«Неусидчивый, эмоциональный, бестактный, конфликтный, хоть и смышлёный мальчуган! Прошу вас принять меры, пока не поздно…»
Это частенько писала Макгонагалл в своих письмах чете Ноттов, буквально с мольбой о его перевоспитании. Бесконечные жалобы от учителей и мадам Помфри, которой в край надоело возиться с очередными жертвами агрессии Тео, вынуждали замдиректора чуть ли не ежедневно обращаться к Тессеусу и Бонфилии, прося помощи. Исключить Теодора было не за что, но дисциплину на курсе он знатно расшатывал, видимо, в надежде перевернуть этот чан под названием «Благоразумие» и устроить анархию. В ином случае Макгонагалл искренне не понимала, что из себя строит Нотт-младший и чего ради? Тео усмехнулся, ну и помогло ли это Минни? Как он, исправился? Перестал агрессировать? Однозначно нет! Теодор никогда не считал себя остолопом. Да, был с той ещё придурью, ну и что? Если кто-то и считал его идиотом, так это уже были не его проблемы. А всё остальное: хамство и конфликтность — мелочи жизни. Не он один такой, так почему только на него так часто жаловались домашним? Нотт был простым: не менял лицемерные маски, как последняя сволочь, что-то не нравилось — без колебаний бил в морду, не боясь и сам отхватить, даже если это всегда было до чёртиков больно. Никогда не хвастал своим происхождением и в чистокровные шатии не метил. Однако была одна загвоздка: на нём распределяющая шляпа явно сломалась, раз отправила на факультет со змеиным знаком. Может, решила подшутить? Если да, то шутка была уж больно скверная. По Тео плакал Гриффиндор, не иначе. Качества стереотипного слизеринца в нём перекрывала природная горячность и неумение сначала думать, а потом уже делать. Теодор был безостановочно упрямым. Шёл как поезд: хоть бросайся под него, хоть нет — не остановится. А непомерная амбициозность в нём просыпалась лишь тогда, когда что-то было нужно, и совершенно не важно по какой причине. Видно, этого хватило. Таким же исключением из правил была Тонкс. То-то они с Тео и спелись с того самого третьего курса, становясь друг для друга главной и несгибаемой опорой; девчонка с полусдвигом по фазе, любительница развлечений, ведущих прямо на ковёр к деканам, и плюющая на мнение окружающих. Творила то, что и подумать не могли другие, опасаясь чужого мнения и осуждений. Они — сплошной сбой в системе координат, который сошёлся в одной точке. Но точно не сейчас. Между ними была непреодолимая пропасть, увеличивающаяся, казалось, с каждым днём. Теодор должен был что-то сделать. Сейчас, когда Мида вновь дала ему призрачный огонёк надежды, он чувствовал себя обязанным сделать ей шаг навстречу и взять себя в руки. Ради неё, ради себя, ради их возможного будущего. Должен был это исправить — подняться на поверхность с непроглядного дна… Многое мешало Теодору вернуть назад хотя бы тень тех отношений, что у него были с Артемидой. От громкого титула «Разочарование семьи», который он носил с высоко поднятой головой, не осталось ничего, сейчас Тео был лицемером, игравшим роль гордости семьи, настоящего чистокровного волшебника, смышлёного и расчётливого слизеринца. И только его нелюбовь к зубрёжке и сбой в системе координат по имени Артемида Тонкс остались последним связующим канатом между нынешним и прошлым. Тео отчаянно хватался за эту соломинку. Что-то писать, разгребая небольшие долги по учебе, было для Тео самым настоящим наказанием. Уж лучше он поговорит на таком нелюбимом итальянском, вдолбленным в голову Поллуксом Монероном, или споёт романс на французском, как когда-то его мать. Языки давались ему всегда довольно легко, но вот за последние пару лет многие фразы словно вытравили из разума. Теперь это стало очередной сложностью. Тишина таяла за пределами огромной библиотеки замка, но в ней самой держалась неутомимо. Нотт слышал только свои торопливые шаги, шелест страниц и негромкий шёпот из глубин помещения. Весь старинный интерьер в коричневых спокойных тонах был буквально залит лучами закатного солнца, переливаясь жёлтым и оранжевым. Было так ослепляюще светло, что хотелось зажмуриться. Стоило найти хотя бы маленькую тень, в которой была возможность спрятаться и затаиться. В противном случае собраться с духом, а уж тем более сосредоточиться у него бы не вышло. Вышагивая вдоль коридоров стеллажей, Тео искал укромный уголок. Но куда бы он ни бросил взгляд — везде занято. В конце концов, уйдя в самую глубь, он таки смог отыскать практически пустой угол. Всего лишь парочка пятикурсников занимала довольно длинный ряд стола, усердно обсуждая правильность выполненного задания по астрономии, если Нотт, конечно, правильно услышал. Ничто бы его не отвлекло от домашнего задания по ЗОТИ, если бы не яркое пятно зелёного