Некогда живое, теплое тело, теперь лежит распластанным на полу комнаты. Успевшее охладеть и стать твердым, оно выглядит естественно в полумраке замка. Мэнор успел и под него подстроиться. Будто жизни никогда и не было внутри.
Она всегда была такой. И в этой комнате ей всегда было место.
Едва ли теперь кто-то сможет в точности рассказать, что здесь произошло. Если бы хоть один портрет висел в комнате. Или бы времени прошло чуть меньше, чтобы без труда восстановить события.
Вероятно, Афелия, в привычной для себя манере, широко распахнула глаза, разозлилась. Выругалась себе под нос. Нахмурилась и сжала губы. Может быть даже приняла боевую стойку.
Но после упала замертво. Так ничего и не сделав.
И даже на помощь не позвала.
Друэлла, первой открывшая дверь, замирает. Ее тело сковывает ужас: дрожь бежит, поднимаясь от стоп к макушке, сжимая все внутри.
Слезы пытаются вырваться наружу, чтобы душа смогла почувствовать, что еще жива.
Но глаза остаются сухими.
Друэлла продолжает стоять в дверном проеме, замерев. Силуэт Афелии перед глазами размывается, взгляд теряет фокус. На секунду ей кажется, что мир вокруг начинает темнеть. Сознание отказывается воспринимать происходящее за правду.
Она ведь тебе никогда не нравилась.
Но Лестрейндж была честной. И справедливой. Не притворялась хорошей. Не требовала этого и от других по большей части. Розье сходу может назвать тысячу минусов Афелии, но все они теперь кажутся ерундой. Она была живой. И у неё тоже были планы на жизнь.
За спиной раздается визг. Диана, зашедшая следом, зажимает рот ладонью. Сгибается, издавая нечеловеческий звук, так, словно ее режут.
Кричит.
Будто у неё есть на это право.
И Друэлле кажется, что этот визг возвращает её к жизни.
Диана хватается похолодевшими пальцами за дверной косяк, впивается в руку двоюродной сестре.
Плачет.
Словно это может что-то изменить. Будто есть хоть какой-то толк в эмоциях. Она ведет себя, как человек, который позволяет себе что-либо чувствовать. И это одновременно вызывает зависть и раздражение.
Друэлла отдергивает руку, забирая ее из цепких пальцев Дианы. Разворачивается и бежит по лестнице вниз, мимо поднимающихся в комнату Абраксаса, Тома, Гермионы, Алектуса, Вальбурги.
Ей нет смысла здесь оставаться, это не первый и не последний труп, который она видит. Ещё одна бесполезная смерть. Ещё одна загубленная жизнь.
А есть ли в этом толк?
Разве существует хоть одна достойная причина, чтобы всё это продолжало происходить?..
Почему, в конце концов, Афелия, а не чужак Тео или бесполезный в своем существовании Алектус? Почему не раздражающая Вальбурга и не поверхностная Диана? Любая кандидатура кажется Друэлле более подходящей. И любую из смертей она бы постаралась изо всех сил предотвратить.
Почему, в конце концов, не ты сама, чтобы этот ад поскорее закончился? Чтобы в твоей жизни появился смысл.
— Мертва, — Том наклоняется к телу Лестрейндж и, не касаясь его, выносит вердикт.
Это было понятно и без лишних действий, но ему нужно было выиграть пару секунд, чтобы прийти в себя. Чтобы убедиться, что это не морок и не боггарт. Решить, что делать дальше.
И ещё Том хотел незаметно считать след. Ведь кто-то посмел убить под крышей Малфой-мэнора. Кто-то бросил вызов ему лично.
— Человек был испуган, — пока Абраксас сереет около входа в комнату, Гермиона без стеснения исследует пространство внутри. — След едва заметен. Первый удар пришелся в стену. Возможно, хотели напугать. Или, — Грейнджер замирает, не то принюхиваясь, не то присматривается к магическому отпечатку. — Она защищалась.
Губы Алектуса, зашедшего в комнату последним, растягиваются в гримасу. Выражение лица не предвещает ничего хорошего. Он разрывается: смеяться или плакать. Слишком много эмоций. Потаенные страхи получают право выбраться наружу. Они пляшут внутри и придушивают, напоминая о своем существовании.
Она была его причиной быть здесь. Его близнец. Его уверенность в том, что родители не лучший вариант. И она же теперь лежит на полу, распластавшись в неестественной позе.
Мертвая.
Образы из их общего детства, общей жизни разрезают сознание, не давая подарить миру ни единой адекватной реакции.
Их всегда было двое. А теперь она лежит в одиночестве, заставляя его продолжать жить без неё.
Так подло и несправедливо.
Будто ей стало все равно на них.
