Фантасмагория

Лекция профессора Флитвика проходила мимо ушей Артемиды. Она поглядывала на часы, чьи стрелки двигались неимоверно медленно, от чего возникало желание запустить пальцы в волосы и сжать у корней, а после взвыть. «Приди в себя… Приди в себя, Тонкс!» — тягучая боль расползлась по всей коже головы, но, к сожалению, Миду это в чувства не привело. Тонкс пыталась сосредоточиться на теме занятия, но информация плыла мимо неё, отдавая простор оглушающим, словно крик баньши, мыслям о совершенно ином и ненужном. Теодор Нотт уже которую неделю въедчиво сидел в разуме, не собираясь уходить. Артемида только-только привыкла к отсутствию Тео, как вдруг он появился вновь. Её первая любовь и самое первое болезненное предательство. Она тонула в воспоминаниях о нём и, незаметно для чужих глаз, растворялась в их тайных, иногда случайных, встречах. Всё начиналось с того самого глупого договора, который можно было бы нарушить с непринуждённой лёгкостью, но Тонкс на чистом упрямстве запрещала себе сдавать позиции перед Ноттом… Хотя, скорее, здесь сыграла немаловажную роль её смертельная скука по нему, которая смешивалась со злостью, не позволяющей высвободить собственные чувства из тисков. Тисков, сделанных из прочнейшего металла и обмотанных колючей проволокой под напряжением. Второй вечер у Горация Слизнорта закончился, и вторая неделя обучения была уже за плечами. Артемида не успела распрощаться с гриффиндорскими знакомыми, как поняла, что Теодора и след простыл. Желание увидеться граничило с отчаянием, противоречащим всему, что так долго вбивалось в подкорку мозга. Шла к нему как на расстрел, но чуть ли не вприпрыжку. Мысли обо всех проблемах, целях так и норовили испариться, словно дымка из-под пальцев. Но Мида дала себе второе обещание: Тео не станет её первостепенной проблемой, не будет занимать в голове места более, чем… А чем что? Тонкс отказалась от многих вещей, которые любила и ради которых стояла на ногах, как самый настоящий боевой маг. Даже друзья, ставшие практически второй семьёй, уже не занимали главенствующих мест в её «пирамиде Маслоу». А вот Нотт пробирался глубже и глубже, как вирус, как смертельная болезнь, как яд и лекарство одновременно. Что ж… Второе обещание сдержать не удалось. Силуэт Тео виднелся издалека. Он сидел на той самой проклятой скамье, снова слившей их судьбы вместе. Лучше бы Нотт и оставался таким же далёким… Молча подойдя на свинцовых от напряжения ногах, Мида тихо присела на другой край лавки. И плотнее укуталась в материнский свитер, который стащила ещё когда-то давно у Андромеды, чтобы в Хогвартсе ощущать её мнимое присутствие. Подушечки пальцев принялись перебирать крупную вязку на рукавах. — Удивительно, что ты пришла, — Теодор обернулся к Тонкс, рассматривая её бледное лицо во тьме, едва разбавленной лунным свет. Артемида подняла взгляд, стараясь оставаться спокойной. Каким же он был красивым… Особенно глаза — большие, тёмные, с потаённым чувством на глубине радужки. Тео был личным сортом мятного спайса, от которого подкашиваются ноги и дуреет в голове. — Я пришла покурить, не обольщайся. «Чертовщина», — ругнулась мысленно Артемида, хлопая себя по карманам. Сигареты были успешно оставлены в комнате. А ведь Тонкс не собиралась задерживаться… Нужно было проверить ещё и «Выручай-комнату» на присутствие там Малфоя. Всю прошлую неделю Мида занималась подобным каждый божий вечер. Однако подозрительного кузена на месте так и не обнаружила. Нотт улыбнулся, вытаскивая тонкий серебряный портсигар. Артемида пусть и стала иной, но раздражалась всё так же. Её гримаса лёгкой злобы была сплошным смехом: благородный излом бровей искажался при сведении их к переносице, а губы почти обиженно складывались бантиком. Радовало, что прежние привычки так и остались с Мидой. — Могу предложить, — протянутая сигарета замаячила перед глазами Тонкс. В принципе, выбора у неё не было, да и упираться какой смысл? Детские игры надоели до скрежета зубов. Мида перехватила тонкий фильтр пальцами, принимая никотиновую палочку от Нотта. Она удивилась, что руки не затряслись от тарабанящего в голове