«И, идя долиной смертной тени, не убоюсь я зла, ибо я самый злой сукин сын в этой долине»
Впервые рассмотрев текст на зажигалке времён вьетнамской войны, Фриц восприняла его философски, и даже третий раз на памяти Освальда оскалилась — подбирая для киллера нечто несущественное, но полезное, изощренное и наполненное сочетающимся с её мировоззрением смыслом, мафиози искренне надеялся на подобную реакцию. Неделями позже, когда по самым смрадным щелям расползлись бывшие пациенты доктора Стрейнджа, корреспонденты обрывали новостные эфиры сообщениями о разбушевавшихся тварях, полицейский департамент вместе с прежним мэром растекался речами о подконтрольной силовикам ситуации, частные охотники за головами ловили искалеченных опытами агрессивных монстров, а городские сумасшедшие скандировали про приближение армагеддона — наёмница отнеслась к цитате уже более иронично. Божье воздаяние или заговор — поначалу Фриц, как и Пингвин, собравший под зонтом уже достаточно жаждущих покровительства гангстеров и горожан — были уверенны только в одной истине: кровожадных чудовищ из людей взращивали исключительно другие люди с той лишь разницей, что в Готэме почва для этого, сдобренная беззаконием, оказалась стократ благодатней. И, пусть большинство из них раньше не воскресали, как в этот раз навсегда умерщвленный Тэо Галаван, возомнивший себя героем флагеллантского эпоса — Азраилом, — или как Фиш Муни, возглавившая толпу сбежавших из Индиан Хилл подопытных, монстры всегда жили здесь. Они заседали в подпольных барах, аренах и казино, выручка из оборота которых поступала в церковные деньгохранилища, гнали дешёвую отраву для незащищенных слоёв населения в подвальных нарколабораториях, пускали из-под молотка на закрытых аукционах чужие жизни и скалили белоснежные зубы на благотворительных балах, днями позже пуская собранные для сирот средства в нелегальный бизнес. Горожанам только приспустили шоры, растянули пальцами жмурящиеся в испуге веки — и они увидели мир глазами убийцы в противогазе. Микроавтобус Фриц выехал на полупустую магистраль — поток автомобилистов с появления уродцев, что были способны перевернуть голыми руками несколькотонную легковушку, почти вдвое снизился даже после отмены чрезвычайного положения, — направляясь через два моста и бизнес-район в сторону китайских кварталов. Остановившись перед светофором, киллер скосила взгляд на всклокоченного бездомного, снующего с транспарантом по обочине, заваленной размоченным после прошедшего ливня и налипшим на асфальт бумажным мусором.«Конец близко»
Свернув на следующем перекрёстке в узкий переулок, а оттуда — в неприметную подворотню и, заглушив мотор, киллер переобулась из черных беговых кроссовок в гибкие резиновые сапоги, что после одноразового использования сжигала, затем вынырнула из машины в застоявшуюся дворовую сырость, надевая на голову газовую маску. Выходящие во внутренний двор окна квартир чернели пустыми проёмами — не так давно у всего дома отключили за неуплату электричество, и за закрытой массивным замком подвальной дверью на нулевом уровне, подтопленном остывшей ржавой водой из треснувших труб, в смрадной темноте киллера ждало трое упрямцев. Напротив тела уже остывшей со вчерашнего обеда девушки, чуть вздувшейся от влаги в местах, где кожа соприкасалась с мокрым полом, лежал парень — с заткнутым грязной тряпкой ртом, связанный и заплаканный, в одежде, замазанной ржавчиной, кровью и собственными испражнениями. Поодаль от мёртвого и полуживого тел, примотанный к стулу, сидел более зрелый мужчина, устало наблюдая за происходящим, и за его спиной желтела всего одна бочка для химических отходов, две канистры с растворителями и плотная веревка, перенесенные в подвал киллером накануне. — Вечер добрый, господа и дама, — Фриц закрыла за собой отмычкой двери, включая переносной уличный фонарь, резко выхвативший помещение ярким желтым свечением на несколько метров вперед, заставляя жертв сощуриться и дернуться в попытке прикрыть привыкшие ко мраку глаза предплечьями. В свете кровь, застывшая на трупе девушки с вырванными ногтями и раздробленными зубами, выдавленным глазом и налипшими на синее от гематом лицо волосами, казалась черной. У парня на полу не хватало пальцев рук и изгибалась под неестественным углом сломанная нога. Повесив фонарь на частично открутившуюся под потолочной трубой скобу, Фриц достала из куртки полулитровую бутылку с водой и демонстративно потрясла ею в воздухе. — Не хочу, чтобы вы умерли от обезвоживания. В ответ донеслось агрессивное мычание, сменившее стоны боли из-под залитых слюной тканевых отрезов в глотках. Фриц подумала, что у них обоих, наверное, сильно затекли челюсти, и склонилась сначала над парнем, вытаскивая резким, но осторожным движением кляп — так, чтобы не грызнул её за пальцы, — затем достала спрессованную ткань изо рта мужчины, по очереди напоив обоих из бутылки и намеренно пролив половину жидкости мимо жадных ртов. Сутками назад пленники угрожали, умоляли, голосили сквозь кляпы, глядя на смерть девушки: она оказалась самой стойкой, и не раскололась бы — киллер хорошо понимала этот типаж, — заполняя ныне смрадом, добивающим даже сквозь фильтры противогаза, помещение в качестве назидания за упорство. — Опытным путём мы уже определили, что сработает или средний или указательный палец правой руки Дастина, — наёмница кивнула на лежащего парня. — Остался код. — Ты хоть понимаешь, против кого ты прёшь, долбоёб? — Прохрипел мужчина. За злостью проступал испуг — но не перед киллером. — Сколько бы тебе ни заплатили, лучше остановись. Фриц подошла ближе к мужчине, вытаскивая нож из петли на диагональном поясе поверх водолазки под расстегнутой тактической курткой — со множеством наружных и боковых карманов и разгрузочными нейлоновыми ремнями на груди и плечах. — Мы