Фрицу никогда ничего не снилось.
Ни кошмаров, ни замысловатых грёз — существовало лишь мгновение между закрытием и открытием глаз.
После того как тело Фрица дважды перетрясло в конвульсиях от несопоставимого для жизни количества вольт, погружаясь в сумрак, он увидел тёмные воды. Те, подобно цунами, смывали импульсы, память, боль, погружая Фрица в странствие по безжизненной пустоте. Чьи-то голоса долетали до него, перемежаясь со светлыми пятнами, но всё постепенно обрывалось. Он принимал неизбежность, настигшую его, и покорно отдавался бурному потоку Стикса, несущему прямиком в земли забвения.
Затем ледяная вода, бесплотно окружающая его, вдруг под диким напором хлынула внутрь. Но вместо тяжести заполняемых лёгких он увидел калейдоскоп воспоминаний за последние сутки и резко распахнул глаза, подскакивая и закашливаясь.
Упокоиться ему так и не дали.
Сквозь очень плотную пелену Фриц разобрал силуэт в черном костюме, нависающий над ним: Освальд поил его из пластиковой бутылки и о чем-то настойчиво просил. Юноша с запозданием ощутил, как вода стекала с подбородка на обожжённую кожу под свитером и курткой, болезненно щипая, и как горел пищевод.
— Фриц! Фриц, ну давай же, — наконец разобрал наёмник встревоженные слова Пингвина, ещё не понимая, что происходит. Чуть поодаль стоял Гейб, с кем-то говоря по телефону, кажется, про больницу. Наёмник узнал стены арендуемой квартиры, и на их фоне эти двое казались совершенно чужеродными. Юноша вялым жестом перехватил бутылку, осушая содержимое до последней капли.
Он был критически нездоров, в глазах снова рябили пятна, а в квартире беззаботно ошивались незваные гости.
Фриц ещё не понимал, что если бы не интуиция Пингвина, то он больше бы никогда не проснулся — ведь смерть и вправду настигла его, пролежавшего ничком на матрасе с ожогами и обезвоживанием пять суток. Опустошив тару, Фриц звучно ввинтил её днищем в пол и слишком проворным для полутрупа движением приставил к горлу Кобблпота нож, выхваченный из-под подушки. Гейб ответно наставил на Фрица пушку, но Пингвин, поджав губы, жестом остановил увальня.
— Почему я должен оставить тебя в живых? — даже ослабшим, грязным, в крови и осыпающихся струпьях от заживших ссадин, Фриц оставался воином, если и готовым к смерти, то только во время боя, а не лицом в подушки.
— Фриц, мой друг, — голос Кобблпота прозвучал устало: он знал, что, как и в случае с Гордоном на пирсе, Фриц не зарежет его. По крайней мере, прямо сейчас он дал ему шанс объясниться, а не перебил сонную артерию. — Я понимаю, что вы злитесь и хотите меня убить за то, что я снова влез в вашу квартиру. Каюсь. Но вы на пять дней исчезли с радаров. Все подумали, что неуловимый убийца в противогазе залег на дно, но не я.
— Пять дней?
— Да, — с горечью закивал Кобблпот. — Пять дней.
Пока Фриц пропускал десятки вызовов на уже разрядившемся мобильном — звонил ошалевший от злости Джимми и заподозрившая неладное Филиппа, — вокруг Пингвина разворачивалась его личная драма. Всё так хорошо начиналось: Фиш получила по заслугам, глупо подставившись перед Фальконе с попыткой паразитировать на святой памяти о матери дона, подослав к нему её молодую копию. В тот вечер потрёпанный Пингвин ликовал, совсем не подумав о наёмнике, который отрубился в его машине. Но мисс Муни явно не была той женщиной, которая даст положить себе в рот палец, не откусив руку по локоть. Вырвавшись из плена, она почти успела зарезать Кобблпота в клубе, пока по её душу не явился уже сам Виктор Зас. Но Фиш Муни тоже умела выживать не меньше, чем Фриц и Кобблпот, вместе взятые. Сбежавшая от лап «клинка» Кармайна, Муни связалась с простодушным доном Марони, посеяв в нём зёрна сомнения и вынудив пересмотреть их с Освальдом отношения.
— Приведи свой дом в порядок, Сальвадор.