волнения. Оттого и не стала отказываться, хоть классические и мало любила, но курить хотелось до тошноты. — Спасибо, — быстро слетело с языка. Рука потянулась за палочкой, так удобно лежащей в кармашке. Тео продолжал не мигая наблюдать за действиями Артемиды, которая уже подожгла кончик сигареты, затягиваясь. — Подкуришь? Нотт не мог поверить собственным глазам: Тонкс сидела практически рядом как в старые добрые. Какой-то жалкий метр разделял их, но, тем не менее, сближались они с черепашьей скоростью. А чего он ожидал? Оставил одну, а после маневрировал между стенками её терпения… Тео сам не понимал, зачем так часто появлялся в её жизни, если ему же было хуже? Всё просто — он был маленьким засранцем. Горячным максималистом и собственником. Лицемерным эгоистом, что не мог отказаться от единственного луча света в своей жизни по имени Артемида Тонкс. Мида, не колеблясь, протянула палочку с ярким огоньком на конце. Почему-то именно такой реакции от неё Теодор и ожидал. Не приблизится ни на миллиметр. В действительности Тонкс не хотела снова приближаться к нему. Это давалось неимоверно тяжело, хотя желание повторить поездную историю было. Затянуться не только никотином, но и его запахом, который был для Артемиды тягостно родным. Оба остались ни с чем. — Ты меня боишься? — Тео сделал затяжку и спросил на выдохе, приковывая к себе взгляд Тонкс. — Нет, просто предпочитаю не приближаться. Во всех смыслах этого слова. — Но ты же пришла сюда, — недоумение в голосе Нотта смутило обоих. Тео сам дёрнулся от своих слов, досадливо цокая: с одной стороны, он полностью понимал бывшую подругу, но с другой… Она настолько яростно скрывала правду, что сама уже не отличала её ото лжи. — Я же сказала: не обольщайся, — отчеканила Мида, подчёркивая интонацией каждое слово и продолжая хмуриться. Кажется, её нервная система была сравнима с поездом, который неумолимо быстро сходил с рельсов. — А ещё я пообещала, что перед тобой стелиться не буду. Хочу ещё немного помозолить тебе глаза, — раздражённо стряхнув пепел, Тонкс принялась по старой привычке успокаивающе гладить себя по ногам, кое-как удерживая порыв начать крутить кольцо на пальце. От внимания Тео это не ушло незамеченным. К своему огорчению, Тео понял, что Артемиду нервы прошибают со всех сторон, заставляя чуть ли не в конвульсиях биться, но она это старалась скрывать. Упрямая, ну как обычно. Сдержать вздоха не получилось. Если честно, подобное приводило в лёгкое бешенство, ведь раньше по лицу Тонкс можно было прочесть без труда, что та испытывает. Понять, радостная она или притворяется, обидел её кто-то или всего лишь разозлил… — Хорошо, когда ты решила не приближаться ко мне? — этот вопрос вылетел из уст Теодора, ударяя Миду в самую голову, как пробка, выскочившая из бутылки. Для Тонкс это было огромной сложностью — дать ответ, — ведь для этого пришлось спросить саму себя. Когда она оставила попытки приблизиться к Тео? — Спросил бы что попроще, — усмехнулась Мида и сделала очередную затяжку, посмотрев в пустоту. — После бала на четвёртом курсе… …— Уступи уже зеркало, пикси тебя побери, Тонкс, — Пэнси Паркинсон усердно пыталась оттолкнуть более хрупкую Миду, стараясь разглядеть собственное отражение через плечо соседки по комнате. — Могла бы попросить и повежливее! — Артемида стояла на своём, не сдвигаясь ни на миллиметр. Ей ещё слишком многое представляло исправить в своём внешнем виде, а вот Паркинсон чуть ли не каждый день выглядела как королева Британии в её лучшие годы! — Я и так максимально вежливая, — криво улыбнулась Пэнси, складывая руки на груди и злобно смотря на Тонкс, которую, казалось, даже косметическая магия не делает взрослее, лишь подчеркнёт её миловидность. Именно ей Мида полностью дискредитирует «змеиный» факультет. Пэнси вздохнула, ей было не сложно оттолкнуть Артемиду, да не хотелось… Только Тонкс заикалась о конфликтах с сокурсниками — Нотт нарисовывался практически сразу. А если происходило нечто при нём — пиши пропало. За один волосок, упавший с головы Артемиды Тонкс, Теодор мог лишить кого-нибудь зуба, в лучшем случае. Девчонкам, разве