цвета, за которое Тео зацепился краем глаза. Знакомая копна волнистых волос неаккуратно струилась вдоль плеч и спины, скрывая вместе с тем и лицо. У Теодора защемило сердце. — Тонкс?.. Мида мирно сопела, сложив на худощавые руки собственную голову. Куча тетрадей, стопка книг и сотни листов пергамента угрожающе окружали её. Неужели у неё столько долгов по учёбе? Или же это её занятие на вечерок? Тогда неудивительно, что усталость довела её до такого состояния. Тео это немного напрягло. Его разум и так требовал евроремонта, дабы вытравить из головы Артемиду, образ которой был буквально выжжен на стенках сознания. Настолько хотелось её вернуть и заслужить расположение, что никакие мысли не могли затмить её хрупкий и живой вид. Пугало только то, что сознание могло сыграть злую шутку, даже во время пребывания с Дафной. Вместо спящей рядом Гринграсс он запросто мог увидеть Артемиду. Её волосы, её лицо, её ресницы и глаза, на дне зрачков которых кроется его погибель. Эти тоненькие ручки, обнимающие себя от холода, подрагивающие губы и голос, дарящий полное умиротворение. Такая внезапная игра не шибко целого разума подарила миг самого настоящего блаженства. Но, к сожалению, почудилось. Померещилось… Их разделяло всего четыре стула, которые Нотт без колебаний преодолел, с тихим стуком поставив сумку с учебниками на стол. Бледное лицо Тонкс скрывали каштаново-зелёные пряди так, что его практически не было видно. А ведь Тео ещё помнит время, когда эти волосы были не длиннее его собственных. Он признавался мысленно, что из миловидной девчушки со стрижкой под мальчишку, напоминающей со спину его самого, Мида доросла до уровня очень даже симпатичной девушки. Для него так точно. Теодор мягким, бережным движением убрал с её лица пряди. Одно касание самыми подушечками пальцев дало понять, какая холодная у Тонкс кожа. Не кожа, а чёртов фарфор. Вопреки всем ожиданиям, выражение Артемиды не было умиротворённым. Складывалось ощущение, что её лицо свела судорога от боли, заполняющей всё тело: меж изломанных бровей легла складочка, уголки поджатых губ то и дело дёргались, ресницы дрожали, глаза жмурились, словно на Тонкс был направлен яркий свет прожектора. Она подрагивала, хмурясь ещё сильнее, резко выдыхая воздух через раздутые ноздри. Мида будто сидела на электрическом стуле, едва не подскакивая от бьющего по всему телу тока. Тео не мог понять, что с ней было не так. Беспокойный девичий сон хотелось прервать как можно скорее. Ладонь мягко накрыла костлявую спину, на которой отчётливо прощупывалась линия позвоночника даже через ткань плотной мантии. Нотт чувствовал дрожь всей рукой. «Что с ней, блять, такое?!» — растерянность накрывала голову, как непроглядный вакуум. А если он её напугает? Не время думать об этом. Теодор собрался, легонько, почти не ощутимо тряся Тонкс. Вот же — щуплая. Вся ходором ходит от слабого прикосновения. Мида лишь заметно стиснула зубы, пытаясь спрятать лицо в собственных руках. Сейчас она выглядела как нечто беззащитное, маленькое, хрупкое. Из головы стирался её холодный, почти арктический взгляд. Разум напоминал свирепый ураган, потоки которого то и дело не давали сосредоточиться. — Тонкс, — совсем тихо. — Мида, — Нотт нагнулся чуть ниже, ощущая шоколадный аромат её волос. И как он, чёрт возьми, держался? Свободная ладонь мягко зарылась пальцами в пряди, оглаживая. Артемида так и не могла проснуться, колотясь как тоненькая тростинка на ветру. — Чёрт… Проснись, просыпайся! — давящий шёпот обжигал девичью щёку. Новая встряска сильнее предыдущей, но ничего не происходит. Тео видел, как она жмурится, начинает усердно хватать ртом воздух и как её ноготки впиваются в кожу на руке. Что-то отдалённо похожее на тихий всхлип сорвалось с уст. Лёгкий страх облизнул спину Нотта колючими мерзкими мурашками. Он склонился к самому уху, заводя за него мешающую прядь. — Тонкс, пожалуйста, нахрен, проснись! — как он был к ней близок. Дышал не кислородом, а именно ей, оттого словно захлёбывался. Но ощущение восторга начисто перебивало беспокойство. Если Тео и хотел стать ближе к Миде, то явно не в такой ситуации. Грязное ругательство, пулей слетевшее с уст, новая встряска. И как по щелчку. Раз. Два. Три. Глаза распахнулись, дрожь испарилась, сменяясь на каменное и обездвиженное напряжение во всём теле. Полупустой недоумевающий взгляд с трудом сфокусировался на лице Тео, который оказался чертовски близко, буквально в три погибели сложившись над Мидой. Пары секунд для осознания было достаточно. — Только глаза продираешь, а ты тут как тут, — недовольно промычала Артемида, даже не шевельнувшись. Нотт облегчённо выдохнул, убирая ладонь с девичьей спины, предварительно скользнув по ней. Пальцы