Дон Марони, пусть ослеплённый такой счастливой находкой, как Освальд, плотно призадумался после разговора с Муни, а не может ли быть золотой гусь, каким он считал бывшего «мальчика-зонтика», не гусём вовсе, а просто крысой. Потому вызвал того на «откровенный разговор».
— Драка с Николаем, в которой погиб Фрэнки, — припомнил он начало своих сомнений в верности Освальда. — Его сколько пырнули ножом, десять раз?
— Я не помню точное количество, — нервно сглотнул Пингвин.
— Только это же была перестрелка. Почему же Фрэнки зарезали? Это всегда так напрягало меня.
А дальше всё завертелось: Кобблпот не выдержал прессинга дона Марони и спалился. И, как Фриц, вновь танцевал со смертью. Дон Марони едва не сплющил его прессом на свалке старых автомобилей. Но Пингвин вырвался и бежал-бежал-бежал всю ночь до самого рассвета прочь, пока не натолкнулся на церковный автобус.
—Как блудный сын, я лишился всего. Как Иова, меня испытывало величайшее дьявольское вероломство. Но я выжил, — заверил он с горящими глазами темнокожих лютеранок, подобравших его на обочине и подбросивших из жалости до Готэма.
Выжил.
А по возвращении в Готэм до него долетел слух, что разъяренный сутенёр искал кинувшего его Фрица. Как предполагал Кобблпот, Джимми обеспечивал алиби перед копами для наёмника за услуги, а нарушать сделку Фриц бы не стал — не такой он человек, — и внутри у него зародилось предчувствие. Это оказалось сложнее, чем в прошлый раз, но Освальд добрался до квартиры, где нашёл заживо гниющего наёмника.
— Значит, я тебе должен? — убирая режущую кромку от горла Освальда, спросил Фриц, пытаясь уложить в голове понимание, что вправду видел предсмертный сон.
— О нет, это я вам должен за слово у Фальконе. И за то, что втянул во всё это, — Освальд поднял руки в миролюбивом жесте, отодвигаясь от Фрица.
Наёмник прикрыл глаза тыльной частью ладони, держащей нож. Калейдоскоп воспоминаний ускорялся.
Он находился в патовой ситуации: по-хорошему, стоило пришить Пингвина за проникновение на его территорию, но если бы не скользкость парня и умение проникнуть куда угодно и к кому угодно, то Фриц, вероятно, уже был бы мёртв.
От спутанных мыслей юношу отвлёк запах — нет, дикая вонь! Так пахла жжёная ткань, гной и его собственная кожа, которая явно не мылась несколько дней. Он, зажав рот, чтобы не обблевать Кобблпота, слишком резво для полутрупа подскочил и побежал на заплетающихся ногах в ванную, закрываясь. Освальд что-то кричал ему вслед про то, что требуется покой, но усталость Фрица отступила перед брезгливостью. Стаскивая с себя вещи и включая на полную воду в кране, Фриц даже не ощущал того, что едва держит равновесие. Одежда плотно сцепилась с обожжённой кожей, потому ткань болезненно снималась, открывая едва запёкшиеся раны. Раздевшись, юноша подошёл к зеркалу и осмотрел себя, холодея.
Из зеркала на него смотрел иссушенный скелет с новыми синеющими гематомами от ударов молний — лихтенберговыми фигурами, что, подобно корням мирового древа, шли по коже с пяток по внутренней стороне бедер до шеи, едва не доходя до линии подбородка и кадыка, концентрируясь на спине и плечах. В некоторых местах, где Фриц хранил клинки, бугрились фигурные ожоги: при попадании молний металл раскалился, прожигая одежду и ставя на теле Фрица клейма. Юноша снизил температуру набираемой воды до комнатной, чтобы не раздражать ожоги, и погрузился в ванну, где второпях водил ладонями с мыльной пеной по коже, пытаясь безболезненно отмыться и собраться с мыслями.
Приведя кожу в порядок, Фриц переоделся в домашний комплект и бесшумно вышел из ванной на кухню, оставляя на полу влажные следы ступней. Гейба в квартире не было, а Освальд сидел за кухонным столом, изящно подперев челюсть ладонью. Краем глаза заметив юношу, Кобблпот заёрзал. Но, игнорируя его, Фриц достал аптечку из кухонного шкафа и ушёл с ней обратно в ванную, чтобы обработать и плотно замотать места сильных ожогов. Затем он вернулся на кухню, с грохотом отодвинул стул и сел напротив Освальда, закинув ногу на ногу. Несмотря на болезненность, бинты и синюшные узоры по всему телу, выглядел юноша весьма откровенно в майке и боксерах, потому Пингвин старался не смотреть больше нужного на тонкие длинные ноги и выпирающие ключицы менее, чем в метре, поймав себя на стыдливой мысли, что у Фрица нет нательных волос ни на одном из видимых участков кожи, как у других мужчин.