На своего близнеца. Она позволила себя убить. Разрешила себе уйти.
Бросила.
— Почему она не кричала? — Том тем временем злится, анализируя заключение Грейнджер.
Труп Афелии — будто подтверждение его проходящей власти. Она была под его защитой, но кому-то стало все равно. И она не позвала его. Не поверила, что Реддл сможет помочь.
— Собиралась справиться самостоятельно, — Гермиона вспоминает, как Лестрейндж хотела бросить вызов людям Гриндевальда. Тогда она тоже пыталась закончить жизнь самоубийством.
Излишняя самоуверенность и желание доказать свою значимость.
В очередной раз соперник был опытнее и сильнее. А рядом не было никого, способного оценить ситуацию.
Афелию вечно спасали в последний момент, не дав по-настоящему научиться защищаться. Вот почему Гермиона взялась за Друэллу. Это было чертовски важно: передать опыт. Показать, как бывает.
И жаль, что она не смогла обучить всех остальных. Излишняя защита Реддла обернулась трагедией.
— Может быть в Мунго смогут помочь? — Алектус неестественно поднимает плечи, втягивая шею.
Его голос глухой и безжизненный. Он не верит в то, о чем спрашивает. Но произносит вопрос вслух, заставляя окружающих почувствовать вину.
— Я прикажу эльфам приготовить успокоительное. Пойдем, — Малфой приобнимает Лестрейнджа за плечи. — Пойдем.
И он, как кукла без воли, следует за Абраксасом, продолжая рассуждать о медицине. Будто кто-то из медиков может возвращать с того света.
Абраксас молится всем богам, чтобы быстрее дойти до кухни. И самому выпить успокоительное. Вековые стены толщиной в несколько метров перестают казаться ему надежными.
Мэнор допустил смерть. Поверил постороннему и не поднял тревогу.
Или это был кто-то из своих?
— Она умерла достойно, не пала жертвой, — Грейнджер приседает около Афелии и как-то повседневно закрывает её глаза. — Думаю, как-то так она и мечтала.
— Ты говоришь о смерти, — одергивает её Том. Ему откровенно не по себе.
Реддл никогда не переживал, убивая своих жертв. Но это ведь часть его команды.
Его человек.
В конце концов, это мог бы быть он сам.
Она была под одной крышей с ним. С той же меткой, что у него на предплечье. И он обещал ей защиту. А теперь не знает, где искать убийцу, и кому мстить. У него ничего, чтобы вернуть себе уверенность в происходящем.
И внутри ничего не происходит. Ни злости, ни тьмы. Ни толком страха.
— Я говорю о человеке, который завершил свою судьбу достойно, — но Гермиона словно сама мертва изнутри и потому слишком спокойна.
Ни одна лишняя мышца на её лице не вздрагивает. Она точно повторяет нужную последовательность действий: проверяет комнату, выискивает следы, возвращается к телу и находит что-то хорошее даже в такой нелепой и обидной смерти.
И не дрожит, не плачет.
Не сопереживает.
Ты боялся спросить, скольких она похоронила? Сотни. Тысячи.
И саму себя.
Каким же ты был монстром, раз это с ней произошло? Но теперь-то ты сможешь все исправить.
Реддл обнимает себя руками, впервые испугавшись на самом деле. Происходящему удается его надломить. Былое восхищение собой проходит.
Ты зря похоронил Волан-де-Морта. Он бы этого не допустил. Он бы опередил убийцу. А ты оказался слабым.
— Заканчиваем, — Том больше не может находиться в этой комнате. Афелии это не поможет, а его спасет выход из этих проклятых четырех стен. — Эльфы уберут здесь, а мы передадим тело… — он замирает, теряясь.
Хотела бы она лежать в семейном склепе, среди родственников, которые особо её не жаловали?
А есть ли у них другое место, которое они могли бы ей предложить?
И где однажды похоронят тебя самого?
Дементор.
Смерть словно облизывает его кожу, обжигая ледяным дыханием. И хохочет, разрывая череп изнутри.
Ты вступил в войну, а такие мелочи не учел. Что будет после твоего падения? Что будет, когда ты сам упадешь безжизненным мешком на землю? И почему ты никогда не допускал этой возможности.
— Быть может Малфой позволит положить её в их склепе? — Грейнджер остается спокойной и предлагает самый простой и логичный вариант.
— Мы заберем её к себе, — по лицу Дианы ручьем бегут слезы, глаза становятся стеклянными: растерянными и испуганными. — Для меня в склепе выделили слишком много места, мы сможем поместиться вдвоем. Я найду Эдда, чтобы это обсудить. Он ведь должен был уже вернуться, верно?
Реддл одобрительно кивает, и Розье быстро покидает комнату.