выпутались из прядок. В момент стало слишком тяжело от непонимания куда деть руки. Мида тяжело подняла голову, усердно начиная потирать лоб, затем глаза, с шумом опуская кулаки на стол. Брови всё так же были сведены к переносице. И только сейчас Тео заметил огромные тёмные тени под её глазами. — Что это, нахрен, было? — не стал церемониться Нотт, привлекая к себе сонный, оттого и раздражённый, взгляд Тонкс. — Ты о чём? — бровь Артемиды иронически поползла вверх. И вместе с тем, показывая всем своим видом, будто ничего не произошло, расслабленным движением спустила галстук и убрала волосы за ворот рубашки. — У тебя что, правда тисом? — Тео затаил дыхание, пробегаясь взглядом по всей Тонкс разом: с ног до головы и обратно. — Я думал, что это просто слухи… Как тут поверишь? Теодор не забудет, как Паркинсон безустанно рассказывала, что, проснувшись посреди ночи, замечала бродящую по всей спальне Миду и как это её напугало до усрачки. Нотт в подобное старался не вслушиваться, ведь история сопровождалась издевательскими насмешками за спиной самой Тонкс. Да и из уст Пэнси, любящей приукрасить, это звучало как очередная сказка Барда Бидля со взрослыми комментариями. Но сегодняшний инцидент косвенно подтвердил правдивость слов Паркинсон: без тисома не бывает лунатизма и наоборот. — Порция слухов об Артемиде Тонкс, и как я могла пропустить подобное? — саркастичная улыбка заиграла на аккуратных губах. — А я всего лишь уснула. — «Всего лишь уснула»… — Тео пропустил мимо ушей её язвительный комментарий, сосредоточившись на последних словах. Скривившись, он нехорошо взглянул на Миду. — Знаешь, как тебя колотило? Будто в тебя чёртовым жалящим попали! Я не знаю людей, у которых это считается нормой. — На кой чёрт тебе об этом заморачиваться? Волновать это никого не должно. Тебя — в том числе, — её голос звучал странно в густой тишине библиотеки. Атмосфера спокойствия нарушалась именно от напряжённой ауры, исходящей от Тонкс. Она была как одна единственная расстроенная струна на новенькой и хорошо звучащей гитаре. — Слова бы тебе не сказал, если бы это не выглядело со стороны, как приступ сонного паралича. Артемида страдальчески вздохнула, откидываясь на спинку старенького стула, напряжённо раскачиваясь на нём до жалобного скрипа. Молчание словно склеило её губы, и оно буквально терзало пространство, разбавляясь противным постукиванием ножек о паркетный пол. «Вот же вредная…» — устало подумал Нотт, сильнее хмуря брови с каждым звуком монотонного перестука. Его ладонь резко остановила нервное раскачивание стула, возвращая его в привычное положение. Тонкс злобно зыркнула на Теодора, наблюдая за ним и не отводя глаз. Тео вглядывался меж тем в лицо Миды: недовольное, но не злое, скорее, выражавшее что-то вроде… беспокойства. Она была такой маленькой, что даже сидя на одинаковой с ним высоте, умудрялась доставать макушкой лишь до ярёмной впадины. Но даже от подобного Нотт не чувствовал себя увереннее. Ни в одном глазу. Миниатюрная Артемида перегрызёт глотку и не подавится, невзирая на размер противника. — Не скажешь? — тихо, без давления спросил Теодор, сверху вниз глядя на Тонкс. Та задумчиво отвела взгляд блестящих в полумраке закутка глаз в сторону, явно размышляя о подобном варианте. Было заметно, что Мида не готова всё ему рассказать, и Тео это прекрасно понимал. Как бы волнение ни росло, ни заставляло напряжённо стискивать зубы, он не мог так бесцеремонно лезть в её голову. Лично Нотту бы такое бы точно не понравилось. Лицо Миды расслабилось, однако взгляд всё также оставался напряжённым от неясной тревоги. Со вздохом она посмотрела на него, мотая головой. Нет значит нет. Нотт понимает, но ему всё равно несколько горько. — Хорошо, — Теодор понимающе кивнул, неспешно убирая ладонь со спинки стула, без труда отодвигаясь от Тонкс, но не отрывая от неё глаз. В одно мгновение усмешка тронула губы Нотта. — Я подожду, пока ты мне расскажешь. — Уверен, что дождёшься? — спросила Артемида, даже не цепляясь взглядом за студентов, проходящих мимо. Пятикурсники с громкими, для библиотеки, шагами удалялись от закрытого тенью письменного стола, разбавляя своими голосами ватную тишь. — Это, наверное, единственное, в чём я стопроцентно уверен. Тео знал: он дождётся. Несомненно, дождётся. Потому что знал Артемиду как облупленную. И даже двухгодичный перерыв в их отношениях не смог изменить в ней некоторых привычек. Нотт расплылся в идиотской улыбке, когда Тонкс по-детски перекривляла его слова, с невнятным бубнежом уткнувшись в учебник. — Раз ты здесь, Тонкс, то можешь помочь мне с этим ЗОТИ? Совсем последнюю тему не могу понять, — сделав первый шаг, Тео подвинул к Миде собственную тетрадь, дождавшись, что она на него посмотрит. — Только если поможешь мне разобраться с нумерологией, — с прищуром ответила Артемида, повторяя движение Нотта, но уже с пергаментом, исписанным множеством цифр. — Время идёт, а ты всё также безнадёжна в расчётах, — вздохнул Теодор, заглядывая в записи сокурсницы. — Я просто не умею считать, — ответила Мида с едва заметной усмешкой, хмуря брови от одного взгляда на конспект. — Удивительно, почему Снейп тебя в чесалку для задницы не превратил, после такого отвратительного выполнения задания. «Маленькая обнаглевшая мегера», — по-доброму мысленно усмехнулся Тео.***
