Лжец в противогазе

Полуденное солнце тускло мерцало на темных водах готэмского залива, разбивающихся с монотонным всплеском о причал, кое-где выбеленный выпавшим ночью снегом, пронизанный криками наглых чаек и обдуваемый промозглым, гнилёсым от сливаемых нечистот ветром. Фриц щурился, глядя на плоскодонную баржу, размеренно покачивающуюся на волнах с контрабандой на борту, и сотрудников порта в серой робе, суетящихся близ пришвартованных суден. Столетием назад здесь развернулась многообещающая военно-морская верфь, обеспечившая тысячи рабочих мест, но любые благие начинания в проклятом городе неумолимо оканчиваются кризисом: сначала великая депрессия и сухой закон, становление самой первой мафии задолго до Фальконе и Марони, возросшая коррупция и разграбление городского бюджета, постепенное прекращение финансирования — все эти факторы вскоре похоронили отрасль, приумножая безработицу. Пирс навевал юноше воспоминания о том, как он впервые ступил на готэмские земли. Быть может, каждому весомому шагу в его жизни положено начинаться именно здесь — в разваливающемся пристанище кораблей, что продолжали из последних сил, глухо гремя изъеденными ржавчиной корпусами, пересекать Атлантику. На омытом океанскими водами побережье давно размылась грань между прошлым и будущим, уступая безвременью, что столь резонировало с душевным устройством Фрица. Груз готовился к скорой отправке, и юноше стоило бы облегченно выдохнуть, но он продолжал неразличимо смотреть на портовый пейзаж, погружаясь всё глубже в приобретающие тревожный оттенок мысли. Накануне Фриц подделал накладные для каждого типа перевозки: по суше они формально везли партию моек для кухонь — категория товаров, на которую по опыту полицейские обращали меньше всего внимания — из восточной в западную часть города, а по воде — заводские детали. Фриц не знал, на каком из этапов что-то пойдёт не так, но готовился к любому сценарию. Благодаря звонку готэмского короля управляющему порта, что напрямую связался с капитаном судна, контейнеры не досматривали, без лишних вопросов погрузив на борт. Но от полицейских, что остановили подозрительный минивэн на фальшивых номерах, наёмнику пришлось нестись на всех скоростях. Появление на посту нового комиссара — принципиального морпеха Натаниэля Барнса — и ужесточение проверок патрульными привели к досмотру одной из трех машин, пока оставшиеся две благополучно добрались к докам, и выбор пал именно на Фрица за рулем, что не походил на обычного водителя, с какой стороны его не рассматривай. Окажись на водительском месте машины, остановленной полицейскими, кто-то из людей Филиппы, а не Фриц, точно бы попались. Ситуация сложилась патовая: двое патрульных сосредоточили на протянутых им бумагах больше положенного внимания, и юноша, мгновенно понимая, что последует дальше, рванул с места, высунул руку из окна и, целясь через зеркало заднего вида, прострелил передние колеса их служебной машины, выигрывая себе тем самым несколько минут. Благо, уцелевшей левой рукой стрелять было в разы проще, чем едва работающей правой — и Фриц мысленно поблагодарил властей штата Нью-Джерси за узаконенное правостороннее движение, сделав крюк по трем районам, подворотням и заброшенным тоннелям, прежде чем окончательно сбросить полицию с хвоста.       — Где тебя носило? — Не успел юноша припарковаться близ доков, как разъяренная Филиппа с тремя её людьми уже подбежали к минивэну, едва ли не на ходу выгружая из багажника коробы, пока Фриц, наконец сунув сигарету в зубы, упоительно затянулся — насыщенное, однако, выдалось утро как для человека с дикой головной болью и похмельем.       — Объезжал через гавань Миллера, — нехотя ответил Фриц, заглушая двигатель и выходя из машины. — Копы. — Добавил он.       — Ну, доехал, и на том спасибо. — Филиппа быстро успокоилась, отстав от наёмника, что выглядел слишком паршиво для любых разговоров. — Давайте, ребятки, поживее, у нас отправка через четверть часа, — скомандовала мастерица, подхватывая на пару с одним из своих парней увесистый ящик. Когда с погрузкой было покончено, договорив с капитаном, Филиппа направилась к юноше, вальяжно прикуривая сигару и расплываясь в очаровательной, но несколько плотоядной улыбке. В городской одежде, с чистым лицом и намеренно небрежной, зафиксированной гелем прической женщина выглядела весьма привлекательно. Увидев её с утра в подобном образе, юноша впервые за эти годы понял, что у мастерицы не каштановые, неизменно испачканные машинным маслом или пылью, а отливающие медью волосы. Трущобы преображали людей, стирали признаки любой идентичности — чего стоили Фрицу всего две недели во время мафиозных войн, а женщина обитала в подобных условиях больше пяти лет.       — Даже не верится, — Филиппа выпустила прямо в лицо юноши облако едкого дыма, и он наконец обратил на неё внимание, отведя взгляд от белеющего меж волн буя с пометкой «35» на лицо собеседницы. Для кучки люмпенов сплоченных идеей равенства, братства и противопоставлению себя отнимающей жизни и достоинство капиталистической махине, связи с подобными им по идеологии, но из другого штата, многое меняло. Во Флориде «внесистемники» имели достойные условия проживания, существуя сразу во всех социальных слоях и инстанциях, подобно мафии, грамотно обходя систему изнутри, что натолкнуло женщину на рассуждения о том, что им тоже было неплохо поднять жизненный уровень, и в этом её мысли сходились с планами Фрица.       — Что? Юноше показалось, что мастерица сказала еще несколько фраз, но он ни единой не расслышал.       — Говорю, сегодня судьбоносный, мать его, день. Вряд ли Филиппа давала себе отчет о том, насколько. Всё началось несколькими часами позже полуночи, когда Пингвин, еще не осознавая, что направляется в лапы врага, вместе с Бутчем Гилзином и несколькими людьми прибыл в доки, где по словам «прислужника» находилась Гертруда Капельпут. Мать. Та женщина, что промывала детские ссадины Освальда из непрекращающихся школьных драк, утюжила старомодные рубашки и говорила изо дня в день, что ему уготована великая судьба. Женщина, что верила в него до последнего вздоха. Гертруда любила сына слепо, одержимо — он стал единственным смыслом её существования, и Освальд отвечал ей той взаимностью, что на пороге нового тысячелетия, ознаменованного кровожадными сражениями, бесконтрольным потреблением материальных благ и отречениям от глубины человеческих чувств в угоду кратковременному поверхностному удовлетворению, казалась архаичной. И даже, падая в объятья смерти, узнав, что её сын не тот, за кого себя выдавал и спокойно принимая неотвратимое, Гертруда не прекращала любить.       — Освальд, что случилось? Ты такой грустный…       — Ничего, мама, ничего не случилось. — Держа её, заколотую в спину шутки ради, Кобблпот с трудом давил из себя слова. — Мы теперь вместе, ничего больше не важно. Ведь больше ничего не важно, да?       — …С самого твоего детства, маленький мой Кобблпот…       — Прости меня, это я виноват. Прошу, прости меня, мне так жаль. Ощущая, как в ней стремительно угасает жизнь, Гертруда умоляла тело дать ей еще несколько секунд, чтобы успеть сказать последние слова, и любимое дитя никогда не винило себя, никогда не останавливалось ни перед чем, никогда не склоняло колен, став по-настоящему великим и отпечатав на сердце все её заветы.       — За что? Ты всегда был хорошим мальчиком. Когда мать обмякла, агония утраты сменилась в Освальде животной яростью. Как попавший в капкан зверь готов отгрызть лапу, мафиози подманил к себе Галавана и почти дал себя застрелить, неожиданно полоснув мужчину по шее вытащенным из матери ножом, оглушив Бутча и выбросившись из окна, чтобы проворно сбежать под выстрелы Табиты вслед. Он непременно бы отомстил, собрав столько людей и оружия, сколько успеет, но для начала Пингвину стоило вырваться из ловушки, а после — судорожно продумывать план. От меланхоличного созерцания городских пейзажей за лобовым стеклом — кортеж из трех минивэнов возвращался на свалку — Фрица отвлек звонок. Филиппа, что решила прокатиться с юношей, обсудив возможные перспективы развития цехов, сразу поняла, кто именно звонил — наёмник столь остро реагировал всего на одного человека. Односложно ответив и кладя трубку, юноша переменился в лице и неуклюже включил правой рукой магнитолу, выбрал нужную радиоволну и увеличил громкость на максимум.       — …Таких, как Пингвин, мы больше терпеть не будем. Это люди, у которых нет понятия пристойности, как тараканы от света. Люди, которых не в силах полюбить даже их мать. — Зазвучал через хриплые динамики голос ублюдка Дюма, процитированный во время экстренного радиоэфира. — Беспрецедентное нападение на выбранного большинством избирателей Тэо Галавана… — подхватил голос диктора, и Фриц прикрутил громкость, услышав достаточно для построения в голове картины происходящих событий. Освальд по телефону звучал спокойно, даже слишком, — именно поэтому в голову юноши закрались самые темные подозрения — попросив посмотреть новости, а после срочно приехать по указанному адресу.       — Ого. Да чувак в полном дерьме. — Прокомментировала радиоэфир женщина. Филиппа закурила, и Фриц последовал её примеру, открывая окно — в салоне, заполненном дымом, стало сложно дышать. Для наёмника и мастерицы падение мафиози означало только одно — приход новых уродов, что едва ли станут считаться с принципами их независимой коммуны, однажды пригнав столько бульдозеров, что косы Фрица и гранатометов Филиппы станет недостаточно. Юноша был уверен, что лучше, чем Пингвина на месте главы готэмской мафии для него и мастерицы с её людьми не будет — все остальные станут компромиссом между подчинением, прекращением деятельности или погибелью.       — Как думаешь, кто будет вместо этого франта? Фриц успел скурить одну сигарету и сунуть в зубы вторую, прежде чем ответил.       — Фальконе закрывал на тебя глаза, потому что он был сытым львом. Но на место Кобблпота придёт свора голодных шакалов, и однажды у тебя закончатся патроны, а затем и люди. Если Пингвина не станет, мне, да и тебе тоже припомнят за всех. И за Фальконе, и за Марони, и даже за Фиш Муни, у которой еще остались в городе люди.       — А ты прагматичней, чем я думала. — С искренним удивлением ответила женщина. — Всё никак не могла взять в толк, для чего он вообще тебе нужен, раз уж вы не… Как Освальд не знал о сотрудничестве Фрица с мастерицей на уровне большем, чем простая реализация задумок наёмника, так и Филиппа не предполагала глубину и причины взаимодействия юноши с Кобблпотом.       — Мне нужно оружие. — Фриц шумно выдохнул в окно. Его раздражала манера женщины переводить всё в плоскость плотских утех, словно во вселенной не существовало никаких других градаций отношений между людьми. Впрочем, Фриц, что занимал пустоту внутри себя компульсивными ритуалами и работой, не брался судить её за выбор занимать такую же пустоту беспорядочными половыми связями.       — Ты это серьёзно? Зачем?       — Не дать Галавану разрушить всё то, за что я боролся.       — Нет-нет-нет. Это ты, получается, решил помочь уродцу, что покусился на мэра? Ты ведь понимаешь, что это самоубийство?       — Жизнь и так каждую секунду приближает нас к смерти.       — Твою же мать, Фриц, только без философии. Зачем тебе его спасать? Мы что-то придумаем, как всегда. В крайнем случае свалим в Пенсильванию, у меня остались там связи.       — Ты ведь сбежала оттуда.       — Но там точно будет безопасней.       — С чего ты решила, что тебе кто-то даст живой выбраться из Готэма?       — А с чего ты решил, что не даст? Фриц, у меня пятьдесят семь вооруженных людей, каждый из которых уже прошёл свой ад. И, поверь, мы сможем себя защитить.       — Когда Кобблпот спрашивал меня, что я хочу за сотрудничество с ним, я назвал только независимые земли. Твои земли, Филиппа. В столь напряженной ситуации у юноши не на шутку развязался язык — сдерживаться в высказываниях он уже не видел смысла.       — Хочешь сказать, я тебе обязана?       — И сейчас я собираюсь снова прикрыть тебе и твоим людям задницу, потому что это правильно. Дело не в обязательствах, а в принципах, Фил. Тодд бы трижды пошёл на мэра, если бы понадобилось. Женщина вспыхнула, но затем затихла, взвешивая услышанное. Иногда мастерица и вправду забывала, сколько уже сделал для неё наёмник — и это выходило за рамки простого бартерного сотрудничества.       — Ладно, я могу дать два ящика, на большее пусть не рассчитывает. И он мне будет должен. Фриц промолчал, что в общем-то изначально должен Освальду, пусть мафиози и заверял, что та сумка с огнестрелом для защиты Джимми — жест доброй воли. К тому же, стой ныне у руля Кармайн или Сальватор, анархистам пришлось пройти три бюрократическо-мафиозных ада, и их наверняка обложили бы налогом в сорок-шестьсдесят процентов от выручки за оружие. Но Пингвин не лез в дела юноши, хотя имел полное право контролировать неучтенный оборот на территории. Моральный долг юноши перед Пингвином, про которой тот никогда не упоминал и, вероятно, готов был и дальше предоставлять разные блага безвозмездно, руководствуясь теплыми чувствами к наёмнику, во время отплытия баржевоза вырос до ощутимых размеров.       — Рад, что мы договорились. Только и добавил Фриц, выбрасывая окурок в окно и удвоив скорость машины, хотя он редко лихачил за рулём в дневное время и на виду у и так разъяренных утренней выходкой наёмника патрулей. Юноша подъехал по указанному адресу, когда Освальд Кобблпот собирал людей и немногочисленное найденное оружие — полицейские уже начали облавы по его предприятиям, осложняя подготовку к нападению, а вскоре по городу с руки новоизбранного мэра ввели бы военное положение. Фриц появился бесшумно, словно всё время стоял в тесной тусклой каморке над цехами с одиноким телевизором на столе, на экране которого темнела трещина от удара ломом во вспышке неконтролируемого гнева: Галаван во время трансляции ожидаемо спровоцировал Кобблпота словами про мать, зная, что тот не удержится и попытается его убить.       — Господа, — сложив под грудью руки, сказал Фриц, и только тогда наёмника заметили находящиеся в помещении, мгновенно наставив на юношу пушки, а после с выдохом их опуская. Пингвин с мокрым от пота и слёз лицом заковылял к наёмнику, остановившись менее, чем в полуметре, и заглядывая ему в глаза с таким невыносимым выражением, что Фриц сразу всё понял и без слов — худшие предположения оправдались. Привязанность непременно сопровождается потерями. Сейчас Кобблпот проходил свой ад, и после него мафиози уже ничто бы не сломило, не заставило лить слезы — когти стали бы остры, а клыки неумолимы. Глядя парню в глаза, Фриц думал о том, что боль переплавит Освальда заново, и мир еще содрогнется в конвульсиях от неотвратимого возмездия. Наёмник подтолкнул Освальда к выходу и протянул на улице сигарету, прикуривая. Металлический звон зажигалки был единственным звуком, что разрушил надолго зависшую тишину.       — Я думал, что вы не приедете. — Докурив и туша брошенный на мокрый асфальт окурок острым носком лакированного туфля, прерывисто вздохнул Кобблпот. Даже после длительного запоя, бессонницы и трагедии, с которой начался его день, мафиози выглядел опрятно. Словив себя на мысли об этом, Фриц испытал нечто схожее со смущением. — …Нож в спину, господи, мать умирала у меня на руках. Она, эта коварная тварь, дала мне обнять матушку, а затем воткнула в неё нож. А ведь вы... вы предупреждали.       — Она? — Переспросил наёмник, но Освальд не ответил. Его скривило, и он намертво вцепился в рукав Фрица, хотя больше всего на свете хотел уткнуться носом в шею юноши и ощутить его ладони на своей спине. Фриц аккуратно разжал крепкие пальцы на руке — под курткой на коже точно остались бы синяки — и, неловко приобняв мафиози за плечо, подвел к багажнику припаркованной в тени меж складскими зданиями машине. Кобблпот уже потянулся к талии юноши, чтобы ответно обнять, но киллер убрал руку, открывая багажник.       — Ты успеешь её оплакать. У тебя теперь на это вся жизнь, — почти беззвучно добавил последнюю фразу юноша, но Освальд услышал шепот Фрица. Сняв крышки с деревянных ящиков, юноша почти с удовлетворением наблюдал за тем, как Пингвин, что недавно кривился от горя, удивленно приоткрыл рот, глядя на аккуратно сложенные помповые ружья и глоки с запасными обоймами. Двух ящиков Филиппы точно было достаточно, чтобы вооружить добрые полсотни наёмников. Большая часть потока нелегального готэмского огнестрела, как и наркотиков, контролировалась, и достать в подобном объеме что ружья, что пистолеты было вопросом, не решаемым за час и даже сутки времени.       — Да, Фриц, я убью его. Уничтожу. Но позвольте спросить, откуда у вас…       — Нравится?       — Да, — Кобблпот выдавил из себя подобие улыбки. — Безумно, но крайне неожиданно. Хватило бы и просто вашего присутствия.       — Возвращаю должок за Джимми.       — Фриц, это и вправду благодарность, значит, мне не показалось? — До Освальда наконец начало доходить, что вложенное в наёмника терпение и доброе отношение, кажется, наконец начало окупаться. — Копы накрыли большую часть моих точек, потому с оружием у нас некоторые проблемы. Я не знаю, где вы столько достали, но я никогда не забуду вашу доброту в столь напряженный момент.       — Это не доброта. Просто ты должен выжить и привести всё в порядок.       — Непременно, Фриц. И отомстить тоже, сейчас это важнее всего. Пингвин повертел в пальцах один из глоков, отметив, что оружие, пусть и не новое, но в отличном состоянии, и от происходящего в голове зарождалось всё больше вопросов. Когда Кобблпоту казалось, что он подобрался к тайнам наёмника так близко, что стоит протянуть руку и маска на лице юноши осыпется, что-то перестраивалось, выбивалось из общей гармонии, непременно отдаляя мафиози от истины. Впрочем, любые догадки о прошлом переставали быть хоть сколько-то важными в момент, когда юноша просто прикуривал Освальду, придвигаясь с зажигалкой к его лицу чуть ближе, чем полагалось в подобной ситуации. Этот простой ритуал постепенно превратился в некое понятное только им двоим таинство, во время которого все их обоюдные секреты переставали иметь значение. Молчаливо куря вместе, всего на несколько минут, но они оба становились настоящими.       — Обсудим нормальный план. — Только и добавил юноша, переведя взгляд на выходящего из здания Виктора, направляющегося на расправу с Бутчем, что в столь сжатые сроки попытался сколотить свою шайку и вскоре поведал бы Гордону, вероятно, единственному заметившему подвох в фигуре Галавана, об истинной причине деструктивных действий Пингвина. Факты никак не вязались в голове Джима, и позже недвусмысленный намёк Гилзина относительно «доведения до конца» зацепил бы даже Буллока, что поначалу отказывался рассматривать полубезумные теории заговора напарника. А ближе к открытию планируемой вечеринки в честь избрания нового мэра Харви сообщил бы, что завхоз не видел Гертруду уже две недели, и детективу стало не по себе от собственной правоты. Пока под командованием Барнса в главном полицейском управлении собирались патрули, люди Освальда разбирали всё собранное оружие, Зсасз неудачно покусился на Бутча из-за появления детективов, а Фриц с Освальдом обсудил его несколько безумную, но рабочую задумку с массовым переполохом и отвлечением внимания. Кобблпот действовал расчетливо, словно отрезвев от многонедельного запоя, но юношу не покидала мысль, что мафиози что-то упускает. Галаван не был так прост, как хотелось бы Кобблпоту, чтобы полагаться только на защиту полиции. Имея столько влияния, он вполне мог нанять «теневых» телохранителей, которых стоило обнаружить и вовремя убрать. Убить мэра с одного раза было практически невозможно, как и противостоять всей армии и полиции одновременно, и юноша давал себе отчет об этом — всё же он был простым опытным убийцей по найму, а не всесильным суперсолдатом. Еще грузя с Филиппой оружие в багажник, юноша понимал, что первый бой может оказаться неудачным, но позволит изучить истинные способности врага, хотя Освальду об этом не сказал. Фриц был трезвым реалистом, а стиль Кобблпота заключался в непробиваемой самоуверенности и умении гибко вывернуть любую ситуацию себе на пользу, игнорируя здравый смысл. В случае покушения на мэра сработала бы стратегия Пингвина в обход привычной людям с военной подготовкой логике, и, даже если они не прикончат Тэо, то хотя бы выживут.       — …Галавана могу убить лишь я, ясно? — Под механический треск заряжаемого оружия сообщил мафиози тем немногим людям из его службы безопасности, что выжили и стояли с ним в этот непростой момент.       — Босс, я понимаю ваши чувства… — Гейб, что зачастую молчал, выступил вперед. Вспоминая состояние Пингвина последние недели, он не верил, что тот способен на здоровую оценку ситуации, — …материнская любовь — это самое прекрасное, самое простое… Мужчина не успел договорить, как его прервал спокойный голос Фрица. Юноша не мог не замечать раз за разом на себе косые взгляды, демонстративно небрежно брошенные на стол пакеты с бургерами или комментарии за спиной, потому Фрица поёжило от попытки мужчины выслужиться перед боссом, словно того хоть сколько-то волновало самочувствие Кобблпота.       — Закрой рот. Это месть Освальда.       — Но копы не подпустят босса и за сто метров, — нерешительно возразил Гейб и всё же замолк под выжидающим взглядом Фрица — тот давал понять одним своим видом, что, если не Пингвин убьет Галавана, то это сделает он — единственный человек, к кому босс из всего окружения относился на «вы».       — Фриц прав. Он мой. — Сдержанно ответил Пингвин. — А теперь давайте одеваться. Нам предстоит визит на вечеринку. Как и сообщил в своей мотивационной речи полицейским комиссар Барнс, на вечере в честь своего становления мэром Галаван был «открыт, уязвим и защищен» копами. Убрать из этого уравнения полицейских, переманив внимание на толпу дублеров во фраках с ружьями напаревес — и Тэо сам сбежит в лапы жаждущего возмездия Освальда. Фриц оказался единственным, кто пришёл на вечер по приглашению и через центральный вход, по дороге напав на сына крупного промышленника, мчащего на вишневом порше через лесополосу примерно в полукилометре от ближайших патрулей. Юноша — с крепкой, разделенной на пряди укладкой гелем, в элегантном костюме — сделал вид, что у него так не вовремя заглох старый отцовский мерседес и остановил водителя. Обменявшись парой дружелюбных фраз и, едва тот склонился над капотом, чтобы помочь «хорошему парню» с поломкой, Фриц накинул на шею леску и задушил обладателя своего будущего пропуска. Юноша уложил обмякшее тело в багажник угнанной машины, предварительно достав из карманов всё содержимое, и отогнал авто подальше от дороги в тень за деревьями, продолжив маршрут с чужими документами и официальным приглашением уже на порше. Подвох никто не заметил, и юноша старался держаться в стороне от знакомых лиц — в особенности, Гордона и Харви, беседующих о матушке Освальда. Вряд ли детективы бы его узнали с отросшими волосами и в хорошем костюме, но взгляд у Фрица был слишком запоминающимся, потому кто-то из них мог заподозрить неладное.       — ...Позвольте представить первым достопочтенного Тэо Галавана, нового мэра Готэма. Под шум оваций, музыку и речь мэра юноша выстраивал в голове приблизительную карту помещения, сливаясь с толпой, когда к выходу на арену готовились дублеры самого разыскиваемого мафиози города.       — По главной дороге идет большая группа людей. — Один из новичков из группы оперативного реагирования, собранных под командованием Гордона, держал на прицеле незваных гостей. — Я вижу цель. Похоже, это Кобблпот.       — Не стреляй. — Сообщил ему по рации Джим. — Отряды по периметру, приготовиться. Раздался выстрел, и юноша, проскользнувший на второй этаж, отчетливо расслышал его сквозь шум толпы и музыку, минуя немногочисленную охрану — все их силы были сосредоточены на входе. Любые полицейские или безопасники всегда останавливаются на самом главном, очевидном варианте, игнорируя все побочные, как, например, проникновение в закрытую часть здания.       — Цель поражена, — сообщил Гордону снайпер. — ...Это не мы. На крыше неизвестный стрелок. Повторяю: на крыше неизвестный стрелок. Всматриваясь в идущую к зданию толпу, снайпер первым из присутствующих понял замысел Освальда.       — ...Они все одеты, как Пингвин и все вооружены. Точная идентификация невозможна.       — Мартинес, открывайте огонь. Всем отрядам по периметру атаковать цель. — Скомандовал Гордон, холодея. Но было слишком поздно, и отряд дублеров влетел, разбивая собой стеклянные окна, в залу, открыв хаотичный огонь по присутствующим. Фриц, спрятавшись от пары охранников, устремившихся по коридору на подмогу внизу, взломал двери в одну из зал, закрывая изнутри отмычкой, и осмотрелся. Пусто, есть балкон — лучше варианта и не придумать. Юноша осторожно вышел на балкон, оценив полосу препятствий по пути к крыше, и начал карабкаться по уступам вверх — медленно, бесшумно, выжидающе. Фриц еще не знал, стреляли сверху копы, которых лучше не трогать, или люди Тэо, с которыми стоит вовремя расправиться. Передвигаться с одной рабочей рукой и в костюме было не так удобно, как в его обычной одежде, ни в чем не сковывающей действий, что осложняло задачу. За гулкими выстрелами из ружей и ответным пистолетным огнем Фриц плохо различал звуки на крыше, но точно ощущал, что там не один. Переполох, устроенный толпой «Пингвинов» был направлен только на одно — вытравливание крысы из безопасной зоны и склонение к побегу. Галаван поступил весьма предсказуемо, направляясь с Гордоном к пригнанной водителем ко служебному входу машине. Табита — недооцененная и полицией, и Освальдом, сестра Тэо, его «тень» и великолепный стрелок, что всегда жала, как и Фриц, на курок без раздумий, кроваво расправилась с пришедшим по её душу снайпером Мартинесом, устанавливая винтовку на крыше над служебным входом. Юноша наконец заметил девушку, переступая через труп полицейского с пробитой каблуком шеей. Наёмник сразу распознал типаж девушки — гибкая, чуткая, хищная, но слишком самоуверенная — Табита походила на него самого несколькими годами ранее, и окончательно убедился в этом Фриц тогда, когда она увернулась в сантиметре от пущенного в неё клинка, вероятно, услышав характерный тихий свист. Молниеносно поворачиваясь к источнику звука лицом, девушка ударила в сторону Фрица кнутом. «Это она. Она убила Гертруду» — мгновенно понял юноша. — «Хорошая стратегия, на неё никто и не подумает». Еще Фриц подумал о том, что иногда быть улыбающейся женщиной в мехах — беспроигрышный вариант по отвлечению внимания. Доставая тонкие, анатомически прилегающие к телу парные клинки — в подобном костюме носить с собой незаметно для охраны и досмотра даже четверть его арсенала было невозможным — Фриц бросился на девушку, уворачиваясь от щелкающего крекера на кончике кнута. Правая рука работала слабо, и он с трудом удерживал в пальцах скользкую рукоять ножа, разработанного исключительно для метания. Девушка не подпускала к себе близко, чтобы быть зарезанной, и не давала отойти дальше, дав метнуть в себя клинок — как и юноша, она прекрасно выбирала правильную дистанцию. Фриц мог её взять измором — его выносливости, чего не скажешь на первый взгляд, и вправду можно было позавидовать — но времени на стычку оставалось немного, и наёмник сделал ложный выпад, дав себя поймать и стерпев болезненное стягивание кнута на горле. Фриц еще надолго запомнил отвратительный скрип черной кожи на шее. До отключки от пережатой сонной артерии у него было примерно пять секунд, за которые Фриц успел резко развернуться, вспарывая толстый ремень кнута обоими ножами, скрещенными клином — но даже их остроты едва хватило, чтобы рассечь плотно сплетенные тонкие кожаные нити с металлической сердцевиной. Еще не успев ощутить, как давление от кнута слабеет, наёмник рывком бросился на противницу, наконец сокращая между ними расстояние. Табита уворачивалась от его асинхронных взмахов