Вальбурга впивается ногтями в кожу на своих руках,
сейчас или никогда. Она выходит из комнаты следом за Дианой, отставая на пару секунд. И перехватывает девушку на лестнице.
— Что такого она узнала?
Розье секунду смотрит на Блэк непонимающими стеклянными глазами. А потом смысл вопроса начинает доходить до нее. И Диана отрицательно качает головой, медленно и неуверенно. Словно сама пугается от мыслей Вальбурги.
— Это не я, — ей даже не приходит в голову уточнить о чем именно спрашивает Блэк. В голове Дианы проносится сцена из её комнаты, она была дико зла на Афелию.
Но не убивала.
Ты же не могла убить?
Мерзкое сомнение в своих воспоминаниях заставляет вздрогнуть. Диана обращает свое внимание на ощущения внутри и не может найти ответ.
Ведь ты умеешь убивать, как никто другой. Ты знаешь об этом, потому что на дуэлях и в схватках с людьми Гриндевальда делала это на автомате, не задумавшись. И так и не смогла разобраться, где этому научилась.
— Диана?! — Вальбурга трясет её за плечи. — Розье!
Разве тебе никогда не хотелось от неё избавиться? Почему ты сомневаешься? Почему не можешь ответить даже самой себе уверенно?
Что она тебе сделала?
— Отвали от меня, — Диана вырывается из рук Вальбурги, отталкивая подругу в сторону и теперь уже бежит не к брату, а в никуда. Лишь бы подальше от этой комнаты.
Лишь бы подальше от себя.
***
— Нам пора это прекратить, — Друэлла мечется от стены к стене в коридоре. Разговаривает сама с собой вслух, уверенная, что никто её не услышит. Никому просто нет дела до неё.
В доме и так достаточно событий.
— Ты здесь одна? — Тео натыкается на Розье случайно, он появляется в коридоре облаченный в черную мантию с капюшоном. И резко останавливается, заметив девушку.
— Абсолютно, — Друэлла тоже замирает, внимательно рассматривая Нотта.
Рука Тео дергается к карману. Розье, хорошо подготовленная Гермионой, тут же обнажает свою палочку, перестраховываясь.
— Платок, — Нотт поднимает руки. — Я хотел предложить тебе платок. Вот, — и действительно протягивает белый кусок ткани с ручной вышивкой.
— Спасибо, мне не нужно.
Тео усмехается.
Друэлла приехала в дом слишком нежной, на его вкус. А теперь перед ним стоит серьезный соперник, разучившийся сопереживать по-настоящему. Её раздражает несправедливость, но не расстраивает смерть.
Она не оплакивает, она злится.
Нотт наклоняет голову в бок, оценивая ситуацию, и предпринимают отчаянную попытку, используя последний шанс.
— Том ещё долго будет выжидать, он слишком осторожен, — он говорит медленно, каждое мгновение заново оценивая ситуацию. Но осознав, что Друэлла его слушает, продолжает увереннее. — А Грейнджер любит войну, она ни за что её не остановит по доброй воле.
Розье встречается взглядами с Ноттом, повисает тишина. Несколько секунд они молча смотрят друг другу в глазах.
— Им нужно доверять, — наконец выдавливает из себя Друэлла, но это звучит слишком неуверенно.
— Или взять всё в свои руки, — Тео уверенно цепляется за возможность. — Гриндевальд проиграет дуэль. Нужно лишь, чтобы она состоялась.
Розье кусает губы, рассматривая мысы своих ботинок. В висках стучит, голова раскалывается от давления.
Сейчас или никогда.
А достойна ли ты принимать такие решения? Что бы сказала Блэк на твоем месте?
Она заламывает пальцы, сердце больно сжимает в груди, последняя мысль больно бьет по самооценке, заставляя забыться.
— Винда всегда была ко мне благосклонна, — Друэлла поднимает взгляд на Тео, находя в его глазах поддержку.
Он так сильно отличается от Сигнуса. Не сомневается, не сдерживает. Не требует быть похожей. Нотт смотрит прямо на неё. И не боится того, что видит. Не заставляет быть покорной и терпеливой.
Быть примерной.
— Дуэль можно утроить. Но кто сразится?
— Мы? — с усмешкой бросает Тео. — Многому она успела тебя научить?
— Я не соперник для Гриндевальда.
— Кто тебе это внушил? — на лице Нотта проскальзывает азарт. — Соврали. Бесцеремонно и нагло. Это всего лишь дед, мечтающий о могуществе. Если бы он имел на него право, давно бы забрал свое.
На лице Друэллы проскальзывает неуверенная улыбка. Она ещё сомневается вслух, но внутри уже готова поверить в любую ложь.
Ей нравится лесть, которой обволакивает её Тео. Ей нравится верить ему.