— Мне крайне жаль, что сразу не понял. Я бы отвез вас к врачу. Простите. Ещё когда вы заступились за меня у Фальконе, я должен был что-то сделать, — начал оправдываться Кобблпот, но постепенно заткнулся.
Кажется, он и вправду чувствовал вину за ослеплённость эмоциями и за то, что бросил друга в полумёртвом состоянии. В конце концов, он ставил цель превыше всего, а ещё никогда не умел поступать правильно — впрочем, как и киллер перед ним, чьим единственным моральным ориентиром был свод правил, кого не убивать и не грабить, а ещё болезненное уважение к проституткам. Фриц никак не отреагировал. Его знобило, тошнило и хотелось поскорее разобрать снежный ком, что обязательно навалился бы на него со включением мобильного.
— Чем всё закончилось? Я помню только, что сказал Фальконе.
Пингвин вкратце пересказал происходящее. Ничего нового: город вновь тонул в собственных грехах. Если бы в Готэме ничего не происходило, не орудовали новые маньяки или психопаты, не сталкивались друг с другом мафиозные семьи и если бы Пингвина не хотели снова убить, то Фриц точно бы запереживал — а не умер ли взаправду.
Щёлкнула входная дверь. Гейб вернулся из кафе с капучино и пакетом бургеров и грубо поставил еду на стол перед Фрицем. Увальню Фриц не нравился: он считал его с первого взгляда высокомерным пидором, до конца сформулировав эту мысль именно сейчас, при передаче пакета с едой. Так же, как и Освальд, он подметил безволосые ноги, а так в его представлении настоящие мужчины не выглядели. Впрочем, Гейб никогда не сказал бы об этом боссу: молчание было его главным умением.
Фриц дрожащими пальцами развернул первую обёртку, жадно кусая. Наёмник ел быстро и все четыре бургера втоптал за несколько минут, залпом запивая кофе, а после нервно собирая мятые упаковки в аккуратные квадратики неподатливыми пальцами, которые ещё пробирала дрожь.
— Съездите в больницу, Фриц. Гейб нашёл хорошего анонимного специалиста.
По кивку от босса увалень протянул Фрицу бумажку с номером, и наёмник нехотя взял её. Убедившись, что Фрицу уже лучше, Освальд поднялся из-за стола, сомкнув ладони перед грудью. Освальда ждали дела поважнее, например, защита его собственной жизни.
— Сэр Фриц, как ни прискорбно, но вынужден откланяться.
— Не прискорбно.
Освальд заковылял к выходу, и Гейб, всё еще косясь на Фрица, направился за боссом следом.
— Я планировал тебя убить, Освальд. Когда ты второй раз проникнешь в мою квартиру, — сказал напоследок Фриц.
Кобблпот только очаровательно улыбнулся киллеру в ответ.
Незваные гости перешагнули растяжку, и Фриц захлопнул за ними двери, с остервенелым треском защелкивая взломанные замки.
Первым делом наёмник включил телефон и набрал Джимми. Выслушав набор отборных матов, Фриц попросил заехать за ним на район. А затем на него накатила такая тошнота, что он едва добежал до унитаза, выблевав всю впопыхах набитую в нерабочий желудок пищу. Кое-как одевшись, киллер понял, что явно переоценил своё состояние, и едва дошёл до старенького седана, где его ждал знакомый Гофер. Верзилы, который всегда ездил с ним, не было. Водитель через плечо посмотрел на Фрица, с трудом забравшегося в машину.
— Братан, ты из какой задницы вылез? — спросил мужчина, трогаясь в сторону притона. Фриц промолчал, впрочем, как и всегда: Гофер явно не входил в список тех, с кем стоило трепаться. За окном валил снег, выбеливая почерневшие от грибка и времени фасады умирающих зданий. Наёмник не любил предзимнюю пору: в этой неприятной слякоти, что скапливалась под ногами, город выглядел сплошной помойкой, и работать чисто в такую погоду оказывалось крайне сложно. Подошвы оставляли влажные следы, а их, как и отпечатки, Фриц в работе не допускал.