не видели твоего лица, не знаем, кто ты такой. Парень, послушай, тебе необязательно это делать. — Вам он не нужен, — киллер запустила пальцы в рот мужчине, хватая за язык и прислоняя к нему остриё ножа. Мужчина, пытаясь стиснуть зубы, заёрзал, чуть не упав вместе со стулом. — Раз вы за сорок три года не научились им пользоваться. Гарольд Стивенсон, отец двух чудесных внебрачных близняшек, которых вы решили спрятать в Рокпорте, штат Техас. Вы думали, что о беременности госпожи Лесли Браун, по документам Марии Кларк, никто не узнает. Но находят всех, Гарольд. Тот, мыча и вытаращив глаза, умоляюще замотал головой. Киллер не предполагала, что придется раскалывать их так долго — по её опыту, парень и мужчина должны были сказать код еще на пытках девушки, вступившись за слабую. Ей было невдомёк, что делают с сотрудниками в Уэйн Интерпрайзес, но подобная промывка мозгов на любом уровне ответственности и самоотверженная готовность умереть за сохранность данных настораживала. Днём наёмница вскрыла квартиру Гарольда, нашла платежные квитанции, тайник с тщательно хранимыми фотографиями дочек и Лесли — её черты совпадали со снимками более юной девушки из выпускного университетского альбома. Вытащив из почтового ящика и вскрыв свежий конверт прямиком из Техаса — мужчина еще не успел его уничтожить, примотанный к стулу в ожидании погибели — за четверть часа киллер сложила полную картину. Вероятно, их студенческая любовь закончилась первым неудачным браком Гарольда, чтобы заново вспыхнуть, когда его уже связывало с транснациональным конгломератом слишком много проектов, за распространение информации о которых уничтожали. В случае с Дастином — перспективным молодым химиком — даже искать близких не пришлось: его мать после инфаркта и малолетняя сестра жили с ним в одной квартире, и парень не пытался скрываться. — Я передумал. Сегодня я убью вас обоих, — болезненно сжав, а затем отпустив язык мужчины и отойдя на два шага назад, продолжила Фриц, раскручивая нож рукой и останавливая его ход, когда кончик уперся в подушечку указательного пальца, сохраняя идеальный баланс даже при смене положения кисти. Против света чуть покачивающейся лампы долговязая фигура в противогазе и ножами пугала жертв до опорожнения. — Уверен, вы думаете, что это ничего не изменит. Потому тело одного из вас я растворю в этой бочке и вывезу в Индиан Хилл, — киллер указала на ёмкость остриём клинка, снова завертев его меж пальцев. — Его никогда не найдут в болоте из токсичных отходов. К полуночи на ваши документы оформят развалюху, и патрульные заметят её на выезде штата. Когда я достану содержимое сейфа, ваши менеджеры, а затем их менеджеры решат, что вы решили обеспечить родным богатую старость, пойдя на сделку с конкурентами, и смылись. Вашим близким нанесут визит, и неделя за неделей будут задавать одни и те же вопросы, пока вы наконец не встретитесь с ними — на небесах. Скорее всего, девочки с Лесли попадут в аварию, Гарольд, а ваша пожилая матушка, Дастин, не справится с бытовым газом, ох уж эти старые дома… — Фриц развела руками — научилась этому издевательскому жесту у Освальда, — …и подорвётся вместе с вашей милой младшей сестрой. Киллер выждала паузу. Стояла тишина — никаких ругательств, угроз, попыток достучаться до совести или здравого смысла, только трезвое осознание выбора, как именно погибнуть и скольких за собой забрать. — Или можно сказать код. Вас похоронят по производственной травме, выплатят близким компенсацию. Этих денег хватит на отличный дом не в кредит и колледж для малышек, когда подрастут. Всё еще думаете, что от вашего молчания им будет лучше? Мужчина назвал код первым, словно не раздумывая и больше ни о чём не прося — блефовал. Гарольд не мог знать наверняка оценят ли вообще в корпорации подобную верность, и судорожно пытался понять, откуда садист в противогазе столько о нём знает, и кто выше Уэйн Интерпрайзес или на уровне с ними может за ним стоять. Но даже спустя несколько суток плена — с угрозами, пытками, увиденной смертью и еще доносящимися с запозданием криками невинной девушки, голодом и обезвоживанием — мужчина не мог решиться сказать правду. — Он врёт, — спохватился парень на полу, понимая, что ситуация оборачивается не в его пользу. — Пос-послушайте, не семь, а восемь цифр. Я скажу вам настоящий код, но вы должны гарантировать, что они не тронут мою мать и сестру. Гарантируйте им безопасность и я скажу код. Сэр, — словно выплюнул, умоляюще на него смотря, лежачий. — У меня есть вторая бочка, — киллер переставила ёмкость под широкую металлическую потолочную перекладину, достаточно крепкую для подвешивания, перекинула через неё край веревки и затянула петлю. — Даю минуту на ответ. Дастин и Гарольд сначала нерешительно, а затем остервенело начали спорить и обвинять друг друга в обмане, называя разные числа, пока Фриц не услышала из уст парня девятизначный код с «8» в середине. Погибшая девушка, когда киллер перебирала количество цифр в коде и очерёдность, поддевая кусачками её ногти — красивые, с сиреневым, чуть облупившимся после попадания в подвал лаком — сильнее обычного отреагировала, не в силах подделать бесстрастную реакцию в непрекращающейся агонии. Киллер замерла, снимая куртку и повесив на торчащий из стены обломанный кронштейн. — Последний вопрос, — изувеченный парень и постепенно сникающий мужчина растеряно посмотрели на неё. — Наверное, к вам, господин Стивенсон. — Д-да… — голос мужчины впервые звучал по-настоящему затравлено, когда мужчина понял, что Дастин назвал правильный код. Он думал, что убийца спросит его о том, стоило ли сопротивление убийства его ближних. — Как вы отметили с Лесли вашу первую годовщину? Везя растворенного Гарольда на свалку химических отходов, чтобы позже пересесть из слишком подозрительного для ночных