Лжец в противогазе

Из века в век, зависшие на эллипсоиде посреди молчаливого космоса, обросшие самосознанием сгустки углеродной пыли задавались безответным вопросом — зачем. Поиск ответов в кратковременной вспышке между началом и концом неумолимо приводил вставшую на ноги шимпанзе к созданию иллюзии высшего предназначения. В слепом, самоубийственном следовании ложным смыслам уже две сотни лет преуспевали и аббаты изгнанного семейства. Секта флагеллантов во главе с потомком Дюма готовилась нанести сокрушающий удар по империи Уэйнов. Кровь девятерых и двенадцатилетнего сына Готэма — Брюса — ознаменовала бы для них век отмщения и построения нового мегаполиса на месте погрязших в пороках трущоб. Пока в город прибывали многочисленные культисты, унося жизни случайных грешников в подготовке к ритуалу, миллиарды в руках открывали нужные двери — даже если это камера самой защищенной окружной тюрьмы. Для Гордона, с тяжелым сердцем похоронившего коллегу, загрызенную посланным за ним наёмником-каннибалом, уверенное спокойствие Галавана накануне судебных слушаний стало дурным предвестием. Люди, стоящие на краю, пойманные за хвост, никогда не смотрели так, как бывший мэр — словно не они, а ты по ту сторону тюремной решетки — и чутья детектива оказалось достаточно, чтобы точно определить это. Полицейские, отвлеченные чередой найденных трупов, уже даже вполсилы не искали Освальда Кобблпота, всё еще находившегося на свободе. Разговоры о гнусном покушении окончательно затихли, а мафиози совершенно неожиданно получил желаемое, о котором не смел и помыслить несколькими неделями ранее. Пингвина всегда будоражило ощущение маневрирования между стечениями обстоятельств и превратностями судьбы — ведь они непременно сводили его с нужными людьми в самых неожиданных местах. Так благодаря Нигме Освальд оказался жив и надежно спрятан в квартире вместе с человеком, от одного взгляда на которого у него то стыла, то закипала кровь. Когда Кобблпот проснулся, ощущая, что эффект транквилизаторов наконец спадает и к нему возвращается ясность мышления, в квартире судмедэксперта кипела жизнь. Эдвард расставлял на обеденном столе коробки с лапшой и бургеры из доставки, а Фриц катил через парадный вход в квартиру бочку для химических отходов, за которой вместе с некоторыми вещами из трейлера и небольшой партией огнестрела заехал с утра на свалку. Теоретической основы Нигме оказалось мало, и судмедэксперт надеялся, что втроем с мафиози и наёмником сможет насладиться в полной мере расчленением всю ночь просидевшего в кладовой человека бывшего мэра — едва ли когда-нибудь вообще предоставится подобный шанс — но сначала хотел оказать гостям наилучший прием. Сидя за одним столом с поющими о матушке Эдвардом и Освальдом наёмник не понимал, как стоит себя вести, постепенно закипая. Жизнь Фрица походила на непрекращающееся ралли, где юноша становился на пит-стоп только для того, чтобы поспать, привести себя в порядок или закинуть в желудок быстрые углеводы, продолжая свой неустанный заезд. Праздные диалоги, мирный завтрак или размеренная повседневность — всё это претило юноше, что занимал каждое последующее мгновение продуктивной деятельностью. Если наёмник не выезжал на заказы, то тренировался, доводил окружающее пространство до кристальной чистоты, проектировал или приводил в порядок оружие, читал, и непременно ставил каждый из этих ритуалов на репит. Фриц ощутил нечто схожее с благодарностью, когда мафиози первым предложил расправиться со «связанным господином» — еще несколько минут подобной атмосферы, словно он приехал к несуществующим родственникам на Рождество, и юноша наверняка бы всадил клинок вместо Леонардо в Нигму.       — …Если сделать порез слишком поверхностным или слишком быстро, то кровь под напором попадет на тебя под прямым углом. — Фриц, поправив на голове противогаз, погрузил край серповидного лезвия в шею мужчины, привязанного головой вниз к столешнице, прикрытой целлофаном, простирающимся еще на несколько метров по полу, защищая поверхности от кровоподтеков. На потолке не нашлось подходящего крепления для подвешиваний, потому юноше пришлось импровизировать. Мужчина слишком сопротивлялся, потому наёмник придушил его, а после погрузил острие ножа глубоко под кожу у наружной яремной вены. Лезвие продвинулось дальше, от уха к уху, дав крови под высоким давлением стечь вниз в контейнер под головой жертвы. Когда напор уменьшился, Фриц отсек голову, осторожно положив на дно емкости, придерживая за волосы — за всё это время на него и на целлофан и одежду не попало крупных кровяных брызг. Отвечая на вопросы, сыпящиеся из Нигмы, Фриц потрошил мужчину, а дальше дело оставалось за малым — снять с шеи цепочку, сунув трофей в карман, уложить в контейнер