Лжец в противогазе

До костей вымораживающий холод стал первым, что почувствовала Зеро, выныривая из небытия на послеоперационной койке. Над ней нависали обитые термоизоляционными плитами стены и потолок ледяной лаборатории мистера Фриза, пять квадратов из которой тот на скорую руку переоборудовал в операционную, а затем в госпиталь. Пытаясь оценить обстановку, хакер поначалу не заметила ни трубок, предназначенных для откачки гноя с иными внутренними субстанциями, ведущих под её широкую хлопковую сорочку и одеяло, ни зловонного запаха от контейнеров, куда те стекали. Попытка подняться на постели закономерно вызвала боль, сопоставимую с вогнанным в плоть ножом. Мистер Фриз сразу отреагировал на её пробуждение, зафиксированное на кардиограмме и энцефалограмме, выводимых на второй монитор его рабочего компьютера. Подойдя к койке, он зарядил автоматический шприц не обезболивающим, а новой ампулой с успокоительными, и всадил иглу девушке в плечо. Учёный давал себе отчёт, что поступает не по врачебной этике, но считал это единственным способом защитить Зеро от последствий пережитого ею септического шока, вроде попытки зарезать скальпелем доктора Уайтхэда перед операцией, или новых импульсивных решений, о которых ещё в Бладхейвене его предупреждала Фриц. На четверти ампулы учёный остановил ход автоматизированного поршня, ощутив чужое присутствие: так бесшумно и не менее беспардонно обойдя его систему безопасности, мог заявиться всего один человек. Убийца в противогазе знала код на бронедверях в ледяную лабораторию: даже поверхностно изучив биографию Виктора, несложно было догадаться, что он использовал для защиты всех своих разработок, исследований и оборудования день рождения покойной супруги, Норы. Пройдя вдоль стеллажей с сотнями замороженных образцов насекомых, животных и человеческих конечностей, Фриц ненадолго остановилась у пустых криокапсул с логотипом Корд Индастриз на корпусах и стендов с авторским оружием, после чего подошла к рабочему столу Фриза. Взгляд её упал на стопку свежей и не очень прессы на столешнице с заголовками, кратко резюмирующими трагикомедии, развернувшиеся за последние дни в Готэме. Кроме них она заметила узкий, размером с канцелярский пенал, кейс, в каких Уайтхэд выдавал не совсем законные препараты, — очевидно, оставленный для неё. Фриц откинула крышку: на бархатной подушечке кейса лежало три ампулы с жидкостью, блевотный оттенок которой она бы не спутала ни с чем. Киллер покосилась на подскочившие, а затем снизившиеся показатели Зеро на мониторе, сунула кейс во внутренний карман бронежилета под курткой и проследовала вглубь лаборатории.       — Как она? — поравнявшись с Виктором, киллер склонилась над койкой, разглядывая девушку. Глаза той были открыты, затянутые туманной плёнкой, но Зеро находилась в сознании. — Держишь на успокоительных? Не худшее решение.       — Идёт на поправку, анализы в норме. По крайней мере, для её случая.       — Я спрашивал не об этом.       — Если ты о том, может ли твоя подруга…       — Зеро мне не подруга, — перебила его Фриц, раздражённо потерев пальцами веки. Из года в год её преследовала дурацкая привычка окружающих приписывать любые её социальные контакты к понятию «дружбы».       — …встать и прямо сейчас пойти, то ответ «нет». Ей нужна как минимум неделя для того, чтобы подняться с кровати, — проигнорировав выпад Фриц, продолжил Виктор. — Если показатели не ухудшатся, вытащу катетеры уже завтра. Но на большее не рассчитывай. И Уайтхэд оставил для тебя лекарства.       — Знаю. О том, что это не лекарства, упоминать она не стала. Хотя Уайтхэд божился, что достать эти препараты невозможно, его умение находить некоторые товары на чёрном рынке пугало.       — На самом деле, у меня есть идея, как поставить её на ноги уже сейчас. Это экзокостюм. Кевлар и титановый каркас с доводчиками в основе. Видел в закрытом каталоге Корд Индастриз, когда делал у них последний заказ. Это разработка для людей с травмами спины, то есть вообще не ходячих. С одной стороны, не наш случай; с другой стороны, в нём Зеро сможет свободно передвигаться без нагрузки на позвоночник и мышцы пресса. Но, когда она снимет костюм, состояние ухудшится. К тому же, её придётся держать на адреналине, эффекта от простых обезболивающих будет недостаточно. Не думаю, что смертельно, но реабилитация займёт втрое, если не впятеро больше.       — Я и так в неё слишком много вложил. Пусть отрабатывает. Как долго Корд Индастриз доставляют такие товары?       — Не меньше недели.       — Подходит. Подготовь всё нужное, расходы на Пингвина. И оставь нас. Гудя сервоприводами на сочленениях коленных и локтевых суставов криокостюма, Виктор вернулся в лабораторию, оставив киллера наедине с девушкой. В обычное время он не носил костюм, предпочитая ходить обнажённым по пояс, выкрутив систему охлаждения на максимум. Из-за общего повышения температуры по всей лаборатории до приемлемого для сосуществования с Зеро ему пришлось, скрипя зубами, безвылазно сидеть в неудобной громоздкой конструкции. Вонь в помещении нивелировалась только низкой температурой, но Фриц не стала тянуться за газовой маской: после бладхейвенской резни, недели без нормальной ванны и возможности переодеться, запашок от неё тоже исходил немногим лучше.       — Вы так меня обсуждаете, как будто я, — с трудом пошевелила онемевшими губами Зеро и прикрыла глаза, устало запрокинув голову назад, — даже не человек, а инструмент. Который нужно починить.       — Так и есть. Очень дорого обходящийся мне инструмент.       — Только тебе? Посмотри, куда меня привело наше «взаимовыгодное сотрудничество». В больничную койку. Туда, откуда это всё началось.       — Если бы я не вмешался, тебя бы запытали, забрали проект и убили. Куин Индастриз спонсировали военный конфликт, чтобы тебя выкурить. Ты вообще осознаешь масштаб проблем, в которые ввязалась? По своей собственной воле. Но ты жива. Три пули — небольшая плата за то, что произошло по твоей глупости и недальновидности, — Фриц чеканила слова беспристрастно, отстранённо. — Виктор говорит, что тебе нужна неделя. У нас есть это время, потому я приеду через неделю. Закончим — и вали дальше, куда захочешь.       — Куда хочу? Я хотела закончить MIT и уничтожить Куин Индастриз. Теперь я в федеральном розыске, а они и дальше будут ломать чужие судьбы. Так что я теперь ничего не хочу.       — Твоё право.       — Моё право, — она тихо, болезненно рассмеялась. — О каком праве ты говоришь? Выбрать, как умереть? Ты отвратителен, Фриц. Ты это знал? Я всегда была уверена, что настоящие злодеи носят пиджаки с галстуками. Но нет. Самый худший мудак, которого я встречала, носит противогаз. Зеро отвела взгляд на серебристые плиты и гофрированные трубы на потолке, покрытые инеем. Она не верила ни единому слову Фриц ровным счётом так же, как Фриц в своё время не велась на заверения Пингвина. Отцовская квартира встретила Фриц мраком, прорезанным бледными отблесками уличных фонарей, запахом хлорки и абсолютной тишиной. Судя по отсутствию инструмента в простеленных целлофаном ящиках рабочего стола и кухонного острова, мужчина был на охоте. Фриц поставила в пустой холодильник коробки с жареным рисом, захваченные по дороге в круглосуточной забегаловке в азиатском квартале, и разоружилась, доставая арсенал из местами задубевшей от запёкшейся крови и оружейной смазки, закопченной тактической формы и выкладывая на столешницу. Рабочий стол Безликого был в несколько слоёв завален копиями полицейских дел, поверх которых лежало затёртое «Святое писание» — неустанное напоминание о том, что в случае неудачи его ждёт уже не камера, а неизбежный для каждой живой души исход. Да и по мнению Безликого, прописанный в «Откровении» судный день был вопросом если не десятка, то нескольких ближайших лет, а с оглядкой на всех предвестников апокалипсиса, пронёсшихся по готэмским улицам, и вовсе нескольких месяцев. Краем глаза Фриц изучила наработки отца по делу душегуба: расследование, о котором он говорил в последнюю встречу, висело на пробковой доске поверх детализированной карты американского юга. Разноцветные флажки концентрировались в десятках городов-точек на стыке между штатами Кентукки, Теннесси, Арканзасом и Оклахомой, от них к фотографиям из дел по бокам доски вели разноцветные нити, обозначающие возраст жертв в каждом цикле. Безликий первым заметил, что, кроме возраста убитых женщин и очередности, играет роль и их местоположение: порядок нахождения тел с каждым новым циклом смещался на один штат. Глядя на действия отца — как он скрывает или подбрасывает улики, как работает с полицейскими делами, — киллер всякий раз вспоминала предположения матери о его прошлом спецагента. Она никогда не говорила с ним ни о том, вспомнил ли он хоть что-то, ни о том, почему выбрал именно такое прозвище. И тот за редким исключением старался отвечать тем же. У них оставалось только настоящее, в котором оба были убийцами: он серийным, а она наёмным. На ходу стаскивая одежду и трамбуя в мусорные пакеты, Фриц направилась в ванную, где закрыла слив пробкой, включила набираться воду и подошла вплотную к крохотному зеркалу над раковиной, в дешёвой пластиковой оправе. Сразу после переезда Безликий жаловался на слишком большие размеры окружающих его предметов, а ещё он не слишком любил своё отражение, потому заменил широкое горизонтальное зеркало со светодиодной подсветкой (раздвоенные контакты, обмотанные изолентой, торчали из кафельной стены над мойкой) на прямоугольник с диагональю в двадцать дюймов, годящийся только для бритья. В нём, неудобно изогнувшись, Фриц рассмотрела свою кожу, лишившуюся розоватого здорового румянца после бладхейвенского воздуха, скудной диеты и нахождения вблизи слива химикатов. На коже темнели синяки, ссадины и наспех заделанные мелкие швы, припорошенные слоем пыли, металлической стружки, сажи, машинного масла, чужой и собственной запёкшейся крови — и все они разом защипали, стоило погрузиться в тёплую воду, мгновенно помутневшую от телесной грязи. Осязаемые следы полутора недель в эпицентре военного конфликта окончательно смылись в заново набранной воде. Но чтобы отмыться от следов всех своих неправильных выборов или от той информации, которую Фриц разузнала в суточном промежутке между приездом в город, посещением Зеро и отцовской квартиры, воду стоило заменить кислотой — и то не факт, что помогло бы. Половина суток, потраченная на поиск информации, и ещё половина — на слежку — привели её к неутешительным для Пингвина выводам. Самые принципиальные люди перемалывались, перекраивались под готэмские реалии — не обошло это даже Джима Гордона, ввязавшего в свою войну с новой мафией представителей старой. Ни у кого не оставалось никаких стандартов, кроме двойных. Когда щелкнули механические замки на первой входной двери и раздался электронный писк кодового на второй, Фриц уже насухо вытерлась, переоделась в комплект нового белья, одежды и обуви. Смазав ладони пеной для укладки, провела ими по волосам, затем вкинула полотенце в стиральную машинку и принялась выдраивать ванну, кран и все поверхности, к которым прикасалась, едким антисептиком. Закончив с устранением биологических следов и стаскивая на ходу латексные хозяйственные перчатки, чтобы выбросить их к непригодной одежде, она вышла к отцу. Тот был заметно запачкан какой-то грязью и травой вперемешку с густой, практически чёрной артериальной кровью, и жадно ел остывший рис, упираясь копчиком в столешницу у холодильника. Они обменялись короткими взглядами.       — Занятное расследование, — киллер кивнула на пробковую доску. Натягивая на кисти рук уже кожаные перчатки, она подошла к столу, чтобы рассортировать поверх одежды арсенал. Каждый из ножей или инструментов для взлома замков и получения информации из уст не самых сговорчивых вышел из-под кузнецкого молота или токарного станка Филиппы. Простой бартер, по которому они доставались Фриц без малого четыре года подряд бесплатно, зашёл слишком далеко. — Четыре… японцы считают это число несчастливым. Числом смерти, — вспомнила она факт от Нигмы, некогда расценённый ею как совершенно бесполезный. Мужчина доел, отложил пустую коробку, протёр бумажным полотенцем губы, обрамлённые колючей рыжей щетиной, и громко хмыкнул, несколько раз прочистив горло.       — Я уезжаю. На этой неделе.       — Кто будет управлять «прахом»?       — Никто не будет, мне придётся закрыться до возвращения. Предугадать, понадобится ли на поездку со слежкой несколько дней или месяцев, он не мог, как не мог просто в один день не приехать на работу, оставив постоянных клиентов без определённости у закрытого роллета химчистки. Но других вариантов, кроме закрытия бизнеса, щедро спонсируемого убийцей в противогазе, Безликий не видел: для него, взявшего нужный след, ничего не было важнее, чем выследить цель и уничтожить. Он был хорошим, прирождённым охотником, чем всё же отличался по природе от дочери: смерть других обеспечивала ей выживание, что роднило Фриц с другим лагерем — хищниками.       — Найми человека Пингвина. Это посильная задача для его шестёрок.       — Ты вообще видела лица его людей? Распугают мне всех клиентов. Безликий никогда не брал во внимание тот факт, что от его лица люди шарахаются не меньше. Его лишённое мимики лицо в сочетании с тяжёлым взглядом, а ещё с крепким не по годам телом, поддерживаемым в тонусе постоянным физическим напряжением, что было заметно под любой одеждой, оказывало незабываемое первое впечатление на посетителей «mr. ash». И, в отличие от него, шестёрки-головорезы Пингвина хотя бы гадко, но умели улыбаться. Безликий практически сразу сдался, понимая, что люди мафиози так или иначе окажутся у него на пороге.       — Ладно. Только если они испортят моё оборудование или устроят бардак — ей-богу, ручаюсь, скормлю местным дворнягам. Киллер праздно вытащила из ближайшей к ней папки на столешнице снимки тела полуобнажённой изувеченной женщины и рассмотрела. Затем открыла следующие папки, наталкиваясь на трупы с разных ракурсов, в травмах на которых чётко прослеживался один и тот же почерк.       — Почему тебе не плевать? — неожиданно спросила она, поднося к лицу снимок самой юной в цикле жертвы: младшеклассницы с недвусмысленными синяками на внутренней части бедёр.       — Потому что всем остальным плевать. Киллер вернула снимки обратно в папки.       — Обсудим твой план завтра. Я достану чистые документы, жильё, тачку и инструмент. Как только уедешь из города, Уоллер может послать за тобой хвост. Будем сбивать её со следа. И, — она запнулась, — если со мной что-то до завтра случится, Пингвин поможет тебе вместо меня.       — С тобой что-то случится? — Безликий постарался сдержать тревожные ноты в голосе, но получилось у него плохо. — И не хочешь рассказать, для чего ты по-настоящему приехала? Я же вижу, ты в дерьмовом состоянии.       — Я приехала, потому что у нас с тобой не так много времени. Но в одном ты прав. Не состояние, а я, — всего на мгновение по её лицу скользнула тень скорби. — Я — дерьмовый человек. До особняка ван Далей Фриц добралась в фургоне, оставив его в тени деревьев у лесополосы под невзрачным брезентом, и оставшийся километр по ровной асфальтной двухполоске преодолела пешком. Проникнув в дом через окно спальни Освальда, она спустилась в малый зал — единственное место, в котором горел свет в подобную рань. Мафиози весь вечер и половину ночи пил, развалившись на софе и глядя на трещащие поленья в камине. Он был растрёпан и по своим меркам полуобнажён: в одной рубашке с подкатанными рукавами и распущенным от жара галстуком, и костюмной жилетке поверх неё. Креплёное вино приглушало мысли: о Фриц, о девчонке под защитой Фриза, о бальзамическом ноже и наёмниках, о дисбалансе сил, вызванном деяниями Пига, о безупречном поведении донны Фальконе, а ещё о мальчике из приюта — его звали Мартин, с ударением на последний слог. Судя по тонкому личному делу Мартина, любезно предоставленному Софией, тот действительно был немым и по оценкам психолога, несмотря на юный возраст, имел самый высокий среди всех приютских детей коэффициент интеллекта. Из-за него в совокупности с отсутствием возможности ответить словами, физической слабостью и отстранённостью Мартин стал идеальным мальчиком для битья: умных никто не любил, и Освальд Кобблпот, окончивший дрянную ист-эндскую школу с отличием, как никто понимал его. Первый раз вызвав Мартина с заднего двора школы в кабинет Софии, он, совсем позабыв об основной цели своего приезда, вёл с ним беседу до самого закрытия приюта для посетителей: про дружбу, ложь, возмездие — и мальчику пришлось обновлять исписанные и изрисованные листы в блокноте. Затем Пингвин пришёл на следующий день: узнать, осуществил ли мальчик план мести своим обидчикам, который заключался в том, чтобы рассорить их, как в своё время старую мафию, — как оказалось, вполне успешно. Между Мартином и мафиози сразу завязалась странная связь: в сироте он увидел самого себя на четверть века младше; тот же видел в Пингвине зрелого наставника, который, в отличие от бесконечно жалостливых и ничем не способных ему помочь взрослых, относился к нему на равных и говорил на понятном им обоим языке коварства и силы. Рассуждая о том, что хочет привезти Мартина в свой клуб, мафиози, подпирая впалую от усталости щёку кулаком, ближе к утру задремал, не выпуская из свободной руки бокала, пока не пришёл в себя от ощущения чужого присутствия.       — Фриц, да какого… — часто моргая в попытке вернуть зрению фокус, возмутился он, и, дёрнувшись, случайно облил руку вином, расплескавшимся в движении из бокала. — Я же просил вас никогда так не делать. Это чертовски пугает! Как давно вы здесь? Проклятье, — мафиози отставил бокал на резную тумбу, достал сложенный платок из нагрудного кармана пиджака, висящего на спинке софы, отёр кисть и заляпанную белоснежную манжету рубашки, украшенную дюймовым зонтиком, вышитым фиолетовыми нитками. Второй раз Освальда дёрнулся от неожиданности, когда на его плечо упала голова Фриц: так в добром здравии, а не в бессознательном состоянии она не делала раньше никогда.       — Только пришла. Опять пил всю ночь?       — Был тяжёлый день. Впрочем, предыдущий был не лучше. А вы? Как там Бладхейвен? — Киллер ничего не ответила, и мафиози, выждав паузу, продолжил уже по-другому: — У меня для вас есть новости. Не так давно сюда завалились наёмники. Такие же, как те, кто напал на Фиш и украл тело Барбары Кин. Шестерых мы прикончили, а седьмой убил сам себя. Видимо, у этих ребят что-то вроде самурайского кодекса: не попадаться живым врагу. И я накопал кое-что по тому ножу, который искала мисс Кин. Его купил Брюс Уэйн на моём аукционе со ставкой в два миллиона против двухсот тысяч от мисс Кин. После покупки он сразу передал нож в музей истории Готэма. А через несколько дней министр Нанда Парбат убил работников музея и выкрал его.       — Нан… что?       — Страна в Гималаях.       — Скольких убил?       — Всего двоих. Смотрителя и его малолетнего внука. Гордон пытался засадить этого министра в Блэкгейт, но даже до суда не дошло. Политический иммунитет. Мне кажется, что эти наёмники связаны с министром, но я ещё не понимаю, как. Больше не получилось узнать, простите, — Освальд нерешительно занёс ладонь над головой Фриц и осторожно провёл подушечками пальцев по волосам. Киллер напряглась, но не стала ему мешать, и мафиози погрузился пальцами в тонкие, почти невесомые пряди, чуть липнущие к коже из-за плёнки застывшей укладочной пены.       — Нет, этого достаточно. Если снова нападут, а меня здесь не окажется, оставьте хоть одного. Живым. И не дайте ему себя убить. Дальше я сама. Ниже. — Он непонимающе замер, и Фриц уточнила: — Почеши ниже, за ухом.       — Вот так? — едва не сболтнув, что может не только почесать и не только за ухом, Освальд отреагировал на скорее приказ, нежели просьбу. И, судя по отсутствию возражений со стороны Фриц, выполнил её правильно. — Честно признаться, я без вас извёлся. Профессор всё ещё на свободе, копы отказываются работать по моим лицензиям. Всё рушится, и я не понимаю, где ошибся.       — Понятно, почему ты столько пьёшь. Налей и мне. Освальд отпустил её и потянулся к тумбе, откуда достал чистый запасной бокал (оставленный на случай, если он разобьёт в порыве гнева собственный или если Фриц захочет разделить с ним его алкоголизм) и выполнил её просьбу, следом подлив креплёного вина уже себе. Они, не чокаясь, начали пить: Освальд — стремительно, явно пытаясь напиться, окончательно провалившись в безмятежное безмыслие, а Фриц, откинувшись на спинку софы, медленно и с расстановкой. Судя по тому, что в жалобе не было ни слова про Гордона, он ещё не знал о назначении бывшего детектива на должность. Вероятно, Пэнн, который, как и все остальные, был в курсе, не рискнул класть обозлённому Пингвину палец в рот, а решил выждать, пока тот напьётся, отоспится и будет по-настоящему готов к дурным вестям. Но легче от алкоголя Освальду не становилось, и его состояние, близкое к истерике, постепенно возвращалось.       — Вы представляете, каково это — видеть, как у вас на глазах рушится ваша империя, окружающие считают, будто ничего не происходит, а вы понятия не имеете, что пошло не так. Когда сама судьба, кажется, отвернулась, или кто-то из богов явно решил над вами посмеяться. И знаете, вы вообще-то обещали разобраться.       — Я обещала найти информацию о Пиге. Я её нашла. Расхлёбывать твои проблемы я не обещала.       — Значит, не обещали? Точно, — показательно отмахнулся Освальд. — Ох, простите, я совсем забыл, что вам вообще плевать на мои проблемы, хотя от меня вы требуете обратного. Ничего, я ведь всегда помогаю, делаю точно так, как вы говорите. Разве я хоть раз отказал вам? Нет. Разве задавал лишние вопросы? Нет. Не думайте, я не ставлю вам в претензию моё решение быть частью вашей жизни. Но меня который день, нет, который год беспокоит чувство, что мы никогда с вами не будем на равных. Фриц кратко, незаметно для мафиози закатила глаза и залпом допила остатки вина, протягивая бокал для добавки, которую Освальд молча подлил, неотрывно сверля киллера взглядом. Ему требовался ответ, с которым киллер явно затягивала, и так просто оставить себя в дураках на этот раз он бы не позволил.       — Ну же. Скажите хоть что-нибудь уже наконец.       — Не лучшее время для выяснения отношений.       — А когда оно наступит? В перерывах между вашими играми с федералами, войнами в Бладхейвене или раскрытием заговоров? У вас всегда «не лучшее время».       — Как хочешь. Тогда для начала ответь, что у тебя с Софией Фальконе. Мафиози поперхнулся. В некотором смысле обеды Освальда с донной Фальконе зашли далековато, как для двух врагов, и он старался не думать о том, как это выглядит со стороны. Киллер словно поймала его за руку, и мафиози молил всех богов, чтобы она не подумала, что он вляпался не просто в товарищеские, а в любовные отношения с Софией. Особенно зная привычку Фриц безумнейшим образом связывать и перекручивать в свою пользу факты при не менее ужасной черте воспринимать поступки окружающих её людей не так.       — Мы с ней несколько раз обедали, — поубавил гонор он, тщательно подбирая слова и пытаясь не подать виду, насколько занервничал. — Обсуждали рабочие вопросы и посветились пару раз перед прессой. Мисс Фальконе считала, что те преступники, которые не работают по лицензиям, начнут меня уважать, если увидят, что старая и новая мафии дружны.       — Или что ты снова работаешь на Фальконе.       — Но это принесло свои плоды. Несколько светских раутов и встреч под носом у журналистов, и ещё девять процентов преступников купили лицензии! С ходу! Конечно, я сразу после приезда мисс Фальконе послал Виктора следить за ней, докладывать про каждый шаг, про каждую встречу. Но всё, что она сделала за это время, — открыла сиротский приют. И всё шло так хорошо, если бы не Профессор, этот сумасшедший маньяк…       — Пиг — не маньяк. Он наёмник. Имитатор.       — Даже если и имитатор, ничего не сходится. Я бы поверил, если бы он изводил только продажных копов, но он теперь изводит абсолютно всех! Вы уже слышали про рейд в Нэрроуз? Это был полный провал. Он завалил пятерых моих людей и ещё девятерых копов! Или про то, как он прислал сорок четыре свиных головы на каждого полицейского в департаменте, кроме — знаете кого? Да, Джимбо! Фриц, здесь что-то очень личное, потому что ничего не сходится. Будь Профессор имитатором, он бы поступил наоборот. Хаотично. Чтобы никто не увидел, кого он на самом деле хотел убрать. Как действуете вы или я. Но он работает наоборот, он издевается, как Тэтч или, как его, Джером Валеска. Как будто у него нет конечной цели. Моё мнение: он просто сорвался, как в своё время ваш напарник. А это значит, что его нужно найти и убить.       — Ты в курсе последних новостей с Джимом Гордоном?       — А что с Джимом Гордоном? — насмешливо переспросил мафиози.       — Его назначили новым капитаном полиции, — выдала Фриц буднично-спокойно настолько, что Освальд даже не сразу понял смысл ею сказанного. Глядя, как перекосилось лицо мафиози, она потянулась за мобильным в кармане.       — Кто?! — мафиози вскочил с места, ноздри его раздулись от гнева, а по коже шеи и щёк поползли красные пятна. — Это же конец. Это чёртов! Конец! Всему! Пэнн! — взвыл он, заметавшись взад-вперёд по помещению, не в силах найти себе места. — Пэнн точно знал и не сказал, а я всё думал, что же не так! Сначала Профессор, теперь Гордон. Убью паскуду. Вспорю ему поганый лживый рот от уха до уха! — швырнул всё ещё зажатый в руке бокал в камин, Освальд нервно заскользил взглядом по предметам в зале, остановившись на трости с фальшлезвием, подхватил её, следом пиджак, и уверенно захромал в холл. В дверях он замер, понимая, что упустил некую важную деталь, и обернулся на Фриц. Она даже не смотрела в его сторону, проворачивая раскладушку в руках. — Что т-там у в-вас?! — в его голос вернулось редкое нервное заикание. — К-кому это в-вы с-собрались з-звонить в такую рань? — он кивнул на устройство, совершенно неудачно пытаясь успокоиться: пунцовый от прилившей к лицу от гнева крови и отчаянно злой.       — Нет, не звонить. Ты знал, что в самых новых мобильных есть функция записи звука? — она наконец посмотрела на Освальда, и тот лишь несколько раз растерянно моргнул в ответ, не понимая, к чему Фриц вообще подобное выдала. — Хотел на равных? Для начала возьми себя в руки. Я потратила сутки после приезда в Готэм, чтобы собрать доказательства, а не успокаивать твою истерику.       — Доказательства чего?       — Того, что вокруг тебя больше крыс, чем ты думаешь. Она откинула большим пальцем крышку раскладушки, зашла в галерею и включила единственную аудиозапись, несколько раз зажав кнопку повышения громкости, чтобы выставить верхнее значение. Из динамиков доносился приглушенный шум улицы, ветра и тихий, едва слышный мужской голос, а следом за ним женский. Освальд Кобблпот узнал оба с первых слов. Первый принадлежал человеку, на чью порядочность он когда-то поставил собственную жизнь. Второй — человеку, в порядочность которого он почти уверовал.        — Ты можешь сколько угодно манипулировать Пингвином, но я не твоя марионетка.       — Конечно, нет, Джим. Ты мой напарник.       — Напарник? Нет, сегодня я ударил ножом в спину своего настоящего напарника.       — …хотел, чтобы гангстер помог избавиться от другого гангстера? Вот как выглядит моя помощь… Я никуда не поеду. Я приехала восстановить имя Фальконе и этим… Ну что, отпразднуешь со мной своё назначение?       — …к чёрту, София… Запись оборвалась. Запал, адресованный в сторону счетовода, в Освальде стремительно затих. Ему показалось, что внутри него вообще всё затихло: взорвалось, выгорело и остыло до хладного пепла. Он без сил вернулся на софу, отставив трость, и закрыл ладонями лицо, оттягивая кожу на щеках вниз, после чего нервно провёл пальцами по волосам.       — Какая же она крыса. Признаться, она оказалась хороша, даже слишком. Я же знал, с самого начала знал. И, как дурак, всё равно повёлся. Ей крышка. С этой записью и она, и самый честный коп Готэма у меня в кармане. Плевать на Профессора, от такого готэмцы точно не отмоются. Это похоронит и полицию, и Фальконе. Говорить, что запись ничего толком не меняла, Фриц не стала: даже облажавшись, Гордон продолжит вдохновлять новобранцев, пополняющих пушечным мясом отряды быстрого реагирования GCPD, а от Фальконе в общем-то никто большего и не ждёт — мафия, плевать в каком поколении, но остаётся мафией. Киллер залпом допила остатки вина, отставив бокал, потянулась в карман за сигаретами и протянула Освальду пачку, после чего прикурила им обоим. Отказываться от старого способа борьбы со стрессом мафиози не стал и подтянул к себе спрятанную в той же тумбе, где стоял бокал, пепельницу, высеченную из мрамора в форме слегка аляповатой скульптуры слона.       — Мне только стыдно, что я не рассказал вам про мисс Фальконе сразу, потому что, честно признаться… Глупости, но в каком-то второсортном издательстве нас с ней назвали парой. Думал, если вы прочтёте статью, то воспримете меня превратно. А ещё думал, что вы… — он запнулся, нервно облизав губы, и, несмотря на нервозность движений, так изящно стряхнул над пепельницей сигарету, что Фриц невольно засмотрелась на его пальцы: по сравнению с её коротковатыми, но с ухоженными ногтями, выкрашенными тёмно-фиолетовым лаком, — будете ревновать.       — А мне стоит?       — Нет, ни в коем случае.       — Это был «Готэм Глобал». Не смогла пройти мимо заголовка, — пролила свет на свою осведомлённость Фриц, и Освальду захотелось провалиться куда-то глубоко под софу, котельную под малым залом и слой почвы под фундаментом. На первой полосе «Готэм Глобал» светилась его с Софией фотография из ресторана, где в кадре казалось, что он держит девушку за руку, но на деле мафиози тянулся за приборами для десерта, неудачно пронося пальцы над её кистью.       — Мне не следовало…       — Я знаю, что вы не трахались, — окончательно добила его она. — Потому что у Софии роман с Гордоном. И потому, что ты не самоубийца, — киллер протянула ладонь, и Освальд подал пепельницу, куда она стряхнула полосу пепла, чтобы не сорить на ковёр. Желания выслушивать Ольгу, которая уже проснулась и громыхала тележкой с инструментом для уборки по коридору, у Фриц не было.       — Послушайте, через несколько дней благотворительный вечер, который организовывает мисс Фальконе. Не хотите присоединиться в качестве моей спутницы? Как в прошлый раз.       — Не хочу.       — Очень жаль, я хотел вас кое с кем познакомить. На вечере выступает детский оркестр, и там будет один мальчик. Очень необычный мальчик. Его зовут Мартин, ему девять, и он от рождения немой. Мы крайне необычно познакомились. Я подловил его, когда он пытался сжечь вещи своих обидчиков. Представляете?       — Представляю. В девять я первый раз убила. Зачем мне с ним знакомиться?       — Затем, что Мартину не место в приюте. А вы, как бы так сказать, моя спутница, и имеете право знать о таких вещах. Фриц ненадолго застыла: разговоры о детях были явно чем-то новым в их и без того сложных отношениях, но она мгновенно уловила, к чему он клонит.       — Ты собираешься взять над ним опеку?       — Думал подыскать ему хорошую семью. Но ваш вариант, конечно же, исключительно гипотетически мне нравится больше. Рано или поздно любой мужчина, да и я, если честно, тоже, задумывается о наследнике, преемнике своего дела, о с… — он осёкся, едва не сказав «сыне». Пусть убийца в противогазе всегда избегала врачей, доктору Уайтхэду пришлось вдоль и поперёк изучить её дисбалансированный гормональный фон, мутации и аномалии развития внутренних органов, подтвердив то, что она и так по косвенным признакам знала, — невозможность зачать и выносить ребёнка. — Простите, не подумал.       — Нет. Моя мать была проституткой, мой отец — серийный убийца. А кем стала я, ты знаешь. Достаточно. Таким, как я, нельзя плодиться. От неожиданной искренности со стороны Фриц в горле у Освальда засаднило.       — Так что природа распорядилась правильно, — добавила она, и мафиози спохватился, чтобы сказать первое, что пришло ему в голову, лишь бы не выдавать, что ему стало Фриц искренне жаль — а это чувство, как и искреннюю вину, он не испытывал практически никогда:       — Я никогда не рассказывал вам, что по мужской линии в моём роду передаётся безумие. Мой дед был очень строгим, прагматичным человеком, потому никто не мог поверить, что он застрелился прямо в своём кабинете, в этом доме, буквально через стенку от нас. Мой отец называет это демонами, говорит, они прогрызают дыру в его сердце. Ну а моих демонов хватит, чтобы заполнить все круги ада. Но, даже не зная этого, в отрочестве, глядя на других детей, я понял, что не хочу порождать ещё одну несчастную душу, которой придётся противостоять всему миру, как делали это Капельпуты, лишившиеся состояния в сороковых. Или, как я узнал годами позже, и ван Дали, которых не принимало высшее общество Готэма. Или как это делаете вы и ваш отец. Быть может, потому мне захотелось уберечь Мартина от кривой дорожки, пока ему всего девять. Так что вы на это скажете? — вкрадчиво поинтересовался Освальд, когда тишина затянулась. Фриц повернула на него голову, и только тогда он рассмотрел в контурном дрожащем свете камина, насколько измождённым выглядело её лицо.       — Твои враги будут использовать его против тебя.       — Я осознаю риски. Потому и говорю: гипотетически. А если гипотетически, то всё-таки, что вы скажете?       — Гипотетически не вижу ничего плохого в преемнике. Но практически ты уверен, что его не подослала тебе София? И что ты сможешь нести за него ответственность? Ты за себя её через раз несешь. Освальд поджал губы, готовясь парировать чем-то язвительным, но не успел. В зал вошла Ольга — с нелепо нарумяненными щеками, убийственным взглядом и в идеально отутюженной чёрной форме горничной с накрахмаленным воротничком. Без вежливых приветствий она выдала с сильным акцентом:       — Ну, вы и надымили, ещё и в такую рань. Лучше бы поспали, мистер Кобблпот. И вы, сэр Фриц, тоже. Несколько раз помахав перед лицом перьевой метёлкой в попытке отогнать тяжелый сизый сигаретный дым, она закатила тележку в зал и принялась за уборку: уже молча и бескомпромиссно, вытесняя своим присутствием и весьма пассивно-агрессивным, сопряжённым с тяжёлыми вздохами и шумными движениями, видом намекая, чтобы киллер с мафиози поскорее убрались к чёртовой матери.       — Я ответственный человек, Фриц, — на полтона тише ответил Освальд. — Наши отношения тому доказательство. Разве я хоть раз подвёл вас? А замечание насчёт Мартина я приму во внимание. Устрою ему проверку для моего и вашего спокойствия. Снова громыхнула тележка, и тактика Ольги сработала, впрочем, как всегда, безукоризненно. Убийца в противогазе и глава готэмской мафии практически сразу покинули зал с видом нашкодивших подростков. И с той же подростковой неловкостью, хотя ему давно перевалило за возраст смерти христовой, Освальд потянулся к Фриц и крепко обвил её шею руками, чуть приподнимаясь на мыски брогов, — слишком неожиданно, пожалуй, даже для самого себя. И только тогда, когда в нос ударило ядрёнейшим перегаром, несколько смягчённым никотиновым привкусом, а потом и парфюмом, с которым Освальд явно переусердствовал, до Фриц дошло, что всё это время он был пьянее, чем ей казалось, — а потому и честнее, чем обычно. Фриц занесла руку, чтобы оттолкнуть мафиози от себя, но вместо этого ответно обняла.       — Что ты… Ты слишком пьян, Освальд. Ты ведь понимаешь, что не вспомнишь половину всего, что мы обсудили. И идею с преемником забудешь, когда протрезвеешь.       — Ничего я не забуду. И вообще, помолчите, — выдохнул он ей в шею, ещё крепче сжимая руки и прижимаясь к Фриц грудью, неудобно прогнув спину. — Просто заткнитесь. Не говорите больше ничего. Небо над Готэмом посерело: наступили утренние сумерки. Мафиози не стал опровергать уверенность Фриц в том, что Мартин — лишь кратковременная прихоть, какие возникали у него по несколько раз в месяц в промежутках между планами по захвату и удержанию власти с последующей непременной её потерей и новым завоеванием. Киллер нехотя верила только поступкам, поэтому Кобблпот просто продолжил общение с Мартином — чтобы время показало, заблуждается Фриц на его счёт или нет. Пригласив Мартина накануне благотворительного вечера в клуб, Пингвин познакомил его с другим миром — кричаще-гротескной роскоши, достатка и влияния. Для усиления эффекта мафиози даже дал посидеть ему в своём кабинете на дизайнерском кресле-троне — и это сработало, как нужно. До этого вселенная Мартина сужалась до стен приюта и книг: тот тяготел к английско-французской классике, явно не по годам, и хранил сборник жутковатых рассказов Эдгара По под подушкой. Но у него была натура, близкая к натуре Пингвина, а ещё не по-детски крупные амбиции. Мафиози это понял, когда на вопрос о том, что Мартин хочет сделать с обидчиками, тот нарисовал их трупы с клинками в глазницах. Впрочем, у приглашения была и другая, не менее прагматичная причина: Мартин, будучи абсолютно немым, мог стать неуловимым, молчаливым, незаметным шпионом под боком у Софии, которая уверенно считала, что глупый недальновидный Пингвин, очарованный её харизмой и благородством духа, совершенно ничего не замечает. И тем самым опровергнув опасения о той же миссии, на которую его послала сама мисс Фальконе.       — Мартин, на самом деле, я позвал тебя не просто так, — расхаживая взад-вперёд по кабинету, вкрадчиво начал Пингвин, и мальчик, предчувствуя подвох, нервно сглотнул. — Я хочу поговорить с тобой о Софии. Ты ведь дружишь с Софией? Сирота нерешительно кивнул: он не знал о тонкостях их отношений, а потому решил, что «да» будет правильным ответом. На деле же он не просто не дружил с Софией, он её опасался. Все девять лет, которые мальчик провёл в государственном сиротском доме до перевода в приют Фальконе, он не получал ни любви, ни заботы с лаской. Когда-то его попыталась усыновить странноватая немолодая пара, которую вскоре упекли в окружную тюрьму за махинации со страховыми выплатами, — и так он потерял единственный шанс вырваться на свободу. После них была череда мошенников: торговцы детьми, педофилы. Была даже безумная женщина из числа тех, кто собирает на двадцати квадратных метрах квартиры-студии три десятка кошек, — она считала, что Мартин стал реинкарнацией её сына, абортированного два десятка лет назад. Но мальчик с очень тяжёлым взглядом и хмурым лицом не пользовался спросом среди опекунов, рассчитывающих на розовощёких, улыбающихся, покорных и прелестных сироток. Потому, когда в сиротский дом приезжал гость, Мартин оставался в комнате или библиотеке, не проявляя инициативы. Вырастая в атмосфере постоянных издевательств со стороны воспитательниц и сверстников, сопряжённых с постоянным ожиданием угрозы, перед лицом которой был беззащитен, он стал недоверчив. А странной девушке, появившаяся из ниоткуда, с деньгами и тёплой улыбкой при замершем равнодушном взгляде, как у кобры, готовящейся к броску, он вдвойне не доверял.       — Вот и я дружу с Софией. Или нет. Недавно я узнал, что она притворяется моим другом. И, боюсь, она использует не только меня, но и тебя, Мартин. Да, ты не ослышался, — ответил на растерянный взгляд мальчика мафиози. — Я рассмотрел ситуацию со всех сторон и вижу два варианта. — Он выждал нужную паузу. — София подсунула конкретного сироту мне под нос. Подготовила тебя. Сказала, как себя вести. Либо София просто собрала детей вместе, надеясь, что с кем-то я подружусь, и завоевала моё доверие. Подумала, что так сделает меня более управляемым. В таком случае ты не виноват, — опускаясь перед мальчиком на одно колено, чтобы сравняться в росте, Пингвин пронзительным взглядом посмотрел ему в глаза. Детьми было легко управлять — в особенности, играть на чувстве вины, противоречия или ответственности. — Мартин, я хочу верить тебе больше всего на свете, но мне нужны доказательства нашей дружбы. Мне нужно, чтобы ты стал моими глазами и ушами. Так ты сможешь доказать, что с ней не заодно. Ты сможешь это сделать? Мартин с жаром закивал, а затем снял с шеи блокнот и клацнул автоматической ручкой, чтобы написать на листе:       — «Я соврал». — Он показал текст, оторвал лист и написал на следующем: — «Она меня пугает». Пингвин замер, затем странно улыбнулся и протянул ему ладонь для рукопожатия. Мартин повесил блокнот на шею, защелкнул и прикрепил ручку обратно, после чего пожал ладонь мужчине. Его маленькая кисть утонула в пальцах Пингвина.       — Не подведи меня, Мартин. И всё это однажды станет твоим, — осторожно отпустив ладонь Мартина, Пингвин обвёл размашистым жестом кабинет. Говоря это кому угодно другому, он бы приврал, но, обращаясь к Мартину, говорил чистую правду. Хотя Фриц поселила в нём зёрна здравых сомнений, интуиция подсказывала: он делает ставку на верного человека, как когда-то поставил на убийцу в противогазе и не прогадал.       — Босс, — в кабинет, нерешительно помявшись, зашёл Зсасз. Он не ожидал, что странный мальчуган, которого Пингвин навещал в приюте, перекочует теперь и в Айсберг Лаунж. Глава службы безопасности пропустил в кабинет представительного мужчину в дизайнерском костюме — тот не первый месяц обшивал мафиози на заказ. За мужчиной проследовали четыре не менее представительных помощницы с бумажными пакетами, кейсами и коробками.       — Сегодня особенный день, — заговорщицки улыбнулся он. — А значит, и выглядеть мы с тобой тоже должны по-особенному. На благотворительный вечер Пингвин-старший и Пингвин-младший пришли в одинаковых костюмах и с одинаковыми укладками с той разницей, что мафиози был существенно старше, плотнее и выше субтильного мальчугана, и на его уложенных назад с высоким начёсом волосах выделялось несколько прядей, прокрашенных сиренево-фиолетовой краской-однодневкой. В холле и столовой бывшей гостиницы, неуместно-роскошной для приюта, вели светские беседы представители богатейшей верхушки Готэма, каждый из которых принёс с собой немалый взнос. Мероприятие было закрытым, потому журналисты, сопровождая вспышками камер гостей, проходящих на территорию, оставались за воротами, сдерживаемые секьюрити. Что не помешало проникнуть на мероприятие самому неожиданному гостю. Лазло Валентайн обещал вернуться после шоу с полицейскими, и, когда детективы с замиранием ожидали развязки, маньяк нанёс удар. Он даже оставил броское послание полицейским — сначала двух человеческих кукол в цирковом шатре, натравив на них прикормленных человечиной свиней, а затем цитату из сатирического памфлета Джонатана Свифта про каннибализм и сиротство, — которое те не сразу нашли. Когда Люциус Фокс и Гордон его всё же прочли и расшифровали, на приютской кухне уже полным ходом шла готовка пирогов с особенной начинкой. Готэм гнил с головы — коррумпированной правящей верхушки, — и если полицейские выглядели в глазах горожан просто свиньями, то изысканные леди и благородные мужи, год за годом доящие город до крови, представали самыми настоящими людоедами. О цели мероприятия знало всего двое людей: сам Профессор и София. Последняя уделяла неестественно много внимания гостям. Она же забрала растерянного Мартина, чтобы провести к остальным детям и начать подготовку к выступлению оркестра. Тот не хотел брать её за протянутую руку, но Пингвин ему одобрительно кивнул, намекая на воплощение плана по слежке, и Мартин поплёлся за Софией. Когда девушка повела его вместо зала для репетиций на кухню, расположенную в противоположном крыле, он ощутил, как по спине от копчика до шеи проползла липкая холодная дрожь, отдавая пульсацией в висках и единственным импульсом: «беги». Пытаясь обуздать бесконтрольную тревогу, он отпустил руку Софии и замер, немигающе глядя на неё, — ждал хоть какого-то объяснения.       — Мартин, — обманчиво-ласково обратилась к нему София и чуть наклонилась, уперевшись ладонями в колени, чтобы их лица оказались на одном уровне. — Волнуешься насчёт концерта? Ты такой одарённый мальчик. У тебя сегодня особенная роль. В её глазах — бездонных чёрных пропастях, безмолвных, как сама смерть, — не отражалось ничего: ни доброты, ни сострадания. И на словах об особенной роли тревога Мартина переросла в первобытный страх, какой, быть может, испытывал Гензель, глядя из-за прутьев клетки на старуху, кормящую его на убой. Мальчик поддался единственному правильному порыву и бросился наутёк. Несколько метров по тёмно-вишневой с золотым тиснением ковровой дорожке растянулись под подошвами его натёртых до блеска лакированных туфель на километры. Мартин не расслышал, как раскрылись дубовые двери, ведущие на кухню. Коренастая фигура в костюме повара перехватила его поперёк туловища всего одной рукой, затаскивая на кухню. Извернувшись, Мартин попытался рассмотреть лицо повара и вырваться, но вместо человеческой головы увидел маску свиньи. Он пытался закричать, позвать на помощь Пингвина — ведь знал, что тот достал бы фальшлезвие из трости и всех их перерезал, — но не мог издать ни звука. София кивнула мужчине в свиной маске и, натягивая улыбку, вернулась в холл к гостям.       — Сиротский дом Фальконе — воплощение старой заветной мечты, — торжественно заявила она. — Это не было бы возможно без вашей поддержки. Пожалуйста, занимайте места в соседнем зале. То, что ждало каждого из гостей дальше в самом зале, не поддавалось ни прогнозам, ни разумным объяснениям. Профессор Пиг занял почётное место во главе стола, и рядом с ним стоял Мартин: бледный, словно его вымазали в побелке, с дрожащими от сбившегося дыхания губами и с музыкальным трианглем в руке. Мартин не был слеп: он видел по телевизору, что сотворил с полицейскими мужчина в свиной маске, он понимал, что может стать следующим. Свет от потолочной люстры слепил его, потому он не мог толком рассмотреть Пингвина, но тот, вцепившись в столовый нож, не сводил с Профессора глаз. Из переносного проигрывателя лилась классика, задавая празднично-беззаботную атмосферу.       — Прошу занять свои места, иначе ужин может остыть, — издевательским тоном начал он. — Ну же, прошу к столу. Как вы догадались, программа вечера слегка сменилась. Мы с гордостью представляем вам шесть жизнерадостных готэмцев с бездомных рядов и Мартина в номере «Мясное танго». Мальчик ударил стальным прутиком по трианглю, знаменуя начало безумной трапезы. Официанты, подкупленные Профессором, снимали поочерёдно с блюд полукупола крышек-«барашков», под которыми покоились аппетитного вида пироги в форме сердец с неаппетитным наполнением. К каждому прикреплялся конверт с предсмертной фотографией бездомного, лёгшего в основу начинки.       — …Фригс, Триш, Нана, Серано, Винсент… — перечислял маньяк имена жертв, но Пингвин его не слушал, глядя только на Мартина. Положение за столом у него было отвратительное: ближе всех сидела к Профессору София, а он по правую руку от неё по диагонали в полутора метрах от маньяка. В случае, если бы мафиози попытался встать и атаковать, Мартину прилетело бы по горлу одним из тех мясницких ножей, что торчали из-под рубашки повара, закреплённые в ножнах. Мафиози не слушал патетичные речи Пига и дурацкую песню, которую тот с минуту напевал, пока продолжалась сервировка блюд, думая только о многослойности плана донны Фальконе. В основе его отношения к семье Фальконе лежал ресентимент, но в то же время Освальд уважал дона Фальконе за мудрые решения и какие-никакие, но принципы. Использование маленьких детей в подобных шоу в них не входило. Таким грешила сицилийская мафия, но не готэмская.       — Хватит! — первым не выдержал Пингвин, подскакивая с места. Гнев постепенно затмевал его разум. — Где остальные дети? Если ты тронешь их, клянусь… Он не успел договорить — Лазло недвусмысленно выхватил из кармана тонкий обвалочный нож и пригвоздил им к столешнице кисть Софии. Девушка проявила немалую выдержку, не издав ни звука.       — Какое хамство, сядь! К слову, если ты его вынешь, следующий я воткну мисс Фальконе прямо в глаз, — Пиг указал на рукоять ножа, к которой мафиози рефлекторно потянулся, неверно трактовав его порыв: принял за сочувствие Софии, а не судорожную попытку вооружиться. Стискивая челюсти от негодования и желания высказать всё, что думает об этой авантюре, Пингвин вернулся на место. — А что до твоего вопроса… Все детишки заперты на кухне вместе с персоналом. Вопреки первому впечатлению, я не животное, — Лазло задорно прихрюкнул. — Все вы, — обратился он уже не только к мафиози, и всем гостям, — годами пожирали бедняков Готэма. Пришло время попробовать их на вкус по-настоящему. Прошу, откройте конверты и взгляните на фотографии. Давайте же, открывайте! Я решил познакомить вас с вашими блюдами. Они заслуживают благодарности.       — Значит, в этих пирогах… — начало доходить до Пингвина.       — Да, люди. Это пироги из людей. И вы их скушаете, — снова радостно хрюкнул Профессор.       — Ни за что на свете.       — Ясно. Попробуем ещё раз, — следующий нож попал не в Софию, а всего на сантиметр не дошёл до глотки Мартина. — Ешь, или я убью мальчика.       — Господи, это же просто сиротка, — возмутился сидящий по правое плечо от Пингвина военный. — Это пироги из человечины, вы же не собираетесь… Да люди, что с вами? На одного сироту больше, на одного… — его речь прервал удар: мафиози выхватил из кисти Софии нож и пробил им височную кость соседа под истошные крики сидящих за столом женщин.       — Тихо! Что же, как жаль, что он не успел попробовать пирог. Впрочем, я одобряю твой поступок, мистер Кобблпот, с учетом того, что именно ты привел меня сюда.       — Я?       — Ты с твоими лицензиями… В чревоугодии тебе равных нет. Ты впился зубами в печёнки и селезёнки Готэма. Сегодняшнее меню тебе знакомо. Лопай, пингвинёнок, ешь, — кромка ножа сократила расстояние до шеи Мартина вдвое.       — Я знаю, кто ты, Профессор Пиг, — не выдержал Пингвин, издевательски выделив прозвище. — Тебя зовут Лазло Валентайн. Ты наёмный убийца, имитатор. Ты не псих, нет, тебя наняла эта дьяволица с ангельским лицом, — мафиози указал на Софию. — Посмотрите на неё. Это была её идея — собрать нас всех здесь и устроить это отвратительное шоу.       — Что… я не… — непонимающе завертела головой София. По рядам гостей поползла новая волна возмущения.       — Отпусти мальчика. Я заплачу тебе втрое больше и обеспечу безопасный выезд из Готэма. Профессор всего на мгновение замешкался.       — Не понимаю, о чём ты, — пытаясь сохранить всё тот же бравый тон, продолжил он, но разум его явно был занят оценкой полученного предложения. — Давай-давай, лопай, или мелкому конец. Пингвин, рыча от бессильной ярости, сделал первый укус. Пиг постарался на славу: пирог был запёкшимся снаружи и абсолютно сырым, с кровью, внутри. «Печёнки и селезёнки» даже близко не напоминали свинину, как поговаривали о вкусе человечины: образ жизни бездомных давно поразил их органы, сделав отвратительными для употребления в пищу. Начинка казалось слишком сладкой и горькой одновременно, со странным запахом. Рвота подступала к горлу мафиози всякий раз, когда он пытался хоть немного проглотить, но под растерянным взглядом Мартина и не сводя глаз с Пига, он жрал, вымазывая рот, щёки и подбородок кровью.       — Жрите! — прикрикнул он на гостей, лупоглазо таращащихся на него. Они шептались, вздыхали, охали, кто-то плакал, но под отзвуки классики зал наполнился осторожным стуком приборов. — Жрите живо, иначе я каждого выслежу и перебью всех ваших близких. Всего минута могла уберечь собравшихся от акта вынужденного каннибализма: менее, чем на середине порции в зал ворвались полицейские во главе с Джимом Гордоном. В суматохе и открывшейся стрельбе София, выдернув из ладони нож, кинулась прочь и скрылась в переплетении тёмных гостиничных коридоров прежде, чем мафиози успел подать знак Виктору её выловить. А Лазло чуть ослабил хватку, и Мартин, изо всех сил рванувшись, стремглав бросился к своему покровителю. Освальд мгновенно понял, что стоит делать ноги вместе со спешащими из зала и верещащими, толкающими друг друга на выходе гостями. Он схватил Мартина за руку, подхватил трость и потащился следом за толпой, замыкая шествие, пока наёмный маньяк и новоизбранный капитан мерялись силами в рукопашном бою, вскочив на стол. Уже в коридоре он взволнованно тряхнул Мартина за плечи.       — Ты ранен? — Мальчик отрицательно помотал головой. — Слава богу, — мафиози облегчённо выдохнул. От разговора к горлу снова подступило.       — Виктор, — обратился он к подоспевшему главе службы безопасности. — Вовремя.       — Босс, у вас здесь… — указал Виктор на подбородок мафиози.       — Я знаю!       — Салфетку?       — Мы обязательно поговорим о границах в нашем общении, Виктор, как только я вернусь в клуб. Сейчас отведи Мартина в машину, приставь к нему охрану и найди Софию Фальконе. Начальная ставка: сто тысяч. Запомни: она нужна мне живой и относительно невредимой. Насколько хватало скорости, враскорячку, прикрывая ладонью рот, он кинулся в уборную, где его рвало несколько минут. В молодости он, бывало, напивался так, что организм выворачивало наизнанку, но это было что-то новое — казалось, будто наружу лезут не только чужие, но и собственные внутренности. Мафиози отчётливо понимал: ещё кусок пирога — и он точно стал бы вегетарианцем. Умывшись и тщательно прополоскав рот под обильной струёй воды, он насухо вытер лицо бумажными полотенцами, поправил укладку, съехавший галстук-бабочку и одёрнул полы пиджака, после чего вернулся в коридор — и по его виду сложно было сказать, что он пережил четвертью часа ранее. Гости разошлись, следственная группа оцепила зал, где произошла стычка Гордона и Профессора с победой первого, забирая блюда со стола и кухни на экспертизу.       — Мистер Кобблпот, как вы можете прокомментировать… — пытались перекрыть проход из приюта репортёры. Служба безопасности Пингвина оттолкнула толпу с камерами на достаточное расстояние, чтобы тот впопыхах забрался в чёрный «линкольн», внутри которого его уже ждал сирота.       — Мартин, ты как? Этот мерзавец, Пиг, он ничего ещё тебе не сделал? Что вообще там произошло? Почему ты был не с другими детьми? Мартин, сняв с шеи блокнот, написал:       — «София отдала меня Пигу». — Он сменил лист. — «Она хочет меня убить?»       — Нет, Мартин. Она хочет навредить мне через тебя. Поэтому ты не будешь в безопасности, пока она жива и на свободе.       — «Ты убьёшь её?»       — Мартин, дети не должны говорить о таком, но, да, ты прав. Я её убью. Но только если не сработает план, в котором она, униженная, проваливает из Готэма. Запомни: как бы ни хотелось сразу убить своего врага, к сожалению, иногда это приносит слишком много проблем, и вместо одного врага у тебя становится десять. Ты понимаешь, к чему я веду? Сейчас нужно действовать хитро и осторожно. Сирота кивнул. Закланные жертвы падали на алтари чужой жадности. Мартин отчётливо осознавал своё бедственное положение. Он всё ещё был испуган, взволнован столь резкими переменами в жизни, но одновременно с тем замирал в предвкушении, неподобающим ситуации. Не видя, насколько мафиози тяжело нести свою ношу, он счёл пингвинью силу и уверенность абсолютно природными и хотел стать таким же: чтобы ни единая душа не посмела натянуть ему резинку трусов поверх рубашки или тащить против его воли на убой. Не менее ясно было собственное положение для Зеро: окончательно придя в себя после всех вмешательств в работу её тела, она вторые сутки пыталась взломать внутренние мэрилендские сервера — хотела побыстрее закончить со сделкой с убийцей в противогазе. Охотники шли по следу. Безликий, собирая вещи в поездку, долго смотрел на собственный анфас на «чистых» документах, переданных людьми Пингвина. Теперь его по-дурацки звали Уолтер Джон Огилви, всяко лучше Джона Кармайкла. Как поговаривал сам мужчина: «спасибо, что не Доу». Впрочем, не всем из охотников суждено было выжить: в квадратно-гнездовой сетке ночных переулков близ доков Диксона Фриц выманила на саму себя троих убийц в мэмпо, и кто-то из них непременно должен был заговорить под «сывороткой правды», синтезированной на основе разработок доктора Крейна, улучшенной Стрейнджем, а после военными. Крысы прятались по смрадным углам. Не успев далеко отъехать от приюта, София попала в цепкие лапы Барбары Кин с Кошкой — и вовсе не по глупости. Донна Фальконе предугадала, что Пингвин сразу натравит на неё всех готэмских головорезов, и среди них наверняка будет особа, у которой есть сразу несколько причин ненавидеть мафиози. Чтобы договориться с ней, Софии, примотанной безопасности ради ко стулу, понадобилось всего три минуты. На половине пути к особняку ван Далей — месту, в которое Пингвин не планировал так скоро везти Мартина, но которое не в первый раз становилось пристанищем для его приспешников, — мафиози получил неожиданный звонок:       — Оззи, у нас тут твоя подружка, София Фальконе, — так безалаберно и елейно одновременно мог звучать голос всего одного человека. — Заберёшь?       — Что ты хочешь взамен, Бабс?       — Сто тысяч, которые ты озвучил, — это как-то маловато. Тебе всё равно придётся поднимать ставки, пока не найдётся ещё хотя бы один безумец, который готов ввязываться в войну с Фальконе. А, поверь, после того, как ты меня застрелил, я совершенно безумна. Потому давай так: я отдаю тебе Софию, а ты больше не лезешь в мой маленький скромный бизнес. Никаких двадцати пяти процентов. Никаких процентов вообще. Как по мне, честная сделка. Ну, так как?       — Я обдумаю твоё предложение, — сдержанно ответил мафиози, сбросил вызов и перенабрал Виктора Зсасза, дав наводку на местонахождение Софии. После этого он с искренней, глубокой тоской посмотрел на мальчика. — Мартин, никогда не предавай меня, ладно?