***
— Думаете, он сошел с ума? — Алектус меряет шагами комнату сестры. Ему кажется, что перед глазами стоит туман, очертания знакомых предметов расплываются, лица стираются в бесформенные пятна. — Он никогда нас не подводил, — голос Дианы доносится издалека. Она сидит в углу комнаты подруги, смотря прямо перед собой не моргая. Новость о необходимости возвращения домой и её сбила с толку. Италия начала становиться родной. Горячий летний воздух изгонял все переживания, наполняя собой легкие. Он не оставлял сил вспоминать и анализировать. Да и даже просто думать о неизбежном здесь было не под силу. Незнакомые ранее ароматы сводили с ума, заставляя мечтать о новой, счастливой жизни, которая вот-вот начнется, когда война закончится. Но война продолжалась. Будто ни одна из молитв не доходила до нужных ушей и все действия были не больше, чем удары о бесконечную твердую стену. — Родители, должно быть, будут рады, — Афелия излишне долго расчесывает идеально прямые волосы, смотря на свое отражение в зеркале. — Как мама будет торжествовать. Нужно будет написать ей первой: лучше самой сообщить об их возвращении, чем дожидаться, пока эта новость дойдет через третьи руки. Им станет легче добраться до детей. И сложнее осмыслить, что эти дети не просто так сбегали, а выбрали путь бороться с тем, что не устраивает. Хватит ли сил не проиграть, когда придется это делать не в безопасной стране, используя хитрость и слова. Интересно, если они проиграют и погибнут: родители будут торжествовать, что были правы, или все-таки станут оплакивать? — Мы не поедем к ним. Мы ведь можем не ехать к ним, верно? — Алектус резко останавливается, обнимает себя руками, начиная раскачиваться из стороны в сторону. — Нас никто не заставляет возвращаться домой. — Безусловно, — Афелия наконец оставляет гребень, поднимаясь с места. Она быстро оказывается около брата, обнимая его двумя руками. — Мы не обязаны возвращаться к ним. Мы и не будем этого делать. Наш дом с ребятами. Мы дома там, где Том. Диана молча наблюдает, как близнецы успокаивают друг друга. И старается не завидовать. Их жизнь трагедия, она не имеет к этому никакого отношения. Её дома встретят с распростертыми руками. Розье всегда отличались своим дуализмом. Пока одна часть семьи воюет на стороне Гриндевальда, вторая спонсирует министерство. А когда станет ясно, кто победил — что ж, одна из сторон вытащит из тюрьмы другую. Лишь бы только не встретиться с Виндой Розье лицом к лицу, чтобы не узнать в ней черты отца. И не принимать решение: проливать родную кровь или нет. Да и хватит ли сноровки для такого.***
— Твоя сестра собирается сбежать! — Вальбурга влетает в их с Орионом комнату подобно мегере. За её спиной стоит испуганная Друэлла, уже ни разу не считающая правильной идею предупредить Блэк о планах Лукреции. — Сбежать. Сейчас. Вальбурга меряет комнату шагами, сведя скулы от злости. — Вот почему я отказалась за неё просить! Вот почему я просила и тебя не лезть в это! Она обессилено падает на кровать, продолжая злиться. — Что у вас происходит? — Сигнус закрывает за собой дверь в комнату. — Вас слышно по всему коридору. Друэлла отступает ближе к парню, желая скрыться за ним от двух других Блэков. Моргана дернула её за язык. Как тебе вообще пришло в голову влезть в дела этой семьи. Твоей будущей семьи. — Я её убью, ладно? Задушу. Заморожу и скину в свой погреб с вином, — не унимается Вальбурга. — Она подводит нас всех. Это чертова репутация. Так не поступают! — Что конкретно она делает? — Орион решает вклиниться в истерику. — Может быть почудилось или ты как-то не так поняла? — Лу написала письмо Пруэтту и сейчас собирает вещи в нашей комнате, — Друэлла поджимает губы, виновато смотря на Сигнуса. Конечно, ты зря все это начала. Просто сделала бы вид, что пропустила это решение мимо ушей. — Я поговорю