Лжец в противогазе

Мария Мерседес Муни ненавидела идти даже на временные уступки. Но согласившись на условия Фрица касаемо разовых контрактов, вскоре сменила гнев на милость. В перспективе найм убийцы в противогазе оказался чертовски хорошим ходом: владелица клуба смогла навести порядок на новой территории, где с женщиной, ещё и чёрной, не слишком-то считались даже с поправкой на покровительствующего ей дона Фальконе. Череда показательных смертей от рук наёмника сильно всколыхнула недоброжелателей Фиш, и постепенно она переключилась с Фрица на новое и более понятное ей оружие против Кармайна. Тонкое и изящное — женщину. Фиш уже забирала у дона новых пассий. Теперь она планировала вырастить для него куклу, чьей утратой можно было бы манипулировать в грядущей войне за место у руля готэмской мафии. Когда количество нагрузки из-за Муни наконец уменьшилось, Фриц смог вернуться в более спокойный ритм и продолжил заниматься своим единственным хобби. Опробовав на нескольких смертниках технику скрещённых клинков, подметил неэффективность текущей модели для толстяков и амбалов: лезвия прорезали их вглубь до середины и качественно расчленить получалось только жертв среднего и тонкого телосложения. Потому, сидя за кухонным столиком с неизменной сигаретой в зубах, юноша разрабатывал эскиз за эскизом — от трёх вариантов более крепких клинков для скрещённого броска до совсем безумных орудий — например, полутораметровой тактической камы. В эти минуты сосредоточенной работы, вкладывая все свои навыки и опыт в чертежи, киллер творил историю на долгие годы вперёд. Пусть об этом ещё не догадывался. После череды налётов убийцу в противогазе, исполняющего волю Фиш Муни, который и до них обладал жутковатой репутацией, прозвали по-новому — бугименом, — преувеличивая в слухах сотворённые с жертвами зверства и полную безнаказанность. Но, по правде говоря, всем было плевать на юношу и его простую, размеренную, незамысловатую жизнь. Всем, кроме одного человека. Освальд Кобблпот, вернувшийся в Готэм, чтобы втесаться в ряды дона Марони под чужой личностью, уже выследил кафе, где трапезничал Фриц. И дважды издалека наблюдал за ним, предвкушая встречу. В этот раз адрес квартиры он искать не стал, уже зная, как добраться до Фрица без раскапывания древних тайн. До него дошли слухи о споре в клубе между Муни и киллером без покровителя, дерзнувшем снова с достоинством ответить женщине, после оставшись в живых. А ещё об особой философии «абсолютной свободы», которая показалась ему отчасти близкой. Единственным сдерживающем фактором в жизни Пингвина был самый близкий и не знающий даже толики правды о нём человек — мать. Её звали Гертруда Капельпут, она эмигрировала из Венгрии в шестидесятых и всю жизнь растила из Освальда «великого человека», даря тому безусловную, слепую материнскую любовь. Если бы не дамоклов меч, висящий над её головой вместо его собственной, Пингвин тоже бы сорвался — и действовал бы более дерзко. Как не боялся действовать Фриц. Поначалу Пингвин откладывал встречу с Фрицем до момента, как Сальваторе Марони клюнет на его уловки. Затем, пока не встретится с Джимом Гордоном. Джим сразу показался ему честным и, возможно, единственным порядочным во всём городе человеком. Потому, когда дон Фальконе устроил Джиму «обряд посвящения» любого готэмского копа — убийство гражданского в качестве рычага давления, — а тот не справился, стреляя в Пингвина холостыми, последний испытал к Гордону неуместное чувство благодарности. И резкое желание включить того в ряды своих людей. Но если план с Марони (тот был так же туп, как про него не раз поговаривали) прошёл без сучка, без задоринки, то Гордон явно не обрадовался восставшему из мёртвых Освальду Кобблпоту. Ситуацию Джиму усугубляли копы из отдела внутренних расследований: те начали рыть под него ещё после наводки о «козле отпущения» по делу Уэйнов, а убийство Пингвина подлило масла в огонь их недоверия. Когда, болезненно хромая и опираясь на зонт, Пингвин брёл по ночным, заваленным мусором готэмским улицам после неудачной