передвижений микроавтобуса, подходящего только для езды в рабочие часы, на угнанный заниженный седан, чудом на ходу, и направиться на один из слабоохраняемых и неофициальных объектов Уэйн Интерпрайзес, предварительно заминированный, Фриц еще не предполагала, к чему приведёт типичный для межкорпоративной холодной войны заказ на подмену документов. Как и Тодд, киллер ввязывалась в слишком опасные игры и, если с кланом Сартори, еще месяц после перестрелки в доках преследующих Фриц, Освальд смог прийти к консенсусу, то над каждым управленцем корпорации стоял управленец повыше, и над советом директоров — тоже. Когда тонированные стекла и часть фасада простого здания в деловом квартале — в подобных размещались мелкие консалтинговые, строительные и страховые компании, типографии и издательства или языковые курсы, десятилетиями работающие с постоянными клиентами, и в каких конгломераты хранили некоторые спорные документы и компромат, полностью анонимно и взяв на прицел семью каждого из рядового сотрудников, — вылетели под ударной волной от детонировавших взрывкомплектов, Фриц в противогазе и накинутом поверх маски и волос глубоком капюшоне куртки спрыгнула на крышу уцелевшей части здания, и забралась внутрь через треснувшее окно. Направившись по частично тронутому разрушениями коридору к электрощиту, наёмница набрала в пластиковый стаканчик воду из кулера, открыла дверцы и щедро облила оголенные контакты до искр, наверняка обесточив камеры — заказчики посоветовали подстраховаться на случай, если есть несколько линий электроснабжения и источников записи — хотя весь первый этаж, вместе с системой видеонаблюдения превратился в груды почерневшего строительного мусора. Во время закладки снарядов Фриц уже бывала здесь — заказала партию визиток по грумингу животных в соседствующей с нужным ей кабинетом полиграфии, и теперь неплохо ориентировалась в клубах токсичного дыма от тлеющего гипсокартона, пластиковых потолочных плит и развороченной, вьющейся искрящими змеями в проёмах на прибитом полу проводки. Буйно распространяющийся огонь постепенно переходил на второй этаж. Едва успев, пока кусок пола не осыпался под ногами — краем сознания киллер подумала о том, насколько паршиво справились строители с элементарной задачей сделать нормальные перекрытия, — добежать до нужного кабинета, Фриц приложила один из двух пальцев Дастина к сканеру отпечатка, ввела пароль, затем сменила палец и повторила — получилось со второго раза, — и вытащила из сейфа третью по счету неприметную папку с необычным желтым стикером в правом нижнем углу, погрузила в глубокий полицейский зип-лок, плотно закрыв и успев даже спустить внутри пакета воздух, затем сунула в куртку. Заменив оригинал на идентичную копию из внутреннего кармана и поправив легкий беспорядок внутри сейфа, киллер закрыла дверцу, тщательно протерла сканер отпечатка бумажным платком со столешницы, забрав его с собой, чтобы выбросить по дороге — на мягкой бумаге оставалась капля дастиновой крови. С улицы завыли сирены, и наёмница высунулась в ближайшее окно, вскарабкалась по уступам на крышу, и оценила количество патрульных, мчащих перед пожарным автобусом. Стащив капюшон с противогазом, Фриц глубоко втянула свежий воздух, взяла разгон и перепрыгнула на соседнее здание, а оттуда — на следующее, — с которого спустилась по пожарным лестницам к припаркованному в тени за мусорными баками седану. Вскоре детективы связали бы подрыв с убийством парня без пальцев, намерено оставленного в теплом на контрасте с температурой снаружи подвале вместе с девушкой, но пока у Фриц оставалось время, чтобы убраться. Киллер направилась к докам, где оставила за дверью одного из контейнеров, просунув через щель, зип-лок с папкой и, отъехав на достаточное расстояние, закурила, глядя на упокоенные воды Готэм-ривер. Предчувствие, зародившееся в ней еще в выпаривающий канализационные миазмы летний зной после случайной стычки с одним из монстров Муни, управляющим электричеством — с содроганием вспомнив Грубера с электробомбами и причину лихтенберговых фигур по её телу, киллер снесла пересеченными клинками тому голову, чтобы наверняка, — с нарастающей силой сомкнулось вокруг горла Фриц и на мгновение ей, закашлявшейся, показалось, что она забыла, как дышать. Что-то сгущалось, зрело, и чудовища с клыками и хвостами — главное зло, так удачно отвлекающее всех от истинных проблем — вероятно, стали только предвестниками череды бед, не минувшей уже никого. Тёмные сферические объективы камер — глаза неустанно следящих за городом хищников, на чей след уже вышел, выдвигая свои требования, юный Уэйн — на несколько секунд до отключения электричества, но впервые по-настоящему заметили убийцу в противогазе. Более полугода назад Брюс получил доступ к восстановленному отцовскому компьютеру, и информация на нём привела его к некой закрытой лаборатории Пайнвуд Фармс, предшествующей Индиан Хилл. Встретившись с одной из первых подопытных доктора Стрейнджа, тогда еще зовущегося Философом — другом Томаса Уэйна, заказавшим его убийство — юноша узнал правду о генетических экспериментах, спонсируемых компанией. Брюс схватился за ариаднову нить, ведущую прямиком к подтверждению абсурдных конспирологических концепций.«Уэйн Интерпрайзес управляет Индиан Хилл, но кто управляет Уэйн Интерпрайзес?»