что, везло. Максимум, что он мог сделать, так это вступить с ними в словесные баталии, однако Мида их больно быстро пресекала. Даже с Дафной пару раз сцеплялся, на секундочку — с подругой детства и чуть ли не «без пяти минут» невестой, о чём она грезила перед всеми чистокровными подругами. Ревность её распирала до отметки «опасно для жизни». Но Тонкс она тоже не трогала. Чревато. Паркинсон справедливо считала, что либо у Артемиды было врождённое умение строить мальчиков по стойке «смирно», либо они с Тео правда нашли друг друга. Она была чудилой с ангельскими глазами и милым лицом — сплошным успокоительным для Теодора, а он был «больным разочарованием» чистокровного общества, из которого получился прекрасный ручной Цербер. Как ни крути, с Ноттом ссориться не хотелось, а с Тонкс… Спустя четыре года жизни в одной комнате она, на удивление, перестала сильно раздражать. — Не смотри на меня так, уступаю я тебе зеркало! — Мида отошла на пару шагов назад, удивляясь тому, как выглядела. Она всегда выделялась одними своими волосами, которые принимали чуть ли не каждый день недели новый оттенок зелёного, но сейчас Тонкс выглядела до волнения непривычно: открытые плечи едва заметно дрожали, и она то и дело пыталась ими вести, чтобы оправить ткань. Пурпурное платье изящно облегало стройную фигуру, слегка не дотягивая до колен своей пышной фатиновой юбкой, которая не скрывала белёсого рубца, заканчивающегося прямиком на коленной чашечке. Артемида его даже любила. Этот длинный шрам был объектом долгой истории, которую хотели услышать практически все знакомые, однако Тонкс лишь отшучивалась, называя всю ситуацию его получения ёмким: «Неудачно нащупанное дно». Оправив короткие волосы, которые буквально год назад были острижены под ёж, Мида тихонько выдохнула, не обращая внимания на тираду Паркинсон о её долгих сборах. Нужно было спешить, но отчего-то ноги подкашивались, когда Тонкс начинала думать о Тео, вероятно, ждущего её в факультетской гостиной. Волнение за его непонятное состояние обволакивало непроглядной пучиной, но Артемида продолжала глушить мысли цоканьем каблучков по лестнице, ведущей к нужному месту. Что происходило с ним — одному лишь Нотту было известно. Хоть Тонкс и не пыталась силком вытаскивать из него правду, давить на него, но переживаний от этого не уменьшалось. Ей хотелось знать, что происходит. Но он закрывался от неё, заставляя один своим болезненным видом сердце Артемиды обливаться кровью. Что стало с её темпераментным, но таким любимым мальчиком?.. В гостиной была пара человек, оттого и не было привычного особого шума. Взгляд моментально нашёл долговязую фигуру около камина. Тео был в полном одиночестве. Молчание от него исходило такое непривычное, тягостное и задумчивое, что Мида невольно поёжилась. Это всё неимоверно напрягало. Тонкс подошла аккуратно, сдерживая ужасный порыв обнять Тео, уткнуться носом между лопаток, слёзно спросить, что с ним было не так… Но она только легко улыбнулась, и её тоненькие девичьи пальчики нырнули в полураскрытую ладонь Нотта. Теодор практически сразу сжал их, позволяя Артемиде хотя бы немного расслабиться. — Я снова заставила тебя ждать, — улыбка чуть было не сползла с губ, когда Тео обернулся к Миде лицом. Он был растерян, возможно, оттого и зол — это читалось в нём беспрепятственно. Весь напряжённый, как под давлением. — Идём, — Нотт выдавил это с трудом. Тяжело было сказать, каких усилий воли ему требовалось, чтобы не сорваться. Но почему? Артемида поджала губы, желая то ли свернуться в комочек, то ли остановить Теодора и расспросить обо всём. Но один его вид, излучающий невыносимое напряжение, выкручивающее вихрем все внутренности, остановил Тонкс. Взяв Тео под руку, крепко цепляясь за предплечье, Мида с горем пополам сдержала свой очередной порыв, чтобы не поёжиться от холода или от «взрывоопасности» Нотта. Он молчал. Гнетуще, тяжеловесно и пугающе. Даже его нервные всплески не заставляли так бояться. Что было с Теодором — для Тонкс было загадкой. Он держался поодаль, реже появлялся рядом и не подпускал к себе, как раненый зверь. Артемиде оттого и