беседы с Джимом и наконец собрался духом, чтобы открыто встретиться с Фрицем, тот работал. Натянув противогаз, подвешивал за ноги толстяка-барыгу на лестнице двухэтажного коттеджа, перекинув верёвку через верхний столб дубового поручня. Фрицу нравилось работать в чужих домах, где всегда находились нужные для расправы предметы. Например, прочная верёвка прямиком из гаража, через который Фриц и проник на чужую территорию. Её плетения хватило, чтобы выдержать трехсотфунтового урода и не треснуть. Барыга умолял, угрожал, но Фриц неотвратимо зафиксировал тело на удобной для работы высоте, закрепив свободный край верёвки прочным узлом вокруг двух крайних балясин и нижнего столба лестницы. Затем оставил подвешенного привыкать к новому положению и направился в комнату, где на кровати лежала его связанная заплаканная жена. Убивать девушку не велели, но попросили хорошенько припугнуть. Красотка с выбеленной от кокаина кожей, красными глазами и гематомами после неоднократного грубого секса составляла толстяку компанию в делах, за которые заказчики не прощали. Например, за мистическую пропажу килограмма «снега» при разгрузке в доках Диксона. Фриц закинул на плечо извивающееся тело, пронёс через половину дома и бросил у стены в нескольких метрах от дражайшего мужа — мучительное расстояние друг между другом супруги никогда бы не преодолели. Когда первые мгновения непонимания прошли, девушка отчаянно заголосила, пытаясь подползти к подвешенному, и юноша поставил ей на грудь стопу и резко прибил к стене. Послышался удар затылка о стену, следом болезненное мычание — она ненадолго отключилась. Подвешенный пытался разговорить, убедить, умолять Фрица, но тот никогда не разговаривал с жертвами, не видя смысла умножать и так мучительную агонию. А потому, порядком утомившись от однотипных ругательств и угроз, перемежающихся со словами, давящими на жалость, снял с шеи мужчины галстук, разрезав пополам, чтобы заткнуть две голосящих глотки разом. После обвёл взглядом сквозь блюдца-проемы в маске противогаза сначала подвешенного, затем его супругу, и вернулся к работе, срезав с барыги одежду, пока тот не остался голым в одних носках и туфлях. Противогаз мгновенно пригодился: барыга от страха обделался и был точно не из чистоплотных, а потому, не скрывай любые запахи многослойные фильтры на газовой маске, киллера бы уже вырвало. Груду из грязного тряпья Фриц брезгливо отодвинул ногой в сторону, и нож продолжил свой ход уже по коже подвешенного, оставляя сетку глубоких кровоточащих ран на обнажённом теле — от ног до лица. Он действовал очень медленно, мучительно выводя линию за линией, чтобы каждая рана успела загореться адским огнём. Спустя час этих истязаний барыга устал мычать, а его жена — биться в беззвучных рыданиях. Когда толстяк отключился, Фриц наконец вспорол ему брюхо полукругом, заживо выпуская наружу органы — те сами вывалились через образовавшийся в животе откидной карман из кожи, как при свежевании. Метафорически казнь походила на вспарывание пакета с кокаином: в этот раз Фриц имитировал стиль расправы боевиков из венесуэльских наркокартелей. У барыги оставалось не очень много времени — после такого не выживали, — потому Фриц напоследок сорвал с запястья мужчины часы с разбитым стеклом, сунул их в карман, оставив толстяка умирать, и направился в ванную отмывать инструмент. Уровень ожиданий от него у заказчиков всё рос и рос — Муни с её принципом не жалеть крови существенно подняла планку. Сунув клинок в петлю на поясе, Фриц покинул дом через гараж. Он знал, что расследование преступления достанется копам из наркоконтроля, плотно связанным с заказчиками, и делу не дадут ход, а заплаканная вдова, что в иной ситуации была бы уже умерщвлена как нежелательная свидетельница, будет хранить молчание до конца своих дней — особенно поняв, что муж умер по причине именно её гениальной идеи кинуть более могущественных партнёров. На улице Фриц стащил газовую маску, пряча её в кармане куртки, сунул сигарету в зубы, подпалил её и направился в сторону дома. Таскать человеческие