Эдвард Нигма, задавший этот обескураживающий, но правильный вопрос, прозябал в аркхэмской камере за убийство трёх человек, вандализм и теракт, и вместо блистательных деятелей преступного мира ему компанию составляли легко внушаемые травоядные психи под препаратами. Эд неделя за неделей копил раздражение в сторону Фриц, не сдержавшую обещание об услуге, считая её отчасти виноватой в том, что так нелепо попался, и чуть меньше на мистера Пингвина — с новым психиатром тот мог бы и договориться, вытащив его — как-никак, мафиозный король обязан был бывшему судмедэксперту жизнью и, словно по издевке, даже дважды навестил старого знакомого, обеспечив сладостями и теплой одеждой вместо свободы. Что до свободы — выпущенная из лечебницы Барбара Кин, до сих пор помешанная на Гордоне, практически смирилась с расставанием и нашла утешение в еще живой Табите, уведя её у Бутча. Дела прислужника и подручного, условно прощенного после предательства и всё еще полезного, шли так себе, и он вынашивал надежду отобрать место главы, сколотить собственную семью и вернуть безвозвратно ушедшую к Кин возлюбленную. Дамы же, оставив позади тянущих их на дно мужчин, не теряли времени и отстроили за счет немалого состояния Кин новый ночной клуб «Сирены», что потеснил «У Освальда» — заведение, ныне весьма равнодушно управляемое криминальной семьей Кобблпота, хотя с него-то всё и начиналось. И, всякий чёртов день напоминая о сотворенных Табитой злодеяниях, за ней приглядывал Зсасз с его бандой, а Барбаре пришлось принять условия о покровительстве над заведением — жизнь её возлюбленной стала рычагом серьезного давления и причиной немилосердных откатов готэмскому королю. Меньше прочих повезло Джиму — и ступивший на кривую дорожку убийств полицейский переквалифицировался в охотники за головами, так и не вернув значок детектива. Потеря их с Ли Томпкинс первенца — стресс прервал беременность, — и её уход к цивильному сыну дона Фальконе — медику Марио Кальви, сопряженные с переворотом ценностей после убийства мэра, осуждения и побега из тюрьмы, поиска и упущения убийц Уэйна — череда непрекращающихся невзгод привела Гордона к тунеядству, алкоголизму и избиению мутантов ради пятисот баксов за каждую живую голову. Не помогали ни назидания комиссара, ни попытки напарника привлечь его к новым делам — в своём саморазрушении детектив оказался неумолим. Каждый из них — бегущих, вращающих чёртово колесо, переплетенных общей ненавистью, долгами и свершениями — пытался жить, как прежде, посреди охватывающего улицы пламени. Город стремительно возгорался, и Освальд Кобблпот щедро обливал его бензином — мафиози вновь покорял недоступную иным высоту, чтобы с грохотом пасть и карабкаться, пока не займёт новую. «Неужели полиция не способна справиться сама с этой угрозой…» — провальное интервью мэра Джеймса в главном полицейском управлении, прерванное первым официальным и весьма эффектным появлением Пингвина, мгновенно разлетелось по новостным каналам. — …Я призываю всех жителей Готэма, если вы любите свою семью, если вы любите своих детей, найдите Фиш Муни. Мафиози предлагал за голову бывшей хозяйки миллион, распространяя слух за слухом о поисках от бездомных ночлежек до элитных клубов, но конечная цель — не просто расправиться с женщиной чужими руками и выиграть информационную борьбу — лежала глубоко за возмездием. Отправившись по душу сбежавшего профессора Стрейнджа в день, когда монстры выбрались за пределы экспериментариума под психиатрической лечебницей — мафиози еще со времён терапии жаждал возмездия — вместо Хьюго, измывавшегося над ним, Освальд натолкнулся на восставшую из ада Марию Мерседес Муни.«— ...Невозможно!
— Невозможного не бывает…»
С того вечера, просто оставив своего мальчика-зонтика, своего предателя, своего вероломного убийцу, крёстная мать мафиози постоянно сменяла убежища, окружившись кучкой монструозных отбросов и выживая. Всякий день Пингвин пытался понять, почему то, что вернулось вместо женщины, пусть с её телом и памятью, не знающее пощады, вдруг его пощадило. Ощущая нервный зуд, Освальд впервые оказался не в силах её — всегда слишком бесхитростную в своём властолюбии и жестокости — предугадать. Накануне Фиш ограбила три единственные торгующие иммунодепрессантами городские аптеки и напала на след исчезнувшего вместе с помощницей аркхэмского Менгеле — женщина лелеяла надежду исцелиться от отторжения её телом приобретенных метаспособностей — на радость, пусть и содрогающемуся при каждом упоминании о ней Освальду, наконец выбираясь из тени. Впрочем, чем страшнее становилось готэмскому королю, тем отчаяннее он становился. Консерваторы лгали — Пингвин уличал. Патрульные и комиссар обещали безопасность — Пингвин воодушевлял и вёл за собой толпу линчевателей с арматурами, ломами, топорами и факелами следом за бывшей хозяйкой. Обрюзгший, незаконно занявший пост бывший мэр пользовался положением — Пингвин еще вытеснил бы его с трибуны, повселюдно выдвигая свою кандидатуру для досрочных справедливых выборов, и отличным подспорьем для его стремительно растущих среди избирателей рейтингов стало бы аутодафе, развернувшееся всего в нескольких километрах от Чайна-таун, где в подвале многоквартирника Фриц оставила законсервированную могилу — вскрой, и смрад сюрстремминга в сравнении походил бы на эдемское благоухание. От молчаливого созерцания речных вод, переливающихся огнями небоскребов на противоположном берегу, киллера отвлекла тихая вибрация мобильного в одном из карманов джинсов. Готэмский номер Фриц после звонка Освальда за минуту до начала её операции по устранению наркобарона в Балтиморе оставляла дома, но на задания в городской черте киллер всё же, скрипя зубами, брала — иногда события разворачивались стремительно-опасно, и несколько раз мафиози предупреждал её о готовящихся облавах или заказчики — о возможных проблемах. — Фриц, — Кобблпот звучал странно, и наёмница никак не могла вспомнить, когда последний раз слышала от него подобную интонацию, покосившись на широкотелый сухогруз, застывший на волнах. — Прошу вас, приезжайте. — Пригнать автобус? — Господи, нет, — кажется, он попытался улыбнуться, но голос его надломился. — Просто приезжайте как можно скорее. — Я в… — киллер осмотрелась, оценивая расстояние и способы добраться до особняков