И, конечно, ей тоже противно от того, что происходит. Кто-то должен поставить точку. Кто-то должен прекратить смерти и разлады в семьях.
Так почему не ты?
— Мы поможем друг другу? — Нотт протягивает ладонь для рукопожатия. И Розье принимает руку.
— Нам нужно трансгрессировать, пока они про нас не вспомнили. И дело за малым.
***
— Давай поговорим, — Том одергивает Гермиону, когда та возвращается вместе с Эддом в мэнор.
Диана предложила решение о похоронах Афелии, но сама к родителям не отправилась, и Грейнджер взяла это на себя, использовав как предлог, чтобы на некоторое время сбежать из погрузившегося в скорбь мэнора.
— Уверена, сейчас не лучший момент.
— Лучше уже не будет, — отрезает Реддл. — И это был не вопрос. Мы поговорим.
Он заталкивает её в ближайшую комнату, подальше от чужих глаз и ушей.
— Почему ты здесь? Честный ответ, Гермиона. Почему ты здесь. Что тебе мешало в твоем времени?
— Мы много раз об этом говорили, хочешь узнать о себе, спрашивай прямо.
— О тебе, я хочу знать о тебе. Что мешало и что заставило остаться здесь.
— Как будто у меня был выбор, — она злится, сжимая губы в тонкую полоску, и предпринимает попытку выйти из комнаты, но Том опережает её, удерживая за предплечья. Не церемонясь и уже не заботясь, чтобы ей не было больно.
— Что с тобой не так?
Грейнджер предпринимает последнюю попытку вырваться.
Что с тобой не так?
Она задавала этот вопрос себе слишком часто. И у неё есть ответ, которого она сама боится.
— Ты уже нашел медальон для крестража? — она выплевывает слова, понимая, что оказывается загнанной в угол. И видя на лице Тома удивление, смеется. — Конечно, нашел. Но остановился, верно? Война не дала тебе его сделать. А я ребенок этого крестража. Мне было удобно тебя ненавидеть, но на самом деле я восхищалась. Ты сделал меня сильной. Сделал меня мной. Я теперь хорошо это понимаю.
— Как долго он на тебе был? — Реддл ослабляет хватку.
Осознание приходит не сразу, но как только Том разрешает себе принять очевидное, его как током бьет изнутри. Все теории разом рушатся.
Тьма, окружавшая их во время дуэли, была не его. Грейнджер была её источником.
— Достаточно. А когда тебя не стало, это всё было никому не нужно. И я была не нужна. Училась жить по-своему. Училась быть своей в мире обычных людей. Ровно до нашей встречи на площади. Здесь я на своем месте. Здесь я могу приносить ему жертву и он меня не мучает. Здесь…
— Здесь война и гибнут люди.
— Ты убил человека из-за малознакомой девчонки не задумавшись, — она морщится. Но при этом не становится чужой. Том продолжает чувствовать с ней неразрывную связь. Она не соврала. Он часть её. Она про него. — Не рассказывай мне о том, что идет война. Ты сам наслаждаешься. Ты сам здесь свой.
Реддла обдает ледяной волной.
Тебе было спокойно последние дни. Тебе было легко.
Тьма молчала. И хотелось жить. Ты даже на секунду поверил, что победил.
Просто твоя тьма нашла новый сосуд, который не в состоянии с ней справиться на самом деле. И Грейнджер осталось недолго. То, что вырвалось из неё тогда — предвестник смерти. Сила, с которой тело не может совладать.
Реддл молча прижимает девушку к себе и терпит, пока Гермиона пытается вырваться. А потом выдыхает, когда она замолкает, прижавшись в ответ. Словно находит опору и на миг замирает, оказавшись в безопасности.
— Мы что-нибудь придумаем. А пока разделим, насколько сможем, — и чуть тише добавляет. — Прости меня.
— Том, мне… — Вальбурга замирает в дверях. — Извините, что прервала. Но это срочно.
Реддл замечает, что девушка пьяна. Похоже, что сначала она поднялась в свою комнату и хорошо обдумала предстоящий разговор за бутылкой вина.
— Что произошло?
— Я видела, как… — но договорить не успевает.
Режущая боль пронзает запястья Блэк и Реддла одновременно. Кто-то из Пожирателей отчаянно просит о помощи. И, кажется, находится на грани жизни и смерти.
Реддл злится, но не заставляет себя ждать. Он трансгрессирует первым, протянув руку Гермионе, прекрасно понимая, что всем будет лучше, если она пойдет с ним.
Следом отправляются Вальбурга, Эдд, Диана, Абраксас, Эндрю, Орион. Сигнус остается с Алектусом, теряющим сознание от терзающей боли.
