на шаг назад. — Сегодня мы не увидимся, так что сразу направляйся к себе. — Почему? — Дафна снова сделала шаг навстречу, беря его ладонь, уже по привычке, в свои руки. Искреннее выражение грусти появилось на красивом лице, но это не заставляло внутренности похолодеть от осознания собственного безразличия к этой несчастной девушке. — Я хочу побыть один, — Тео помедлил мгновение, а после, переступив через собственную гордость и неотрывное влечение к другой, утянул Дафну в сдержанный поцелуй. Губы мягкие и нежные, со вкусом клубничного, приевшегося до отвращения блеска. Податливая и послушная. Отвечающая также привычно и предсказуемо, оттого и до одури скучно. И тошно. Дафна первая отстранилась, дотронувшись до смазанного блеска на губах кончиками пальцев. Теодору принесло это невыносимое облегчение. Гринграсс одарила его блаженной улыбкой, развернувшись на каблучках и летящей походкой направившись в противоположную сторону от Тонкс, испаряясь из его поля зрения. Желание действовать током прошибало, заставляя как можно быстрее завернуть за тот самый угол, следом за которым был очередной тёмный коридор, ведущий к внутреннему двору Хогвартса. Артемида была там. В этом Тео удостоверился, когда на одной из деревянных скамей обнаружил окутанный тьмой худенький силуэт. Слабо освещённый единственным источником света в виде раскалённого кончика сигареты между пальцев. Мида услышала эхо шагов, словно мячик, отскакивающий от стен, и обняла собственные колени, забираясь на лавочку с ногами, пытаясь согреться. Она была уверена, что этот полуночный гость — её, поэтому стоило освободить место. На улице уже царил лёгкий холод, который смог остудить внутренний пыл Тонкс. Тишина позволяла вслушиваться в окружающие звуки, которые будто бы обострились от пребывания в ней. Кажется, Артемида убедилась в своей собственной правоте, когда рядом с ней на скамью «упал» Нотт. Даже боковым зрением было видно то, как он издевательски усмехался. От этого Тонкс также едко улыбнулась, качая головой. Предвкушение чего-то недоброго полностью было оправдано. — Что, Тонкс, совсем разума лишилась? — начал вместо приветствия Теодор, заставляя Миду заинтересованно повернуть голову в его сторону, ожидая реплики. Нотт не убирал с лица той самой ухмылки, из-за которой отдалённо напоминал собственного отца. Зажимая зубами фильтр, он мнимо-вальяжно развалился на скамье, прикладывая огненный кончик волшебной палочки к сигарете, зажигая её. На самом же деле, напряжение больно гудело в мышцах от одного взгляда на насмешливо-спокойное личико. — Если «да», то Аврорат это подходящее место для самоубийцы. — Знаешь, если рассуждать по твоей логике, то наши потери равносильны: я лишилась разума, а ты — яиц, — отчеканила Мида. Сигарета чуть было не вывалилась изо рта Теодора, и он кое-как сдержался, чтобы не выпучить глаза. Удивление вкупе с зудящим в разуме раздражением создавали в голове вопрос. Когда это привычная дружелюбная Тонкс так остервилась? Мида ни с кем не говорила подобным образом. Да — иногда язвила, но происходило это в кругу близких знакомых и друзей. Слизеринцы с Артемидой мало общались, ведь с ней перегрызлись довольно многие, в основном, в период тесной дружбы их дуэта, не желая после взбучек Нотта и слова ей вслед бросить. Поражало и немного давило то, что девушка теперь могла заступиться за себя, не позволяя грызнуть или цапнуть. Ведь Тео… сам всегда защищал её. Накатило разочарование от того, что и здесь он ей не был нужен. — Но усеки, в чём отличие: ты их потерял ещё на Святочном балу, пристыдив меня как последнего… изгоя. А я разум — буквально недавно, — Тонкс выплюнула ему эти слова в лицо, гордо задрав подбородок, затягиваясь никотином, успокаивая шалящие нервы. Одиночество среди слизеринских студентов буквально обязало её «вырасти», чтобы отвечать на