было больно — эта скрытность резала чем-то острым по её накалённым до предела нервам. Но спрашивать… она не могла. Чутьё подсказывало, что это было бы чем-то неправильным. Тео всем своим видом кричал о том, что этот предмет обсуждения был скользким и непростым. Нотт дышал уж больно неровно. Руки шли ходуном, и с собой поделать ничего не представлялось возможным. Оценивающие взгляды слизеринских девчонок были направлены на него и его Миду. Адская головная боль, противное ощущение озлобленности на весь этот мир, на отца в первую очередь, разрывали изнутри, заставляя зубы скрипеть до неприятного скрежета. Одна лишь некрепкая хватка пальцев на сгибе локтя удерживала Тео в реальности. Как же Тонкс была ему дорога… До слёз и искр в глазах, до подкашивающихся ног, до удушливых спазмов в грудной клетке, словно Тео нырнул в ледяную воду, не предпринимая попыток всплыть, лишь бы холодная влага заполняла изнутри, перекрывая доступ к кислороду. Его лишили нормальной жизни, матери, спокойствия, которое и так редко присутствовало в жизни Нотта; лишили кратких фрагментов памяти, заставили поехать крышей от вернувшихся воспоминаний. До сих пор от них трясло. Подумать только! Собственный отец оказался безжалостным убийцей, стёршим память родному сыну… Как бы всё дерьмово между ними ни складывалось, но это была единственная семья Тео. А что теперь? Теперь у него оставалась лишь Артемида, от которой предстояло отказаться ради её же безопасности и своего спокойствия. Его будто бы вытащило нечто из транса, когда Тонкс оказалась перед ним. Дыхание перехватило от того, какой она была. Её пальцы кольцом сомкнулись на его запястьях, медленно сползая к ладоням. Сердце пропустило один удар. Хотелось проклянуть себя за то, что она так за него переживала… — Тео, я не могу смотреть на тебя… — он тоже не мог, понимая, что придётся расстаться. Накатывающее чувство злости размазывало его по стенке. Гнев на самого себя подкатывал тошнотворным комом разочарования к горлу. — Я просто хочу знать, что с тобой, ты заставляешь меня беспокоиться и… — Нам нужно поговорить, — Теодор прервал её начинающийся монолог и сквозь громкие голоса, казалось, слышал только Миду. Он нахмурился, с силой сжимая челюсти, а после осторожно дёрнул подругу в сторону от столпотворения, которое уж больно сильно разрослось за пару минут пребывания в большом зале. Тонкс не противилась. Её смелость и решительность проснулись в самый неудачный момент. Артемида послушно шла за Ноттом, почти задыхаясь от собственных переживаний. Тео пришлось остановиться подальше от лишних глаз. Зачем вообще нужно было идти на этот Святочный бал? Хоть он и позвал Тонкс ещё в конце осени, но именно сейчас об этом пожалел. Желание бродить из стороны в сторону подавлялось всеми фибрами его души. — Я надеюсь, ты объяснишь, что с тобой, — Мида со всем трепетом провела ладонями по плечам Теодора, взволнованно кусая измученную нижнюю губу. От её прикосновения Нотт весь напрягся, в секунду ощутив себя дикобразом, который готов выпустить иглы, оставляя их в девичьих руках. — Нет, ну… — челюсти сжались, что-то сказать неимоверно тяжело, будто горячий жидкий металл скапливался под небом, заливая горло. Признавать стыдно, но Теодор был готов слёзно взвыть от одного жалостливого взгляда Тонкс. — Тебе тяжело, ты напряжён… Хочешь, мы уйдём? Я выслушаю тебя, ты же знаешь, — её тоненькие ручки свелись на его груди, нервно теребя галстук. Внутри Нотта словно начался обратный отсчёт до взрыва ядерной бомбы. — Что бы ни случилось, знай… — голос Миды перешёл на шёпот, едва уловимый в симфонии музыки, голосов и смеха, — я тебя не брошу, не оставлю. Эти слова были для Нотта хуже пощёчины, от чего внутри заискрились самые разные чувства, начиная от волнения и заканчивая гневом. Гневом на собственную беспомощность. Гневом на самого себя за то, что отказывается от Тонкс. Гневом на неё саму. С каждым словом, с каждым её вдохом она привязывала Нотта к себе крепкими узлами невидимого каната. Оставлять её не хотелось. Как он будет без неё? Но нужно. — Я знаю, не оставишь, — на руки Миды упали ладони Тео, крепко