Каждый её вздох, смешок, улыбка… Чёрт возьми, каждая их встреча ощущалась как нечто нереальное. Как сны, которые Тео не был способен видеть на протяжении двух лет. Тонкс вызывала странные ощущения дежавю, которое врубало проектор в черепной коробке, показывая практически забытые им воспоминания о ней. Как он мог потерять эти мысли? Буквально лишался куска грёбаного прошлого! Именно по этой причине Нотт проклинал свою память. Не голова, а решето. Между ними было всё так странно. По первой складывалось ощущение, что их объединяла лишь пагубная привычка и ничего более. Сначала Мида по-дурацки выясняла с ним отношения, злобно кидаясь язвительными комментариями, потом молчала, а когда ей молчать надоедало, она наконец говорила… почти не замолкая. И Теодор не мог устоять, чтобы не заговорить с ней. Ещё одна потеря драгоценной нити связи с Тонкс приравнивалась к нареканию самого себя главным кретином двадцатого столетия. Он не мог потерять её снова. Артемида не вдавалась в глобальные темы — точно не была готова к этому, поэтому её разговоры начинались с банального обсуждения погоды или, например, домашки, плавно переходя на их общие воспоминания. И тогда у Тео закрадывались мысли, что Мида оставалась всё той же. Практически. Внутренний дворик Хогвартса уже глаза мозолил своим постоянством, но они снова уселись на деревянной лавочке, выкуривая по чёрт знает какой сигарете за этот вечер. Сегодня Нотт и Тонкс задержались, как ни разу до этого… — Феи… Мерлин, терпеть не могу этих маленьких засранцев, — скривился Тео, выпуская изо рта густые клубы дыма. Слегка поёживаясь от вечернего холода, он посмотрел на Миду, которая то и дело стучала зубами, крепче кутаясь в мешковатый свитер. Конец сентября давал о себе знать прохладными ночами с периодами пробивающим до костей ветром. — Если бы не эти, как ты говоришь, «маленькие засранцы», то мы бы даже не познакомились, — она подняла указательный палец вверх, весело усмехаясь. — Разве? — нахмурился Нотт, опуская взгляд. Теодор ощутил странное чувство: он будто со всего размаху врезался в бетонную стену. Пусто. В голове абсолютно пусто. Пустота мерзко саднила весь череп от невозможности вспомнить. Хотелось колотить себя по голове кулаками, но, казалось, они бы с колокольным звоном отскакивали от неё. В душе поднималась жгучая тоска, выжигающая дыхательные пути. Как он мог это забыть? Вихрь мыслей, предположений, переборов воспоминаний проносился в сознании, но ухватиться за что-то верное не получалось. От такого начинали ныть виски. — Ты что, не помнишь? — посмотрев Нотту в лицо, Мида резко выдрала его из разума. Он медленно покачал головой. Тонкс с почти незаметной усмешкой опустила голову, обнимая себя за худые плечи, скрытые за мягким ворсом свитера. — Ты забыл меня, — горько, удручённо, тихо и с долей скрытой безысходности. — Расскажи мне, Тонкс, — он видел, как она напряглась, поёжилась. Тео с трудом сдержал порыв, чтобы не схватить её за руки и всё рассказать… Всю правду. Артемида глубоко вздохнула, задумываясь, но всё-таки начала. — Мы были на третьем курсе… Ты сцепился с Блетчли, вмазав ему промеж глаз прямо на уроке у Макгонагалл, — спокойствие её голоса смешивалось с тихим шелестом слабого ветра. Тео смотрел на неё и слушал, внимал в себя каждое её словечко. — Вот она тебя и наказала, заставив до конца учебного года оставаться после уроков. — Кажется… Кажется, я припоминаю, — тихое шипение и слабое прикосновение пальцами к губам заставило Нотта замолкнуть в одну секунду. Картинка, возникшая прямо по щелчку в больной голове, будто дала карту сокровищ с размазанным крестиком. — Не перебивай меня, — буркнула Тонкс, легонько, почти нехотя, убирая пальцы от лица Теодора. — Через неделю я ушла в Запретный лес после отбоя в поисках феечек. Робин очень хотела их увидеть, а у них должен был только-только начаться сезон миграции из Шотландии, поэтому я поспешила, сама не заметив, как попалась Филчу, который отвёл меня к ней же. — И она отправила тебя на отработки? — Да, где мы впервые заговорили. — Помню, просто… Мм, — протянул Нотт, снова затягиваясь. — Подзабыл. — «Подзабыл»? — прозвучало