нападки со всей ядовитостью. Не то чтобы она ненавидела собственных сокурсников и им подобных со «змеиного» факультета, но существование в этих рядах стало почти что олицетворением пословицы: «С волками жить — по-волчьи выть». Они были грубы с ней, а она отвечала им взаимной неприязнью. Нотт тоже не был исключением из подобного, хотя Мида и желала, чтобы этого не произошло никогда. Но, как говорится, никогда не говори «никогда». — Долго ждала, чтобы это высказать? — дым кольцами выходил изо рта, а Теодор более напряжённо сжал фильтр пальцами. Тонкс открыто пристыдила его… Месть маленькая, но хотя бы удавшаяся. Нотту действительно на секунду стало хреново. Она была такая красивая. В пурпурном платье. Таком воздушном, как облачко. Волосы приобрели более светло-зелёный оттенок, а короткие локоны дотягивали лишь до основания голых плеч. Маленькая и тоненькая, словно тростинка. У Тео дыхание перехватило в тот вечер, но даже это не остановило его от поступка последнего урода. И какой он после этого мужчина? Признавать не хотелось, но Тонкс была чертовски права. Открытое насмехательство до сих пор звучало, как противное эхо в голове, направленное в сторону Артемиды, над её шрамом и её волчьей привязанностью к нему. Если это позорило её среди «змей», то репутацию Тео отбелило, поднимая его из разряда «семейного разочарования» в «истинные чистокровные»… Было мерзко от самого себя, ведь к чему это привело? Ни к чему. Отцу он до сих пор не отомстил, даже не знал как, а единственного близкого человека настроил против себя, хотя… Теодор был уверен, что Мида была готова простить его. Она ведь всегда его прощала. — Не представляешь насколько, — Артемида повернулась к нему, подозрительно щурясь, напоминая в этот момент свой патронус. Нотт не смог сдержаться, чтобы не стиснуть зубы от этого взгляда. Тонкс научила его пользоваться светлой магией телесного патронуса, которая сейчас ему была практически не подвластна. Тео действительно как чистокровный доберман: статный, спокойный, воспитанный, но если что-то идёт не так — может и глотку перегрызть, не церемонясь. Мида же — озорная гуара. Смесь лисицы и волка. Сначала она позволяет гладить холку, но как только почувствует угрозу хотя бы в одном неровном вздохе, то разворотит грудную клетку, раздирая ещё бьющееся сердце, а вот с ним медлит до сих пор. Было бы в разы легче, если бы она уничтожила его чувства, превратила в безжизненный кусок мяса, но нечто сдаваться не позволяло. Вставал риторический вопрос: кто кого загрызёт? И чувство гордости автоматически перекрывало путь к отступлению. — Не могу представить, раз ты молчала эти два года, — медленно выпуская дым через ноздри, Нотт пытливо смотрел на Артемиду. Она же рвано выдохнула сквозь сжатые зубы, но взгляд его держала, спустив худые ноги со скамьи и расправляя плечи. Томление в ожидании не давали ничего хорошего, оно лишь мучительно тянуло минуты молчания, царившего между ними. — Что ещё скажешь? — язвительно фыркнула Мида. — Стать мракоборцем не лучшая идея, — Теодор затянулся, прекрасно осознавая, что эта «шарманка» в нём не заткнётся. Эта тема его подбрасывала, чуть ли не нервный тик вызывала. И какого он вообще о ней так переживает? — В советчики заделался? — непонимание достигло критического уровня. Мида надрывно дышала, стараясь делать это как можно тише. Тео устроил ей эмоциональные качели над пропастью с крокодилами, длившиеся с того самого момента их… «расставания». Скорость, конечно, заметно поубавилась, после того как Нотт самостоятельно понял, что он творит. Результат потасовки на лестнице, которую он устроил не в трезвом уме, остался тонким, но заметным клеймом на виске Тонкс. — А ты сдохнуть раньше времени хочешь? — Это уже не твоё собачье дело! Теодор привстал со своего места, злобно нависая над ней. На её бледном личике