***
— Пойдем в комнату? — Орион с надеждой смотрит на Вальбургу, заранее зная ответ девушки. Но вера в лучшее, и адекватность не покидает его. Они довольно долго были в шумной компании. Может быть этого хватит. — Я не усну так рано, — Блэк полностью погружена в свои мысли, взгляд перескакивает с часов на пол. А потом она резко переключается на свою поясную сумку с расширением внутри и долго в ней роется, ища что-то невероятно необходимое именно сейчас. — Вот, я собираюсь в Косой Переулок, — она протягивает парню журнал с яркой обложкой. Должно быть, она выписывала его из Лондона все это время или успела прихватить из дома Поттеров. Неизвестно, что хуже. — Там открыли отличный бар. — Это опасно, — сердито выдыхает Орион. — Конечно, — согласно кивает Вальбурга. — А все остальное было сегодня довольно приятным и легким. Брось, я просто схожу в новое место. Его открыли пока мы были в Риме, я обязана оценить. И если хочешь, можешь пойти со мной, — она сама пугается оттого, что предлагает вслух. Это чересчур. Да и она бы не хотела на самом деле видеть там рядом с собой Ориона. Вечно хмурого и недовольного, со впалыми скулами и тяжелым взглядом. И он это чувствует, неизвестно как, считывает её реакцию и на удивление правильно интерпретирует. — Я предпочту вечер в тишине, — звучит так, будто он и правда отказывается исходя из собственных желаний. Высокомерно и немного грубо. Её развлечения не соответствуют ему. И Вальбурга согласно кивает, наигранно целуя парня в щеку. А после направляется по коридору прямо к выходу из мэнора, чтобы после трансгрессировать. — А я могу пойти с тобой? — Диана догоняет её на полпути. И преграждает путь. Она идет вперед спиной, чтобы не тормозить Блэк, но при этом смотреть ей в глаза. — Что прости? — от неожиданности Вальбурга теряется. Определенно что-то новое. Обычно она зовет людей, редко кто напрашивается сам. — Я бы хотела пойти с тобой, — в этот раз Розье не спрашивает, а довольно уверенно повторяет свою просьбу, давая понять, что уже все для себя решила. Ей просто необходимо вырваться из этих стен. Она с ума сходила на вечеринке. Она до сих пор не находит себе места. А слова Тео стучат в висках, не давая покоя. Действуй или не думай об этом. Но волшебства в этом нет, как нет волшебной пилюли, подходящей всем, чтобы решить проблемы. Никто не отвечает на вопрос: как жить с этим. Как действовать. — Гермионе со мной не понравилось, — Блэк поджимает губы. Стоит напугать больше, но нет настроения. — Это не те места, к которым ты привыкла. — Отлично, — Диана подхватывает Вальбургу под локоть, продолжая движение к выходу из поместья. — Но я не спрашивала, кому понравилось, а кому нет. И даже не уточняла, понравится ли мне по твоему скромному мнению. Ей хочется как можно скорее выйти из этого помещения, вырваться из стен и забыться. Блэк помогает этот побег. Почему не должно помочь ей? Хоть бы что-нибудь уже помогло. Неприятное ощущение, которое она никак не может себе объяснить, продолжает разъедать изнутри. Не будь бесполезной. Или будь, но тогда научи внутренний голос молчать. Найди повод заткнуть его.***
Ночь в этот день выдается темнее обычного, небо затягивают тучи, скрывая луну и звезды, создавая кромешную тьму за окнами. Идеальное время для сновидений. А Тому не спится. Сначала его будят голоса из прошлого: маленький мальчик-сирота пытается вырваться на свободу. Он расцарапывает изнутри. И заставляет чувствовать себя отвратительно. Что если дуэль с Гриндевальдом будет последним, что ты сделаешь. Что если на этом твоё существование закончится? И будет песок, заметающий следы твоего пребывания на земле. Кто-нибудь вспомнит? Что ты оставил после себя? Где успел закрепиться. Это