довольно грустно и с долей яда одновременно. — Я способен забывать. Как обычный человек, — вздохнул Теодор. И как она должна была ему верить? Врёт, врёт и врёт. И не спотыкается. Ложь вошла в ужасную привычку, слетая с его губ на сплошном автоматизме. Пусть она была во благо, но… присутствовало понимание, что в будущем бы всё всплыло. «Если она смогла принять меня и даже простить, то почему я думаю, что она не поймет всей проблемы?» — данная мысль вызвала множество мурашек вдоль позвоночника. Он метался. Между правильным и неправильным, между спасительным враньём и опасной правдой. Балансировал, как канатоходец на арене. Как бы стоило поступить? Без доверия к кому-то жить было тяжело. Словно в окружении множества лиц, но тебя никто не слышал, а ты и не желал быть услышанным именно ими. Это дерьмовое чувство буквально связывало руки, склеивало губы и заставляло гнуть голову под тяжким грузом, продолжая свой тернистый путь куда-то в далеко, куда никто за тобой не последует. Тонкс была первой, кому Нотт доверял. Первой, после матери. Не зря ведь? Теодор искренне верил, что всё это было не зря. Вот только она была не готова, но… Может тогда стоило бы сделать первый шаг? Рассказать всё. Или хотя бы «безопасную» часть правды? «Хотя бы один чёртов раз поступи как мужчина, Тео», — убеждал себя Нотт. — Кого я обманываю… — прыснул Нотт, делая несколько затяжек сразу и выбрасывая сигарету с ещё горящим концом. Он сам перекрыл себе кислород: не давал опустошить собственные лёгкие от спасительной порции никотина. — Тонкс, хочешь знать, почему я… Буквально имею память как у рыбы? — Скорее, как у старика с Альцгеймером, — хмуро подметила она, но подняла глаза. Мида смотрела на него с полной готовностью. Осознанно. — Не язви хотя бы сейчас, я тебя очень прошу, — сказал Тео, нервно оттолкнувшись от скамьи, поднимаясь. Он начал мерить шагами небольшую тропинку вдоль лавочки. С мыслями собраться стало ещё труднее. — Хорошо! Хорошо… Я слушаю тебя, — успокаивающе произнесла Артемида, напряжённо ёрзая на собственном месте. Пальцы, колени, руки — всё тряслось. Нельзя было упустить такой возможности! Теодор хотел раскрыться перед ней, и Тонкс была уверена, что сможет удостовериться в том, что всё и в правду было не так просто. Эти пару лет были сплошным построением странных теорий и гипотез. Как будто Нотт был неизученным явлением, чьё появление и исчезновение было практически невозможно объяснить. Сколько бы времени не прошло, что бы ей ни говорили, но Мида продолжала верить и надеялась добраться до той самой заветной истины. И неужели это её ждало именно сейчас? — Это всё очень сложно, я не знаю, получится ли это объяснить нормально… Но моя память это как сосуд с кучей дырочек. Дуршлаг — одним словом, — Тео смотрел куда-то сквозь стены замка, с частыми паузами, сквозь тихие ругательства пытался вымолвить хоть одно слово для нормального объяснения. — Какими бы маленькими они не были, всё равно — что-то да пропускают. Из него медленно вытекает жидкость… Небольшими каплями, казалось бы, но спустя время, оказывается, что потеряно пиздецки много. И это всё не просто так… Нотт прикрыл глаза, вдыхая ветреный приток свежего воздуха, нагло врезающегося в лицо, путающего тёмно-каштановые кудри. Вся привычная, хоть периодами напускная, уверенность, как пыль развеялась. Виски начали пульсировать. — Тео, — приглушённый голос звучал совершенно близко. Смешивался с тихим ветром, мягким облаком касаясь кожи, создавая особый вакуум. Негромкие шаги, шелестящие по опавшим листьям, затихли около него. Артемида стояла в нескольких дюймах, за спиной. Мерлин, Теодор был готов отдать десять лет своей жизни, лишь бы она была бок о бок с ним. И на всё плевать. Пусть всё летит к чертям собачьим… Когда её маленькие ладони коснулись плеч, то в одну секунду, запах Тонкс плавно перетёк в шлейф духов Бонфилии Нотт. Шоколадный табак, сушёные травы, чай с чабрецом и жасмин… Жасмин… Жасмин, духи с ноткой сирени и мускуса, весенний свежий ветер и комната, нагретая солнечным светом. Одно её касание буквально породило сотни иголочек, ползущих от плеч и прямо в черепную коробку. Не только запах, но и одно прикосновение стало сплошной ассоциацией с матерью. Тео прикрыл веки, в мгновение ставшие свинцовыми. Открыть их не представлялось возможным; перед ними стоял светлый образ, знакомый женский силуэт, тоненький и худенький, поражающий своей бледностью. «Мама», — как обухом по голове. Её белое похоронное платье, чёрные шторы, кладбище, холодная могильная плита, мелкая морось, сырая земля, пачкающая брюки, и крик. Да, Теодор помнит… Это был его крик! Почти вой. Ноги подкосились, а нечто словно бурило глубокую дыру во лбу, тихий