продолжала отражаться слишком спокойная гримаса, но губы подрагивали в бешеном мандраже, словно Мида сдерживалась, чтобы не оскалиться. Завязать бы в узел её хребет, переломить бы… Заставить бы выть, извиняясь. Чтобы голову склонила перед ним, да не может. В глазах океанской глади было столько власти над ним, что Тео лезть на стену хотелось. Радовало то, что Мида этого не понимала. Ну, или только начинала понимать. Он занёс над ней руку, зависнув рядом с виском Артемиды. Шрам на нём словно выдрал душу Нотта с корнем, выкручивая, будто ещё бьющееся сердце. — Только попробуй, — Артемида, решившая, что он хочет её ударить, упёрла кончик палочки ему в грудь. Слова с хищным шёпотом сорвались с аккуратных уст, заставляя усмехнуться. Он бы мог с лёгкостью разжать эти тонкие пальцы, выдирая палочку, но от нездорового интереса не мог. Да и Мида могла бы его опередить, ослепляя «коронным» заклятием. К удивлению девушки, задохнувшейся от переизбытка чувств, Нотт лишь огладил девичий висок пальцами, ощущая подушечками гладкость рубца, который был железобетонным доказательством его нездоровой горячности… Каким он был идиотом! Теодор присел перед ней на корточки, стискивая зубы. Рука разместилась по одну сторону от острых коленок на лакированных досках скамьи. Былая ярость испарилась, заменяясь на раздражение в коктейле с тягостным сожалением. Он не хотел, чтобы Тонкс таким глупым образом умерла. Об этом Тео, буквально, кричал всем своим видом. Именно сейчас, впервые за долгое время, он ощутил себя верным псом, который загрызёт каждого, кто угрожает жизни Миды, но проблема состояла в том, что она сама этим и занималась. — Я не хочу, чтобы ты так тупо сдохла, Тонкс. Тихий голос Теодора был полон волнения и сожаления. Горечи, что пропитала каждый его вдох. Артемида же не смогла пошевелиться, словно ей дали пощёчину. Царапающее чувство в груди, такое противное, больное, выкручивающее… Если у Нотта злость почти бесследно исчезла, то в ней она только начала зарождаться по-настоящему. Было обидно даже не от того, что Тео был грубым, но на секунду Мида подумала, что уж лучше бы он говорил ей кучу плохих вещей, чем делал с ней такое. Это лицемерие после всех его слов казалось самым натуральным выстрелом в лоб. Кулаки сжались до белеющих костяшек. Нотта хотелось оттолкнуть от себя. Во всех смыслах. — Заботься лучше о своей Гринграсс… — Тонкс отбросила от себя ладонь, даже не отводя глаз. Теодор осторожным движением переместил её на лавку — противоположно другой руке. Гортанное рычание от злости чесалось в горле Миды, но она лишь выдохнула облачко дыма. Черные угольки глаз прожигали её до самых недр. — Она тебе чуть ли не ботинки вылизывает. — Хочешь занять её место? — Тео не смог смолчать, однако на лице не читалось злобы. Внутренние доберман и гуара смотрели друг на друга не мигая. — Место? Девушки или личной чистильщицы обуви? — Тонкс играла в кошки-мышки между честью и бесчестием. Желание молча уйти противной жижей кипело в голове, но другая её сторона: озлобленная, помнящая всё до больных мелочей, не прощающая, так и плясала чертями в светлых глазах. Мида забычковала докуренную сигарету, отбросив в сторону. Ладошка плавно потянулась к изумрудно-зеленому галстуку на шее Нотта. Тот не шевелился, молчал. Наблюдал за ней. Аккуратно затянув полоску ткани — точно удавку, — Артемида со всей нежностью притянула юношу к себе, полной грудью вдыхая запах табака, дурмана и одеколона с еловой свежестью. Его запах заставлял забыть всё, что она так усердно желала сказать. У Тео спёрло дыхание, он на секунду забыл, как дышать. Личный сорт героина только что оказался к нему слишком близко. Без неё его выворачивало наизнанку, ломало, но и видеть Миду было невыносимо — становилось также плохо… У них с самого начало не могло быть всё хорошо. Из-за её чрезмерной