с ней, — Орион направляется к выходу их комнаты раньше, чем кто-то успевает подхватить историю, навешивая на происходящее придуманные дополнения. — А если это не поможет, я все-таки её прикончу! — рычит Вальбурга ему вслед. И когда дверь за парнем закрывается, добавляет. — Или быть может она и брата своего убедит свалить, — и растягивается на кровати, безумным взглядом изучая потолок. — У них странные отношения. Но в целом они друг друга любят, — тихо поясняет Сигнус. — Объяснишь? — Орион застает сестру за сбором вещей. Она движется медленно, делая вид, что ничего особенного не происходит, однако, движения её дерганные и весьма неуверенные. Ей нужно успеть до возвращения Реддла, Малфоя и Розье домой. И при этом не выдать всем остальным, что она действительно что-то задумала. Хотя какой смысл стараться, если уже рассказала Друэлле о намерении, секреты она никогда держать не умела, если, конечно, дело не касалось кого-то вроде Вал и Сигнуса. Чертова Друэлла. Лу поворачивается в сторону брата. Так же размеренно, как до этого собирала вещи. Но теперь куда более уверенно. И совсем не волнуясь. — Уезжаю. Получается весьма просто. — Мы все уезжаем, но не прямо сейчас. Тебе будет неудобно провести двое суток с собранным багажом, — её всегда бесила уверенность старшего брата. И его нежелание замечать проблемы. — Я помогу тебе развесить вещи обратно. — Не трогай! — взрывается Лу. — Не трогай мой чемодан, пожалуйста, — ей требуется несколько секунд, чтобы собраться. Она совсем не по-Блэковски шмыгает носом, а затем вздергивает нос вверх, сжимая зубы. — Я уеду сегодня. Если быть точной — через четверть часа выйду через камин до ближайшего бара. А оттуда трансгрессирую несколько раз, чтобы добраться до Швейцарии. Орион молчит в ответ, и Лу ломается под взглядом брата. Всегда холодный. Даже сейчас. Ни понимания, ни жалости, ни гнева. Ему плевать. Он просто исполняет свой долг правильного Блэка. И получается из рук вон плохо. Потому что этим её не остановишь. Не теперь. — Он обещал мне безопасность. Том тоже её обещал. Ты видишь, я поверила. Я здесь. Я выбрала вас, а не Игнатиуса, — она берет паузу, чтобы увидеть хоть что-то на лице брата. — Но это всё вранье. Возвращайтесь. Сдохните все в Англии, вперед. Ни единая мышца не двигается. Почему у родителей получилось передать ей эмоции. Ей, но не Ориону. Как бы он страдал, если бы хоть малая часть эмоций перепала от неё ему. — Ты знаешь, что вернуться не выйдет? Второй раз тебя здесь не примут. Лу роняет вещи, которые держала в руках. Как много она оказывается привезла с собой. Как много ненужного и бесполезного. — И слава Салазару, — она резким движением закрывает сумку, не собравшись до конца. Вещи остаются лежать на полу, пока она быстрым шагом выходит из комнаты и бегом бежит к камину. — Слава Салазару. Ей везет, на дороге никого не оказывается, и она не оглядываясь шагает в пламя. Быстрее. Ещё быстрее. И не думать о последствиях. Никогда не думать о них.***
Гермионе кажется, что проходит вечность. Они вернулись с Томом около обеда. С тех пор случилось слишком много всего — Реддл выбрал тактику поговорить с каждым по отдельности, подготовить. Ей достались Афелия, Абраксас, Вальбурга и Диана. Он не просил её вываливать на них шокирующие новости. Лишь поселить в их головах сомнение, что происходящее здесь в Риме неправильно. Но даже это было непросто. Сомневаться в их действительности, все равно что сомневаться в самом Томе. И даже Грейнджер теперь это кажется сложным. Ведь он старался сделать так, как было бы лучше для людей. В нем все ещё считывался маньяк. Но действия этого маньяка были направлены в мирное русло. Потом Реддл собрал всех внизу и расставил точки, поделившись планом. Холодно, сжато и без эмоций. Просто поставил перед фактом и подтвердил решение аргументами. А затем дал