в материковой части пригорода. — Буду через двадцать минут. Киллер направила угнанную машину к охраняемым гаражам — в подобных местные стритрейсеры хранили облегченные гоночные тачки — в семи минутах от доков. Оставив седан на обочине — к утру в этом районе его разобрали бы местные умельцы на запчасти, — за две минуты Фриц открыла и закрыла гараж, и еще за одиннадцать пересекла на кобальтовом додж чарджер половину города на красный мимо полицейских патрулей, обрезая через подворотни, перестраиваясь меж полосами и минуя мосты. Первая нерешительная попытка киллера обзавестись постоянной машиной закончилась заминированным сицилийцами и поднятым вместе с эвакуатором на воздух бьюиком, вторая — погоней и перестрелкой с остатками головорезов Сартори, третья — пробившим её капот одним из аркхэмских монстров во время ночной охоты Гордона, и четвертая, последняя — покупкой маслкара у готэмских пересборщиков автомобилей, используя тот исключительно для редкой медитативной скоростной езды по автобанам, пригородным шоссе и магистралям штата — наёмница обзавелась новым хобби помимо разработки клинков. Восьмицилиндровый двигатель утробно рычал, огни автострады и придорожных фонарей переливались на темном глянцевом корпусе доджа и картинно выхватывали профиль Фриц — за весну, лето и клонящуюся к концу осень она успела несколько раз обновить стрижку, и укороченные почти под ноль на висках и затылке, но удлинённые и разделенные боковым пробором на макушке, волосы спадали на лоб и мочки ушей, выстрепавшиеся из крепкой укладкой гелем. Через обещанные двадцать минут Фриц припарковалась напротив особняка Элайджи ван Даля, заходя внутрь через центральные двери мимо стоящих на сыром ночном холоде по периметру здания головорезов. Привычно красться к единственному во всем доме, кроме чердака, окну со снятой решеткой — спальне Освальда, всегда открытой для неё в ущерб системе безопасности — киллер не стала. Не прошло и месяца после исчезновения Грейс, как Элайджа ван Даль получил жалобы из колледжа на отсутствие детей на экзаменах и заподозрил неладное. На этот случай Фриц устроила их официальную смерть, взорвав на границе штата Алабама в машине с готэмскими номерами, оформленной на Грейс, три трупа — женский, девичий и юношеский — с подброшенными им личными вещами и документами покойных, достаточными для опознания обугленных груд мяса. Элайджу подкосило известие о кончине бывшей семьи, и он отключился на похоронах, пережив еще один приступ, но всё же не до полной потери пульса — твист с уходом Грейс к другому мужчине послужил для постепенного принятия правды. А с появлением на улицах монстров Кобблпот обеспечил отцу безбедный круглогодичный отпуск на Гавайях, и тот, поначалу отпираясь и горюя, вскоре уже прислал сыну снимки с лазурными видами за обгорелой спиной. Освальд занял освободившееся фамильное имение — с темными обоями, картинами, старинными светильниками и готической роскошью, импонирующей ему побольше римской беломраморной резиденции Фальконе, — по праву наследования и по-настоящему его. Фриц застала мафиози в набранной до краёв ванной, и наконец вспомнила, когда наблюдала у него схожее состояние. «Гертруда. Он был таким, когда похитили Гертруду…» — Что-то с отцом? — Спросила киллер в дверях, также оставленных для неё приоткрытыми. Кобблпот повернул в её сторону голову, и по покрасневшим глазам Фриц поняла, что он и плакал, и находился в нервном перенапряжении. — Нет, сплюньте. Отец в добром здравии. Формально ничего страшного не произошло, но… — Освальд запнулся. — Я бы даже сказал, что всё отлично закончилось. Фриц, стаскивая с себя куртку — обновленный, чуть более дерзкий, но всё еще неброский, приближенный к военному стиль одежды наёмницы нравился Кобблпоту, — и оружейные ремни, разделась догола, подтянула сигаретную пачку с зажигалкой к оставленной мафиози для неё у когтистой ножки пепельницы, и погрузилась в ванну. Под её массой часть воды с громким всплеском перелила через края и киллер протянула ноги, уперевшись стопами в бедра Освальда. Иногда они мылись вместе, и длины и ширины старинной ванны — кажется, аристократы что-то знали — всегда было в самый раз для двоих. — От вас странно пахнет, — подметил Освальд. Киллер сунула в зубы чудом не размокшую во время только что устроенного ею потопа сигарету, подкурив, глубоко затянулась, несколько раз выдохнув через плечо, а затем неотрывно посмотрела на мафиози. — Это не имеет значения. Если не отец, то, — она перебрала в голове варианты. — Ты добрался до Муни? — Едва он услышал имя крёстной матери, как скривился, отчаянно подавляя истерику. Киллер покачала головой. — Убил? — Нет. Наступила затяжная пауза, а затем его затрясло, и уже Пингвин, не в состоянии сдерживаться, рывком, выталкивая за края ванной воду — на полу натекло целое озеро — ринулся к Фриц, прижимаясь щекой к обнаженной плоской груди и неловко стискивая её в объятьях. Киллер запустила свободную ладонь ему в волосы, грубовато, с нажимом гладя — как умела. Фриц приходила — и Освальд распарывал перед ней все свои швы. «Мы находимся снаружи особняка, в котором, как сообщается, находится сбежавшая из Индиан Хилл Фиш Муни и её заложник…» — Наконец-то её загнали в угол, — Пингвина охватило нервное возбуждение. — Как крысу. — Да, и что ты будешь делать? — Прислужник в тысячный раз холодел, наблюдая за боссом, и уже почти не предпринимал активных попыток достучаться до здравого смысла — в его представлении Пингвин напрочь поехал крышей, и лишь прогрессировал в опасном безумии. — Полиция уже там. — Полиция — не Готэм. Готэм слушается меня. Пора собрать наших друзей… Жители Готэма, настало время убить монстров. Убить их всех! Выйдя с толпой вооруженных горожан к зданию, где Муни пыталась выкрасть Хьюго Стрейнджа, и застигнув её сбегающей с