F.A.T.

«В моих попытках сделать что-то не было никакого смысла. Никогда.» Очако медленно сползла по стене на пол и сдавленно всхлипнула. Отчаянье ядом распространялось по ее венам, заставляя чувствовать только тошноту от захлестнувшей безысходности. Зря она пыталась доверять. Все было зря. С тихим писком кейтай оповестил хозяйку о новом сообщении. А затем еще о еще одном. И еще. Вытащив телефон, девушка отбросила его на кровать и отползла в дальний угол, пытаясь оказаться подальше, борясь с искушением прочитать написанное. Она так привыкла к переписке с Пони, она так была счастлива… И что сейчас? Ложь оказалась слишком жестокой расплатой за надежду, и боль, пронизывающая насквозь, становилась нестерпимой. Немой крик застрял где-то в глотке, перекрыв дыхание. Задыхаясь, Урарака прижалась спиной к стене. «Лучше бы меня вообще не было. Бесполезная. Никчемная. Словно я была создана для того, чтобы об меня вытирали ноги все, кому не лень. Лучше бы я умерла. Без меня всем было бы легче. Да и никто бы не заметил.» От этих мыслей сердце зашлось галопом, вот-вот готовое выпрыгнуть из груди, а тело покрылось ледяной испариной. Комната перед глазами начала медленно кружиться в причудливом танце теней, и студентке уже сложно было распознать где пол, а где потолок. Руки похолодели и кончики пальцев онемели. С каждой секунд пламя неконтролируемого ужаса все сильнее разгоралось в груди, сжигая все на своем пути. Мысли с каждой секундой становились все более путанными, затягиваясь в большой узел. «Это все…бессмысленно… И я… Бред. Все это полнейший бред…» Паника окончательно захватила Очако в свои цепкие лапы. Девушка дышала часто и неровно, но ей казалось, что она захлебывалась, словно рыба выброшенная на берег. С каждым новым глотком воздуха в глазах темнело все сильнее, и от этого бесконечный ужас захлестывал новой волной, затягивая вглубь темных вод. Бесконечный страх — вот, что стало прошлым, настоящим и будущим Урараки, все остальное растворилось в едком чане с ненавистью и равнодушием, предательством и слепотой. Резкий стук в дверь, а затем последующий громкий звук телефонного звонка вытащил шатенку на поверхность. Дезориентированная, она оглянулась и ползком добралась до кейтая. И вместо ожидаемой надписи «Пони» она увидела «Бакуго». — Эй! — послышался громкий вопль блондина из-за двери, — открывай давай. — Приперся-то зачем? — язвительно выплюнула девчонка. Голос предательски дрожал, выдавая совсем слабое состояние. — Не откроешь — выбью дверь. Открывай! Смирившись, Очако наконец-то встала и побрела к выходу. Провернув ключ, она рывком распахнула дверь и внимательно всмотрелась в напряженное хмурое лицо одноклассника. — Так чего тебе? — Какого хрена? Вот скажи, чего ты добиваешься, а? Кацуки сделал шаг вперед, заставляя девушку отступить вглубь комнаты. Чуть склонившись, он повторил вопрос: — Зачем ты все это делаешь? Фыркнув, Урарака плечом прислонилась к шкафу и прикрыла глаза. — Понятия не имею о чем ты. Упрямая. Какая же она упрямая. Бакуго был готов взорваться от злости и беспомощности. Его пугал ее холодный взгляд, обескровленное бледное лицо, то, с каким упорством она продолжала уничтожать себя, приводить к нулю. И глядя на нее, он понимал, что возможности помочь нет. Вокруг девушки выстроилась такая высокая и толстая баррикада, что пробить ее было невозможно. — Лягуха волнуется о тебе, — на прощание небрежно выплюнул блондин и медленно побрел на выход. — Не переводи тему! — взорвалась Урарака, — какого черта тебе от меня надо? Почему ты за мной наблюдаешь, я же вижу! Зачем это все? Прекрати! Прекрати, Бакуго! — Хм, — неопределенно выдохнул юноша и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. От холода и страха не осталось и следа. Кацуки бесил. Бесил своей чертовской проницательностью и