сжимая. В последний раз он ощущает холод её тонких пальцев и так близко видит родное лицо. Тоска накатила с новой силой. — Но мне придётся это сделать. Тонкс обескураженно уставилась на него, совершенно не понимая, что происходит. Она слышала, что он сказал, но не могла понять и принять. — Что? На бледном лице отразилась жалобная гримаса, которая была недобрым предзнаменованием того, что Артемида могла расплакаться. Нижняя губа затряслась, словно в нервном мандраже, а мелкие завитые локоны постепенно начали белеть. Где-то на макушке темнели пятна штормового синего цвета. Один вид её слёз сдавливал Тео изнутри так, что можно было ощутить приступ клаустрофобии. — Я хочу прекратить наше общение, — ладони Нотта противно похолодели, а подушечки пальцев онемели. Слова дались с такой трудностью, будто он жевал разбитое стекло. В глазах Тонкс читалась тревога, а сама она мелко тряслась. Разум не был способен обработать слова Теодора, отзываясь в нём эхом, больно бьющим по стенкам сознания. — Тео, почему? Девичий голос, тихий, дрожащий, а для Тео слушать его было сравнимо с тем, что ходить босыми ногами по раскалённым углям вперемешку с ржавыми гвоздями. Было безумно больно от осознания, что накатывающий ком её сдерживаемых слёз — не есть страх расставания. Артемида боялась, что душу Нотта терзало нечто, с чем он не был способен справиться. Тео понимал, что Миде больно из-за его недоверия и неспособности открыться ей полностью. Мида была для Нотта всем: его радостью, его тихой гаванью, его персональной святой, что принимает его грехи, прямо как Бонфилия. Матушка, несмотря ни на что, оставалась на стороне Теодора. Необходимая как воздух — Артемида Диана Тонкс. Но сейчас она не вызывала ничего, кроме горечи. Горечи осознания, что совсем скоро ему придётся расстаться с единственным источником кислорода и погрузиться на самое дно, где он наверняка задохнётся от боли и гнева. Но иного пути нет. — Ответь, пожалуйста! Почему? Это из-за того, что с тобой происходит?.. Тео, если это так, то, пожалуйста, пойми, я не оставлю тебя, я хочу тебе помочь, — холодные маленькие ручки были объектом слежки пытливого взора Теодора. Прикосновения Артемиды были такими нежными, приятными, которыми она приручила всех его внутренних демонов, но сейчас это была самая настоящая удавка, которая вот-вот должна была затянуться на шее. Её пальцы выбрались из хватки, касаясь щёк Нотта. В глазах читалось переживание, а их голубизна в момент стала цветом волнующегося моря. Как же это всё раздражало… Раздражала невозможность больше быть рядом. Тонкс хотелось обезопасить, держать под своим крылом и не выпускать, однако был лишь один способ её уберечь. От него коробило. — Я ведь тебя… Тео не мог позволить ей договорить это чёртово слово. Сама себе сделает больнее. — Нет, Тонкс, дело в тебе, — её ладони были безжалостно сброшены. Губы Нотта дрогнули, чтобы через секунду исказиться в презрении. Сердце Миды болезненно закололо, словно его поочерёдно пронзали тысячи игл. Неверие, как яд от укуса змеи, поражало каждый нервный узел, заставляя терять дар речи. — Мне надоело это всё, — тихое шипение Тео заставило всё девичье тело покрыться мелкими мурашками. Мида рвано сделала вдох, поникнув плечами, сжимая пурпурный фатин потными ладонями. Тонкс не моргая следила за мимикой Нотта: дёрганной, но будто неживой. Его красивое и суровое лицо стояло в голове, стоило только прикрыть глаза. — Мне так надоело… Слышишь?! Твоя вечная прилипчивость и есть причиной того, что я устал от тебя! Самообман. Самообман. Сплошной самообман. Теодор упивался им, нырял в него с головой, старался впитывать каждой клеточкой собственного тела. — Что ты такое говоришь? — тихо спросила Мида, отступив на шаг назад, почти спотыкаясь на невысоких каблуках. Она хотела убежать, спрятаться, разреветься. Взгляд то и дело поднимался к потолку, покрытому волшебными ночными облаками и порхающим в воздухе свечами. Слёзная пелена мерзко щипала глаза, но Артемида держалась из последних сил. — Это не ты… Что на тебя нашло?! Это действительно не был он. Не отталкивал, а буквально расстреливал