кажется невозможным и одновременно слишком пугающим. Умереть. Или быть может объединиться с Геллертом? Это тоже остановит войну. Помочь ему быстрее захватить власть. И тогда смертям тоже придёт конец. Ведь ты был создан для великих дел. Для власти, которая никому из живущих даже не снилась. Потомок Салазара. Ребенок без чувств, любви и слабостей. Вселенная готовила тебя к большему. Эта сорванная дуэль — лишь случайность. У тебя есть подтверждения этому. Так переступи. Забудь. И приведи своих последователей к величию. А себя к бессмертию. Заставь всех бояться. Только тогда война закончится. Нет, закончатся войны. Только через страх и силу ты сможешь повлиять на маглов, заставить их остановиться. Ты видел их жестокость. Ты знаешь, как должен действовать на самом деле. Теперь внутри разливается ещё и отвращение к себе. Трус. Ты действительно видел, что происходит на фронте, видел жестокость и бесполезность происходящего. Маглы убивают друг друга по собственной воле. Амбиции и алчность приводят их к смертям. Но пока не остановятся волшебники, их войне не будет конца. Геллерт питает ее. Он не остановится ни перед чем. И вы всегда будете по разные стороны. К тому же, у тебя уже есть крестраж — глупо бояться смерти. Не теперь. За окном начинает брезжить рассвет. Реддл поднимается с кровати, оставляя смятую от ночных метаний простыню, и, переодевшись, спускается вниз, чтобы выйти в сад перед домом. Он разувается, касаясь босыми ступнями влажной от росы травы, аккуратно ступает, заставляя чувствовать себя каждый миллиметр земли под ногами. Отвлекись. Забудься. Наполнись. И верни потерянный смысл. — Тоже не спится? — Грейнджер появляется на улице в пижаме, завернутая в плед. И, поймав удивленный взгляд Тома, быстро добавляет. — Увидела тебя из окна, подумала, что могу присоединиться. Реддл отворачивается, выдыхая. Он пытается понять, рад ли он ее появлению, все внутри сжимается. Но эта реакция кажется приятной. От её присутствия становится легче. — Кошмары. Гермиона позволяет себе приблизиться к Реддлу. Её ладонь замирает в нескольких сантиметрах от его плеча. Смелый жест останавливает здравый смысл, она медлит, но потом решительно завершает действие. Пальцы Грейнджер сжимают кожу Тома сквозь ткань рубашки. Она чувствует, как его тело под её ладонью нагревается. Чувствует дрожь его магии. И обретает благодаря этому больше уверенности. С кем тебе говорить, если не с ним. — Меня злит, что многие из них смогли уйти. Не могу себе этого простить. Слишком безнаказанно и легко, — её голос звучит жестко. — Всю ночь об этом думаю. Мы не были готовы по-настоящему победить. Отчасти она озвучивает мысли Реддла. Но когда слова вырываются в мир, он всем своим существом ощущает их неправильность. — У нас нет цели убить всех людей Гриндевальда. В твоей реальности вы ведь тоже не уничтожили всех моих последователей, верно? — он доказывает это не ей, себе. Грейнджер зажмуривается. А хотелось. Это было бы честно. Том пытается считать её эмоции. Он знает, что где-то в глубине неё живет несогласие. Знает, потому что её магия вздрагивает. Но её слова оказываются прямо противоположны. — Возможно, во мне тогда было меньше сил, — она сильнее сжимает его плечо, подходя ближе. Хватаясь за его фигуру, как за спасательный круг. И ещё не было понимания, какой урон с каждым днём они наносят ее жизни. Никто из Пожирателей не разрушал привычный ей мир, они и были этим миром, частью ее действительности, и помогали формироваться. А здесь она наблюдает за тем, как с каждым днём от будущего, в котором она родилась и выросла, остаётся все меньше и меньше. Это ведь ты научил быть жестокой. Не оставь сейчас. Помоги отомстить. Том ухмыляется