К врачу Фриц так и не поехал. Вечером, после разборок махом со всеми должниками Джимми (благо, Гофер по указке Джимми всюду его сопровождал), Фриц встретился с новым анонимным риелтором. У него не было желания разбираться, кто именно слил адрес Кобблпоту или каким другим путём тот его выследил, потому Фриц поступил по привычной схеме: уничтожил любые следы своего пребывания и переехал в квартиру в средней части города, ближе к «Аркхэму» и Филиппе, которая сделала ему необычное предложение. Мастерица дала киллеру инженерный заказ на разработку клинков в азиатском стиле — сюрикенов, кунаев, адаптированных под готэмские реалии, — взамен на бесплатную реализацию задумок для самого Фрица.
Наёмнику бартер нравился больше денег: так можно было по-настоящему придерживаться позиции независимости. И всё же в мире победившего капитализма у него оказалось достаточно средств, чтобы потянуть не трущобы, а двухэтажную квартиру в приличном здании с дополнительным кодовым замком на бронедвери.
В те же часы Кобблпот сильно рисковал, открыто шатаясь по городу: спешил добраться до Фальконе раньше, чем до него наёмники Марони. И, словно в качестве благословения за все его страдания и старания, Кармайн принял решение снова взять в оборот бесконтрольные территории Муни, назначив на место исчезнувшей Фиш своего покорного слугу — Освальда.
— Я получаю ночной клуб? «Фиш» теперь мой? — всё еще не веря, переспросил Пингвин.
— Ты это заслужил. Дни, когда ты шпионил за Марони тайком, окончены. Теперь ты со мной. Открыто. Теперь всё будет совсем иначе. Так что приведи клуб в порядок, — заверил его Фальконе.
Начиналась новая веха в истории «мальчика-зонтика», который из носильщика превратился в обладателя клуба с его именем. Под вечер на радостях он решил проведать Фрица, сообщив о своём триумфе и принеся на ужин неизменные бургеры. Но наткнулся лишь на опустевшие стены, не хранящие ни единого отголоска о Фрице, который жил и умирал здесь. Наёмник и вправду мастерски подчищал хвосты.
— Гейб, он нам не доверяет, — обратился к увальню Кобблпот. Его шаги эхом разлетались по опустевшей студии. — Я расстроен.
— Босс, я ему тоже не доверяю. Мутный какой-то.
— Фриц? О нет, Гейб, он не мутный. Это нечто другое. И я обязательно узнаю, что.
В этот момент, засыпая на диванчике на кухне, куда Фриц прилёг от дикой накатывающей усталости, он думал о том, что если кто-то и выследит его в третий раз, то точно не справится с новым кодовым замком. Киллер обладал развитой памятью, потому поставил сложный десятисимвольный пароль. Вскрыть такие двери получится разве что мощной взрывчаткой.
С каждым переездом жизненный уровень Фрица всё больше возрастал пропорционально количеству падающего на него дерьма. За эту квартиру киллер отдал на пять штук больше от предыдущей, благодаря Пингвину, наученный тем, что в трущобах с легко вскрываемыми замками уже лучше не прятаться — хоть это был ещё не центр, но и не полуразвалившееся или социальное жильё. Если киллера уже дважды так легко нашли, то выверенная годами система перестала работать.
Он выбрал логово на десятом из двадцати пяти этажей: никаких пожарных лестниц и уступов, по которым можно забраться без снаряжения, бронированные трехслойные стеклопакеты — это место было понадёжнее предыдущих. Спальня на втором этаже без окон походила на охотничью вышку: кто ни попытается проникнуть в квартиру Фрица, он всех оттуда выследит и перебьёт. Кроме укромности нашлись и другие плюсы: например, двухместная ванна и кровать «кинг-сайз» с ортопедическим матрасом, стеллажи для оружия, огромный письменный стол для работы. Пусть критерием отбора стала исключительно система безопасности при отсутствии внешней охраны и камер.
С мыслями о том, что нужно рассортировать вещи, Фриц окончательно отключился, дав чёрным водам вновь поглотить его.
В этот раз юноша понимал, что его настигло посмертное видение, потому отчаянно стал сопротивляться, пытаясь выплыть на свет. Но дьявольская цепкая ладонь тянула его на самое дно, всё глубже, глубже и глубже, пока он вновь не услышал голоса — те, что уже доносились до него в прошлом сне. Только сейчас юноша отчетливо разбирал слова.