ученым на заднем дворе, пока линчеватели нападали на её людей, а после несли изувеченные трупы к ритуальному кострищу — и вправду аутодафе, — Кобблпот направил на бывшую хозяйку ствол пистолета. В их последнюю встречу и схватку Освальд — неуклюжий, в порванном костюме, насквозь пропотевший, нервно заикающийся перед еще живым Марони и отчаянно дерущийся сквозь все увечья с ней — выглядел совершенно иначе, и Фиш оценивала, вскинув подбородок, во что он за время её смерти, бегов и управления мафией обратился. — Освальд, — в редкие моменты, окликая мальчика-зонтика по имени, женщина делала это по-особенному неприятно — растягивая, смакуя, кость за костью во рту перемалывая. — Не зови меня так, — желчь, возбуждение и ненависть, переполняющие его все полгода, а, быть может, с самого начала, даже после её смерти неупокоенные, просачивались наружу. — Меня зовут Пингвин. Ты знаешь как давно, как долго я искал тебя? Как долго я ждал этого момента? — Вот значит как. Я пощадила тебя, а ты застрелишь меня в лесу, как животное? — Да, как-то так, — разводя руками, улыбнулся он, с трудом сдерживая нервный хохот. — Но, признаю, та ночь не выходила у меня из головы… Почему? Я прокручивал ту ночь в голове тысячу раз, но так ничего и не понял. Почему ты не убила меня? Я бы убил тебя на месте, — насмешка в голосе мафиози перетекала в истерику. — Отвечай! Фиш помедлила. У неё тоже было время обдумать, почему. — Потому что ты мой. Ты не забыл, как носил мой зонт, массировал мои ноги, когда они уставали? Но теперь ты гроза Готэма, и из всего, что я сделала в жизни, возможно, лучшим было превращение Освальда Кобблпота в Пингвина. Я не могла уничтожить такое. Спроси его, — женщина кивнула на Хьюго. — Он понимает, что значит сотворить что-то новое. Это становится частью тебя навсегда. Наступила затяжная пауза, и с лица мафиози сошло выражение — он был готов к какой угодно правде, но не подобной, и краем сознания подумал, что, пожалуй, схоже себя чувствовала Фриц в тот самый вечер у выхода из ныне заброшенного особняка Фальконе, когда он признался ей в чувствах вместо корыстных мотивов. — Прощай, Фиш, — Кобблпот опустил огнестрел, жадно глотая сырой воздух. — Не возвращайся, — добавил он, отпуская ту, в чью голову, не услышь подобных слов, пустил бы мгновением позже пулю. Твердь под подошвами дизайнерских брогов становилась слишком мягкой. — Убить её? — Вывел Освальда из оцепенения голос Фриц. Он молчал уже несколько минут, прокручивая в голове воспоминания и морщась от щипающего в носу сигаретного дыма. Каждая нанесенная Фиш гноящаяся, кишащая паразитами рана открылась, затлела, как под напалмом — только вместо растворенного в керосине с ацетоном полистирола по нутру растекалась вязкая неугасимая масса из непережитых эмоций, — чтобы позже выпалиться до основания и навсегда зарубцеваться. Слезы Кобблпота, стекающие киллеру на кожу, были теплее остывающей воды, и Фриц подумала, что, пожалуй, ей стоит найти и завалить Муни, раз уж мафиози не справился со своим возмездием. Фриц не до конца понимала, почему врагов Освальд держит к себе ближе, нежели деловых партнёров, если мог их просто убить, заменив на других, более сговорчивых. В её представлении никакие откаты Барбары за «Сирен» не отдалили бы Табиту от воздаяния, а с ней за компанию и трусливого борова Гилзина. Но Кобблпот был ритуалистом побольше убийцы в противогазе и, только вдоволь насладившись превосходством над слишком глубоко прогневившими его, после длительного монолога и злодейского шоу решался пустить пулю в лоб. — Что? — Пингвин отпрянул от неё и пораженно, словно Фриц сказала умопомрачительную чушь, посмотрел ей в глаза. Киллер переложила свободную руку на борт ванной. — Вы в своём уме? — Да, — спокойно ответила она. — А вот ты, я думаю, не очень, если дал ей уйти. До Кобблпота дошло, и истерика уступила нервному смешку. — Вы не так меня поняли, Фриц. Фиш, она сказала… — прижимаясь обратно к груди киллера и украдкой скользнув по прохладной коже губами, продолжил Кобблпот. — …что считает меня своим самым лучшим творением. И я просто не смог, — Освальд ненадолго затих, — убить её после такого. — Муни опасна. Нет никаких гарантий, что она не убьёт тебя в следующий раз. — Нет, — помедлив, возразил мафиози. — Муни больше не вернётся, — он звучал уверенным в том, что говорит, несмотря на риски. — Всё кончено, не будет никакого следующего раза. — На твоём месте я бы не верила человеку, которого ты обманул и убил, а потом пытался еще раз убить, натравив на него весь город. — Поверьте, Фриц, если кто-то и специализируется на лжи, так это я. И Фиш точно не лгала. — Твоя вендетта, — пожала плечами киллер. — Это твоё дело, хотя ты поступил глупо. Но я думала, что-то случилось. Зачем тогда такая срочность? — Я хотел сказать вам лично. Первой. Пока что никто не знает, что я её отпустил, Фриц. И теперь всё будет иначе, понимаете? Город верит мне, город слушает меня, и я избавлю их всех от чудовищ, — наёмница никак не отреагировала на его предвыборные мотивы и закинула назад голову, выпустив облако сигаретного дыма вверх. Кобблпот снова отодвинулся от её груди и окинул беглым взглядом впалые скулы, глубокие синяки под глазами и тонкую, но рельефную, сильную шею, запоздало спохватившись. — Где вообще мои манеры, простите. Быть может, вы голодны? Выглядите уставшей, — Фриц отстраненно помотала головой. Ей вообще ничего не хотелось — сильное истощение брало верх над любыми ощущениями. — К слову, я понял, чем от вас пахнет. Как я вообще мог забыть. Нота сердца Ядовитых Акров, — Освальд усмехнулся. Киллер знала, что от неё нихрена не пахло, а разило — подвалом, разлагающейся плотью, кровью, химикатами и гарью, и вдавила окурок в пепельницу, потянувшись за флаконом с шампунем. — Но я слышу что-то еще. Погодите, а взрыв