вымученный стон сорвался с губ Нотта. Веки удаётся разлепить, но глаза хватает спонтанный нистагм. Тео сам не замечает, как перед ним появляется Мида. Её лицо размывается, а слов и слышно не было. «Что?.. А что было дальше?» Обеспокоенное лицо отца. Стоп… Обеспокоенное? Хрен с ним. Домовые эльфы, окружившие его непроходимым кольцом, щипающие глаза, сотни маленьких колбочек, запах валерианы и успокоительные зелья. Влили в него флакона три, чтобы наверняка. С тихими всхлипами, сходящими на нет, младший Нотт, поцеловавшись лицом с подушкой, грохнулся в самое настоящее бессознательное безвременье. Ноги отказывались удерживать обмякающее тело, и Тео чуть ли не всем своим весом свалился на Тонкс. Её ладони оказались где-то на его рёбрах, всё лицо обдало острым холодом, а весь мир трещал по грёбанным швам. Крик Артемиды был слышен будто через толщу воды, собственный язык не слушался, прилипая к нёбу. Боль, боль, сплошная боль. Она начиналась где-то в глазах, переходя на виски, проникая в самый мозг. Ощущение, будто из извилин вылезали острейшие лезвия и их оттуда вынимали, предварительно прокручивая несколько раз, для пущего садизма. Перед бегающим взором мелькнуло обеспокоенное лицо Миды, склонившейся над ним. Нотт сам не заметил, как упал. Все самые чувствительные нервы выдернули из узлов, начиная закручивать вокруг позвоночного столба. От такого дышать становилось неимоверно тяжело: лёгкие горели, заполнялись чем-то чужеродным, разъедающим, как серная кислота. То, что появилось в его голове снова — не имело никаких объяснений. Пустая комната Тео была пропитана запахом озона вперемешку с сухими травами. Голые стопы опустились на холодные доски деревянного пола. Голова не болела, в ней не ощущалось привычного гудения и Нотт буквально не мог поверить в это… Разве подобное было? Ни одной живой души. Лишь сквозняк, играющий с чёрными шторами, и Теодор. Их окружала темнота. Несколько шагов по громадной комнате с тёмно-зелёными стенами и вот — он у тяжёлой дубовой двери. Взгляд метнулся к окну. Ночь и темень. Это ему более ничего не дало. Что вообще произошло? Его напичкали успокоительными? У него случилась истерика прямо на похоронах?.. Тео мотнул головой, стиснув зубы. Дверь открылась под давлением. Коридор поместья поприветствовал его своим холодом. Ничего не оставалось, кроме того, чтобы поёжиться. Свет заколдованных бра освещал длинную дорогу, устланную коричневым ковром. Виднелись несколько дверей: в родительскую спальню, гостевую комнату — она была ближе всех к лестнице, и старший Нотт, будучи в нетрезвом состоянии, с горем пополам доползал туда, частенько ночуя именно в ней, и отцовский кабинет. Теодор сделал неуверенный шаг. «Когда? Когда это было?!» — спрашивал Нотт сам себя, ловя связь с реальностью лишь в холодных ладонях Тонкс, которые с дрожью касались его лица. — Тео! Тео, что с тобой?! — уши словно зажало перьевыми подушками. Мида захлебывалась собственными словами. Шаг. Ещё шаг. На смену девичьему голосу, пришли мужские, хрипловатые. — Родовое проклятье… Какое, к чёрту, родовое проклятие?! — звук разбитого стекла, рваный выдох и крик Тессеуса. Теодор замер, съежившись. Он впервые слышал, что его всегда издевательски серьёзный отец повышал голос. — Но у этой смерти естественные причины!.. Не найдено следов насилия, — дрожащая неуверенная интонация. Прямо противопоставлена Нотту-старшему. Тео совсем медленно подошёл к двери кабинета, заглядывая в тоненькую щель просвета. — Сэр… — из уст второго мужчины это прозвучало очень мягко и очень тихо. Так, что пришлось прислушаться. Теодору не совсем удалось разглядеть его лицо. — У миссис Нотт была предрасположенность к родовым проклятиям. — Чушь!.. — прорычал Тессеус. Послышалось плескание огневиски в стакане. — Моя жена родила ребёнка, подмечу — здорового ребёнка. Осталась здорова и сама. Ей занимались лучшие целители Британии и Италии! — Но мистер Нотт, её мать ведь страдала от подобного недуга и умерла почти сразу после рождения дочери, она могла просто унаследовать подобное — мог унаследовать и господин Теодор, — старший Нотт навис над… А кто это был? Тео не помнил. Судорожная попытка вспомнить лишь отдавалась режущей болью в голове. Словно в череп насыпали стекла, усердно его разбалтывая. Мозги становились самой настоящей кашей. — Тео, ты меня слышишь?.. — голос Артемиды отдавался эхом от стен разума, стараясь вытащить из навязчивого воспоминания. — Это всё было неспроста… Я на сотню процентов уверен, что в моём доме произошло убийство! Что кто-то посмел это сделать… С моей женой. «Это же ты и сделал, ублюдок!» — зубы стиснулись, но сил вымолвить это не нашлось: «Но… Почему я не помню этих слов?» Взгляд зацепился за то, как