упёртости. Из-за его нездоровой зависимости. — Что одно, что другое — унизительно, — Мида резко отпустила Теодора, нанося этими словами коварный удар по его гордости… В груди что-то заныло, заставляя найти место, куда деть собственные руки. Ничего не оставалось, кроме того, чтобы упереть их в лавку, тем самым принимая более твёрдое положение, почти соприкасаясь с пальцами Нотта. Тео опешил. В этом миловидном лице было столько наглости, направленной лишь на него одного, что в ней можно было утопиться. Эта язвительная девчонка по счёту была вторым самым страшным проклятием. Однако, как ни крути, желанным. Она отплясывала грёбаную чечётку на его — и так не очень крепкой — нервной системе. — Выруби свою внутреннюю стерву. Тебе не идёт, — Тео врал. Это всего лишь бесило, но нутро горело от желания. Её глаза холодом блестели, но Нотт ясно видел, что то были искры тлеющего угля, грозящего разрастись настоящим пожаром. — Значит, ты у нас ещё и униженная, так получается? — уязвлённый и негодующий, он кое-как сдержал сердечный порыв, чтобы не коснуться впалых щёк, трепещущих губ и изломанных бровей. — Была униженной, — Артемида сильнее вжалась в спинку скамьи. Их зрительный контакт был слишком долгим. Будто гляделки, но кто отведёт взгляд, тому перегрызут глотку с самым, что ни на есть, искренним желанием. Тем не менее, её глаза скрылись за линией пушистых ресниц, а весь прежний запал словно свернулся в клубок, укатываясь куда-то в тёмные и холодные уголки подсознания. — Да что ты… знаешь, — нервная и дрожащая улыбка тронула губы. Им и так слишком много нужно было друг другу сказать, но они тратили частицы драгоценного времени на сплошные и болезненные колкости. — Ты не удержишься в этом ебучем Аврорате. — У тебя пластинка заела? — Мида громко выдохнула, открывая глаза и поднимая их на Нотта. Её родители не смогли уговорить отказаться от этой идеи, а он с чего решил, что у него получится? Радовало лишь то, что он не догадывался о её реальных планах. Вроде как. — А знаешь почему? Потому что твоя нервная система едва выдержала пребывание в Клубе слизней, — хлипкие деревяшки скамьи жалобно скрипнули под давлением Тео. — Твоя стрессоустойчивость на нуле. Что с тобой будет в чрезвычайной ситуации? На первом же рейде либо поседеешь, либо ласты склеишь. Судорожный перебор всех возможных вариантов остановился на привычном моральном давлении и дёргании за запутанные ниточки. Теодор знал: он ошибался, притом довольно глупо. Мида, несмотря ни на что, была сильнее него в разы. Ей бы хватило духу удержаться в аврорате. Но стоило ли оно того? — Необоснованный выпад, — Мида ускользнула от Тео, заставляя его убрать преграждающие путь руки, поднимаясь с насиженного места. Она смотрела прямо, однако взгляд снова взметнулся вверх, когда Нотт выровнялся во весь свой немаленький рост. — Ты думаешь, меня ваши посиделки чистокровных снобов пугают? — Ещё как. Но если не пугают, так напрягают… — выкуренная до предела сигарета была выброшена в сторону, последнее облако дыма вылетело изо рта. — Сомневаюсь, что ты придёшь на ещё одно собрание Слизнорта. — Ты слишком глубоко заблуждаешься. Попытки «спасения с тонущего корабля» казались чем-то несвязным, непонятным, пустым набором слов. Фантомная боль на месте чёрной метки жгла уже слишком долго. Было страшно от одной мысли, что Теодору самому придется причинить вред Тонкс… А при такой перспективе это бы точно произошло. — Я буду ходить на каждый вечер, чтобы тебе жизнь мёдом не казалась, Нотт, — Мида излишне резким движением поправила ремень, не глядя, вставляя палочку в специальный кармашек. — Мне плевать, Тонкс… Слишком. Тео мысленно чертыхнулся. Он хотел обсудить с ней важное, но вместо этого снова сцепился языками. Время утекало сквозь пальцы, а Тео даже не мог справиться с собственными чувствами. Это