— Фриц, Фриц, очнитесь, — голос Пингвина звучал в разы взволнованнее, чем его запомнил Фриц. —
Гейб, воду, неси чёртову воду, быстрее, — хлопок ладоней по щекам. —
Ну же, Фриц, не умирай, я не успел тебя поблагодарить.
На этом отрывке наёмник проснулся. Он лежал на гостевом одноместном диване, сквозь приоткрытые шторы на панорамных окнах с видом на затуманенный Готэм пробивался тусклый утренний свет.
— Твою мать. Так ты действительно меня спас.
Утро в Готэме было насыщенным. Погоня за новым маньяком, повторные переговоры между Марони и Фальконе относительно неприкосновенности Пингвина, и Освальд, который с остервенелым видом управлялся в клубе, пытаясь привести его в порядок к вечернему открытию, — все трудились, не покладая рук.
Фрицу повезло больше: он, работающий всегда, наконец взял выходной. Не тратя времени впустую, сразу занялся уборкой пыли, скопившейся за время без жильцов. Распределил вещи в комоде, не заняв и двух полок. Разложил по стеллажам запасной инструмент, клинки, огнестрел и памятную винтовку. Коробку с трофеями и канцелярию отправил в глубокие ящики рабочего стола. Двумя часами позже, закончив с уборкой и борясь с головокружением, попытался оценить своё физическое состояние в ванной, сняв многочисленные бинты.
На Фрице всё заживало, как на собаке. Раны, ещё вчера открытые, уже чесались, постепенно затягиваясь. Синева гематом сошла, обращаясь болезненной желтизной. Но витиеватые шрамы от молний точно останутся на всю жизнь.
Погрузившись с сигаретой в тёплую ванну, Фриц смотрел на себя через зеркальный потолок и думал о том, насколько же его всё-таки изуродовало: казалось, хуже быть не могло, но нет.
На другом конце города в клубе, сменившем название с «Фиш» на «У Освальда» кипела перестановка. Всего десять часов на полный редизайн клуба — чудовищно мало, пусть Кобблпот и верил в свои силы. Стоило организовать программу, всё делалось впопыхах и в последний момент — такой тип стресса Пингвин не любил, предпочитая действовать заранее. Проблемы закономерно валились одна за другой.
— Эй, босс, — окликнул его Гейб, вынося коробку с приглашениями на открытие, только доставленную курьером из типографии. — Ещё тёплые.
Освальд рассмотрел фирменный дизайн — изысканно и благородно.
— Сегодня всё пройдет гладко, Гейб, — был полон решимости Пингвин. — Мы не просто открываемся. Это мой день. Идеально. Отправь всем из списка приглашенных. Кроме этого, — Кобблпот забрал конверт из общей стопки. — Этот хочу вручить лично. — На самом деле Освальд планировал передать лично два конверта — и спасшему его Гордону, и Фрицу, но последний вряд ли бы вообще пришёл. — Так, Гейб, погоди, — впрочем, Освальд выхватил у мужчины ещё одно приглашение. Попробовать стоило. — Здесь у кого-нибудь есть ручка?
Пингвин добавил две фразы к приглашению от руки и передал конверт Гейбу, предварительно помахав им перед носом.
— Этот вручишь ты. Обязательно. Любой ценой. Ты меня понял?
— Да, босс.
После ванной Фриц занялся чертежами, когда его отвлек звонок с незнакомого номера. Гейб почти умоляюще сообщил, что босс передаёт посылку и отказ не принимается. Встретившись с увальнем в бургерной в центре, которую Фриц наобум назвал по памяти, чтобы не выдавать свой новый район, он получил торжественное приглашение на открытие и собирался отказаться, если бы не заметил дописанную от руки фразу:
«Если придёте, то отблагодарите меня за своё спасение.
Ваш Освальд»
Фриц повёл бровью, пряча приглашение в куртку. Он знал, что никакой Освальд не
его —
чёртов манипулятор! — и с самого начала был уверен, что факт благородного спасения Пингвин начнёт использовать, чтобы мастерски выкрутить ему руки. В этот момент киллер твёрдо решил больше не иметь никаких дел с Пингвином: сначала Фиш, теперь этот человек переворачивали его спокойную и привычную жизнь с ног на голову. Сколько бы Кобблпот ни заплатил, Фриц не хотел больше за него умирать.