крупная тень Тессеуса Нотта мешком свалилась в кресло с протяжным мычанием. Тео ничего не понимал. Второй мужчина молчал, переминаясь с ноги на ногу. — Я снова обращусь в отдел магического правопорядка. Они займутся этим. Я узнаю, кто это сделал, — на вдохе старший Нотт вымолвил эти слова, возвращая своему голосу привычную холодную серьёзность. — И я уверен, что это не просто родовое проклятие… — шелестящий шёпот заставил прильнуть к двери ухом. — Можете быть свободны. — Доброй ночи, сэр… — поспешные шаги резко оборвались на середине комнаты. Поместье погрузилось в тишину на мучительные пару секунд. Теодор снова заглянул в кабинет, старательно всматриваясь в лицо неизвестного. Не получалось. Всё было размыто, как аура перед мигренью, словно ты долго смотрел на солнечные лучи или в калейдоскоп. Виски снова начало убийственно колоть. — Если домовые эльфы не смогли ничего толком сказать, то сомневаюсь, что есть ещё какой-то способ! Ваш сын нашёл труп, он также ничего не видел. Разве только… Можно вызвать лигилимента, мистер Нотт. — Об этом я буду говорить лишь с сотрудниками магического правопорядка, — твёрдо процедил Тессеус, осушая очередной стакан. — Вы не дали мне никакой чёткой информации и сейчас пытаетесь что-то советовать? Не в вашей компетенции… Дыхание подводило. Каждый вдох давался с трудом. Тео судорожно пытался понять: как он забыл этот момент? Как забыл этот разговор, если сам его и подслушивал? Он читал это воспоминание как новую книгу, смотрел как театральную постановку с неизвестным концом… Младший Нотт нахмурился. Успокоительные зелья постепенно прекращали своё действие, возвращая абсолютно каждое чувство на своё место. Он усердно прикусил губу, задерживая обеспокоенный взгляд. Разум двенадцатилетнего мальчика не был готов к лигилименции. Было страшно. Ощущение незащищённости начало буквально дышать в затылок. — Пошёл вон, — несдержанно рявкнул Тессеус. Мужчина резко пронёсся по кабинету, в одно мгновение сокращая расстояние с дверью, которая стремительно открылась прямо перед носом Теодора. Он отшатнулся, в то время как почти безликий мужчина торопливыми и злостными шагами направился к выходу из поместья. — Ты что здесь делаешь? — отцовский, почти взволнованный, вопрос выбил из колеи. Младший Нотт нервно поёжился. Босые ноги кололо холодом. Хотелось без ответа убежать в комнату, скрываясь под тёплым одеялом, которое всё ещё сохранило запах матери. Даже будучи в воспоминаниях, Тео это прочувствовал снова, но как в первый раз. — Ты же спал, — Тессеус поднялся из-за стола, стараясь ровно его обогнуть. Свет попал на его бледное лицо, открывая взгляду десятки маленьких морщинок и покрасневшие глаза. Теодор постарался держаться, но руки начали предательски дрожать. «Нихрена… Нихрена не помню. Он меня ударит?..» — первое, что пришло на ум. — Я не хочу, чтобы мои мысли читали, не хочу, отец, — совсем тихо, со всхлипом выдавил мальчик, пятясь назад. — Ты подслушивал? — поинтересовался Нотт-старший, смотря сверху вниз на сына. — Никто не будет лезть в твою голову, если я не посчитаю это нужным, Теодор. А сейчас — это бессмысленно. Ёмко, локанично, спокойно. В его стиле. Тео трясся как осиновый лист, чувствовал, как щипает глаза, закрывал лицо. Паника, страх и предзнаменование чего-то нехорошего, казалось, дышали в затылок. Лёгкие сжало как два воздушных шарика. Кислород словно безжалостно перекрыли. — Не подходи ко мне, — задыхаясь, просипел Теодор, врезаясь спиной в хрустальную вазу. От неустойчивости она упала, разбиваясь на мелкие осколки, которые от одного неосторожного шага впивались в стопы. Нервы будто атрофировались, от чего болезненных ощущений так и не наступило. — Чёрт… У тебя приступ! «Паническая атака?.. У меня были приступы? Какого хрена я ничего не помню из этого?!» — Да очнись же! Очнись, блять! — голос Тонкс ударял по барабанным перепонкам и стихал. Наносил новый удар и исчезал. Перед глазами была сплошная муть, воспоминание переплеталось с реальностью. Собственный крик из мыслей заставил жмуриться, тянуться руками к ушам. Как оглушительно, как больно. Все картинки пропали, скрываясь тьмой. Отдалённо звучал отцовский голос. — Успокоительные зелья, живо! Приглядите за ним, я вызову целителя… Тишь и безмолвье. Только обеспокоенное дыхание Тонкс было совсем-совсем близко. — Посмотри на меня, — скорее не просьба, а чёртов приказ. Веки послушно разлепились, глаза мерзко защипало. Мида потянула Нотта на себя, всматриваясь в его лицо. — Тонкс… — внутри творилась несусветная ахинея. Сердце болезненно билось о рёбра, точно их разбивая. Хотелось что-то сказать, но что? Что тут вообще можно было говорить? Самому бы понять, что происходит… Его и так терзало слишком