была безысходность. — У тебя честность вместе с мужеством отсохла? — Артемида кривовато усмехнулась, ни на секунду не поверив в сказанное. Губы скривились в злобной усмешке. Убежденность в том, что это уже не её темпераментный и искренний Тео, была тяжёлой, убийственной и взрывоопасной, словно пояс террориста-смертника, а она в любой момент была готова нажать на заветную кнопку, которая в секунду разорвала бы её в клочья. — Тебе должно быть всё равно на это, — очередная ложь самому себе не становилась легче ни на грамм. — Мне никакого дела нет… А вот на счёт тебя — сомневаюсь, — тихий голос Миды пробирал до мурашек также, как и её реплика, раздающаяся эхом в его раскуроченной черепной коробке. Врала ли насчёт себя? Сказать было тяжело. Практически сравнимо с тем, что к его языку прикрепили нечто огромное и железобетонное. Подкорку мозга щекотала мысль, что Тонкс так же, как и он, лгала. Два идиота. — Ты же моя хорошая, — Нотт не сдержал смеха, подходя на пару шагов ближе и хищно улыбаясь. Артемида будто застыла. Его «моя хорошая» отправило её в моментальный нокаут. Спина выпрямилась, будто у солдата в карауле. — В тебе обилие чувств. Любовь или ненависть, например. «Мерлин, Нотт, что ты несёшь? С Дафной и её романами переобщался?» — пронеслось в голове Тео. Если бы Мида прочла эти мысли, то моментально согласилась бы с ними. Сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот проломит рёбра, лишь бы выбраться наружу. В голове царил бардак. Её чувства были раскрыты Тео как неудачная комбинация в покере. Слово «любовь» для описания этих ощущений уж больно не подходило. Для Миды это было дёшево, банально и скупо. Словно она переросла подобное. Но правильного понятия не существовало в этой вселенной. А «ненависть» здесь совершенно не подходила. Он был её синдромом и нервным расстройством. — Любовь и ненависть слишком сильные чувства, чтобы я испытывала их по отношению к тебе. Нотту ничего не оставалось, кроме как рассмеяться. Лицо Тонкс уже слишком долго стояло в его голове, как только смыкались веки. Хотелось её вернуть. И почему-то именно сейчас Теодор задумался об этом всерьёз, забывая о том, что ему было дико больно видеть её не только у старика Слизнорта, но и на простых уроках. — Раз так, то после каждого собрания Клуба слизней буду ждать тебя здесь, — это слетело с языка быстрее, чем Тео опомнился. Видеть Миду было равносильно тому, чтобы выпить добровольно яд, но Нотт не видел в этом проблемы. Ар-те-ми-да. В этом имени воинственной богини, на которую Тонкс с каждым годом начинала походить всё больше и больше, читалось всё: и власть, и деньги, и похоть. Всё, чем его окружение хоть и обладало, но нестерпимо жаждало всё сильнее. Нотту бы хватило её одной. — Да подавись, — это едва слышно сорвалось с девичьих уст. Но Тео всё равно её услышал. Бывшая подруга обогнула его, бредя в сторону входа в замок. Теодор обернулся, глядя ей вслед. Грустная усмешка никак не могла испариться с его лица. Он знал: их ждало слишком много разговоров ни о чём и обо всём одновременно. Но для него это был последний шанс всё исправить, ведь она не оттолкнула! И тем сильнее било осознание, насколько он был недостоин этого… Рука сама потянулась за второй сигаретой.***
Дыхание Миды было порывистым, колким, будто она пробежала кросс. Ватные ноги так и вели к собственной спальне, а глаза не зацикливались на пугающей темноте коридоров, которая на протяжении всей жизни напрягала её. Тело шло самостоятельно, разум находился где-то над ней. Над Хогвартсом. Над этим миром. Смотрит в его карие глаза и что жила — то зря: грудь обхватывает тугой обруч, не давая глубоко вдохнуть кислород, смешанный с дурманящий запахом Тео. Её ладошки противно потеют, а спина неосознанно напрягается и выпрямляется. Артемида останавливается посреди коридора, стараясь ровно