словами. — Я сказал, что хочу прекратить общаться с тобой, а ты продолжаешь говорить, говорить и говорить! Ты можешь… замолчать! — Тео с силой дёрнул руками, делая широкий шаг навстречу Артемиде. Голос собственной совести жужжал в голове, заглушённый внутренним криком боли и переизбытком чувств. Виски начало чудовищно тянуть. — Я хочу выяснить, что с тобой, это всё не просто так, всё ведь было хорошо, — Тонкс продолжала говорить терпеливо и тихо, но в её интонации сохранялась давящая серьёзность вперемешку с дрожью. Будто бы никого не существовало вокруг и Мида даже не ощущала на себе пытливых взглядов сокурсников, наблюдающих за их ссорой почти что в упор. — Выяснить, — воздух вышел сквозь сжатые до боли зубы. — Как ты мне настохорошела… — глаза Артемиды в упор смотрели на Тео, чувствовавшего себя как на расстреле под дулами черных зрачков. Смешно. Слёзы Миды разве что с божьей помощью ещё не срывались с ресниц. — Это из-за отца? Он надавил на тебя? — Тео только было хотел открыть рот, чтобы сказать что-то ядовитое, что-то режущее даже самого себя, но её слова заставили его прикусить язык. Проницательность Миды Тонкс поразила именно сейчас, хотя таковой она была почти всегда и везде, когда дело касалось самого Теодора. Она знала. Она прекрасно знала об их отношениях с отцом, абсолютно всегда поддерживая его в каждой семейной ссоре. Грудь Нотта вздымалась, лёгкие наполнялись воздухом вперемешку с духами Артемиды, но вместо фраз изо рта выходили лишь громкие выдохи, как у чёртового астматика, неимевшего ингалятора поблизости. Тонкс осознала, что попала точно в цель. Но этим самым она подорвала самый настоящий баллон с горючим. — Что ты нахрен несёшь?! — его резкий возглас заставил Миду дёрнуться как от пощёчины, отшатываясь от Тео. Страх и боль, вперемешку с тревогой, кольцом сжавшие грудную клетку, бились в хрупком теле самым настоящим потоком. Чужие взгляды не были замечены ей до сих пор, как, вероятно, и Ноттом. Жалость смешалась с озлобленностью на Тонкс, которая была права, оттого и разгорячила его ещё сильнее. Он ненавидел Тессеуса Нотта. Ненавидел всё, что с ним было связано, в частности и себя. — Не суй нос не в своё дело, Тонкс, ты никакого отношения не имеешь ни ко мне, ни к моей семье в частности! — каждое слово, вылетающее из уст, являлось надрывным криком о помощи, замаскированным бранью и гневом, которые для Артемиды были буквально кинжалами. Все внутренние демоны Теодора Нотта были готовы разорвать её душу в клочья. — Из-за тебя я — разочарование! Слышишь?! Из-за того, что связался с тобой! Слёзы проглотить не получилось. Они беспрепятственно срывались с ресниц, скатываясь по щекам. Мида пыталась утереть их тыльной стороной ладони, но получалось плохо из-за крупной дрожи, пронзившей всё её тело. — Значит, ты трус, испугавшийся собственного отца… — дрожащим голосом сквозь всхлипы произнесла Тонкс. — И, значит, ты врал, что никогда не пойдешь у него на поводу! — Завались! Ты не имеешь права говорить о моей семье и моём отце… Или ты плохо понимаешь? Зародыш мозга засох? — рявкнул с нажимом Тео, делая шаг назад, лишь бы не причинить Артемиде вреда. В такие моменты он плохо себя контролировал. Да так рявкунл, что Мида чуть не упала на пол, испуганно икнув. Множество слов саднили в глотке, желая вырваться, но она молчала. — Ты не нравишься мне… и не нравилась. Никогда не была подругой, мы из слишком разных социальных слоёв, Тонкс! Повторять слова отца из множества чуть ли не одинаковых писем оказалось проще, чем хотелось. Не потому, что Тео верил в то, что говорил, а лишь потому, что этот яд сидел глубоко на подкорке. Но только от одной мысли, что он мог стать таким же, как Тессеус, Теодору хотелось выть. — Это не твои слова, Тео… Ты даже говоришь, как он! — Да? А ещё я считаю, как и он, что ты самый настоящий позор блэковской крови. Дочь предательницы крови! В этом я с ним солидарен! Тебе под стать выродки-грязнокровки, хотя они на тебя даже не посмотрят из-за этого уродского шрама!.. Нотт резко замолчал, понимая, что перегнул палку. Именно сейчас нечто вернуло его в реальность, высвобождая