много вопросов. Что произошло? Почему воспоминание буквально вылезло из глубин сознания? Почему он его помнил и не помнил одновременно? Словно проживал его второй раз. Чувство полнейшего слёта с катушек преследовало по пятам, нагоняло с каждым разом всё сильнее, как бы Тео ни старался от подобного убежать… Закрадывались сомнения на счёт подлинности собственных воспоминаний. «А если в этом дерьме как раз-таки замешан Элмерс? А отец… Он что, был готов искать убийцу? Что за бред… Самого себя? А что, если…» Мысли сменяли друг друга со скоростью вылетающей пули из дула пистолета. Лоб покрыла холодная испарина, вдох комом застыл в груди. «Чему и кому в этом мире можно верить?!» — Нотт обессиленно опустил болящую голову, неосознанно утыкаясь носом в плечо Артемиды. Когда он сделал жадный вдох практически полной грудью, то осознал, что девушка, продолжавшая молчать, лишь вздрогнула. Сердце словно обмотали колючей проволокой, сжали в тиски и завязали каждую артерию в морской узел. Оно ощущалось чем-то пульсирующим и горячим в самой глотке. — Тонкс, — одними губами и сквозь тяжёлый выдох. — Пожалуйста, не уходи из моей чёртовой головы… Щёки обжёг привычный холод её пальцев, мягко поднявших его лицо. Теодор смотрел на неё, а Мида на него. Глаза в глаза. Выгоревшие угольки в озёрную гладь. Губы Артемиды сжались в тонкую линию, личико побелело, тени под глазами и на скулах потемнели ещё сильнее. Она была так близко, но… Думать сейчас об этом было дико тяжело. — Пойдём в лазарет, Тео, прошу тебя, — спокойно сказала Тонкс. — Нет, — уверенно, с нажимом. — Тебе плохо, пожалуйста, и скажи: что с твоей памятью? — её лоб почти касался его лба. Всё прежние язвительные интонации испарились из её нежного голоса. В тоне прослеживалась только явная обеспокоенность. — Мида, нет, — произнёс Нотт, как отрезал. — Никакого лазарета. Он шатко встал на ноги, осторожно приподнимаясь, потянув Артемиду вслед за собой. В голове назревал вопрос: что ей сказать теперь? Её трясущиеся ладони в секунду спрятались под локтями, когда руки скрестились на груди. — Это просто стресс, я устал… — переносица была усердно сдавлена. Что-то понять, разобраться, сказать, сделать — было невозможно. Всё было слишком мутно, слишком непонятно. Какая пучина ждала его дальше? Погрязнув в болоте по уши, нечто его затягивало на дно ещё больше. — Ты не договариваешь, — эта проницательность буквально уничтожала. — Мне нечего сказать, — очередная ложь. — Тонкс, иди в комнату, ты замёрзла, как не пойми кто… Глаз начал раздражающе дёргаться. В висках ощутимо засели иглы, прокалывая каждую венку и чувствительный нерв. — Не указывай мне что делать! И раз уж начал, так продолжай я хочу… Я хочу помочь, — её глаза потускнели, заставляя Теодора отвести взор. — Нет. Я не позволю тебе это сделать, Мида, — поучительно, напряжённо. У Тонкс сложилось ощущение, что её ругает собственный отец. Только он мог так выражаться. Тео нахмурился, стискивая желваки. — Я не хочу и не буду тебя втягивать в то, что сам не понимаю. Артемида гордо выпрямилась, стараясь выглядеть как можно увереннее. Смотрит на него и не мигает даже. Переживающее выражение сменилось на уверенность. — Ты можешь на меня положиться. Всегда, — эта солдатская стойкость бесила до белеющих костяшек на кулаках. Знает, что может положиться. Знает, что полезет в самое пекло. Знает, что отчаянная. — Я знаю, — правда для самого Тео звучала непривычно. — Но не смей лезть в это. Мне не нужна лишняя ответственность. — Я всегда отвечаю за свои поступки, — почти прорычала Артемида. — Я не требую брать за себя ответственность. — Шевели задницей, Тонкс: ноги в руки и в комнату! «Нет… Нет. Я не могу втянуть её в это дерьмо! Дожил, Нотт: проблемы уже тебя самостоятельно находят» — Слушай сюда, подштанник, — фыркнула Мида, хоть злостно, или даже немного ядовито, это сделать не получилось. — Ты мастер переходить дороги всем, кому не нужно и к твоей заднице проблемы уже приросли намертво! Позволь мне помочь! — почти умоляла она, подойдя ближе. — Не тот случай, чтобы геройствовать, — с тихим выдохом сказал Тео, неспеша обходя Артемиду. Сейчас её хотелось обнять, прижать к себе и не выпускать… Она так настрадалась от него, что позволить подвергать себя неизвестно какой опасности Нотт не мог позволить. Даже под угрозой расстрела. — Я не собираюсь терять тебя, как только ты появилась рядом. Забудь, что видела и что я тебе говорил… — прикрыв веки, не в состоянии даже взглянуть на раздосадованное лицо, Теодор поспешил уйти, покидая Тонкс; она осталась в компании навязчивых и не самых радужных мыслей. А он оставил последнее слово за собой. Ведь так поступают настоящие мужчины? Тео так и не смог ответить на этот вопрос.