ножами, и, прежде, чем девушке удалось выбить ногой клинок сначала из правой слабой руки Фрица, а затем из левой, наёмник успел надрезать ей сухожилие на плече и глубоко полоснуть бедро, вспарывая латекс штанины. Соперники перешли на рукопашный бой, в котором покатились по крыше, вцепившись друг в друга, как две разъяренные пумы, пытаясь уложить друг друга на лопатки дольше, чем на несколько секунд. Фриц начал осознавать, что она превосходит его по силе — как минимум по количеству исправно работающих рук — и стоило уравнять шансы. У юноши оставалось два ножа под штанинами, и Табита никак не давала до них дотянуться, пока наёмник не выкрутился из её хватки и завалил противницу на живот, сев сверху. Фриц грубо намотал хвост девушки на правый кулак, болезненно оттягивая голову назад, а левой рукой провернул и сломал тонкое запястье. Потянись он за клинком прямо сейчас, то раскрылся бы, дав Табите вырваться, потому ему оставалось как можно дольше изнурять её, чтобы позже нанести серию летальных ножевых. Услышав характерный щелчок сустава, сменяющийся хрустом кисти и громкий рык, Фриц удовлетворённо хмыкнул, после чего ударил несколько раз девушку лицом об асфальтированное покрытие. Достойный соперник. Это то, по чему Фриц безумно тосковал — а ведь раньше подобные стычки для него показались бы разогревом перед тренировками с Тоддом, что брал еще и мышечным весом почти под центнер. Сейчас юноша был в не слишком хорошей форме по сравнению с собой прошлым, но сражение на грани с гибелью, лишенное любых человеческих раздумий, основанное на первозданных инстинктах, в опасной близости от противника — оно будоражило на грани с сексуальным возбуждением. Кажется, совсем немного, и Фриц начал бы понимать Тодда, что всегда особенно мучительно расправлялся с жертвами.       — Ты что вообще такое? — Прошипела Табита, но Фриц молча продолжал выгибать её обмякшее запястье, заставив девушку еще несколько раз дернуться от вспышек невыносимой боли, что мешала перегруппироваться и выматывала. Внизу разворачивалась не меньшая драма: Пингвин, дождавшись, пока появится Галаван и устремится в сторону машины, подстрелил его водителя и наставил на Джима, прикрывшего мэра, ружье.       — ...Убейте его, детектив. — Подобно демону — а неким его проявлением Тэо, бесспорно, был — попытался отдать приказ мэр Джиму.       — Освальд, послушай, ты должен бросить оружие, — спокойно ответил Гордон, по одному виду Кобблпота понимая, что тот и вправду потерял нечто важное — за все время их знакомства у мафиози никогда так не блестели глаза, даже на пирсе в преддверие смерти.       — Он убил мою мать, — говоря это, Пингвин вновь сдерживался, чтобы не заплакать.       — Я знаю, — честно ответил Джим, и Галаван переменился в лице, снова отдавая приказ убить мафиози, который детектив всё равно бы не выполнил, сколько не командуй.       — Он убил ее на моих глазах. Я ее обнимал, наблюдал, как она умирает. Знаешь, каково это? Это меняет человека. За спиной Освальда появился вовремя подоспевший на помощь напарнику Буллок, но теряющему положение готэмскому королю уже было всё равно — пусть хоть с четырех сторон направят пушки — ему больше нечего было терять, и именно это чувство делало мафиози по-настоящему непобедимым. Глядя в лицо смерти, Освальд не боялся, и та милостиво его миновала — так Пингвин и выживал.       — Один из нас сегодня умрет. Я с этим смирился. Предлагаю мэру сделать то же самое.       — Не заставляй меня убивать тебя, — прошипел Гордон.       — Убей меня, и не будешь знать, что он планирует. А стоило бы. Это затрагивает тех, кого ты знаешь, о ком ты заботишься. Галаван снова скомандовал Джиму выстрелить, но детективов опередила Табита. Услышав голос брата, отдающего несколько раз приказ убить Пингвина, девушка нашла силы вырваться. Пользуясь силой ног, Табита обхватила Фрица лодыжками за корпус и перебросила через себя, укладывая на лопатки и ударив по животу и больной руке каблуком, проделав в кисти юноши почти сквозную дыру. Фриц успел схватить и рывком потянуть девушку за щиколотку, но она, падая на колени, заехала ему не глядя подошвой по лбу, а затем устремилась полуприседом вперед к оставленной винтовке. Табита была уверена, что успеет расправиться со старым и новым врагами, ведь наёмник, на первый взгляд, ослаб не меньше неё и окончательно лишился с её подачи управления одной из рук. Как только она поможет брату, то непременно медленно и мучительно ответит за каждый нанесенный удар. Окажись загадочный убийца простым ставшим на пути копом, девушка бы не церемонилась, но чувство гнева затуманило ей рассудок, и Табита хотела расплатиться за этот унизительный акт доминации над