из оков бурного словесного потока гадости и желчи. В глаза начали бросаться лица заинтересованных слушателей. Фибры оглушающего стыда облепили Тео со всех сторон. Он ведь её… опозорил. Поток слёз не прекращался. Мида уже даже не пыталась утереть лицо. Руками неосознанно потянулась к низу платья, стараясь одёрнуть его пониже — хотелось скрыть шрам, который был её неотъемлемой частью и тем, чего она никогда не стыдилась. Теперь же хотелось спрятать тонкую белую полоску от посторонних глаз, лишь бы оградиться от болезненных слов зевак. — Хорошо, — сорвалась Тонкс, громко всхлипывая, но натянув на своё лицо максимально широкую, хоть и кривую улыбку, чем заставила Теодора чуть ли не проглотить язык. — Хорошо… Впредь я буду более внимательна к выбору друзей, — разворачиваясь на каблуках, Мида сдержалась, чтобы не сорваться на бег. И с трудом заставив себя расправить плечи, держа осанку достойную леди древнего рода, она направилась к выходу. Толпа послушно расступилась, давая ей пройти. Студенты Слизерина наконец заговорили, а Нотт буквально ощутил себя в огромном стеклянном вакууме. Голоса практически не доносились до уха, а чувство собственной ущербности поглотило его полностью… …Мида заметно мотнула головой, сдавливая переносицу пальцами. Думать, что-то говорить было неимоверно тяжело. Дрожащие пальцы потянулись к маленькому пузырьку в кармане брюк. Она, поджав губы, вытянула флакон с белой жидкостью из кармана мантии, напряжённо рассматривая. Биение сердца ощущалось в самых ушах. — Но у меня не получалось… Ты всегда появлялся. Снова и снова, — Тонкс ловко забралась на скамью прямо с ногами, обнимая их свободной рукой. Откупоривая большим пальцем одноразовую крышку, она, словно жаждущая, прильнула губами к маленькому горлышку, за раз осушая сосуд и жмурясь от жжения во рту. Мида простила Теодору всё: Святочный бал, избитого до потери сознания гриффиндорца, его напускное равнодушие и даже свой шрам на виске… «Поздравляю, Артемида, ты либо показатель благородства, либо тряпка…» — твердила она самой себе, ощущая, как спокойствие тяжёлой волной тушило подступающую волну нервного срыва. — Я жалею об этом, — тяжело выдохнул Тео. Из-за дрожи в пальцах он выронил сигарету, но даже не удосужился посмотреть под ноги — глаза цвета спелого миндаля зацепились за руку Тонкс, выбрасывающую стеклянный флакон. Теодор стиснул зубы, узнавая его: именно в таких содержится успокаивающая настойка. И именно на такой он сам сидел несколько месяцев после гибели матери. Стыд, напряжение и гнев на самого себя неприятным спазмом отдавались где-то в районе солнечного сплетения. До чего он её довёл? Что он за тварь такая, раз даже обычный разговор стал причиной опустошения целого пузырька успокоительного?! Нотт помотал головой, пытаясь собраться с мыслями. Нет смысла сейчас давить с этим на Миду. Его шанс наладить с ней отношения не стоил очередного гневного срыва с требованием прекратить пить эту гадость. Не сейчас. В конце концов, он знал, что слишком много делал плохих вещей. Столько раз обижал Артемиду. Был виновником не только её слёз, но и шрама, оставившего клеймо виновности на подавленной душе. И Мида его прощала! Это, с одной стороны, ужасно бесило, а с другой — заставляло всегда мыслями перемещаться в счастливые времена. И чем больше Тео размышлял, тем отчётливее понимал, что не имеет права Миду просить о прощении. Он испортил всё собственными руками, и кто же теперь в этом виноват? — Жалеешь? — ледяной голос Тонкс вытащил Тео из болезненных воспоминаний, заставляя посмотреть на розовый рубец. Нотт грустно усмехнулся, а после фыркнул чуть насмешливо: — Жалею, а что? Ты думаешь, что я не способен на это? — Способен, ещё как. — Если бы я тебя не трогал, то не было бы этого шрама… Артемида провела пальцами по рубцу, невольно вздрагивая. Год назад не помогли ни гневные крики, ни мнимое равнодушие в попытке сделать Тео больно. Также больно, как было ей. Это не привело ни к чему хорошему тогда — это не помогло и сейчас. Нотт мозолил взгляд, как скол на древке палочки. И сейчас, когда представилась возможность, Тонкс была