— Это последний раз, Кобблпот, — прошипел Фриц, направляясь домой, где лежал купленный костюм — вот теперь он наконец и пригодится. Ему оставалось выполнить последнюю часть сделки, придя на праздник и расплатившись тем самым за спасение.
В разгар весьма тухлого открытия и в момент унижения Освальда, крепко сцепившего зубы (Марони заставил его стоять с перелитым через бокал шампанским, стекающим на пол меж туфель, подобно моче) в клуб вошёл единственный гость, которого Пингвин действительно ждал. Пусть и не верил, что тот появится. И это был не Гордон. Как пощёчина Фальконе, так и подобное открытое издевательство неприятно зацепило Фрица. Кобблпот просто глотал обиду, натягивал улыбку, словно ничего не было, и шёл вперед. Фриц же за такое обращение как минимум повозил бы затылком по стене.
Когда Пингвин повернулся ко входу, ставя дрожащей рукой стакан на барную стойку, то увидел перед собой долговязый силуэт в чёрном костюме-тройке поверх красной как кровь рубашки. Цвета оттеняли светлую кожу Фрица, выступающие скулы, ледяной взгляд и постепенно отрастающие платиновые волосы. Крой подчёркивал развитый плечевой пояс и на контрасте тонкую талию, а длинные ноги оттеняли массивные круглоносые оксфорды под носки в тон рубашке. От образа убийцы в противогазе у юноши оставались неизменно те же чуть потрёпанные временем перчатки.
Освальд, ощущая искреннюю радость, перебивающую боль унижения, шагнул навстречу, раскинув руки. С намоченной кисти ещё капало шампанское.
— Фриц, вы пришли? Это правда вы? Вам очень идёт. Великолепный образ. Словно другой человек. Честно признаться, я бы не узнал вас в толпе.
— Освальд, — прервал его Фриц, протягивая красный шёлковый платок (тоже в тон рубашке) из переднего кармана пиджака, что лежал в нем красивым треугольником. Кобблпот не понял этого жеста, а потому проигнорировал.
— Ладно-ладно, чего-то налить? Шампанское, бурбон, джин-тоник? Капучино? — шутливо добавил он, дополняя список.
Фриц развернул платок и молча положил его на кисть Освальда. Кобблпот посмотрел на руку, а затем на Фрица.
— Это такая шутка?
— Нет, — коротко ответил юноша, а затем до него дошло. Званые ужины и благотворительные балы — подать даме платок там было обыкновенным жестом, и, умей он смеяться, то уже громко хохотал над абсурдностью ситуации. — Это привычка.
— Верну чистым, — подавляя злость, ответил Кобблпот. Платок подавали женщинам, и второе унижение за пять минут окончательно выбило Кобблпота из колеи. — Так что будете? — натягивая нервную улыбку, с трудом продолжил он вести себя как ни в чем не бывало, пряча влажный платок в карман.
— Капучино.
— Позвольте сделать дорогому гостю лично, — выплюнул Освальд, осознавая, что уже не в силах подавлять эмоции.
Освальд зашёл за стойку и принялся за готовку. Пингвин не был подкован в готовке кофе, потому получилось весьма посредственно, но Фриц ничего не сказал и подумал, что Освальд просто отомстил ему такой шалостью за платок.
— Нет, нет, — не выдержал Кобблпот, глядя на непроницаемый анфас киллера. — Вы только что попытались меня унизить?
— Марони — единственный, кто тебя унизил на твоём же вечере. Я хотел… — Фриц заткнулся, едва не сказав «позаботиться». Пингвин всё еще непонимающе смотрел на Фрица и наконец отметил, насколько у того красивое, анатомически правильное лицо, что совсем не бросалось в глаза в повседневной одежде. Юноша допил капучино и попросил обновить. Понадеялся, что со второго раза у Освальда получится лучше.
На сцене играл паршивый гранж: было видно, что времени на подготовку совсем не оставалось и брали, кого попало. Фриц перебирал в голове, о чём стоит сказать, чтобы разрушить неприятную атмосферу, которая стояла между ним и Освальдом, хотя обычно игнорировал подобные понятия. Но у человека, спасшего ему жизнь, был праздник, и, наверное, ему стоило постараться, чтобы его хотя бы не испортить.