час назад не ваших ли рук дело? Мафиози отодвинулся, чтобы Фриц могла удобно развернуться, смочить и вспенить дважды волосы, смыть пропитавший их запах и распределить затем чистую мыльную пену по коже. Он нервно сглотнул — уж больно изящно даже в таком простом, обыденном действии скользили по белой коже её музыкальные пальцы — хотя, как показали его попытки научить киллера простым гаммам на фортепиано, у Фриц вообще отсутствовал музыкальный слух и отдачи от игры киллер не получала, попадая в ритм не с первого раза и совершенно не осознавая магию живой, дребезжащей, переполняющей изнутри классики. — Балтиморская взрывчатка. Они называют её попкорном. Хлопает, как зернышко кукурузы на сковороде. Всегда предсказуемый радиус поражения, никаких осечек. — Это та, что вы пронесли в Аркхэм? Помочь? — Заметив, как Фриц — достаточно гибкая, чтобы сама с этим справиться — заводит за спину руку, намыливая плечи и лопатки, предложил Освальд. Киллер молча развернулась к нему спиной, почти вплотную приблизившись. Ладони Кобблпота легли на её шрамы на плечах и лопатках, и на мытьё спины слишком медленные, чувственно и глубоко массирующие твердые мышцы — многолетний опыт с требовательной Муни мальчика-зонтика наконец нашёл достойное применение — движения совершенно не походили. Это были недвусмысленные, но всё еще нерешительные, скромные — Фриц слишком непредсказуемо реагировала — попытки совращения. — Нет, другой поставщик. Ниже, — наёмница прикрыла глаза. Она всегда была перенапряжена, в особенности после сильных нагрузок — а Гарольд с бочкой и химикатами весил больше двухсот фунтов — и непонятным для неё образом у Кобблпота удавалось её хоть на четверть от обычного состояния расслабить. Пингвин скользнул большими пальцами к пояснице вдоль позвоночника, и наёмницу выгнуло. Фриц коснулась пахнущим уже отдушкой шампуня влажным затылком его лица, и, ощутив, как кровь приливает к щекам и мочкам ушей, а кожа покрывается красными пятнами, Освальд не сдержался и жарко поцеловал киллера за ухом, просовывая руки подмышками и крепко обнимая её со спины. Фриц поворачивалась к мафиози спиной всего в двух случаях — когда спала или изредка давала намылить или размять загрубевшие от шрамов и крепатуры плечи и поясницу — и за попытки притянуть её к себе сзади через раз выкручивала руки, потому иногда больше нужного смелеющий Освальд замер, ожидая реакции. Киллер, прислушиваясь к себе, неожиданно благосклонно откинула голову назад, на его плечо, обнажая шею, и мафиози — его не нужно было просить дважды — прижался к мокрой коже новым поцелуем. — Знаете, Фриц. Сегодня горожане подняли меня на руки и несли так целых два квартала, — запоздало вспомнил он не менее яркое, чем встречу с Муни, событие. Толпа, танцуя вокруг жертвенного огня со сгорающими монстрами, скандировала его прозвище. — Такое не забывается, — на выдохе, поднимаясь поцелуями от шеи до мочки уха, добавил Кобблпот. От Фриц еще пахло отголосками гари и смерти — не так-то просто вывести их из кожи — и мафиози подумал, что этот запах, пусть киллеру и была по душе антисептическая свежесть, ей идёт. — Спасибо, что приехали, — он потёрся носом о бритый висок. — И что всегда приезжаете. До сих пор не могу поверить, как всё сложилось. А ведь еще два года назад я держал зонтик на заднем дворе клуба, помните? Я был в восторге от ваших клинков. Фриц умолчала, что помнит и число, и день вплоть до минуты, и его садистический восторг в глазах тоже — так на неё никто ни до, ни после не решался смотреть. Резко выскальзывая из объятий Освальда, разворачиваясь и нависая над ним, уперев ладони в спинку ванной, Фриц окинула мафиози привычным оценивающим взглядом. Ей нравилось тело Кобблпота — хромое, чуть сгорбленное из-за неправильной походки, не тощее и не мускулистое, с короткой широкой шеей и бледной кожей, обсыпанной веснушками, мелкими родинками на животе и спине, расчерченное знакомыми ей шрамами от пуль и неглубоких ножевых; ей нравился его анфас — быть может, из-за венгерских кровей Гертруды, — кажущийся антропологически близким ей, как восточной европейке по матери, а, быть может, из-за того, что, дразнимый с детства за черты пингвином, он каждый чёртов день бросал всему миру вызов — прямо как Фриц. Освальд, затаив дыхание, сдержался, чтобы не попросить её сделать с ним вообще всё что угодно, лишь бы только не смотрела на него, как на освежеванную тушу — и ответно заглянул ей в глаза. Бесцветные радужки горели искомым нездоровым огнём. Кобблпот положил ладони на бедра Фриц, чуть сжав пальцами твердые мышцы под тонкой, неоднородной, исполосованной старыми ножевыми, глубокими браздами от падений и соприкосновения с острыми углами при беге по крышам, кожей — провоцировал. Он никогда не успевал позволить себе чуть больше, чем чувственные поцелуи или поглаживание спины, рук и бедер — киллер грубо убирала с себя его кисти и хватала за запястья. Дать ему на толику больше контроля над процессом или наконец сменить формат позы наёмница так и не смогла, пусть и переплеталась с ним ввиду своей гибкости под настолько невероятными углами, что Кобблпоту оставалось раз за разом жадно ловить ртом воздух и исступленно под ней извиваться, всё еще не понимая, почему Фриц — такая сильная и непреклонная вообще ни перед чем, течёт, заливая густой смазкой простыни и подавляя хриплые, звериные стоны именно на нём. Отсутствие опыта в любовных отношениях — любые попытки выразить чувства для него оканчивались насмешками еще со школьной скамьи, а гиперопека Гертруды душила несмелые взрослые порывы — не слишком тревожило Освальда, сосредоточенного на криминальной карьере. Встретив Фриц, на первый взгляд, еще более несведущую в любовной и плотской стороне жизни, мафиози впервые столкнулся со своей неуверенностью, неуклюже пытаясь сделать для