своим мыслям. Но теперь силы есть, и она может быть великодушнее. И научиться вместе с ним прощать. Пытаясь остановить смерти, нельзя сеять новые. Реддл поворачивается к Гермионе лицом. И пока не успел передумать, целует, притягивая ее к себе. Его сводит с ума уверенность в том, что он может так сделать и она не оттолкнет. Ему кажется, что он становится нормальным в этот момент. Что-то внутри снова вздрагивает. Ты не монстр. И точно не трус. Смерть прекратится. И вы оба останетесь жить. С ней он чувствует в этом небывалую уверенность. Грейнджер растворяется, принимая его энергию в себя. Его теплые губы, заставляют её тело дрожать. Ты целуешь Темного Лорда. Руки Реддла сильнее сжимают её тело, прижимая к его. Кажется, что они становятся единым целым. Под её пальцами напрягаются его мышцы, под его — плавится её кожа. Он рядом. Он видит тебя, чувствует, понимает и не отталкивает. Не так. Равный целует тебя. — Это был второй раз, — Грейнджер не знает, зачем произносит это вслух. Ей просто нравится считать, сколько раз она оступилась. Том продолжает сжимать её ладони, позволяя отойти от него. — Полагаю, будет третий, — в тон ей отвечает Реддл. — Отлично, — она кивает, соглашаясь. Гермионе кажется, что она вырастает в этот момент. Тело наполняется силой, неведомой ранее. Она чувствует, как кожу покрывают мурашки. Ей не отвести взгляда от глаз Тома, они притягивают и гипнотизируют. Он смотрит слишком уверенно и откровенно. Будто бы все понятно, как ясный день. И все будет хорошо. С ним ты в безопасности. Он не осудит. Ты можешь быть собой. Реддл не сдерживает импульса и снова прижимает её к себе. С ней рядом он определенно становится чище. И тьма внутри замолкает.***
— После завтрака у меня встреча с Дамблдором, — Том промокает уголки губ салфеткой. — Если вам есть что передать, это можно будет сделать. Но я настоятельно прошу оставаться всех в мэноре, пока меня не будет. Утро проходит в подозрительном спокойствии. На лице Вальбурги и Дианы заметны следы бессонной ночи и выпитого алкоголя. Гермиона и Том периодически позволяют себе устало зевнуть. Под глазами Эндрю Нотта привычно красуются мешки. Эдд Розье недовольно поглядывает в сторону сестры. Друэлла с безучастным видом запихивает в себя еду. Завтрак прерывает стук клюва совы в стекло. — Мамина, — одними губами проговаривает Афелия, крепко сжимая ладонь брата под столом. — Дементор. — Мы можем её проигнорировать, — тут же включается Малфой. — Одно слово, и она забудет сюда дорогу. Алектус бросает взгляд на сестру, ища одобрения идеи. Сам бы он сжёг все письма родителей и глазом не моргнул. Но Афелия мыслит иначе. — Я прочту письмо, — челюсть Лестрейндж сжимается. — Впустишь? Как только оконная рама открывается, темная сова врывается в зал, делает круг под потолком и с шумом садится на стол перед братом с сестрой, демонстративно бросая письмо. Афелия кивает, подцепляет печенье и протягивает его сове. Но та вместо угощения, хватает девушку за палец, оставляя на месте укуса ранку, и тут же взмывает в воздух, покидая помещение. — Давай здесь, — шепотом просит Диана, взволнованно следя за подругой. — Лучше вместе. — Думаю, да, — Лестрейндж и правда тянется к конверту, чтобы открыть. Алектус сильнее напрягается. И в итоге перехватывает письмо у сестры. — Лучше я. Гермиона поворачивает лицо в сторону Тома. Если бы она могла получить весточку из дома, если бы был хоть небольшой шанс, она бы продала за это душу. Но у ребят совсем другая ситуация. Чуждая ей. Она не знает, как реагировать. И Реддл, кажется, хорошо понимает ее чувства. Но в отличие от Грейнджер, он вырос вместе с ними и миллион раз видел, как жестоки и несправедливы бывают родители его