— Выглядит лучше, чем у Муни, — правильный вариант нашелся быстро, и лицо Освальда расплылось в довольной улыбке. — У тебя хороший вкус. Хотя получилось цинично с зонтом, — киллер указал на новый логотип клуба.
— Спасибо, Фриц, такие слова от вас на вес золота. Вы отлично поняли посыл.
— Освальд, — Фриц снова попытался заткнуть сам себя, но не смог. — Не давай им тебя унижать.
Кобблпот вдруг слишком странно посмотрел на юношу, и Фриц понял, что впервые видит настоящее выражение лица махинатора за всеми этими гримасами противоречивых эмоций. Пингвин — парень перед ним — был совсем другим человеком. Его гордость, подобно оттянутой ветви, готовилась обратить своё движение против врагов.
Он не терпел, он просто ждал.
— Их дни сочтены, — со странной интонацией сказал Кобблпот, склоняясь к Фрицу. — Не переживайте за меня, Фриц. И наслаждайтесь вечером, мой друг, — киллер промолчал. — И надеюсь, что после этого вы не исчезнете? Потому что такое поведение похоже на прощание.
Фриц едва не поперхнулся кофе.
— Понимаю, но не спешите. Скоро всё изменится, и надеюсь, что вы не забудете старого друга. Что будете рядом, когда мне понадобятся ваши клинки. А я смогу дать вам то, что вам нужно. Свободу, Фриц. Я не шучу и не блефую.
Юноша ощутил, как злость — та, еще не пережитая в машине на пути к Фальконе, — захлёстывает его, развязывая язык.
— Мне кажется, я перевыполнил наш уговор. Из-за тебя я чуть не умер. Это не стоит никаких денег и перспектив. К тому же ты продолжаешь лезть, куда не положено. Например, ко мне домой.
— Фриц, я понимаю, что облажался и очень виноват. Но я не мог предсказать, что там появится этот псих и поджарит нас молниями. В тот день мне просто хотелось, чтобы вы пообедали. Больше ничего.
Киллер сунул сигарету в зубы, прикурив, и подпёр челюсть кулаком. В его голове роилось много мыслей, но их перекрывала та, что Кобблпот был подобен медленно действующему яду, и ещё та, что подобное продолжаться больше не могло.
— Пошли. Это не для лишних ушей, — Фриц указал взглядом на шестёрок Освальда, которых стало уже больше двух: Фальконе выделил ему новых людей.
Киллер звучно поднялся с барного стула и направился на задний двор. Освальд, ковыляя, пошёл следом за ним. Прямо как в их первую встречу. Фриц снова подумал о том, как Кобблпот вообще выживает с такой-то ногой.
Задний двор пустовал, и они оба невольно вспомнили, как Фриц здесь распотрошил крысёныша. Юноша сунул Освальду в пальцы сигарету и, когда тот попытался откреститься, настойчиво прикурил. Кобблпот, повинуясь, глубоко затянулся и зажмурился, а затем выдохнул и открыл глаза. Фриц, обожающий дерьмовый кофе и такие же дерьмовые бургеры, курил очень качественный табак.
Они молчали, пока не докурили.
— Ты прав. Я собирался исчезнуть.
— Собирались? А сейчас? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Освальд, украдкой поглядывая на точёный профиль Фрица.
— И сейчас. Но я не из тех, кто молча кидает заказчиков. Тебе понятно, почему я хочу разорвать контракт?
— Честно признаться, нет.
— Наше взаимодействие… переходит границы рабочего. И умирать я за тебя не собираюсь.
Освальд Кобблпот никогда не давал себе в этом отчёта, но был всегда одинок, всегда презираем, а потому за любое мало-мальски хорошее обращение мог отдать многое — даже потерпеть чужой дрянной характер. Он вспомнил недавний разговор с Гордоном, симпатичным ему из-за своей честности: тот открытым текстом послал его в участке, хотя накануне Освальд ему помог, пусть и не совсем полицейскими методами. Джим так и не пришёл на вечер. А теперь ещё и Фриц заявил о желании исчезнуть. Единственные люди, которых Пингвин действительно хотел видеть в своём окружении вместо кровожадных тупиц вроде Гейба, отворачивались от него. Затем он вспомнил, как Фриц умирал у него на руках и как ему хотелось, чтобы юноша снова задышал.