тела больше собственного веса даже при общей выносливости было перебором. Он ощущал сильную усталость, не в силах носиться по крышам, потому обошёлся без паркура. Жильё среднего класса с двухэтажными коттеджами и милыми лужайками постепенно сменилось трущобами. Минуя тёмные подворотни, греющихся у бочек бездомных, парочку ублюдков, кого-то задирающих, несколько проституток близ дороги в блестящих топах и высоких сапогах, дилеров дешёвой наркоты на перекрестках, ждущих малолетнюю публику, погоню с перестрелкой на дороге, Фриц выискивал глазами хоть один полицейский патруль. Не нашёл. И приподнял уголок губ в едва уловимом оскале. Ему хотелось проваляться час в ванне, куря, а затем погрузиться в прохладу постели. Но пока его догонял сквозь сигаретный дым запах мусора, химически-выхлопного смога и застарелой мочи по углам наполовину сгнивших домов. И всё же этот город грехов Фриц считал своим домом. Он никогда не хотел покидать Готэм, пусть далеко за морями лежала брошенная родина. Родина, где он мог вырасти в милую девушку и повторить судьбу своей несчастной матери. Фрицу не хотелось знать, сколько пар рук пришлось бы пройти по пути к свободе. Но здесь острый клинок, бритая голова и звериный взгляд позволили ему не пройти ни одних. Киллер был благодарен судьбе за шанс, который дал ему с выходом из грузового контейнера начать новую жизнь. Пусть за неё пришлось заплатить старой. Он знал, что когда-нибудь откроет гермодвери бункера, за которыми давно стихли вопли отчаянной девочки. Что бездна за печатями чем-то наполнится. Это, как и надежда найти смысл, удерживало его от падения всякий раз, когда он намеренно опасно балансировал на тонких мостовых опорах или скользких парапетах крыш. По возвращению домой Фриц планово выдраил квартиру, постирал и высушил вещи, финально доработал чертёж клинка, о котором думал параллельно более тревожным размышлениям целый день, и наконец направился в ванную. С мыслями о будущем долго лежал в горячей воде с сигаретой в зубах, и городской смог с трупно-дерьмово-кровавым зловонием, въевшиеся в кожу, постепенно растворялись в мыльной пене, уступая место чистоте. Ощущение чистоты оставалось одним из немногих удовольствий, доступных киллеру, пусть и ненадолго. Оно всегда проходило, стоило выйти на улицы, но в тёплой прозрачной воде наёмник ощущал себя, словно в материнской утробе. Так бы там и оставался. Следующее утро началось с дурных новостей. Члена городского совета и его спутника — людей дона Фальконе — нашли убитыми, что прямо говорило об ударе со стороны дона Марони для перевеса избирательных голосов в палате. А мэр Джеймс вовсю распинался про новый проект превращения старой психбольницы и прилегающих территорий в перспективный Аркхэм-сити. И если на мафиозные разборки Фрицу было плевать, то близ «Ядовитых Акров», свалки химических отходов в готовых к сносу трущобах жила и работала его мастер по оружию — один из немногих постоянных социальных контактов киллера: зрелая матёрая лесбиянка Филиппа с настолько крупными предплечьями, что точно была способна сломать юношу пополам. Их объединял напарник Фрица: с десяток лет назад, до отхода от дел, Филиппа помогала мужчине в разрезе международного терроризма и до самой смерти поддерживала с ним связь. У неё был резкий нрав, она громко хохотала, курила кубинские сигары и не пропускала ни одной совершеннолетней женщины мимо своих умелых рук. И, как никто другой, точно воспроизводила идеи наёмника. Пока Освальд продумывал план подставного налёта на ресторан Марони «Бомонт», натирая на кухне тарелки (его карьерный рост начался не так успешно, как он планировал), чтобы обокрасть дона и одновременно заработать себе место администратора, Фриц предупредил о приезде Филиппу, собрал чертежи и направился в сторону свалки химических отходов.       — На улицах объявился новый мясник. Говорят, выглядит так же уродливо, как и ты. — Этот возглас на грани с восхищением Фриц услышал с порога переделанного под оружейный цех двухэтажного здания. Очевидно, до Филиппы уже дошли слухи о его недавней деятельности. — Решил закосить под «Т»? Фриц никак не отреагировал на её не самую стандартную форму выражения расположенности. Только молча развернул чертежи на ближайшей свободной столешнице, придерживая пальцами листы: сразу перешёл к делу. Женщина присвистнула.       — Сплав тот же, — пояснил он и вслед за чертежом выложил на стол пачку «бенджаминов».       — Ты, смотрю, не мелочишься, — Филиппа постучала подушечкой замазанного машинным маслом указательного пальца по чертежу тактической камы. — Это полноценная коса.       — Да.       — Слишком узнаваемо, не думаешь?       — Да, — повторился киллер.       — Дело твоё. Кстати, припасла для тебя пару новинок. — Филиппа вытащила из широких штанин рабочего комбинезона пять небольших японских кунаев разных форм-факторов и длины и протянула наёмнику. — Последнее время у заказчиков в тренде азиатское.       — Я по классике. — Под выжидающим взглядом мастерицы Фриц всё же забрал кунаи, повертев по очереди в пальцах. — У твоих заказчиков нет вкуса.       — Это тоже классика. Но дай угадаю, недостаточно для тебя расово чистая?       — Да. Боюсь, они нанесут непоправимый ущерб моей ультраправой репутации, — без интонации ответил он шуткой на шутку, просовывая их во внутренние карманы куртки. Женщина расхохоталась, подхватила чертежи и увлекла киллера за собой вглубь цеха. Филиппа знала о Фрице немного, но точно могла сказать, что от сторонника идей превосходства белой расы у него имелась только внешность. По дороге со свалки домой, не до конца понятным для себя образом Фриц очутился в мужском салоне, где примерил увиденные на витрине классический костюм-тройку под удобные оксфорды на массивной, но гибкой подошве. Те сели на него, как влитые, мгновенно преображая. Изредка Фриц принимал заказы на закрытых мероприятиях и вечеринках со строгим дресс-кодом — по таким случаям юноша арендовал костюм и туфли, знал минимальный набор джентльменских манер и даже умел вести даму в танце, не оттоптав ног. Собственного костюма у Фрица не водилось: не видел смысла покупать вещь, которую не стал бы использовать больше нескольких раз в год. До этого дня. Тройка с оксфордами съели четверть всех накоплений. Занося в новую квартиру одежный чехол и брендированные бумажные пакеты с покупками, Фриц с запоздалым ужасом понял, что впервые за все семь лет купил не необходимое, а то что захотелось. Он попытался прислушаться к себе — быть может, ещё чего-то захочется? — но натолкнулся на привычную тишину. Это стало только началом в круговороте происходящих с ним странностей. Через сутки на территории закрытой психбольницы нашли сожжённым второго члена городского совета — на этот раз со стороны дона Марони, — и голоса избирателей уравнялись. В ходе судмедэкспертизы выяснилось, что убийца у советников был общий и, вероятно, независимый. Встретившись в тюрьме штата с Минки — тоже независимым киллером, — детектив Гордон с напарником надеялись получить дельную наводку на личность убийцы. Независимые наёмники относились к структурам власти разнозначно пренебрежительно, но в редких случаях сотрудничества предпочитали помогать или легавым, или мафии в зависимости от собственного кодекса. Минки был раздражён подобной встречей, хотя переговорить согласился.       — Мы ищем киллера. Независимого, как и ты. Работает и на Марони, и на Фальконе, — Буллок заговорил первым, выкладывая перед заключённым блок сигарет. Плату за информацию. В их тандеме с Джимом Харви был более опытным и прекрасно ладил с любыми преступниками — особенно, когда пускал в ход кулаки или бартер. Поначалу Джим презирал методы напарника: покупать информацию у преступника для него, ещё не привыкшего к готэмским реалиям, было тождественно преступлению. Со временем он втянется — в конце концов, кого только не убьёшь или не запытаешь во имя правосудия и высшей справедливости. Но ныне его демоны ещё спали. Выслушав детали дела, заключённый сразу понял, кого детективы имели в виду:       — Его зовут Гладуэлл. Но есть ещё один, который хорошо имитирует. Фриц. Говорят, сейчас