неё хоть что-то полезное и важное, пока наконец по-настоящему на следующий после побега из Аркхэма день не осознал, на что способен. Фриц не умела говорить о многих вещах, потому хорошенько вытрахивала из Освальда всю душу. И, жмурясь от искр в глазах, когда киллер давала ему хлесткие пощечины, душила стальной хваткой или попавшим под руку ремнем до синевы, вгрызалась и расцарапывала его до крови, хватала до не сходящих неделями синяков — что от телескопической дубинки или кастета — или туго и намеренно неудобно приковывала его руки стальными полицейскими смит & вессон к спинке кровати, особенно сильно увеча, пока он даже шелохнуться не мог, Кобблпот понимал её без слов. Бездне Фриц даже тянуться за Освальдом не приходилось — он сам забирался в смертоносную пасть, раз за разом давая обгладывать себя до костного мозга. Киллер склонилась над мафиози, запустила кисть в вороные волосы, наматывая — насколько хватало длины — мокрые пряди на кулак, с привычной силой впившись в его податливый рот. Её первый поцелуй всегда носил насильственный характер, но последующие — а целовалась Фриц непомерно много, как для брюзги, с содроганием реагирующей на телесные жидкости, с трудом каждый раз отрываясь от Освальда — на контрасте с её собственнической хваткой вышибали любое желание воспротивиться. Причини ему любой другой боль — и Освальд непременно, пусть иногда не сразу, убивал, но стоило это сделать Фриц — жадно просил о продолжении. Она прикрыла глаза, чуть отстраняясь, почти до крови оттянула зубами и облизала поочередно его нижнюю и верхнюю губы, затем скользнула своим языком по его, всё еще крепко держа голову мафиози за волосы. Освальд глухо простонал ей в рот, когда Фриц наконец опустилась на него, обхватывая его бедра своими и потеревшись половыми губами о его перенапряженный еще с мгновения, когда мафиози ощутил тепло её спины под ладонями, член. Кобблпот покрепче свёл на её пояснице ладони, выгибаясь навстречу, чтобы соприкоснуться скользкой от воды и пены кожей к её коже — подобные моменты нежности всегда носили кратковременный характер, и, стоило ей насадиться на него, чем ближе подходила Фриц к разрядке, тем грубее и беспощаднее становилась, словно не могла даже перед собой признаться в том, что ей нравилось происходящее, — а затем всё резко оборвалось. Словно наяву Фриц увидела — почему-то так и не смогла их забыть — аккуратный сиреневый маникюр убитой девушки, на несколько тонов светлее лака, которым пользовался Освальд. Вероятно, было что-то слишком тревожное в нежной, увядающей под пытками девичьей красоте, и предощущение угрозы вновь стиснуло горло Фриц. Она отпрянула от Кобблпота, вернувшись на прежнее место в противоположном конце ванны и сунула в зубы новую сигарету, прикуривая. Мафиози отказался от предложенной пачки, выглядя обескураженным и разочарованным. — Я сделал что-то не так? — Кобблпот попытался понять, почему киллер так себя повела и в чём мог ошибиться — и ошибся ли. — Нет, — почти сразу ответила Фриц. — Что-то произойдёт. Я уже проходила это год назад. Или происходит. Да, уже происходит, — на киллера сошло внезапное озарение, и она надолго замолчала, формулируя мысли. — Тебе не кажется вообще всё это странным? Генетические опыты, воскрешения. Об этом должен говорить весь мир, Освальд, но газеты, — она прислонила тыльную часть ладони с еще зажатой меж пальцев сигаретой ко лбу. — Во Флориде, в Мэриленде, в Пенсильвании, да даже по другим городам Нью-Джерси — нигде больше об этом не пишут, ни слова за полгода. Только в Готэме. Фриц неделями пропадала на заказах в соседних штатах — связи Филиппы и репутация убийцы в противогазе, расправившейся с наркобароном в Балтиморе, работали безукоризненно — и Кобблпот знал, что о жизни за готэмским округом могла явно побольше него судить. — Словно Готэма на самом деле не существует. Словно мы застряли в… — киллер помедлила, пытаясь вспомнить подходящее слово. В меру отсутствия систематического среднего образования, иногда ей не хватало правильных терминов для выражения мыслей. — Как его. В виварии. Освальд прыснул. — Вы сейчас сравнили всех нас с лабораторными крысами? Теории заговора? Да уж, каждый день узнаю о вас что-то новое. Вы совсем не похожи на человека, который будет верить в подобное. — Не вера, Освальд. Факты. — Послушайте, Фриц, — в его голосе проскользнуло раздражение, когда он понял, что она предпочла их близости сомнительные теории без доказательств и тревогу за глобальное будущее, которое всё равно не получится изменить, в особенности, если за ним стоят могущественные иллюминаты. — Я думаю, во всем мире больше никому до наших мелких проблем нет совершенно никакого дела. — Ты только что назвал мелкой проблемой технологию воскрешения и скрещивания человека с животными, — киллер повела бровью. — Это же абсолютная военная мощь. Об этом должны кричать из каждого угла, вести эфиры, приглашать экспертов, учёных. Люди любят сенсации. Эта точно меняет ход истории, но все молчат. — Моя дорогая, в этом городе постоянно творится... всякое. Жизнь здесь всегда была одной сплошной трагикомедией. Потому, прошу вас, не забивайте себе голову, — Освальд пытался натянуть маску беззаботности, но за той быстро проступило раздражительное снисхождение и обида. Что бы мафиози больше ни утверждал по данному вопросу, Фриц оставалась в остывшей грязной воде и прокуренной ванной, пусть и в его компании, наедине со своей правотой. Киллер вспомнила гонимого таким же импульсом и тревогой, бродящего взад-вперед — лишь бы не стоять на месте — по обочине городского сумасшедшего. — Это только начало, — тихо ответила Фриц словам на грязном транспаранте, ощутив на себе непонимающий взгляд Кобблпота. Наперегонки со всадниками на красном, черном и бледном конях на город стремительно надвигалась чума.