дышать. Нотт — сплошная паническая атака, выбивающая её из колеи. Прямо как тогда, в детстве, когда она получила этот чёртов шрам. Вода вперемешку с речным воздухом попадала в лёгкие, заставляя усерднее барахтаться и не зацикливаться на слепящей боли от рваной раны. Кажется, она задела не только ногу, но и бедро, захватывая часть живота до самого крайнего ребра. Вместо крика из уст выходили лишь крупные пузыри кислорода, как только Миду затягивало на дно. Сдаваться не давало засевшее, словно пластинка, желание жить, которое то и дело порывалось исчезнуть, когда в глазах начинало темнеть от кислородного голодания. Надежда таяла подобно тополиному пуху на водной глади. Тонкс прислонилась к холодной стене, с трудом удерживаясь на ногах. Ей стало дурно от воспоминаний и ситуации в целом. Хотелось разрыдаться прямо тут. Нервы кончились ещё тогда, когда сестра сражалась в Отделе тайн: её фальшивая гибель обухом ударила по всей семье. Проблемы комом начали накатывать, тяжёлым снежным пухом падая на хрупкие плечи. Белла Лестрейндж, Сириус Блэк, здоровье Доры, рейды Пожирателей, решение вступить в Орден, изнуряющие тренировки — всё это оставляло болезненный отпечаток на моральном состоянии Артемиды, которая глотала успокоительные зелья по десять флаконов за неделю. Потом по пятнадцать. Однако теперь они заимели обратный эффект. Малейшая эмоциональная встряска заканчивалась предыстерическим состоянием, которое сдерживалось буквально до подушки, уже пропитавшейся слезами и немыми криками. Артемида не знала, сколько ещё сможет терпеть. В её жизни не хватало как раз-таки Нотта, который был ходячим противоречием. Лекарство и яд, Яхве и библейский змей, её и не её одновременно. Оттого и больно, что непонятно. Держаться от него на расстоянии выстрела — ради самой себя — было сродни тому, чтобы самостоятельно привязать себя к столбу перед сожжением на костре в Салеме. А сдаваться перед ним было открытым признанием собственной слабости. «Слабой быть нельзя… Слабой быть страшно, — внутренний голос успокаивал как только мог. Тонкс сморгнула противную пелену слёз. Согнувшись практически пополам, она медленно и размеренно дышала. Пятисекундный вдох — трёхсекундная задержка — выдох. И так раза три. Щёки перестали обжигающе пылать от выкручивающих нервов, заставляя постепенно встать. — Всё будет хорошо. Ты прорвёшься». Вера была на грани нереального, но нечто зарождало её снова, подкрепляя танталовый стержень внутри Миды, делая его куда более несгибаемым, чем раньше… Выровняться удалось. Болезненно, сквозь странное, ползущее по спине ощущение чьего-то присутствия. Словно черный кот, нечто пронеслось мимо Тонкс, пробкой вылетевшее из «Выручай-комнаты». Глаз ухватился за платиновые волосы, мелькнувшие в тусклом свете ночи. С каждой секундой силуэт отдалялся и в горле кое-как сдержался угрожающий крик: «Эй! Стой!». Пальцы машинально потянулись к палочке в кожаном кармане, а её кончик по-охотничьи устремился в спину. Прошибло понимание. Это был Малфой. Артемида продолжала держать его на мушке, и рука даже не дрожала. Снайперский прицел, отточенный благодаря старшей Тонкс, не сходил со своей цели, пока Драко не завернул в слизеринское подземелье. Тихое цоканье языком раздалось в коридоре. Ладонь опустилась, на девичье лицо наползла гримаса презрения и подозрения одновременно. Коктейль негативных эмоций не давал сдвинуться с места. Переживания, тревога и паника ретировались, позволяя холодному разуму и скрипящей серьёзности занять главенствующие позиции в сознании. «Что он делал в заброшенной «Выручай-комнате»? — этот вопрос больно впился в голову. Мало было ей собственных проблем! Подозрение росло, а опасность Артемиды Тонкс не смог бы заметить только слепой. — Держи ухо востро, а глотку береги…» Теперь она не спустит взор ни с одного шага Малфоя.