вместе с целлофаном рассеченные конечности, залить кислотой и прокатить плотно закрытую ёмкость по полу, чтобы началась химическая реакция, обращающая кровь, внутренности и кости в сплошную зловонную массу. Если для Нигмы, постоянно возящегося с трупами, запах стоял привычный, то Освальд открыл окна настежь и, подмерзая на сквозняке, старался не внюхиваться. Заморачиваться с вывозом тела Фриц отказался, и Нигме, немало понервничав — наёмник хотел преподнести ему еще один важный урок — пришлось перед работой скинуть бочку в заброшенных доках близ Нэрроуз. Там, тяжестью почти под центнер, ёмкость ушла далеко на дно реки, заваленное мусором, осевшими в иле и слое нечистот костями и выброшенными уликами — что в этой части побережья каждый третий готэмский преступник только не выбрасывал. Оставшись после отъезда судмедэксперта с Освальдом в одной квартире, Фриц ощутил облегчение — как сам это позже понял, мафиози раздражал его на порядок меньше, чем Нигма. Сколь Пингвин ни был нагл и навязчив, с молоком матери мафиози передались хорошие манеры, и он не пытался слишком тщательно препарировать юношу, предпочитая постепенное и вежливое погружение в его тайны.       — Фриц, один вопрос. Я никак не могу взять в толк, зачем так сложно, — обратился Кобблпот к наёмнику, подливая вина в мерный стакан — владельцу квартиры нравилось использовать медицинское оборудование не по назначению. — Почему просто не закопать или выбросить?       — Найдут.       — А бочки не найдут? Как по мне, это слишком броско, так и просится: открой меня, внутри плавает труп, даю голову на отсечение, — Освальд тихо засмеялся.       — Если копы не увидят тело, даже не подумают возиться. Я проверял. Фриц вспомнил, как несколько лет назад не успел довезти бочку до свалки и удирал от полицейских, бросив машину и наблюдая за ними с крыши, куда забрался по так удачно подвернувшейся пожарной лестнице. Наёмник готовился к любому сценарию, но патрульные, открыв крышку и закашлявшись парами вырвавшейся оттуда кислотной вони, вызвали службу утилизации химических отходов и впопыхах передали тем бочку. Полицейским даже не пришла в голову мысль присмотреться — а ведь юноша тогда использовал более слабую пропорцию, и в емкости могли плавать отдельные фрагменты не до конца растворившихся костей или волос.       — Не нравится мне этот Нигма, — выждав паузу и обновив вино в стакане, признался Кобблпот.       — Здесь сейчас безопасней, чем где-либо, — прикуривая, ответил Фриц и протянул пачку, но Освальд отказался. — И чисто. Юноша почти с содроганием вспомнил Конни и её запах. До него только позже дошло, почему его тело так на неё отреагировало. Дело было вовсе не в том, что она кололась или жалась к нему, а в тонком, едва уловимом аромате, характерном только для тела женщины, сидящей на тяжелых наркотиках.       — Да, но такая одержимость убийствами, не находите, что несколько… нездорова. Он дилетант. Фриц пожал плечами. Юноша уже продумал удачный маршрут к отступлению по крышам и разыскал место для того, чтобы на несколько часов «залечь», когда нагрянут копы, прежде чем полноценно отправиться в бега. Приведет Нигма за собой хвост или нет, угрозы наёмник всё равно не видел. Конечно, физическая подготовка Освальда и хромота внесли бы коррективы, но у Фрица хватит сил поддержать мафиози, где потребуется.       — А если он проболтается? — Не унимался мафиози. — Он не кажется надежным человеком.       — Не бери в голову.       — Значит, вы уже просчитали все риски, верно? Конечно. — Беззаботно развел руками Освальд, а затем в его голосе появились вкрадчивые нотки. — Так вот, вчера мы говорили про судно. — Кобблпот, что увидел шанс наконец разузнать больше о наёмнике, не мог упустить возможность пробиться дальше. — Я не сомневался, что это вы с самого начала, как только увидел дело. Можете называть это интуицией, — мафиози самодовольно улыбнулся, ему нравилось ощущать себя на высоте в вопросах интеллектуального превосходства. — Но как вы там оказались? Зачем? Фриц взвешивал, стоит ли вообще трепаться о подобном с Кобблпотом.       — А зачем похищают детей? Освальд, замерев на мгновение, прекратил улыбаться, и в его пронзительном взгляде промелькнуло сначала непонимание, а затем подобие сострадания. Мафиози представлял историю Фрица куда более простой или невинной, но, догадываясь о том, что делали такие подонки, как Кукольник или владельцы нелегальных притонов, где большая часть посетителей — закоренелые педофилы — Освальд понял, что, пожалуй, не хочет знать ответ на вопрос юноши. Что бы ни происходило с Фрицем, это довело юношу до высшей формы невроза и, кажется, полной асексуальности — а о том, какие предпочтения у наёмника, Освальд, смущенно краснея и нервно потея, немало размышлял. Пингвин не давал себе отчета о том, когда это началось, возможно, даже после их самой первой встречи. В тот вечер, ничем, кроме унижений Фиш Муни, не примечательный, он впервые встретил человека, открыто противопоставляющего себя мафии. Человека, что звал его по имени и знал, на что он способен, когда никто больше не воспринимал Пингвина всерьез. Человека, обладающего удивительной силой, к которой хотелось прикоснуться, обходя все запреты и предупреждения. И, чем дольше они взаимодействовали, тем больше мафиози изводился вопросом, нормально ли думать в столь греховном ключе о другом мужчине, совершенно не предполагая, что Фриц не тот, за кого себя выдаёт. Но моральный аспект перестал иметь для Освальда значение, когда полуобнаженный наёмник оказался у него на груди, и внизу живота сладостно и невыносимо заныло, как никогда и ни на кого прежде. Кобблпот, что не интересовался плотской составляющей отношений между людьми, отчаянно гнал непристойные мысли, но те возвращались, обретая навязчивую форму. Постепенно ход размышлений мафиози перешел в оценку, насколько высок его шанс на более тесную связь между ним и Фрицем. Полунамёками разузнав у девочек и мальчиков из борделя Джимми про юношу, Кобблпот убедился, что шанс, вероятно, равен нулю. Фрица ничего не интересовало, но это не мешало Освальду попытаться любыми путями продолжать добиваться расположения наёмника — он всегда играл по-крупному и жадность его, вправду, не знала пределов. Теперь же мафиози с упоением наслаждался прогрессом — Фриц сидел напротив, такой запретный и притягательный, и говорил с ним о вещах, несущих личный характер, хотя не так давно наставлял на Освальда нож за попытки вмешаться в его жизнь.       — Но я не жалею, — наёмник помедлил, решаясь. — Мать говорила, что я должен много учиться, чтобы вырваться. Стать человеком. Будь это не Готэм, меня бы давно выловили социальные службы или полиция. Так что в какой-то мере я смог, — юноша запнулся на последней фразе и ему стало нехорошо. Сам не понимая, каким образом, Освальд ощутил эту перемену, хотя ни глаза Фрица, ни лицо ничего не выражали, оставаясь каменными, как у статуи. Кобблпоту, что всегда хорошо ориентировался в лести, оказалось сложно подобрать честные слова для подобной ситуации, болезненной даже для него самого.       — Мой друг, я уверен, что ваша мать гордилась бы настолько умным и… умелым сыном. Юноша промолчал, переводя взгляд на столешницу.       — Моя дорогая матушка, — Освальд горько улыбнулся, прикрывая глаза и прижимая к щеке мерный стакан. — Говорила, что я стану великим мужчиной. Это всегда придавало мне сил, с самого детства. Знайте, что оно у меня тоже было, — Кобблпот запнулся. Вряд ли его детство, ознаменованное непрекращающимися издевательствами и драками, но с любящей матерью и крышей над головой можно было сопоставлять с детством Фрица — без матери, дома, ступившего на тропу воровства и убийств с девяти. — Нелёгким. Умирая, она сказала, что я… — Мафиози снова скривило, но он не заплакал. Сил на слезы в нём уже не оставалось, агония угасала, оставляя за собой только кристально-чистую злость. — Она поняла, кто я, и не винила за это. Фриц оторвал взгляд от грязной посуды, оставшейся с завтрака, медленно просовывая фильтр новой сигареты меж губ и с громким щелчком зажигалки прикурив. Затем он особенно холодно посмотрел на мафиози сквозь облако выпущенного изо рта дыма, и за этой свежевозведенной им стеной отчетливо проступал страх показаться уязвимым. Шаг вперед, два шага назад.       — Я думаю, что нам не придётся заморачиваться с Блэкгейтом. Уже завтра суд. — Фриц подтянул последний выпуск готэмской газеты, указав пальцем на фото задержанного мэра на заглавной странице. Юноша нуждался в переключении на реальность, что всегда понятней и привычней, потому заговорил о планах.       — Погодите. Вы что, хотите напасть на него прямо во время заседания? Или каков ваш план?       — Это будет не суд, а цирк.       — Считаете, что его оправдают? — Кобблпот, оживившись, придвинулся ближе к Фрицу, поставив локти на стол. — Откуда такая уверенность?       — Он миллиардер. Просто подкупит, кого нужно. Это же очевидно. Даже по меркам готэмских богачей обеспеченности бывшего мэра вполне могло хватить для покупки всего города.       — Тогда ему конец, — прошипел мафиози. — Я убью его. В этот раз я доведу всё до конца.       — Галаван тоже знает, на что мы способны, и не даст так просто к себе подобраться. — Помедлил Фриц. — Но я захватил немного огнестрела, на всякий случай. Примерно на десятерых. Освальд переменился в лице, заговорщически улыбаясь, как он делал всегда, когда в его голову приходили лучшие, пусть и безумные мысли.       — Значит, у тебя еще остались люди? — Продолжил Фриц, понимая, о чем думает мафиози. Когда Гейб — один из немногих, кто оставался верен павшему готэмскому королю — постучал в двери «бункера», Нигма умолял по телефону Освальда избавиться от очков Кристен, пока их не нашли те, кому не положено. Слишком сильный интерес и подозрительность Лесли Томпкинс, а её женское сердце чувствовало подвох в истории о подруге, сбежавшей с офицером Доэрти, заставляли Эда нервничать. Сейчас Нигма ощущал последствия — то, к чему не был готов, убивая, не менее важный жизненный урок. Среди маньяков таких, как Тодд, что умели грамотно пускать концы в воду и постоянно ускользать, оставляя за собой дорогу из трупов и заставляя копов нелепо оправдываться перед руководством за «висяки», можно было пересчитать по пальцам. Рано или поздно все попадались, и преступников выдавала мелочь, стечение обстоятельств, бахвальство и безнаказанность или неудачная вылазка в супермаркет и появление на камерах. Фриц прекрасно осознавал, что Эд попадется, сколько наставлений не давай. Нигма требовал признания и был тщеславен, а это — прямая дорога за аркхэмские или блэкгейтские стены. Конечно, существовала вероятность, что он перейдет через желание сделать себе громкое имя, и соберется, впитав опыт судмедэксперта и советы наёмника для чистых убийств, но юноша не слишком в это верил. Кого точно не ожидал увидеть Гейб за спиной босса, открывшего с недовольным лицом двери, так это высокомерного пидара, поедающего полуразваливающийся от количества ингредиентов бутерброд, что собрал четвертью часа ранее вместе с Освальдом на ужин. Их предпочтения относительно вредной и аномально калорийной пищи с морепродуктами оказались в самой неожиданной форме идентичными, потому они весьма нагло объедали запасы Нигмы, что уже начинал жалеть об оказанном гостеприимстве и накануне назвал мафиози и киллера саранчой. В ответ Фриц показательно вылил из коробки в стакан последний сок, уворачиваясь от рук возмущающегося Нигмы. Если бы не безучастное лицо, то могло показаться со стороны, что наёмник дурачится, намеренно провоцируя Эда на реакцию, а тот весьма предсказуемо ведется. Подметив это, Пингвин смущенно улыбнулся — моменты, когда Фриц вел себя почти по-человечески, были редки. Впрочем, как и минуты отдыха перед неминуемой тяжестью последующих дней. Вскоре наступало время разбрасывать камни.       — Гейб, когда я давал тебе адрес, я не приглашал тебя в гости. — Съязвил Кобблпот, отвлеченный сначала Нигмой, а теперь своей шестеркой от ужина с наёмником.       — Галавана отпустили. — С задышкой ответил мужчина, что спешил, как никогда, сообщить новость вовремя и пока мэр еще не добрался до босса.       — Где он? — Голос мафиози дрогнул от ярости. Фриц, приподняв взгляд на мужчину, прекратил жевать. Тело его в предвкушении напряглось, натянулось подобно тетиве, готовое ринуться в бой — всё же юноша был одержим бесконечным движением, сражениями и погонями, и не умел, а, быть может, не хотел жить иначе. Ему хотелось поскорее закончить историю с Галаваном и прийти к логической развязке не меньше, чем Освальду. Уже на самих слушаниях Джим Гордон отчетливо убедился, что освобождение мужчины сведет его в могилу — Тэо смотрел на него подобно льву, загнавшему лань в смертоносный тупик. Предыдущий мэр, трясущийся от страха, перенёс обвинения на Кобблпота, и Галавана мгновенно оправдали. Ублюдку оставалось дело за малым — спровоцировать взведенного полицейского на любое нарушение устава, например, рукоприкладство. Гордон, кипящий от несправедливости и роящейся в нём паники, отреагировал предсказуемо, бросившись на мужчину с кулаками, и уже спустя несколько минут его оттаскивали люди в полицейской форме, чтобы отвезти на пирс. Черная тень погибели тянулась за восстановленным в звании мэром, и стремительно поглощала детектива.       — Надо же, как все меняется за один день. Здесь ты пленник, а я свободен. Колесо фортуны вращается без конца, — разливался в торжественных речах Галаван. Полагая, что высший смысл имеет только вера, он, как и каждый, живущий в иллюзии предназначения, не давал себе отчета в том, что даже с целью и силой так же конечен, как и девять жертв для грядущего ритуала. Нанеся ослабшему детективу череду ударов, мужчина бросил его на медленную смерть от рук продавшихся полицейских и отправился за сыном Готэма. Мальчика некому было защитить — накануне Табита загнала его дворецкого на свалку, откуда мужчина никак не мог помочь мастеру Брюсу. Зловонная речная сырость, ржавчина и запах собственной крови смешивались для детектива с хлестким звуком телескопических дубинок, не оставляющих на коже под одеждой ни единого целого места. Когда звуки прекратились, а затем два полицейских рухнули на асфальт рядом с ним, Джим сквозь пелену боли увидел над собой нависающего Кобблпота и долговязую тень позади мафиози — Фриц доставал из голов полицейских ножи и снимал по нательной вещи, пряча в карман.       — Здравствуй, Джим. К твоему счастью, Гейб нанял людей следить за Галаваном. — Пингвин приподнял Джима за грудки, заставляя смотреть ему в глаза. — Скажи, где он. Где Галаван? — Пингвин, надеющийся застать здесь заклятого врага, совершенно не обрадовался детективу, несколько раз заехав ему по лицу и срываясь на крик, прежде чем взять себя в руки. — Говори, где Галаван!       — Он в отключке, — Кобблпот встрепенулся от спокойного голоса наёмника за спиной и понял, что Джим потерял сознание от ударов и болевого шока, отчаянно взвыв. Начиная с утра следующего дня, количество жильцов в квартире закоренелого холостяка Нигмы в геометрической прогрессии увеличивалось. Когда Джим очнулся от музицирования Кобблпота и Нигмы, с трудом поднимаясь на кровати, то заметил человека, которого меньше всего ожидал увидеть в компании готэмского короля и чопорного судмедэксперта одновременно. Один из самых раздражающих после Пингвина преступников, ведь за него никак не получалось взяться, точил ножи за столом, куря, и, заметив пробуждение детектива, помахал ему жутковатого вида клинком в руке. От абсурдности происходящего у Гордона еще сильнее заныла голова.       — Это еще что? — Почти с ужасом спросил мужчина. Его не прельщала перспектива проторчать в столь сомнительной компании, и Гордон, обмолвившись парой вежливых фраз, попытался выйти из квартиры, еще не до конца осознавая, что в бегах. Но Пингвин умел быть убедительным, в особенности, когда разговор заходил о взаимной выгоде и вариантах решения безвыходных, на первый взгляд, ситуаций, и остановил Джима. Наблюдая за тем, как мафиози перед ним стелется, Фриц рассуждал о том, что отношение Пингвина к принципиальному копу когда-нибудь точно обернется бедой. Юноша слишком хорошо понимал мужчину, ведь тоже жил по кодексу — пусть более адаптированному для криминальных реалий — и знал, что ради Освальда, называющего полицейского другом, Гордон никогда не наступит самому себе на горло.       — …Ты, конечно, можешь идти, Джим. Правда, будешь беглецом от правосудия. Но прошу тебя — посиди и подумай. Мы с тобой объединены Тео Галаваном. Это наша страсть, если угодно. И, если суждено нам работать вместе, то именно сейчас. Выходить из квартиры в город, где любой цивильный узнал бы некогда доблестного, а теперь самого разыскиваемого детектива, непременно сдав в лапы правосудия, было отвратительной идеей. Сцепив от бессилия зубы, мужчина остался во временном штабе мафии, куда вскоре подъехал Гейб с немногими оставшимися людьми, а чуть позже, получив адрес от Нигмы, направилась Лесли Томпкинс. Когда девушка зашла в «бункер», где полдюжины мафиози чистили и заряжали оружие — своё и привезенное Фрицем — то меньше всего ожидала встретить среди этого сброда возлюбленного, до последнего надеясь, что это какая-то безумная ошибка. Но перед ней стоял детектив, спевшийся с мафиози.       — …Ты всё на смерть нарываешься? — Возмущенно спросила Томпкинс, непонимающе смотря на Джима, когда тот стал говорить про отъезд из города и убийство Галавана. — Я тебя неправильно поняла, ты сумасшедший?       — Да нет, конечно.       — Ты бежишь от правосудия, хочешь напасть на мэра с помощью чокнутого преступника. Это ли не сумасшествие? — Не унималась Ли.       — Я всё слышу. — Проворчал Пингвин.       — Замолчи, — даже не глядя на мафиози, повысила голос женщина. — Джим, не надо, давай вместе уедем из города… — Когда возражения и идеи не сработали, Лесли пришлось использовать последний аргумент. — Я беременна. На мгновение в квартире зависло молчание, нарушенное трагическим вздохом Освальда и тихим, почти под нос, всё равно прозвучавшим громче, чем задумывалось, голосом Фрица. Юноша читал за столом и курил, стараясь не вовлекаться больше нужного в происходящее — ему не нравились люди, приведенные Гейбом, а он не нравился им, и это вылилось в многочасовую перепалку, возвращаться к которой наёмник не планировал.       — Предохраняться не пробовали? Освальд, как-то совсем неловко хихикнув, мысленно согласился с наёмником. Теперь пришлось бы вдвое больше заморачиваться касаемо безопасности подружки детектива — печься и о ней, и о зреющей в ней жизни.       — Ты еще кто? — Раздраженно спросила Томпкинс, посмотрев в сторону Фрица. Глаз доктора сразу распознал анемию и дистрофию.       — Кто знает, — отвесил он дежурную фразу, не отрывая взгляда от книжных страниц. Томпкинс рассмотрела переплет в руках юноши — университетский учебник по криминалистике. Среди присутствующих в меру юности и благородного профиля он меньше прочих походил на гангстера, скорее на студента, каким его уже однажды назвала Кошка.       — Быть может, такой же чокнутый преступник, леди. — Переворачивая страницу, добавил Фриц. Освальд снова распознал этот жест со стороны наёмника — пусть и по такой несущественной мелочи, но Фриц вступился за него, заставив гостью чуть снизить обороты. Пока Ли продолжала уже вполголоса пререкаться с Джимом, который почти согласился уехать с ней, длинный язык Нигмы всё-таки развязался. К счастью Пингвина и собравшихся в квартире людей, не перед комиссаром Барнсом, одержимым следованием букве закона еще больше, чем Гордон, а Буллоком. Харви объединил усилия с ищущим Брюса дворецким и младшим исполнительным директором Уэйн Интерпрайзес — Люциусом Фоксом, ставшим на сторону мальчика. Примчавшись по адресу от Нигмы, те подоспели как никогда вовремя — еще минута, и Лесли с Джимом покидали город на мафиозной машине. Новости о похищении Уэйна заставили детектива остаться, сколько бы Томпкинс не просила возлюбленного передумать. Спустить подобное с рук Галавану он просто бы не смог, только не с Брюсом, ставшим одной из ключевых фигур в его истории.       — …Все готовы? — Под шум застежек на бронежилетах, спросил Гордон. — Поехали.       — Тихо, — остановил его напарник. — А каков план?       — Пробираемся в здание, находим Галавана, угрожаем ему, пока он не выдаст Брюса. По мнению Фрица это был самый глупый план из всех, что можно придумать в подобной ситуации — импульсивные действия приведут к непременному краху. Пользуясь переполохом, мэр наверняка попытается сбежать, и стоило разделиться на группы, чтобы справиться с его людьми и не упустить мужчину.       — Потом я медленно его убью, — категорично добавил Освальд и мгновенно вступил в спор с детективом о том, почему смерть Галавана — необходимость. Люциус Фокс, стоящий в стороне от вооруженных разборок, но настроенный исключительно скептически, высказал первые здравые мысли и сразу уточнил, есть ли у кого-то представление как попасть внутрь башни. Ответ нашёлся быстрее, чем Фриц успел открыть рот — через подоконник с крыши уже пролазила Кошка.       — Нам нужна тактика отступа, учитывая большую вероятность провала, — подрезюмировал Фокс.       — А вот и нет, мистер Фокс, — зло ответил Освальд, натягивая зимнее пальто в черно-фиолетовую полоску с темным меховым воротником в тон его уложенным лаком волосам. — Провал — не вариант. Фриц, застегивая поверх одежды тряпичную портупею и многочисленные ремни, сортируя по петлям ножи, согласился с мафиози, как и остальные в помещении. У них и вправду не было третьего шанса, хотя более надежный план точно не помешал бы. Заканчивая с подготовкой, юноша погрузился в рассуждения о новом убежище и на внушительный срок. Если покушение еще могли бы спустить с рук, то смерть мэра — нет. Осложнения вносила и приближающаяся зима, и список мест для ночлега существенно сокращался. От просчета вероятностей юношу отвлек Кобблпот, если быть точнее, то его новый образ. Конечно, каждый раз надевая всё более роскошный костюм, мафиози украдкой, по-детски надеялся, что Фриц непременно оценит, но, уже привыкший к безучастности наёмника, совершенно не рассчитывал ни на какую реакцию.       — Что-то не так, мой друг? — Заметив на себе прожигающий взгляд, спросил Освальд.       — Тебе идет, — неожиданно ответил Фриц, подождав мафиози у выхода и замедляя шаг, чтобы идти с ним в одном ритме. — Мех. — Уточнил юноша.       — Мой друг, мне не послышалось, и это был комплимент? — Неловко улыбнулся Кобблпот, ковыляя рядом с наёмником. До самого прибытия их разношерстной команды под башню Галавана юноша не проронил больше ни слова. Только когда они разделились на две группы — Фриц с Селиной должен был проникнуть внутрь и открыть проход остальным — он всё же решил заблаговременно предупредить Кобблпота.       — Галаван сразу попытается сбежать. Держи это в голове. Кошка, как и Фриц, специализировалась на бесшумном взломе, и они вдвоем проникли через вентиляцию на паркинг, где из угрозы, к счастью, бродил только одинокий монах. Фриц придушил его, оттаскивая мужчину из поля зрения, пока Кошка открывала изнутри роллетные ворота паркинга подоспевшим детективам и гангстерам. Им предстояло забраться по бесчисленной веренице лестничных пролетов почти на самый верхний этаж башни, где в алтарной части здания разворачивалось жуткое действо. Идти к лифтам, на пути к которым сплошь стояли камеры, было слишком рискованно.       — Смерть сыну Готэма, — неустанно повторяли аббаты, готовясь к завершению долгожданного ритуала. Сильвер — девочка, что вела игру на дядю и всерьез привязалась к юному Уэйну за время, пока пыталась его очаровать и заманить в ловушку — вовремя окликнула монаха, уже вознесшего над шеей Брюса клинок. Она и сама не знала, что тем самым выиграла несколько драгоценных секунд для полицейских и мафиози, врывающихся в зал и открывающим огонь по культистам под крики о богохульстве. Фриц дал первым выстрелам стихнуть, натягивая противогаз, оценил обстановку и примерное количество нападающих, а затем ринулся с ножом в толпу монахов, уворачивающихся от пуль, но беззащитных перед ножом и маневренностью Фрица в ближнем бою. Со скрежетом лезвия по лезвию отбивая удары и ловко уклоняясь от вражеских клинков — а аббаты умели обращаться с холодным оружием, не боясь боли — юноша надсекал руки, животы, предплечья, вскрывал горло за горлом, и краем сознания думал о боге. Бесспорно, темнокаменные неоготические готэмские соборы с их узкими витражными стеклами, контрастными фресками и немой величественной красотой впечатляли юношу размахом, симметрией и точностью форм. Храмы казались ему островками смысла для заблудших умов, но сквозящее лжепонимание, показная праведность и отчаянная попытка схватиться за дозу опиума всепрощающей божьей любви откликались внутри наёмника только отвращением. Если остановить убийство ребенка — богохульство, то высшей силе стоило снизойти и навлечь на город новые десять египетских казней. Большего никто из них попросту не заслуживал. Стычка закончилась стремительно. Сколько флагелланты не закаляли свои тела, против десяти подготовленных в той или иной степени боевыми действиями или уличной жизнью людей у них не оставалось шансов. Добивая на лестничных пролетах последних монахов, успевших выбежать врассыпную из зала, по возвращению Фриц не обнаружил ни мэра с сестрами, ни мафиози, ни самого принципиального в городе детектива. Кинувшись вслед за голосами, раздавшимися в отдалении, вероятно, на самом верху башни, он искренне надеялся, что Пингвин успеет справиться с мэром. Быть может, проговори подельники с младшим исполнительным директором Уэйн Интерпрайзес план по отступлению, он бы не пошел спасать ситуацию прямо к комиссару Барнсу. Натаниэль не знал ни о культе, ни о покушении на жизнь Брюса, потому весьма настойчиво попытался прекратить разборки Галавана с Гордоном, намереваясь задержать последнего и отпустить мэра, пока его не оглушил коллекционной вазой Пингвин. За несколько минут до появления полицейских Тэо, как и полагается любому ублюдку, получил удар в спину. Младшая сестренка, уставшая от вторых ролей и должности цепного пса, увидела возможность перехватить управление семейными делами, потому спасла кузину Сильвер, скрывшись с ней по воздуху на двух припасенных парапланах, а братца оглушила и оставила на съедение полиции или мафии — кто нагрянет первым. В их роду всегда выживал сильнейший — и Галаван крупно облажался, недооценив количество нажитых им врагов. Когда наёмник добрался до кабинета мэра, залитый монашеской кровью от шеи до обуви, то застал Освальда, пререкающегося с Гордоном:       — …Забудь, что он натравил на тебя Барбару Кин, забудь, что он едва не убил мать твоего ребенка, забудь о мести, думай о более высоких вещах. Думай о Готэме. Он подкупил суды, у него миллиарды в кармане. Ты уверен на сто процентов, что он и на этот раз не освободится? Уверен, Джим? Подумай о Готэме, — мафиози заметил Фрица, вытирающего краем рукава свитера с мочек ушей, что не закрывались газовой маской, кровь. По рации на поясе оглушенного Освальдом Барнса полицейские сообщили о прибывающем подкреплении. — Но думай быстрее. Галаван, обреченно сидящий на полу в наручниках, словил на себе равнодушный взгляд наёмника. Так с фресок смотрели святые, которым в общем-то всегда было плевать на горе прихожан, и мужчине стало, как никогда ясно, что вскоре он умрет. Не спасет его ни порядочность детектива, ни уговоры, ни миллиарды — рок, которым он недавно восхищался, обернулся против мэра. О Фортуна! Фриц хорошо запомнил этот вечер возмездия — неотвратимого и кровожадного, наблюдая за тем, как Гордон с Пингвином достают Галавана из багажника полицейской машины, выволакивая на пирс. С перекосившимся от наконец нашедших выход эмоций лицом, Пингвин наносил удар за ударом битой по корчащемуся от боли мэру. Не жалея сил, он дробил кости и зубы, отбивал внутренние органы, заставляя мужчину закашливаться и умолять о скорой смерти. Фриц закурил, переводя взгляд на ночной город, отражающийся тысячами огней на глади Готэм-ривер. Скольких из них бы еще пережили эти гнилёсые воды — немые свидетели беззакония, всегда тесно сплетенного с ощущением внутренней несправедливости. Стоящий чуть поодаль Гордон не стал останавливать мафиози. Он давал себе отчет о том, что убийство — пусть не по закону — всё-таки может стать высшим благом. Их штат первым отказался от внедрения смертной