ровесников. Ему не нравится, что у них так просто выходит выбить его ребят из колеи. Он злится, и эта злость готова вырваться наружу. Тело начинает потряхивать, а взгляд чернеет. — Пишет, что я веду себя неподобающе. Дому нужен наследник и я обязан вернуться и продолжить род. Они нашли мне невесту, готовы все простить. Что мне не следует… — А я…? В комнате замирают абсолютно все. Звенящая тишина разрывает барабанные перепонки. У кого-то из рук падает ложка, громко ударяя по фарфоровой тарелке. Алектус поднимает взгляд на сестру, прекрасно понимая, что должен соврать. Но она все равно узнаёт правду. Только если сжечь пергамент прямо сейчас. Смешное и жалкое зрелище. Она и без тебя знает, что там написано. — Ты не представляешь ценности для рода. Они готовы простить тебя, если вернешься со мной, но не видят причин уговаривать. — Звучит, как разрешение быть свободной, — сквозь кашель уточняет Грейнджер. Но никто не обращает внимания на её слова. — Мои бы тоже так написали, если бы были живы, — Малфой пытается поддержать. — У них своё представление о мире. — Как будто им нравятся разрушенные города, трупы, гниющие под солнцем после бомбежек, дети, остающиеся сиротами, раненые, стонущие в госпиталях. Или как будто всего этого нет. А самое важное — продолжить род и не упасть в грязь лицом перед знакомыми, — Афелия смотрит в одну точку перед собой. — А вы слышали про госпитали? Она решительно меняет тему. Резко поднимается из-за стола, подходя к брату. Вырывает письмо, сминая пергамент, и поджигает его, уничтожая мамины слова. Растирает пепел между пальцев и обводит окружающих взглядом полным безумия. — Я читала в новостях, что медицинский персонал ночует на работе, люди берут по несколько смен подряд. Рук не хватает, так много тех, кому нужна помощь. Говорят, там ужасно пахнет и все время слышны стоны. — И кто-то помогает? — Диана подаётся вперёд. — Да, пишут, маглы организовали отряд добровольцев. И они действительно есть, — Афелия опускает взгляд, пряча глаза. Добровольцы есть. Но она никогда не станет одной из них. У неё другой путь и другая борьба. Она просто не может себе этого позволить. Ты заносчивая выскочка, от которой даже родителям тошно. — Иногда мне кажется, что в них больше милосердия, чем в нас. Реддл находит под столом руку Грейнджер, сжимая. Ты не сможешь защитить их от всего. Но должен найти внутри равновесие, чтобы защитить их от себя. Гермиона сжимает ладонь в ответ. Это общество не заслуживает прощения. В них нет любви даже для собственных детей. И даже жалости нет.***
— Можешь дать мне несколько уроков боя? — Друэлла застаёт Гермиону врасплох, находит после завтрака и преграждает дорогу. — Я? Грейнджер, опешив, замирает. Её просили о многом, но защищаться и защищать всегда просили научить Гарри. — Что-то не так? — Я уверена, что есть много других учителей в доме. Обманываешь саму себя. Врешь и не краснеешь. Но Гарри всегда был искуснее и терпеливее. Он учил изящно и справедливо. И находил слова, чтобы обуздать гнев, превратив его в энергию для защиты. Ты всего этого не умеешь. Но твои методы более действенны. Однако, они пугают людей. А потом не нужны. — Я же пришла к тебе, — Друэлла не отступает. Её взгляд теряет всякую мягкость, что была раньше. — Если не хочешь, просто откажись, — в голосе проскальзывает плохо скрытая обида. — Том лучше меня нападает, Вальбурга лучше умеет выставлять защитные чары, а Эдд превосходит меня в заклинаниях. Я могу перечислять до бесконечности достоинства… — Мне нужно научиться убивать, — перебивает её Друэлла. И Грейнджер замирает, как парализованная. Больше не споря и не отрицая очевидного. Хотя внутри всё ещё нет смирения. — Завтра в восемь, подойдет?