Лжец в противогазе

Пять минут. Зачастую их достаточно для остановки сердца или зарождения в чреве новой жизни. Судмедэксперту Эдварду Нигме их хватило, чтобы наконец решиться пригласить возлюбленную Кристен на ужин, еще не предполагая, что обрекает её на погибель. Джиму Гордону — чтобы искренне пожать руку новому комиссару Натаниэлю Барнсу, надеясь на чистку полицейских рядов от сброда и сияющее будущее готэмского правосудия. Фрицу — чтобы определить дисбаланс прототипа нового ножа на полигоне Филиппы. Накануне на мастерицу вышли люди из флоридской фракции независимых наёмников, и юноша работал над макетами сборных клинков, что можно было легко переправить контрабандой под видом заводских деталей для станков. А Освальду Кобблпоту пяти минут оказалось достаточно, чтобы на долгие недели вперед разучиться спокойно дышать. О Тэо Галаване, героически зарезавшем Джерома Валеску на благотворительном вечере, спасая юного Брюса Уэйна, шумел город — пресса и граждане умоляли миллиардера-филантропа занять опустевший пост мера. Появление его сестры на пороге приёмной Кобблпота — в зале уже заменили сгоревшее ковровое покрытие и расколотую столешницу — вызвало у мафиози смятение. Лжец непременно видит лжеца, и Кобблпот догадывался о скрытых мотивах или амбициях мужчины, но не мог представить, насколько велик их разрушительный размах. Факты сложились в голове Пингвина, едва он, сидя в кабинете Галавана и ведя отстраненную светскую беседу, завидел Барбару Кин.       — …Надо же, значит побег из Аркхэма, резня в полиции и Джером, и «Маньяки» — это все вы? На мгновение Пингвин даже зауважал мужчину за столь продуманный обман — немалого можно добиться, когда у тебя в избытке влияния и ресурсов, чтобы приехать в чужой город и начать столь дерзкую игру.       — Виновен, глупо было надеяться провести Короля Готэма, — самодовольно улыбнулся Галаван, постепенно переходя с лести на сарказм. — Сестра говорит, что вы невероятны в организации новой империи.       — Стараюсь.       — Ты не Король Готэма, ты король мусора, — подала голос Табита Галаван. Девушка походила на ребенка — бесхитростного, но в той же степени жестокого. Подобные дети отрывают насекомым лапки, искренне улыбаясь, а позже под нож идут грызуны, кошки, собаки, люди — и этот оскал намертво врастает в их лица, отображая бесконтрольно множащийся в человеческой природе танатос.       — …Год назад я держал зонтик Фиш Муни, теперь она погибла от моей руки. Как и Марони. Фальконе еще где-то прячется, но их бизнес принадлежит мне. Все они меня недооценили, предлагаю не повторять их ошибку. — Парировал мафиози. Единственным человеком, кто понял, насколько амбициозен Пингвин, оказался Фриц, и для него с товарищами — если их вообще можно было так назвать — новый день принёс не потери и борьбу за влияние, а свободу и иные блага. Врагов же Кобблпота ждала либо пуля в голову, либо трусливое бегство. Освальд считал, что Галаванам, еще не знающим здешних порядков, стоило проявить чуть больше уважения. И всё же брат с сестрой выглядели слишком уверенно, словно у них в рукавах нашлось бы несколько головокружительных козырей. Когда Тэо показал Освальду проект перестройки жилых районов и озвучил амбиции по полному управлению городом, разговор набрал неприятные обороты — Пингвин наконец узнал о планах мужчины на себя. Доля правды в мнении Галаванов, что застали на своём пути немало подобных Пингвину, относительно его управления мафиозными делами присутствовала. Попадись на их пути дон Фальконе, при попытке выкрасть нечто важное для Кармайна, спрятанное в самом дальнем сейфе — тот пошёл бы войной, ничем не брезгуя. Но молодого, неопытного и ослепленного властью Кобблпота, что пытался сколотить новую «семью» на замену старой, не хватило на быструю расправу с наглецами, пришедшими разрушить его город.       — Увы, у некоторых кандидатов серьезная заявка на победу, и их придется устранить.       — Устранить?       — Ты должен будешь покуситься и на меня. И, конечно, не попасть. Я же не хочу, чтобы люди подумали, что я причастен к гибели конкурентов. Когда Освальд получил папку с заказом на двух кандидатов, то окончательно потерял терпение, пытаясь прекратить разговор и еще не зная, что его пять минут подходят к концу. Существует множество подвидов зла — для ползущего по дороге червя человеческий ботинок тоже олицетворяет беспощадную, незаслуженную неотвратимость — но то, что в себе несли Галаваны, лежало за гранью доступной для понимания даже извращенным разумом Пингвина.       — …Клянусь, я ничего об этом не знаю. — Умоляла Гертруда Капельпут с экрана телевизора — Табита включила прямую трансляцию из клетки в готэмском порту, предвкушая, как Пингвина перекосит от невыразимого гнева. Мать в монохромном освещении мучительно-бледная, с осунувшимся лицом и растрепанными более обычного волосами казалась Кобблпоту такой близкой и столь же недостижимой. — Прошу…       — Вы за это заплатите. — Шипел Коббплот отчаянно, а это жалобное, надрывистое: «Прошу…» его матушки, что не заслуживала подобного унижения, перемежалось с раскатистым смехом безумных брата с сестрой. С ним он бы засыпал и просыпался следующие дни раз за разом, пытаясь утопить в алкоголе жгучую агонию неопределенности, но сейчас, стоя перед экраном, Освальд ощущал только гулкий пульс в висках и явственно ускользающую из-под ног почву. А следом за ними всё громче и громче проносились слова Фрица — человека, что уже проходил через ад потери, и которого она до неузнаваемости обезобразила. «Мать — это действительно святое. Убей за неё столько раз, сколько понадобится». Безусловно, он убьёт, но сначала сделает всё, чтобы не дать единственному человеку, которому на него было не плевать, кто любил его совершенно незаслуженно, умереть — даже если впереди унизительное подчинение. Пингвин не предполагал, что в те злополучные минуты, когда оказался ввязан в дьявольскую игру по возмездию низвергнутого рода Дюма, Фриц, принимая заботливо протянутую Филиппой флягу с ромом, вдруг ощутил, как его захлестывает изнутри тревога. Она всегда подкрадывалась незаметно, а после затягивала тисками грудную клетку так, что становилось невыносимо дышать. Юноша вцепился руками в борт стола, за которым работал, пытаясь переключиться на реальность, не понимая, что могло спровоцировать подобную реакцию и блуждая глазами по каждому миллиметру чертежной бумаги, рассматривая неровности на карандаше и облупившуюся краску на стенах цеха. Воздух неуловимо сгущался, что-то непременно должно было произойти. Как после встречи с Фиш Муни и её слов про то, что вскоре всё изменится, а затем чуть не умерев, или почти трое суток пребывая в бесконтрольном отчаянье накануне убийства Тодда, или семью годами ранее, когда пытался вырваться и сбежать от «прививки» транквилизаторами в детском доме, почуяв неладное. Подобных случаев в жизни Фрица насчитывались десятки, и его обостренное, инстинктивное, лежащее полностью за гранью разума предчувствие — а звериной части своей природы наёмник был больше склонен доверять, чем человеческой — еще никогда не врало.       — Эй, ты в норме? — Спросила мастерица, кладя крепкую ладонь на плечо юноши, каменное от мышечного спазма. Фриц раскрутил крышку на фляге и, даже не поморщившись, отпил, затем сунул в зубы сигарету и подкурил, постепенно приходя в себя и сбрасывая ладонь женщины, неприятно пахнущую мазутом, с плеча.       — Какой-то ты напряженный. Неужели так и не прирезал птичку?       — Еще слово о Кобблпоте, и… — Спокойный голос Фрица зазвучал холоднее обычного, а рука потянулась к лежащему поверх чертежей клинку — несбалансированному для метания, но на должном уровне острому для того, чтобы всадить его в мастерицу. Женщина хотела что-то сказать, но Фриц прервал эту попытку, наставив на неё нож. — У нас не те отношения.       — Ладно-ладно, расслабься. — Развела руками женщина, предусмотрительно отшагивая. Филиппа относилась к тому типу людей, что предпочитали не вслушиваться в какие-то там предчувствия, пытаясь продумать наперед возможные ходы, а разбирались с проблемами по мере их поступления, и юноша прощал женщине эту приземленность — в конце концов, она была хороша в совершенно иных вещах. Фриц громко отложил клинок и снова отпил из фляги. Впереди было еще много работы — он собирался выжать максимум из своего вынужденного больничного. Несмотря на подвижность кисти, полноценно пользоваться плечом или полностью сгибать руку у Фрица не получалось, как и плотно сжимать предметы в пальцах. Правая рука ощущалась бесполезным отростком или неудачным протезом, что он разминал и тренировал каждый день, но этого всё равно было недостаточно для любой деятельности, что была связана с четырьмя, а не тремя конечностями, потому Фриц отклонял рабочие запросы на убийства или избавление от тел, оставив только фальсификацию и слежку. Встреча с заказчиками из другого штата натолкнула наёмника на несколько инородные для его разума мысли о расширении деятельности, например, по всему восточному побережью и, быть может, даже дальше — на него явно оказывал дурное влияние амбициозный Кобблпот. Филиппе юноша рассуждения не озвучил, решив понаблюдать, насколько удачно реализуется задумка с контрабандой — если в портовых доках у флоридских анархистов работали проверенные люди, то в Готэме подобную систему пришлось бы выстраивать с нуля. Благо, Фриц знал, к кому обратиться — в отличие от принципиального детектива Гордона, юноша не брезговал пользоваться связями с такими как Пингвин.       — Но, судя по твоей угрюмой морде, дело серьезное. — Подрезюмировала Филиппа. Женщина оказалась права: кому именно суждено умереть в этот раз — действительно серьезный вопрос. Ведь умереть предстояло многим. Кобблпот приступил к выполнению грязных убийств в угоду будущего мэра, отчаянно продумывая план, чем его вообще можно прижать — но все варианты сами отметались, ведь ни единого рычага давления на миллиардера не было. Сначала мафиози неудачно покусился на Галавана, затем он воткнул несколько раз нож в Дженис Колфилд — одну из кандидаток в новые мэры — прямо в её кабинете. С последним кандидатом Рэндаллом Хоббсом и его людьми не до конца удачно расправился Зсасз, подстреленный новым ударным отрядом Гордона, что решил плотно взяться за мафиози, столь открыто и дерзко игнорирующего законы. Пингвина опознала по походке одна из помощниц Колфилд с места убийства, а расстрелявший копов Виктор почти попался — и Джим решил напрямую потрусить мафиози, что глушил тревогу и головные боли мартини с аспирином. Освальд был слишком раздражен, чтобы гнуть линию о дружбе, потому перешел к прямому шантажу — в какие слова его не облекай, Гордон убил ради него человека, а Освальд — хранил глубоко погребенной эту грязную правду, о которой никогда не должен узнать новый комиссар.       — …Я смело встречу всё то, что меня ждёт, — только и сказал напоследок Гордон.       — Как и я. — Давя из себя болезненную улыбку, сменившуюся отчаянием, как только детектив вышел из зала, ответил Освальд. Разумеется, убийствами кандидатов бесцеремонный шантаж Галавана, что даже не думал идти на уступки, в круговороте из бед, падающих на плечи Пингвина, не закончился. Гордон отомстил Освальду налетом ударной группы на его деньгохранилище и потерей двух миллионов долларов из бюджета, а Тэо через сестру, что уже вызывала у Пингвина нервный тик, выдвинул новое требование — кражу фамильного кинжала Уэйнов, главного орудия мести роду Дюма с поджогом нескольких корпоративных зданий Уэйн Интерпрайзес для заметания следов. Мафиози сбился со счета, сколько раз подавлял желание позвонить Фрицу и обратиться к нему за помощью. На то было сразу несколько причин: и ранение наёмника, и принципиальность вопроса для самого Кобблпота, в истоках которой лежало неумение попросить о помощи в чем-то по-настоящему важном, и недоверие — Фриц неоднократно говорил, что его невозможно купить, а, значит, мог работать и на Галавана. Однако существовала причина, перекрывающая по значимости все предыдущие. Той ночью, когда юноша остался ночевать в особняке Фальконе, Освальд не мог сомкнуть глаз — как после случая с платком или попойки у реки. Поутру, наивно ожидая встретить Фрица за завтраком и послав Гейба за бургерами, Кобблпот обнаружил спальню, где остановился наёмник, пустой. Окно, через которое Фриц ушёл, было неплотно закрыто, пропуская сквозь щель свистящий сквозняк — столь схожий с тем, что завыл внутри Кобблпота. После себя юноша оставил лишь сложенное идеальной стопкой постельное, пахнущее чистотой и бельевым кондиционером, словно на нём вообще не спали, и испорченный стол в зале, из которого исчезла смертоносная коса. Фриц был подобно разлому в реальности, навязчивой галлюцинации, и на самом деле он вовсе не спал здесь с туго бинтованной рукой, а столешница разломалась в обычной драке между группировками. Наёмник и вправду жил, не оставляя после себя вообще ничего, кроме висяков в архивах полицейских департаментов. А те разы, когда юноша вступался за Освальда перед донами, когда говорил о мёртвом космосе у ночной реки, когда прикрывал спину во время свержения прежней мафии и желал спокойной ночи после операции — все они тоже не существовали, будучи плодом воображения одинокого разума. Четвертованный и освежеванный переживаниями о матери, Освальд не выдержал бы столь тяжелого взаимодействия с юношей. Оставалось заливать горе, кричать в пустоту и преодолевать бессонницу, надеясь наконец очнуться от затянувшего кошмара, или дождаться вестей от ищущего Гертруду Бутча, преумножая болезненность тела, что не справлялось с чувствами, шторм из которых сменялся постоянным тремором рук и ничем не усмиряемыми мигренями. Однако появление в игре кинжала — благо, в городе еще жили те, кто помнил, какую фамилию взяли потомки Дюма — начало проливать свет на мотивы Тэо.       — …Для Галавана это кровная вражда. Он хочет отомстить Уэйнам. Он действует на эмоциях, и тут возможна манипуляция. Впервые за долгое время Освальд смог выдохнуть, разрабатывая план по внедрению верного «шестерки» в ряды врага, пусть и объективно слишком поверхностный, не под стать его обычным махинациям. Но однорукого Бутча Гилзина забрали на службу — пусть Галаваны почти сразу распознали дешевый фарс — и Кобблпоту оставалось лишь ждать вестей из логова врага в то время как люди Филиппы сортировали детали по ящикам с маркировкой сталелитейного завода. Вскоре планировалась погрузка и отправка, потому стоило решить вопрос с досмотром в порту на высшем уровне как можно скорее. Фриц, тщательно проконтролировав все партии на наличие брака — для него, как инженера и тестировщика, это было вопросом чести — направился к Пингвину. Наёмник был последним человеком, которого Освальд ожидал увидеть в зале, получив от Бутча бесполезный отчет о принятии к Галавану и угрожая отсечь ему за отсутствие нормальных новостей уже вторую руку. Юноша покосился в дверях на Гилзина, вместо отрубленной руки которого красовался тяжелый молот — слишком неудобный для использования в бою настолько, что наёмника поёжило — он точно не хотел бы оказаться на месте мужчины, на мгновение ощутив тот дискомфорт, с которым Гилзину, вероятно, приходилось просыпаться и засыпать.       — Какими судьбами? — Поднимая бокал и залпом осушая его так, что по подбородку стекло несколько капель, небрежно вытертых рукавом, спросил Освальд. Бутч, не глядя на гостя, вышел, отчетливо запомнив, что эти двое предпочитают общаться только наедине. Фриц, проведя кончиками пальцев по новой столешнице — она оказалась крепче вдвое, чем прошлая — сел чуть в отдалении от мафиози. В нос болезненно ударило крепким мужским потом и алкоголем. У Пингвина, слишком уставшего, чтобы на что-то реагировать, не нашлось предположений, для чего Фриц пришел — но точно не ради дружеского общения — потому, подливая себе вина, он просто ждал. Юноша достал из куртки папку и протянул мафиози. Тот, выхватывая её и снова осушая бокал залпом, бегло осмотрел содержимое.       — Накладные? Зачем это вообще здесь? — Спросил Кобблпот так, словно Фриц насыпал перед ним горсть опарышей — сейчас весь разум мафиози был занят исключительно вопросом матери, и даже человек, которого раньше он бы уже принялся обхаживать, сейчас был просто не слишком желанным гостем.       — В порту задают вопросы. Нужно, чтобы их больше не было на вот эти виды партий. Это связано с одним из моих… проектов. Фриц не рассказывал вообще никому о характере своего сотрудничества с Филиппой, а Пингвин не слишком интересовался происходящем на свалке, потому не представлял, насколько пугающим вскоре стал бы размах деятельности коммуны анархистов, производящих лучшее холодное оружие и инструмент для взлома на всем восточном побережье, пусть пока их цеха были безымянными трущобами близ Индиан Хилл.       — Ладно, позвоню кому нужно. Это всё? — Освальд наконец посмотрел на Фрица, что не сводил с него глаз, растеряно сопоставляя в голове поведение прежнего и нынешнего мафиози. Наёмник еще никогда не видел Кобблпота таким — тот вел себя всегда до зубного скрипа вежливо, говорил о дружбе, бежал радостно жать ему руку, но сейчас что-то было не так, и этого диссонанса хватило, чтобы даже Фриц понял, что, пожалуй, стоит проявить некое подобие вежливого участия.       — Ты в порядке?       — В полном, не о чем беспокоиться. — Отмахнулся мафиози, пытаясь звучать как можно более беззаботно, но получилось слишком искусственно — в конце концов, Кобблпот не умел скрывать эмоций.       — Ладно. Юноша, оставив накладные, молча ушёл. В подобном состоянии Пингвин, вероятно, нуждался в хорошей ванной и отдыхе, потому Фриц не нашёл ничего лучше, чем просто убраться. Юноша не понимал, что в случае с Освальдом молчание стократ громче самого яростного крика. Кобблпот, морщась от боли, сдавливающей горло, окликнул наёмника, когда тот уже переступал порог, направляясь в коридор.       — Постой... те. Наёмник повернул на Освальда голову, и их взгляды наконец пересеклись. Даже в сумраке Фриц заметил, что щеки парня блестят от свежих слез, а старые уже запеклись соленой пленкой на коже.       — У них моя мать, Фриц, — с надрывом сказал Освальд, скривившись, и, глухо простонав, запустил бокал с вином в стену. Тишина, последовавшая за звоном бьющегося стекла, повисла в воздухе дольше нужного. Разрозненные слухи, что юноша слышал о Пингвине, в особенности о хаотичных убийствах и поджогах, исчезновение мэра, затем таинственный Галаван, спасающий Уэйна от «Маньяков», ныне баллотирующийся в мэры, а теперь похищение матери Освальда — все эти новости мгновенно собрались в голове Фрица в целостную картину. Наёмник некоторое время неподвижно смотрел на бьющегося в истерике мафиози, смутно вспоминая собственные давно похороненные чувства, что так же неестественно сокращали мышцы его лица, рвали горло и вытекали самыми горячими слезами месяц за месяцем, прежде чем внутри не осталось ничего, кроме замороженной пустоши. Юноша вернулся за стол, борясь с отвращением, что накатывало на него от соцветия тяжелых запахов, и неким странным импульсом — как тогда на заднем дворе — коснуться лица Освальда и вытереть его слезы. Он думал, что Гертруда — странная женщина, подарившая ему пластинки, и за которую он был готов прирезать дона Марони, пусть по пьяни и на волне воспоминаний о матери — не заслуживала такой унизительной и жестокой участи. Фриц снял перчатку и осторожно дотронулся до кисти Кобблпота, накрывая её пальцами и сжимая. Освальд прикрывал свободной ладонью сведенные спазмом губы, крепко жмурясь и ответно стискивая кисть своего гостя, словно рука юноши, постепенно холодеющая от хвата, была последним, что связывает его с реальностью. Зачастую, сколь напряженной или драматичной ситуация ни была, Фриц молчал, ведя в голове непрерывный беззвучный диалог. В конечном счете, без его мнения мир всегда существовал, как и прежде. Но сейчас Фриц не смог сдержать слов, отчетливо осознавая, что, быть может, только те и выдернут Кобблпота из круговорота, куда мафиози ежесекундно всё глубже и глубже затягивало.       — Существует много способов приготовить дезоморфин. Чаще всего используют йод, бензин, ацетон, перемолотые спичечные головки и кислоту. Иногда добавляют таблетки с кодеином, но можно и без них. Такой набор можно найти почти в любом доме. Никаких дилеров, всё делается своими руками. Голос наёмника неожиданно перебил мысли Кобблпота, и он пристально посмотрел на юношу, еще не понимая, о чем вообще и с какой целью тот говорит.       — Фриц, вы…       — Почти год подряд я спрашивал себя, что я могу сделать, чтобы она остановилась. Мама кололась каждые несколько часов, и с неё заживо слезала кожа. Сначала руки, затем ноги, а потом почти всё тело сгнило. Чтобы притупить боль, она сократила промежутки между уколами до получаса, пока сердце не отказало. Освальд не сводил взгляда с Фрица, что открывался перед ним с крайне неожиданной стороны.       — Но я так ничего и не сделал.       — Погодите, вы же говорили, что за неё отомстили.       — Да. Тому, кто вынудил её взять в руки шприц. Но те ножевые на самом деле заслуживал я, не он. Потому что я дал ей умереть. Пингвин долго молчал, пытаясь осмыслить услышанное — и совершенно обескураживающую искренность, и смысл, что лежал под ней.       — Кажется, я понимаю, что вы хотите этим сказать. — Бесцветным голосом ответил Кобблпот. — Но я и так делаю всё, что в моих силах, Фриц.       — Иногда этого недостаточно.       — Фриц... Вы не понимаете всей ситуации. Я связан по рукам и не могу действовать открыто. Потому что в… в моих рядах завелась крыса. Господи, я даже вам не доверяю, ведь вы не обещали мне верность и недвусмысленно воткнули в меня нож в качестве напоминания об этом, — Освальд демонстративно поднял вверх ладонь, на внутренней части которой розовел шрам от куная. — Вдруг вы уже работаете на Галавана?       — Твою мать я бы не тронул.       — Я даже не знаю, жива ли она… — Кобблпот одернул ладонь, за которую его держал Фриц, и запустил кисти в грязные, спутавшиеся волосы. — Чёрт, это слишком опасные люди. Этот безумец готов утопить город в крови, наш с вами город, Фриц. И в этом его новом со снесенными кварталами Готэме для вас и ваших друзей точно не найдется места. Фриц почти с удовлетворением отметил про себя, что сразу правильно уловил суть происходящего, едва услышал про похищенную мать.       — Какая ему от этого выгода?       — Не выгода, это другое. Месть. Двести лет назад Уэйны изгнали его род из города. Но вот почему они начали действовать только сейчас… Освальд подпер щеку рукой, задумавшись. Впервые за все эти дни он смог хоть с кем-то заговорить о происходящем, и от этого постепенно туман в голове рассеивался. Естественные для него эмоции — манерность и демонстративность, а не болезненность и бесконтрольность — постепенно возвращались, преображая мимику и жесты.       — Ждали удобного момента. — Ответил Фриц, обдумав сказанное Освальдом.       — И что же вы имеете в виду под этим моментом?       — Когда мафия начнет утрачивать авторитет и город ослабнет. Кобблпот с вызовом посмотрел на наёмника.       — Фриц, вы что, сейчас хотите сказать, что я недостаточно хорош в управлении? Юноша пожал плечами. Его не слишком волновало, как Кобблпот отреагирует на слова, если таким образом он сможет донести до него смысл. Раз уже решился заговорить, то доведёт это до конца.       — Так считает Галаван. Возможно, он прав.       — Вы решили добить лежачего? Как благородно. Спасибо за поддержку, дорогой друг, вы очень кстати со своим мнением, которое можете... Освальд переменился в лице, светлые глаза зло заблестели, и мафиози почти разразился отборными ругательствами в сторону Фрица, но сдержался, проглатывая обиду и поджимая губы.       — У тебя есть план? — Невозмутимо продолжил Фриц.       — Да, конечно же есть, и он ушел сразу после вашего прихода. Бутч сейчас работает на этих уродов, чтобы узнать, где её держат.       — И как?       — Пока что безрезультатно. — Мафиози звучал раздраженно. — Я уже перестаю верить в его преданность.       — Преданность. — Повторил за ним Фриц, вспоминая, какими глазами Гилзин смотрел на Освальда, скинувшего его любимую женщину с крыши.       — Зсасз хорошо над ним поработал, он делает все, что я ему прикажу. Даже дал себе отрубить руку.       — Не думаю, что это преданность.       — И что же это тогда, по-вашему? Фриц долго подбирал подходящий термин.       — Рабство?       — Так и было задумано, чтобы он просто служил. — Устало вздохнул Кобблпот. — Соглашался и работал на меня во всем. Верный прислужник Пингвина. Именно таким приказал его создать Виктору сам дон Фальконе. Потому Бутч должен справиться с настолько простой задачей, он просто должен. — Освальд негромко постучал кулаком по столешнице. Сейчас фигура Гилзина для Кобблпота — единственная надежда, но никакие пытки не способны по-настоящему сломать человеческую волю, и окажись наёмник на месте Бутча, мечтал бы, как этим чугунным молотком размозжить голову Кобблпота. Освальд и сам прекрасно осознавал несостоятельность подобного плана, но отчаянно хватался за эту спасательную соломинку. Юноша решил не забирать её у него — ведь кроме надежды у Пингвина больше ничего не оставалось.       — Кажется, я знаю, что вы сейчас скажете. Что план так себе, да? — Судя по взгляду юноши, мафиози угадал. — Но, Фриц, я хотя бы попытаюсь. Вы же именно эту мысль хотели до меня донести своим крайне трогательным рассказом о матери? — Язвительно спросил он, придвигаясь к Фрицу и пытаясь считать хоть какой-то эмоциональный отклик, но наёмник никак не отреагировал.       — Да. Кобблпот откинулся на спинку кресла, постепенно съезжая по ней вниз. На уставшем лице, оттеняемом боковым светом, читался глубокий оттиск всех его дней недосыпа, алкоголизма, недоедания и не проходящей истерики. От жестокой беспристрастности Фрица по задохнувшимся от отчаянья легким словно ударило потоком свежего воздуха, открывая недоступную до этого мгновения истину. Сначала ему стало больно, нестерпимо, но затем эти чувства угасли. Сейчас Пингвин понимал только то, что расплачивается за свою самонадеянность и безнаказанность, постепенно прекращая бежать от неприятной правды.       — Честность… Она отрезвляет. — Сказал Освальд, задумчиво рассматривая канделябр, по которому струился горячий воск. Наступила затяжная пауза. Юноша думал о завтрашней афере, а Кобблпот — о Фрице и его невыносимом характере, оказывающем на мафиози неожиданный созидательный эффект. Еще недавно Освальд бился в агонии, а сейчас почти спокойно рассуждал о том, что ему делать дальше, более не разрываемый столькими чувствами одновременно.       — Фриц, вы такой редкий хам, но на фоне всех этих вежливых обезьян и вправду кажетесь единственным разумным человеком.       — Твои способности тоже впечатляют, — сдержанно ответил на неожиданный комплимент наёмник.       — Жаль, что вас нет рядом... чаще. Я был бы рад, если бы вы всё-таки согласились работать на меня постоянно.       — Не интересует.       — Разумеется. Я и не ждал другого ответа. Но, знаете, вы не замечали за собой крайне любопытное свойство появляться в нужный момент? Что в клубе, что сейчас вы пришли очень кстати, когда были нужнее всего. Еще немного — и я начну думать, что это судьба. Освальд неопределенно посмотрел на юношу, и Фриц ответил ему непривычным мягким взглядом, от которого в груди у мафиози приятно заныло. Ему хотелось придвинуться ближе, а затем еще ближе и вплотную рассмотреть эти бесцветные радужки, вытесняемые неестественно широкими от тусклого освещения зрачками, за которыми клубилась сводящая его с ума глубина. Хотелось коснуться лица, симметричная красота которого была несправедливо недооценена окружающими, плотно сомкнутой линии тонких обескровленных губ и остро выступающих скул. И, в целом, просто хотелось, чего он еще до конца не осознавал.       — Не желаете выпить?       — Если я напьюсь, снова придется угонять машину и катать тебя по городу с трупом в багажнике. Пингвин болезненно рассмеялся, понимая, что его непреклонный собеседник, говорящий исключительно по делу, только что попытался пошутить.       — Это не такая уж плохая идея, — с вымученной улыбкой сказал Кобблпот, резко подскочив, чтобы поставить на стол два стакана и решительно разлить по ним виски. — Отказ не принимается, мой друг. Но вскоре даже тень улыбки надолго сошла бы с лица готэмского короля — отсчет неумолимых пяти минут непременно начался и для Гертруды Капельпут. Быть может, не торопи Кобблпот своего «прислужника» и выжди чуть больше времени на поиск ответов, Галаваны не взялись за возвращение Гилзину контроля над своим разумом, и тот, освободившись от последствий пыток Зсасза, не решил покончить с боссом, которому ни Фиш Муни, ни отсеченной руки не простил. Бутч появился поздно и выглядел потрепанным, но принёс для Кобблпота добрые вести, которым, впрочем, так и не суждено было сбыться. Пока Освальд собирал людей и оружие, охваченный радостным волнением, Эдвард Нигма убил свою возлюбленную архивариуса, что хотела сдать его детективам за признание в убийстве её бывшего — девушка безвольно обмякла от хватки его рук на шее. Комиссар Гордон предал доверие Кошки, по его вине потерявшей подругу-поджигательницу, нанятую Пингвином вместе с ублюдками-братьями Пайк для воплощения условий Галавана. А подвыпивший Фриц устало плелся, куря, по готэмским переулкам домой. Он хотел поскорее отмыться от смрада — металлического и химического со свалки, алкогольного и мужского, которым насквозь пропитался от сидящего менее, чем в метре, Кобблпота, а после отоспаться перед завтрашней отправкой клинков. Предчувствие, крепко впившееся во Фрица накануне, так и не проходило, но всё, что ему оставалось — ждать новой подсказки от вселенной, которая никогда не торопилась делиться своими пугающими тайнами.