Хотя Фриц сказал прямо о нарушении рабочей этики и субординации, Пингвин не понимал, за что его отвергают. Но подобное с ним уже много раз повторялось на протяжении тридцати лет. И от этого становилось слишком невыносимо.
Фриц смерил Освальда оценивающим взглядом и заметил, что тот странно шмыгнул носом. Затем ещё раз. Только, всмотревшись, юноша увидел, что Кобблпот пытается сдержать слёзы, но несколько капель уже текли по скулам к подбородку.
— Что за хрень? — удивленно спросил Фриц. Одна рука рефлекторно сняла с другой перчатку. Он не хотел этого делать, но коснулся голыми пальцами капель на скуле Освальда, словно стирая грязь, и почти в ужасе рассмотрел их в тусклом свете фонарей.
Затем заглянул в затянутые влажной плёнкой глаза Пингвина, взирающего на него с искренней болью.
— Ты нахрена расплакался? — Он никогда не видел слёз у обычных людей, в обычной ситуации, подобной этой. В присутствии Фрица плакали только смертники, для него это стало частью агонии, что те испытывали перед забытьём. Конечно, юноша видел, как плакали дети, воры, шлюхи, но точно никогда не становился причиной чьих-то слёз. Даже его мать практически никогда не плакала: видимо, её слёзные реки пересохли ещё до рождения Фрица.
— Я не плачу. Это аллергия. На сырость. Здесь всегда очень сыро, не находите? — съязвил Кобблпот и попытался успокоиться. — Каюсь, всё это время я полагал, что мы могли бы стать хорошими друзьями.
Фриц вплотную приблизился к нему и вытер слёзы на второй щеке, не разрывая с Освальдом зрительного контакта, как тот ни пытался отвести взгляд. При прикосновении Фриц явственно ощутил, как эмоции Освальда начинают стремительно просачиваться сквозь его кожу вместе с этими слезами, и он на крупицу, но по-настоящему чувствует нечто глубже злости или зияющего вакуума. Нечто инородное. Поначалу от этого захотелось как можно дальше сбежать, отдёрнуть руки, но затем — отчаянно вцепиться в Кобблпота и сожрать его заживо: бездна под печатями зашевелилась так сильно и яростно, как никогда.
Киллер едва удержался от странного импульса, отшатываясь и надевая перчатку. В полумраке не было заметно, насколько Освальд покраснел от его прикосновений.
Фриц планировал просто прекратить сотрудничество, а в итоге всё превратилось в блядскую трагикомедию со вздохами, слезами, затяжными паузами и полным непониманием, как и что вообще говорить.
— У таких, как ты, не может быть друзей, — повторил наёмник уже когда-то сказанную фразу. — И у таких, как я тоже.
— Как вы? Вы надёжный человек, Фриц, и стали бы прекрасным другом. Почему вы так говорите?
«Потому что ты не должен узнать, что я женщина?»
«Или потому что ты не захочешь умирать за меня?»
«Или потому что ты не сможешь стать мне вторым Тоддом?»
Какой из вариантов подходил, Фриц и сам не знал — кажется, все одновременно.
— Давай без драмы. Сделке конец, — киллер, не прощаясь, вернулся в клуб, пересёк его по диагонали под бойкий трек и вышел на улицу, ускоряя шаг. Тут всё началось, тут и закончится.
Кобблпот долгим взглядом посмотрел юноше вслед, а затем неожиданно заговорщицки улыбнулся: эффект от действий Фрица получился диаметрально противоположным. Фриц проводил между ними гораздо более жёсткую черту, чем с остальными, он дрогнул и засомневался, а значит, Освальд был на правильном пути к его секретам — возможно даже на расстоянии вытянутой руки.
Освальд Кобблпот умел искать и ждать в той же степени отменно, как Фриц — убивать и заметать следы.
По приходу домой Фриц разбил зеркало. Нервный зуд внутри него, что всё нарастал и нарастал, стоило выйти из клуба, достиг апогея — кулак сам опередил разум, обращая в крошку зеркало над раковиной. Благо, на нём были перчатки, иначе пришёл бы он в себя уже со спицами на перебитых костях в больнице: явно переусердствовал с силой удара.
Юноше казалось, что он злится на Освальда. Но на самом деле он злился на себя, вновь не понимая очень простой истины о человеческой природе. Как тогда, когда не понял этого с Тоддом.
Этой ночью Фриц снова видел сны о Стиксе.
