***
Гермиона зло смотрит на темно-зеленые бархатные занавески: и как только хозяева квартиры смогли их сохранить во время войны. Впрочем, этого стоило ожидать от старых волшебников, оставшихся даже в самые темные времена в своем доме в центре Рима. Они относились к своей многокомнатной квартире, как к дворцу. Но сдали комнату первым обратившимся по объявлению волшебникам. И даже не позаботились о том, чтобы убрать с мебели пыль и выветрить запах старины. Старые предметы мебели, которыми обставлены квадратные метры, по заверению хозяйки-старушки, настоящий антиквариат ручной работы. Грейнджер морщится — это всё будто гостиная Слизерина. Каждый сантиметр их жилья кричит о том, что она его недостойна. Но всё же этот вариант лучше, чем ночевать в единственном отеле в небольшой магической части Рима. Если выражаться откровеннее, то в практически отсутствующей магической части Рима: небольшое отделение банка, в которое Нотту удалось заказать перевод своих финансов, бар с отелем-ночлежкой, магазин всего необходимого для волшебников и волшебниц. Альтернативой этому была возможность снять жилье у маглов и ежесекундно думать о том, что нужно прятать палочки. Квартира старых волшебников — хороший вариант. От этого становится ещё тоскливее. — Я схожу на рынок, — Гермиона резко оборачивается. Тео сидит за ее спиной в кресле с газетой в руках, по второму разу перечитывая сегодняшние новости. Его смущает абсолютно все, что пишут в печатном издании — балет, открытие новой выставки, выход черно-белого фильма. Слишком поверхностно и незаинтересованно. — Предпочитаю не есть курицу, люблю спаржу и чечевицу. Кстати, ты умеешь готовить овощи на пару? — он произносит слова не отрываясь от чтения. — Ты выйдешь в окно или предпочтешь пойти в задницу? — без интереса уточняет Грейнджер, давая понять, что готовить в принципе не собирается. В её планы входит питаться лишь тем, что не требует термической обработки или не питаться вовсе. Умереть от голода — хорошая альтернатива жизни в прошлом. — Зачем тебе на рынок? — Тео моментально переходит на серьезный тон, все его внимание переключается на Гермиону. — Понятия не имею, не могу долго находиться в запертом пространстве, я здесь с ума сойду, — ей определенно придется научиться разговаривать с ним честно. Грейнджер решает начать учиться прямо сейчас. И Нотт это чувствует. Поэтому не продолжает развивать тему. Она словно вертикальная лужа, привычная реальность разрушилась, а в новой опоры пока не нашлось. И Гермиона, как тряпичная кукла, плывет по течению. — Я думаю, что на улице не очень безопасно сейчас, — он откладывает бумагу и потирает переносицу. — В этом времени что-то не так, но в газете одни новости культуры. И никто не хочет говорить о Гриндевальде. Хотя эта тема не может не волновать. — Может быть просто часть газеты отсутствует? Если хотим узнать больше — нужно идти разговаривать с людьми. Но только не пугать их вопросом в лоб о том, как на них влияет политика Гриндевальда. Тео морщится. Грейнджер тычет его носом в ошибку. Когда они были в банке, он слишком прямолинейно уточнил у гоблинов перед уходом о том, на свободе ли темный волшебник. В ответ их попросили убраться из банка как можно быстрее и пока по своему желанию. Но на вопрос ответили: на свободе. Больше они эту тему не поднимали. Отчасти потому, что оба боятся узнать правду. И словно специально откладывают неизбежное: благо, что легко отвлечься от происходящего в мире, пытаясь устроить свой быт. Сорок шестой — они попали в тот год, когда Италии требуется помощь с восстановлением. И это более, чем устраивает. Спокойный период, который не несет опасности для жизни. Это ровно та же ситуация, в которой был магический Лондон. Нужно всего лишь понять, что от них хочет время, чтобы вернуться домой. Гриндевальд не нужен Италии и вряд ли его руки дотянулись до этой страны. — Пойду на рынок вместе с тобой, мне тоже не помешает проветриться, — Тео откладывает газету, поднимаясь со своего места.***
— Тебе нужно подобрать новый гардероб, — Тео задумчиво разглядывает прилавок с цветными нарядами. Откровенно, выбора практически нет. А то что представлено, режет глаз, пытаясь привлечь к себе внимание дешевыми красителями ткани. — Несколько платьев, как на это смотришь? — К счастью, Шанель уже успела выйти в свет в брюках. — Ты не она, — Нотт кривит губы. — Наша задача не выделяться. Грейнджер делает вид, что не слышит выпад слизеринца. А затем переводит взгляд на продавщицу и одаривает её улыбкой. — Можно вот те брюки: темно-коричневые? Чёрную водолазку, лучше две. И рубашки, давайте несколько разных размеров, чтобы выбрать мой. — Мисс, они мужские… — Вижу, мне подходит. — Я не буду за это платить. — Включи логику, голой на улице я буду куда более заметной, — Гермиона проговаривает слова так, чтобы их услышал только Нотт, не отрывая взгляда от девушки, собирающей ей вещи. Тео с трудом сдерживает ухмылку. Иногда из Грейнджер выглядывает Грейнджер, и в эти секунды ему становится спокойнее. Мир не сошел с ума, просто откатился почти на полвека назад. — Вот, пожалуйста. Будете мерить? — девушка, работающая в магазине, мило улыбается, протягивая вещи. — Нет, мы берем без примерки, — Тео бросает на прилавок деньги, не давая Грейнджер шанса одуматься. — И платье, пожалуйста. Черное. Гермиона лишь закатывает глаза. Впрочем какая разница, она не собирается здесь надолго задерживаться. Нужно