собой. Фриц, отходя от сильного удара по лбу, поднялся. Его крепкий пресс выдерживал и не такие удары, а в испорченной шпилькой ладони окончательно пропала чувствительность, потому боль не мешала юноше. На шатающихся ногах он достал из штанины левой рукой клинок и метнул в спину девушки, вложив всю имеющуюся в его теле силу, целясь в сердце. Табита невовремя дернулась, пытаясь прицелиться, и лезвие прошло между правой почкой и позвоночником, застряв в ребре. Девушка успела пустить в Пингвина пулю, хотя тоже промазала, попав вместо головы в плечо, а после по ней открыли ответный огонь уже полицейские. Оседая и закашлявшись от хлынувшей в рот крови, девушка оказалась зажатой между копами и наёмником. Услышав выстрелы с земли, Фриц бросился обратно к краю крыши, перелазя на балкон, а оттуда спрыгивая в толпу стремительно эвакуирующихся уцелевших гостей вечера, к счастью, никем незамеченный. Смыться как можно быстрее и избавиться от тела в багажнике было для него важнее, чем убедиться в смерти и так наполовину покойницы. Голова гудела, мышцы пресса сводило спазмом, пробитая перчатка намокла изнутри, и по всему телу начинали ныть гематомы в довесок к саднящему от хлыста горлу, но юноша справился бы дальше на адреналине и четком понимании, что попасться нельзя. Пользуясь суматохой, Освальд забрался в машину мэра и, пригнувшись от пуль, зажал газ, ринувшись вперед, пока Фриц направлялся в лесополосу, где его ждал мерседес с трупом — благо все патрули ехали в противоположную сторону за Освальдом.       — Пингвин смылся на машине мэра через главный КПП. Хорошо то, что с пулевым ранением в плече и уведомлением всем постам он вряд ли покинет город. — Прокомментировал происходящее Буллок.       — И пытаться не будет, — подметил Гордон. Детектив знал, что Пингвин никогда не покинет Готэм. В голове мафиози не существовало подобного варианта — уж слишком предсказуемо Кобблпот любил этот город, что неизменно играл судьбами своих жителей, внося в планы каждого коррективы. В опустевшем полицейском участке Эдвард Нигма вновь отдал бразды управления циничной и расчетливой субличности, безнаказанно расчленяя тело Кристен Крингл электропилой для аутопсии прямо в рабочем кабинете. Выживший только благодаря полицейскому долгу детективов Тэо Галаван распинался перед избирателями новой мотивирующей речью, пока молодой Уэйн запутывался в сетях его двоюродной сестры Сильвер, что должна была бесповоротно привязать мальчика к себе для воплощения мести Дюма — присутствовало в этом что-то определенно извращенное, ритуальное, повторяющее сценарий двухсотлетней давности. Пришедшая в себя Табита со счесанными скулами, полным крови ртом и проступающими на лице гематомами всё же нашла силы вытащить из спины нож, отбросив его дрожащей рукой, после чего скрылась от поспевающей на крышу полиции. Пингвина, в полубессознательном состоянии направляющегося в пригородные леса, одним лишь чудом и везением ускользнувшего от погони, уже объявили в розыск. Наёмник выбросил труп из багажника мерседеса в неблагополучном районе, инсценировав ограбление, после чего вернул на парковочное место машину, пересев в какую-то развалюху с полуспущенными колесами, вообще чудом стартовавшую, и направился домой — чтобы подлатать себя после драки с Табитой, переодеться в чистые ежедневные вещи, а затем залечь на дно у Филиппы. Он не знал наверняка, убил ли Табиту, хотя интуиция подсказывала, что нет, но по его душу Галаван непременно бы пришел — от суток до недели, и наёмнику было ни к чему рисковать. Оказавшись дома, Фриц стащил с себя испорченный костюм, помылся, обработал новые раны и принялся накладывать швы на сочащуюся кровью ладонь под тихое потрескивание пластинки с немецкой классикой — отдавал должное памяти покойной женщины, ведь не знал, предоставится ли ему вообще в ближайшее время подобный шанс. Предчувствие постепенно проходило — вероятно, худшее оставалось уже позади — хотя его цепкий коготь ещё царапался внутри, напоминая, что ничего не закончено. Юноша рассуждал о том, что у него с Освальдом сейчас немало общего. Они оба лишились близких, одержимые местью — пусть своих врагов Фриц давно свёл в могилу, наёмник ни на мгновение не забывал, через что прошёл. Их преследовала беспощадная химера пенитенциарной системы, и вскоре, гонимые армией, полицией и наёмными убийцами, они, как никогда ранее, оказались бы друг другу необходимы. Выждав паузу и избавившись от слежки, Фриц планировал отыскать мафиози, придумать с ним новую стратегию и плечом к плечу сразиться против всего города — прямо, как заклятые напарники, которыми им непременно по демиурговой шутке с самого начала суждено было стать.