казни, особо опасных преступников распределяли между богадельней и островной тюрьмой, и справедливость, в которую так свято верил ветеран, получая значок детектива, в данном случае никогда бы не восторжествовала. Барбара Кин, едва не убившая его беременную возлюбленную, Эдуардо Фламинго, разгрызший сонную артерию совсем молодой девушке из отряда быстрого реагирования, всего год на службе — на них Гордон не спустил курок. И они бы продолжали вести свои игры и бесчинства, а такие, как Тэо, способные подкупить почти любого копа — вновь нашли способ миновать наказания. Детектив имел полное право, отчаянно этого хотел, но так и не смог спустить курок первые два раза. Вселенная давала шанс избежать ошибки в третий раз, и демон внутри шептал так убедительно о правильности происходящего, что в негнущийся палец на курке вернулась сила. Когда удары битой прекратились кратким диалогом между Джимом и Освальдом, совершенно неожиданно по ночному причалу эхом раскатился выстрел. Увидев, в чьих руках был зажат дымящийся ствол, наёмник приподнял одну бровь.       — Теперь ты такой же, как мы, — беззвучно пробормотал Фриц. Освальд, не желая отдавать право последнего удара, достал зонт, что использовал в качестве трости, замахнулся им и с силой вогнал в перекошенный в посмертной агонии рот мэра, разрывая им изнутри трахею. Вздымая плечи и рыча, он еще долго смотрел на мужчину гневным, но постепенно холодеющим взглядом — месть дала ему облегчение, а затем забрала всё остальное. Отдышавшись и пытаясь привыкнуть к новому чувству болезненного, как после вытаскивания загноившейся занозы, спокойствия внутри, Освальд посмотрел на Фрица. Юноша ответил каким-то невозможно притягательным взглядом, изящно отбрасывая окурок за пирс. Быть может, Пингвину и почудилось это в темноте, но он с особым упорством, гонимый неконтролируемым импульсом, заковылял к юноше, едва не сбив того с ног.       — Лучше убраться до утр… — Резкие объятья на грани с агрессией прервали Фрица на полуслове. Он рефлекторно потянулся к ножам на бедре, но опустил ладонь, дав Кобблпоту еще крепче прижать его к себе, а затем, ненадолго замерев, сомкнул ответным крепким хватом руки на спине мафиози. — Ты действительно чокнутый, — добавил юноша, но Пингвин ему не ответил. Это стоило прекратить, даже не успев начать, но наёмник попросту не захотел, а почему — и сам не понимал. Его не останавливал ни Гордон, что с презрением, садясь в машину и покидая пирс, смотрел им вслед, ни то, сколько проблем и вопросов несло за собой столь тесное столкновение тел. Кобблпот отчаянно жался к юноше, утыкаясь носом в ворот окровавленного свитера и прерывисто дыша в шею, случайно коснувшись кожи на ней губами, от чего спина у наёмника покрылась от самого копчика до лопаток мурашками. Фриц, слабее и слабее давая себе отчет о собственных действиях, наспех стаскивая перчатку на левой руке, погрузил кисть в волосы мафиози, склоняя его голову на своё остро проступающее под курткой плечо. Освальд задрожал от прикосновений обнаженных пальцев, нежно, но с нажимом скользящих между его прядей на затылке и макушке. Кобблпот хотел снова, уже с жаром поцеловать алебастровую шею, манящую бьющейся жилкой всего в нескольких сантиметрах от его лица, прижаться щекой к скуле, коснуться хотя бы краешка губ, всегда сведенных в тонкую линию, но так и не смог. Он боялся, что эта невыносимая пытка близостью закончится, как только что-то сделает не так, спугнет наёмника, а потому старался не шевелиться, отдавая бразды контроля над ситуацией Фрицу. Юноша же, слушая собственное гулко стучащее сердце, пытался схватиться за последние крупицы здравого смысла, заставить себя разжать руки и, как минимум, хорошенько выкрутить кисти Кобблпоту за такую наглость, ведь обещал, и уже один раз после этого позволил ему перейти границы. Но инстинкты брали верх над мыслями, и наёмник не смог выпустить Освальда из объятий. Они стояли так близко, что, прижмись еще на сантиметр, и начали бы друг в друга врастать, постепенно задыхаясь. Фриц — от упоительного парфюма Пингвина и запаха его кожи, чуть резкого, но уже привычного, перекрывающего смрад крови и речной сырости. А Кобблпот — от опьяняющего, запретного единения и осознания, что теперь у него наверняка появился шанс. Едва ли он мог представить, что сдержанный наёмник когда-нибудь будет по своей воле прижимать его к себе. Объятья до синяков, до рваного пульса, застывшие в моменте, стали единственным доступным им способом близости. Из-за смога, затянувшего ночное небо, вынырнула круглобокая луна, выхватив бледным светом контуры двух самых разыскиваемых готэмских убийц. В одном Тэо Галаван, проживший всю свою жизнь в самообмане, оказался прав. Колесо фортуны неизменно вращалось без конца.