время переварить. Так по-взрослому. И так болезненно для всех. Теперь Гермиона сидит в комнате Тео, смотря в точку на полу перед своими ступнями, и ждет, пока Нотт оторвется от чтения газеты. Он был рад её видеть, она знает, что он её ждал и переживал за неё. Но никак не проявил эмоций, только кивнул при встрече. И сейчас он нуждается в её обществе. Это она тоже чувствует, и ни капли не сомневается, что должна находиться в этой комнате — рядом. Это правильно и гармонично. Но он определенно не готов на большее проявление эмоций. Нотт с трудом сдерживает бурлящие внутри чувства. Все смешивается воедино: радость, гнев, грусть, страх. Больше, чем когда-либо. Он понятия не имеет, что со всем этим делать. И потому прячется в чернильных буквах, строчка за строчкой проглатывая неинтересную информацию. Все что угодно, лишь бы не поднимать глаза, не встречаться с ней взглядами и не задавать вопрос: «Почему». Как она могла допустить, чтобы он согласился влезть в войну. Войну, которой не должно было быть априори. И втянуть их всех. — Ты знала, что они прервали чемпионат по квиддичу? — Что? — Гермиона резко поднимает лицо, переводя взгляд на Тео. Она вздрагивает, внутри все приходит в диссонанс от вопроса невпопад. — Ни разу в истории квиддича не прерывали чемпионат, но в этом году его решили не проводить. Должно быть, ребята, у которых этот сезон был первым в карьере, очень расстроены. Он продолжает смотреть в газету, будто всерьез это имеет сейчас значение. — Нашу загубленную молодость они таким событием не ознаменовали, — вторит ему Грейнджер, наблюдая за Тео. — Дамблдор совсем другой, верно? Наконец он решается заговорить о случившемся, будто стеклянная стена между ними разбивается вдребезги. — Сильно моложе. Только и всего, — она выбирает соврать в моменте, понимая, что Тео не поймет. Не так, как Том. — Он снова втянет нас в болото, переполненное смертями и сломанными судьбами. — Но быть может те, кто будет после нас, будут счастливы? Тео морщится, взгляд становится рассеянным, словно он пытается представить этих самых тех. И не может. — Пойдем на кухню, хочу выпить, — он поднимается со своего места и протягивает ладонь Гермионе, чтобы помочь встать. А затем обнимает как-то по-свойски за плечи. — Реддл и в этом времени судя по всему идиот. Но теперь гонится не за вечной жизнью, а смертью.***
— Не вышло верно? — Вальбурга не смотрит на Ориона, проходит мимо и открывает винный погреб, доставая бутылку. Блэк спустилась в гостиную следом за Друэллой и Сигнусом, не желая оставаться в комнате одна. — Она всегда сбегала. Орион бросает гневный взгляд в спину невесты. Ехидные нотки в ее голосе приводят его в бешенство. Всегда сбегала. А он всегда прощал это своей сестре. Казалось, так ей будет спокойнее, а значит она дольше сможет оставаться рядом. Быть среди них. В безопасности. Теперь они вряд ли ещё раз встретятся в своей жизни. Тебе лучше забыть о том, что Лу была. Она не вернётся в Лондон. Ты не поедешь искать ее за пределы Англии. Сегодня Лу выбрала Пруэтта. Променяла тебя на него. Как рано или поздно меняют все, на кого-то более близкого, шумного, яркого, живого. — Что здесь происходит? — Том оказывается в комнате весьма некстати. И мгновенно замыкает внимание всех присутствующих на себе. — Мы хотели выпить вина, — неуверенно тянет Друэлла, под тяжелым взглядом Тома она всегда чувствовала себя некомфортно. И сегодняшняя сцена не становится исключением. — Лукреция покинула дом, — голос Ориона звучит как из загробного мира. Тяжело и обреченно. Без каких-либо красок надежды. Волна ярости пробегает по телу Реддла. Пальцы непроизвольно тянутся к палочке. Зашедший в комнату следом за другом Абраксас невольно делает шаг назад, поднимая плечи. Эдд Розье, стоящий за ним, сжимает кулаки, напрягаясь. — Не все готовы пройти путь, который нам