водится c Фиш Муни. Проверьте обоих. С Фиш Муни водился не только Фриц, но и Харви Буллок. Больше десяти лет, с тех пор как она открыла «Фиш», их связывали обманчиво-тёплые и тоже бартерные отношения. В последний раз женщина помогла ему с напарником в раскрытии дела Уэйнов, пусть и намеренно подтасовала улики. И Харви надеялся получить новую информацию об обоих кандидатах на место убийцы членов городской палаты. Когда напарники зашли в клуб, хозяйка заведения сидела у сцены спиной ко входу. Над ней нависал, склоняясь и о чём-то шепча на ухо, Бутч. Навстречу детективам направилась ярко накрашенная девушка — участница кастинга на роль новой пассии дона Фальконе, — и вышла из клуба, громко хлопнув дверями. Харви смерил её плотоядным взглядом, затем задержал взгляд на барной стойке и обомлел. Прямо за ней сидел коротко остриженный долговязый юноша и пил кофе с непроницаемым лицом. В «Фиш» его привёл звонок Муни о новом заказе — через час, — потому юноша убивал время распитием качественного кофе за счёт заведения, рассуждая о том, куда надеть дурацкий костюм, раз уже на него потратился.       — Кажется, это он, — мотнул головой в сторону юноши Буллок. Гордон упер руки в пояс, чуть приобнажая полицейский жетон и оценивая потенциального убийцу. Полицейские окружили Фрица, взобравшись на барные стулья от него по обе стороны. Увидев повёрнутую в их сторону голову Муни, Буллок неловко помахал женщине. Она вяло отреагировала: все её мысли тоже были заняты — только отбором кандидаток.       — Фриц? — начал Буллок. Юноша смерил его безучастным взглядом, ничего не ответив. — Ты-то нам и нужен.       — Да, Фриц, — подхватил Гордон. — Где ты был прошлой и позапрошлой ночью? Фриц отставил чашку. Он не впервые общался с копами и точно знал, что у них ничего на него нет. На случай запроса документов у него была качественная «липа» с действующим номером регистрации социального страхования и полная юридическая чистота. Но этот случай был точно не сейчас: детективы явно превышали свои полномочия.       — Во-первых, с чего вы взяли, что меня зовут Фриц. Во-вторых, на каком основании я должен отвечать на ваши вопросы.       — Послушай, парень, не ломай комедию, — начал раздражаться Буллок. — Любая собака здесь подтвердит, что ты убийца в противогазе. Мы просто зададим пару вопросов и свалим, а ты и дальше пей свой кофе, я не осуждаю, хотя в баре предпочитаю брать шотландский виски. По-хорошему поговорим, понимаешь? Но можно и по-плохому. Мы повезём тебя в участок и хорошенько собьём спесь, пока ты не заговоришь. А там, гляди, придётся связываться с миграционкой и тебя депортировать. Судя по акценту, ты здесь от силы пару лет. И что-то мне подсказывает, что твоя миграционная карта просрочена. Что скажешь?       — Я гражданин Америки, детектив…       — Харви Буллок.       — Так вот, детектив Буллок, вы решили дискриминировать меня по расовому признаку?       — Послуш…       — Я отвечу на ваши вопросы, как законопослушный гражданин. Но, если вы и дальше будете мне угрожать, затаскаю вас по инстанциям.       — Убийство двух городских советников. Твоих рук дело? — подхватил Гордон, постепенно закипая.       — Значит, вы тоже злой коп, — пространно подметил Фриц и смерил Гордона каким-то особенным взглядом, узнав героя готэмской прессы. — Нет, я не убийца. И никак не связан с донами. Госпожа Муни может подтвердить. И любая, как вы говорите, собака это тоже подтвердит.       — Да, он помешался на идее абсолютной свободы, — едко подметила Фиш, которая всё это время вполуха слушала диалог. — Что не мешает ему выполнять кое-какие мои поручения. Но с доном Фальконе или доном Марони этот парень точно не водится. И уж кто убийца, так точно не он, — едва сдержала смешок Муни, вспоминая грохнувшуюся к ногам голову.       — Какое оружие он использовал? — спросил с той же неразличимой интонацией Фриц.       — Допустим, стальная игла, — смягчился первым Гордон. Юноша подхватил чашку, залпом допил кофе и развернулся на стуле спиной к дизайнерскому скелету рыбы за барной стойкой, поочередно посмотрев на детективов.       — Гладуэлл. Заказы берёт редко, работает в открытую. Мог засветиться на камерах. Чёрный. Косит под цивильного. И да, на прошлую и позапрошлую ночь у меня алиби. Фриц умолчал, что в это время убивал другого человека.       — Алиби? — переспросил Буллок. Киллер потянулся в карман куртки, застёгнутой так, чтобы не было видно оружейных ножей на туловище, и достал визитку Джимми, недвусмысленно намекающую на весьма второсортный бордель для фриков под прикрытием ночного клуба.       — Может, и вам не помешало бы развеяться, детективы. Если это всё, то мне пора.       — Если ты не убийца, то откуда знаешь Гладуэлла?       — В Готэме все друг друга знают, детектив Буллок. Даже если об этом не догадываются. Хорошего дня. Перспектива сидеть дольше нужного с детективами Фрицу не нравилась. Он встал со стула и направился к выходу, не оглядываясь, оставляя Гордона и Буллока наедине с Муни, которую они планировали расспросить уже о Гладуэлле. На улице Фриц слился с потоком горожан, чтобы, свернув в подворотню, забраться по пожарной лестнице на крышу, в уединении закурив. И вновь бурные реки подхватили его, неся по новым заданиям, ловко обтекая все разворачивающиеся на готэмской арене события. Так киллера с иглой (Фриц уважал ручное оружие, но не настолько бесполезно-сложное) Буллок с Гордоном вычислили и застрелили при задержании. А Пингвин, которого во всём городе никто, кроме матери, и не ждал, торжественно восстал из мёртвых. На следующий день после того, как Муни едва не разбила бокал о не вовремя подвернувшегося под руку Фрица, узнав, что её «мальчик-зонтик» выжил, Освальд Кобблпот наконец открыто посетил знакомого за ужином. Он планировал это сделать раньше, но график киллера сбился, и всякий раз, когда Пингвин, задержавшись, приезжал к кафе, знакомый профиль в окне отсутствовал.       — Сэр Фриц. Хромая и опираясь на чёрный зонт, Пингвин ловко уселся за столик напротив Фрица. От него пахло уже по-другому — опрятностью и подходящим парфюмом. Он выбрал для встречи место, где Фриц не сможет с ним быстро покончить, ещё и рядом с домом — по мнению нового администратора ресторана дона Марони, весьма предусмотрительно. Киллер потягивал шоколадный коктейль через трубочку — редкое исключение, поскольку кофе в него больше не лез, — бесстрастно смотря на незваного собеседника.       — Покойники не разговаривают.       — Метко сказано, — чуть подался вперед Освальд. — Мне нравится ваша вся вот эта серьёзность, холодность, уверенность. Сразу чувствуется высокий стиль.       — Зачем ты здесь? — перешёл Фриц на менее вежливое обращение. В его представлении, того, кто вскрыл твою квартиру, называть на «вы» было странно.       — Ну, как работается на Фиш? — лукаво улыбаясь, спросил Освальд, стуча пальцами по столу.       — Как со всеми.       — Что она такого сделала, что вы согласились? Хотя нет, дайте угадаю. Обещала всадить пулю в живот? Фриц промолчал.       — Да ладно. Я угадал. Тогда у меня есть то, что вам нужно. Снова молчание.       — Фиш Муни обречена. Вы можете продолжать работать на неё, но дам вам дружеский совет: вовремя соскочите, — Пингвин был как-то особенно весел — смаковал грядущую победу.       — Ты мне не друг.       — Сэр Фриц, ну зачем так грубо?       — У таких, как ты, не бывает друзей. — Киллер отставил коктейль, приподнимаясь с диванчика.       — Нет-нет, постойте, — Освальд потянулся к нему рукой. — У меня есть стопроцентное решение вашего вопроса. Только присядьте ненадолго и выслушайте меня. Киллер, помедлив, устроился на краю диванчика, выжидающе смотря на Освальда. Пингвин молча положил на стол, одну поверх другой, две пачки стодолларовых купюр, обмотанных банковскими бумажными печатями с номиналом, провёл стопкой по столешнице и остановил в сантиметре от пальцев Фрица. Афера с ограблением Марони окупилась, и теперь Кобблпот обладал самым последним аргументом для убийцы в противогазе.       — Откуда такая уверенность насчёт Муни? — Фриц приподнял одну бровь, смотря то на стопку, то на Освальда. Он увидел сумму — столько ему не платили даже когда нужно было убрать кое-кого из акционеров «Уэйн Энтерпрайзес». Пингвин распластался грудью на столе, положив подбородок на руки, и, смотря снизу вверх на лицо Фрица, коварно улыбался.       — Потому что она решила обмануть дона Фальконе, вот только он уже об этом знает, — тихо, чтобы больше никто не услышал, ответил он и рассмеялся в лицо Фрица. Чуть успокоившись, Кобблпот отстранился. — Вам не придётся снова залегать на дно. Только представьте, вы абсолютно независимы. Навсегда. Как вам такое, сэр Фриц? Хочется свободы? — последнее слово он произнёс заговорщически, кладя вишенку на вершину многоярусного торта, которым соблазнял наёмника.       — О какой свободе ты говоришь? Кобблпот, по-прежнему улыбаясь, промолчал. Фриц догадается — Освальд ни на секунду не сомневался в этом.       — Ты можешь обратиться к любому. Почему я? Пингвин откинулся на спинку диванчика. Фриц заметил следы от ногтей на его скуле. «Муни. Свежие» — подметил он.       — Может быть, потому что вы лучший? Такой огромный потенциал, и если он попадет не в те руки…       — Значит, ты «те руки»?       — Совершенно верно, сэр Фриц! — он протянул к нему ладони, словно преподносил на них великий дар. — И это не я оказываю вам услугу, а вы мне, если согласитесь работать.       — В чём суть?       — Помощь профи и моя защита, когда понадобится. Своими прекрасными клинками, разумеется.       — И всё?       — И всё. Фриц спрятал деньги во внутренний карман куртки и встал, на этот раз окончательно.       — Пожмём друг другу руки? — спросил Пингвин, всё ещё натягивая лже-улыбку и протянув ладонь. Фриц снял перчатку и кожа к коже пожал его ладонь. У наёмника оказался крепкий хват. Освальд украдкой бросил взгляд на тонкие изящные пальцы Фрица. Кожа на ладонях юноши с обеих сторон ощущалась шершавой, со множеством мозолей и шрамов. Многие из них выглядели очень старыми. Затем киллер склонился над ухом Пингвина, не разжимая рукопожатия. Он знал, что его новому заказчику пока что не больно, но стоит чуть сильнее сжать, и пальцы захрустят, а после сломаются.       — Освальд, меня невозможно купить.       — Д-да, я п-понимаю, это п-просто п-предоплата за ус-слуги. Вы же сами говорили, что работаете по предоплате, помните?       — Кое-что ещё. Знаешь, сколько людей в процентном соотношении я убиваю в общественных местах, у всех на виду? Радость лёгкой победы улетучилась, и от этой опасной близости внутри у Пингвина похолодело, а затем прошибло бешеной пульсацией в висках. Фриц наконец отпустил его ладонь, но только для того, чтобы одним точным движением пригвоздить её к столешнице новым кунаем от Филиппы: хотелось опробовать подарок в действии и проучить Освальда за вмешательство в его жизнь. Пингвин не успел открыть рот, чтобы вскрикнуть от боли. Фриц грубо зажал рот незваного собеседника ладонью в перчатке и поднёс губы к его уху вплотную. Их щёки соприкоснулись, и Освальда обдало жаром. В иной ситуации они оба не вынесли бы подобной близости.       — Семь из десяти, — ответил он на свой же вопрос. — Лучше поблагодари, что я оставил тебя в живых. Киллер наконец отодвинулся.       — Спа… спасибо, сэ… сэр Фриц, — дрожащим голосом ответил Освальд, подавляя крик боли. — Я п-признателен, что вы не оборвали так п-просто мою ж-жалкую жизнь. Пингвин растерянно, почти жалобно смотрел на Фрица. Всё, о чем он думал, — полные звериной ярости глаза, ещё стоящие перед его лицом, и ощущение, что столь сильно, как сейчас, он никогда не боялся. Даже угрозы и унижения властной Фиш пугали его лишь до определённого момента, затем страх отступал. Освальду показалось, что он заглянул в самое сердце смертоносной пропасти и чудом остался цел.       — Ещё увидимся, — беззвучно сказал он вслед уходящему домой наёмнику и посмотрел на проткнутую кисть. Кровь стекала с неё на столешницу. Фриц покинул кафе, не оборачиваясь. Освальд, прикрывая руку с кунаем стопкой сухих салфеток, чтобы не дать крови сочиться на пол, неуклюже последовал на выход вслед за ним.