просто обязана раз и навсегда прояснить: что между ними? А после оборвать канаты, отпуская столь болезненную привязанность. — Прости, Тонкс… — вместе с тихим выдохом это сорвалось с губ Теодора. Он резко зарылся пальцами в собственные кудри, с силой сжимая их. Да с такой, что, казалось, он вместе с клоком волос сможет выдрать кусок кожи. — Я давно простила, — спокойно ответила Мида, пожимая плечами. — Простила почти всё. — Почти? — Нотт нахмурился. Несмотря на лёгкий всепрощающий характер, даже у Миды должны быть границы терпения. Неужели он нашёл предел прощения Тонкс? — Я ведь вернулся… — Артемида продолжала молчать долгие, тянущиеся, как резина, секунды. Но Тео не мог сказать и слова. Хотелось услышать её ответ. — В этом и проблема: ты вернулся тогда, когда я приняла твой уход, — забычковав сигарету, Мида выбросила её в сторону, согревающе потерев собственные предплечья. — Я не понимаю: чего ты хочешь? Зачем ты снова… снова появился в моей жизни? Тео не знал. И правда, зачем? Первая мысль была о том, чтобы её вернуть, заставить Тонкс признаться в том, что она ещё что-то чувствует. А он понимал, что чувствует. Будь иначе, Мида бы оттолкнула не раздумывая или же просто молчала, не говорила с ним… Тем не менее, был вариант, что Артемида его пожалела. И именно этого Нотт хотел меньше всего. — Я просто хотел искупить свою вину перед тобой. «Дерьмо… Что ты несёшь? Почему ты не можешь сказать правду, Нотт?! — язык словно не повиновался разуму. — Ну почему сказать «Мне тебя пиздецки не хватает!» так тяжело? Блять». Мида устало опустила голову, зажмурившись. Кажется, сегодня она точно примет ещё одно успокоительное зелье. Они что, играли в «кто хуже соврёт»?! — Мне не нужно твоё искупление, Нотт, — скривилась Мида. — Никогда не было нужно. — Тогда почему ты не оттолкнула меня? Почему сейчас говоришь со мной? — встречный вопрос был хреновым вариантом. И что Тео, что Мида понимали это. — Играюсь с тобой, не приходил такой вариант в голову? А может, просто издеваюсь, кто меня знает? — рассмеялась тихо Мида, а Нотт затаил дыхание. Артемида поднялась со скамьи, нервно одёргивая свитер. Что-то больно щипало внутри, будто тонну соли засыпали в открытую рану. И почему? И зачем он всё это затеял? Зачем хотел её видеть? Она не желала думать о том, что всё это было пустым… — Ты думаешь, что так легко сможешь уйти от вопроса? — Нотт несгибаемой скалой преградил путь Миде, грозно нависнув над ней. Опять. И что за дурная привычка? Тео удостоился лишь громкого вздоха. Никакого ответа. Тонкс подавила желание уронить голову на грудь Теодора, как в старые добрые времена. Усталость одолевала её с каждым разом всё сильнее, нарастая тяжеловесным комом, но, даже несмотря на это, спать нормально не получалось эти последние несколько месяцев. — Может, ответишь? — Тео взял её за плечи, принуждая смотреть только на себя. Прикасаться к Артемиде было сродни добровольному прыжку в костёр, но Теодор не жаловался. Он обжигался, но хотел её трогать. Вновь и вновь, словно мазохист. — Ты сам не хочешь ничего разъяснять, так чего хочешь от меня? — Мида произнесла это так тихо, что Нотту пришлось немного нагнуться к ней. Сказанные слова складывались пазлом в голове. Пальцы не размыкались, удерживая её на месте. — Я просто хотел почувствовать себя так, как раньше, — одними губами ответил Теодор. — Как раньше уже не будет. Я простила твой уход, но как мне простить возвращение? Их диалог одним слабым шёпотом умудрялся пробить внутренние стержни каждого. Заставлял заткнуть за пояс гордость и отбросить предрассудки, вбитые в несчастные головы за эти два года. — Я сделаю всё, чтобы ты не держала на меня зла, Тонкс… Просто попробуй меня понять и поверить в последний раз: я больше не причиню тебе вреда. — Последний раз, Тео, — первый раз назвала его по имени за эти два долгих года Мида, поднимая на него взгляд лучистых голубых глаз. Внутри Теодора что-то гулко забилось, пригоняя кровь к голове. Кажется, это было разбитое сердце, раскуроченное им же самим на Святочном балу. — Последний… Мида почти поверила, а Тео искренне надеялся, что не лжёт.