предстоит, — Гермиона во время спускается со второго этажа. И оказавшись рядом с Томом сжимает его ладонь в своей. Кажется, первый раз по собственному желанию. И так крепко. — Так бывает. Мы не будем осуждать её выбор. Теперь взгляды всех присутствующих мечутся между ней и Реддлом. — Дементор, — под нос выругивается Нотт. Тому хорошо знакомо ощущение, когда люди идут за ним из страха или слабости. Отчасти он привык к тому, как сдавленно кивает Абраксас, смиряется Эдд, испуганно вторят его речам остальные. У многих здесь нет выбора. Они семья — но решения об этом никто, кроме него, всерьез не принимал. Но Грейнджер здесь и сейчас встает рядом с ним по собственной воле. И спасает положение, принимая удар. Он, вообще-то, может свернуть ей шею за такую выходку. Но в её кровь уже давно введена инъекция адреналина и едва ли теперь что-то сможет остановить. — То есть я могу собрать свои вещи и покинуть дом без последствий? — у Афелии довольно звонкий голос, когда она переживает. Ладони оставляют отпечатки пота на перилах лестницы. — Если ты действительно этого хочешь. Реддл до конца не понимает, почему до сих пор Грейнджер жива. Но тепло её тела слишком приятно расползается от их ладоней. Она сжимает его руку все крепче и крепче. И встает ближе, обхватывая второй ладонью его предплечье, будто так можно сдержать монстра. — Мы с братом полностью поддерживаем тебя, Том. И едем в Англию, — у неё всё ещё звонкий голос, но спина становится прямее, а взгляд увереннее. — Спасибо. Орион кивает, поддерживая слова Афелии. — За Англию! — Вальбурга поднимает бокал и бутылку, предлагая остальным вина. — За Англию! — вторит Абраксас. И Гермиона отпускает ладонь Тома, отходя в сторону. Накатывает волна осознания произошедшего. И вместе с ней смущение и злость на себя. Это было опрометчиво. Хоть и эффективно. Ты не должна себе столько позволять. Но она чувствовала, что может произойти непоправимое. И просто действовала. Лучше бы он не делился с ней своей магией. Лучше бы он не позволял ей себя узнать. — Дорогая, ты сошла с ума? — Абраксас оказывается около Грейнджер. — Полагаю, у меня не было выбора. — Нет, его у тебя нет теперь, а тогда все было в порядке. Реддл удивленно наблюдает за праздником, который устраивают Пожиратели. Он ожидал любой реакции, но это оказывается странным даже для него. Слишком беспечно они принимают и слишком глупо — не бегут. Какое-то мнимое ощущение выбора меняет их настроение на сто восемьдесят градусов. Он потирает руку, которую совсем недавно так крепко сжимала Гермиона. Есть ещё кое-что, что в этом вечере он не может себе объяснить. Почему она до сих пор жива. И почему его ладони так сильно теперь не хватает её.***
— Тео? — Абраксас тихо стучит в дверь, и приоткрыв её, заглядывает во внутрь. — Спустись вниз. — Ты видел время? — Нотт лениво переворачивается в кровати. Ему нужно выспаться. Он знает, как это важно и как это невозможно, когда война со слов переходит в действия. — Тебе правда лучше спуститься, — если бы голос Малфоя не дрогнул, Тео бы остался в постели. Но сейчас он резко поднимается, быстро вставляет ноги в обувь и направляется следом за Абраксасом. Вот и первые подъемы по ночам: в голове стучат воспоминания, как его будила тревога в школьные годы. Нотт спускается следом за Малфоем в переполненную людьми гостиную. Слишком много событий. Слишком много всего за эти сутки. — Папа? — его тихий голос утопает в прочих шумах. Эндрю Нотт появляется на пороге дома заполночь. У него впали щеки, лицо белее, чем должно быть, под глазами синяки, а на голове видны первые седые волосы. Вот только несмотря на все это, он ровесник Тео. И стоит живой и невредимый в коридоре дома. — Не рассказывай ему, ладно. Мы договаривались, — Абраксас поддерживающе сжимает плечо. — Конечно, — кивает Нотт, облизывая пересохшие губы.