просто чуть-чуть потерпеть. В это время можно походить и в неподходящей ей одежде. — Ты был довольно груб, — но не сдерживает себя от замечания, когда они с Тео отходят от магазина. — Ты тоже не совершенство, но я терплю, — он намеренно старается вывести её из себя. Она кажется ему слишком потерянной в своем спокойном состоянии, в которое постоянно проваливается с тех пор, как узнала про сорок шестой. Но Гермиона проглатывает его выпад. — Пойду отыщу лавки с овощами и фруктами, а ты, пожалуйста, раздобудь новостные газеты с полезной нам информацией, и мясо на ужин. Нотт молча протягивает ей часть денег. — Встретимся через полчаса около дома. Ему не нравится идея разделиться. Нотту спокойнее, когда Грейнджер находится в его поле зрения. Но наседать на нее тоже не хочется. Гермиона тем временем проходится мимо лавок с фруктами: скудный ассортимент не приводит ее в восторг. Она берет пару яблок. Капусту. С трудом выбирает из ящика с картошкой не прогнившую. Это кажется странным. Италия не должна бедствовать в сорок шестом. Они вполне могли успеть собрать первый послевоенный урожай. А с их климатом… Что ж, возможно свою роль сыграла лень. Гермиона, не удовлетворив свои желания, направляется к лавкам с книгами. Весь маггловский рынок, на который они пришли с Тео, напоминает ей одну большую барахолку. И тем не менее, он оказывается довольно оживленным. Да и других магазинов в округе нет. Она замирает со сборником стихов в руках. Тебе не нужно обрастать здесь барахлом. Но решение приходит само собой. Грейнджер протягивает продавцу монеты за потрепанную книгу. В этот момент площадь с базаром словно накрывает куполом звука. Скрежет, будто небо вот-вот упадет, разрезает барабанные перепонки. Вдалеке слышится сирена. Гермиона крепче прижимает к себе сборник стихов и авоську с покупками. Но не двигается с места, в отличие от людей вокруг. Она замирает, подняв взгляд на небо. Война же закончилась. Война не могла не закончиться, даже если у министерства все получилось, войны не должно быть в Италии среди маглов в сорок шестом. Это, должно быть, репетиция к празднованию победы. Или быть может съемки фильма? — Ты спятила? — незнакомый парень возникает возле нее, толкая в плечо, заставляя вернуться в реальность. — Забыла, где бомбоубежище? — Что? Какое? Она переводит на него растерянный взгляд. Пожалуйста, это просто шутка. Только не война. Его насмешливое выражение лица на секунду дарит ей спокойствие. Должно быть это и правда шутка. Иначе бы он не был таким уверенным. Иначе бы его голос дрожал. — Недавно сюда приехала? — он с удивлением глядит на незнакомку, его забавляет, что в эти секунды её больше интересует его внешний вид и лицо, которое она без стеснения рассматривает, чем смертоносный гул, доносящийся из-за облаков. — Город сейчас начнут бомбить, тебе нужно спрятаться. — Зачем? — Гермионе хочется ударить себя за этот вопрос. Затем, чтобы уничтожить, стереть с лица земли. Незнакомца всё больше и больше веселит реакция девушки на боевые действия. Хочется остаться понаблюдать за ней. В какой момент животные инстинкты возьмут верх? В какой момент она завоет от отчаяния, как все остальные? Должны быть это будут сильнейшие эмоции, и он точно не может их пропустить. — Люди уходят с площади, чтобы не умереть, — ему сложно представить, что она могла спрашивать о чем-то больше себя самой. Люди в экстренных ситуациях всегда рассуждают от меньшего к большему. Ставя свое эго в центр, и обычно никогда так и не возвышаются над ситуацией. — У тебя все в порядке? С другой стороны площади тоже раздается гул, это поднимаются итальянские истребители. Неудивительно, что только сейчас, никто не ожидал налет днем. Вдали падает первая бомба, от взрыва поднимается пыль, смешанная с дымом. И Гермиону обдает волной осознания. — Война в Европе продолжается? — её лицо искажается неподдельным ужасом. Всё намного хуже, чем они могли себе представить. Ошибка, которую совершило министерство, слишком ужасна. — Как долго ты спала, милая? — в отличие от Грейнджер, которая только начинает понимать происходящее, парень определенно точно отдает себе отчет об окружающих событиях. И не боится. Словно у него есть запасная попытка. Или что-то иное, дарующее ему уверенность. — Черт, это бомбы! Настоящие бомбы! — Грейнджер бледнеет. Но кто может их скидывать на Рим. Зачем? — У вас ведь есть план? — Бомбоубежище — вот наш план, можешь пойти со мной, — он откровенно хохочет над её реакцией, жадно впитывая эмоции. Наконец-то животные инстинкты проснулись. Сейчас паника достигнет пика, потом скорее всего она заплачет, а после... после упадет духом. Как все. — Это неподходящий план, чтобы прекратить войну, — без доли иронии в голосе произносит Грейнджер. Все её эмоции, только что рвавшиеся наружу, теперь словно собираются в одной точке тела, чтобы переродиться в нечто большее. Она снова становится бойцом. Война. Ты снова в ней. Тебе снова нужно выжить. Незнакомец удивлённо наклоняет голову вбок. Стоя на площади под гул самолетов её интересует, есть ли у него в лице Италии план, чтобы прекратить войну. Чокнутая, не иначе. Тем интереснее эмоции, которые она порождает. — Похоже, у меня своя дорога, извини, — Гермиона не успевает опомниться, как ныряет под ближайший прилавок, в суматохе оглядывается по сторонам и трансгрессирует с площади. Ей нужно найти Тео и выяснить, что здесь, Мерлин возьми, происходит.