наблюдательностью, его настырностью. Подняв телефон с кровати, девушка увидела несколько сообщений: Пони: Ты где? Пони: Что-то не так? Ты почему ушла? Бакуго: Выйди. Пони: Ты слышала то, что говорили в кабинете? Я могу все объяснить! Выйди! Я буду ждать возле вашего общежития. Пони: Очако, прости меня… Пони: Пожалуйста, ответь Бакуго: Открой ебучую дверь. Выглянув в окно, Очако увидела у входа Цунотори. Девушка бродила, нервно крутя в руках мобильный, то и дело поглядывая на дверь. Усмехнувшись, шатенка задернула шторы. «Выйти? Серьезно? Она еще на что-то надеется, идиотка?» Урарака больше не хотела верить. Нет, она больше не могла. Открыть свою душу так легко и беззаботно, как раньше. Теперь эта легкость исчезла, а сердце закрылось за сотней дверей и тысячью замков. Ни в дружбе, ни в нежности не было никакого смысла. Только преследование этого холодного и ускользающего сквозь пальцы идеала. Иное было лишь очередным путем к боли. Что же теперь было идеалом? Девушка и сама точно не могла однозначно определиться. Возможно, стройное, тонкое и легкое тело гимнастки. А может стать самым могущественным среди героев поддержки? Или самой сногшибательной моделью среди всех в индустрии? Подойдя к зеркалу, студентка придирчиво оглядела себя. Между внутренними поверхностями бедра появился такой желанный просвет. Только вот все остальное было каким-то нескладным и неувязочным. Бедра все равно остались слишком круглыми, скулы хоть и проявились, но щеки все равно были крупными. Еще и эти дурацкие лохмы вместо волос… Сделав шаг к столу, даже не задумываясь, Урарака схватила ножницы и обрезала клок волос. Затем еще один. И еще. Почему-то с каждой отпавшей прядью появлялось странное, совсем неожиданное чувство легкости и счастья. Эта Уравити, толстая и нескладная, должна умереть вместе с ее классической стрижкой карэ. Ее сущность, беззащитная и слабая должна кануть в лету вместе с глупостью и верой в людей. На секунду остановившись, Очако внимательно вгляделась в свое лицо. Почему-то по щекам текли непрошеные слезы, а круги под глазами, залегшие еще в самом начале диеты, стали совсем черными. Нет. Не бывать ей лучшей среди лучших. Она родилась среднячком, таковым и будет до конца своих дней. То, что случилось с Мидорией было скорее исключением из правил, чудом, и на такое полагаться она не могла. Она продолжала видеть в себе лишь ту самую бесполезную неудачницу, коей она и была с самого рождения. Да, она действительно была неудачницей по всем фронтам. Она родилась в семье, которая долгие годы балансировала на грани банкротства. Ей не повезло иметь очень узкоспециализированную причуду. Ей совершенно не повезло родиться тяжелой и склонной к полноте. Ее лицо было синонимом несовершенства. И, срезав последнюю лишнюю прядь, девушка села на пол и опустила голову. Все зря. Все ее мучения, все ее старания — они всегда были ни о чем, безрезультатной тратой энергии. Она хотела быть такой же талантливой, как Яомомо, Тодороки или Бакуго. Или хотя бы такой же самобытной и уникальной, как Тсу. Но в итоге кто они, а кто она. Девушка была лишь жалкой тенью их величия, практически невидимкой на их фоне. Она не могла разжечь огонь в груди других, как Мидория. Она не была пленительной красоткой, как Леди-Гора или Полночь. Она всего лишь была… Собой. Жалкой и бесполезной. Если бы она только знала как можно было это исправить. Но, к сожалению, это было лишь мечтой. Все, что дано ей природой, генетикой и родителями — это все останется с ней. Даже если она решилась бы когда-нибудь лечь под нож хирурга, чтобы улучшить себя — по-сути она же все равно не изменится. Ее взгляд не перестанет быть таким же затравленным, ее голос не перестанет дрожать от волнения, от нее не будет той самой мощной энергетики, из-за которой на многих смотрят, сворачивая головы. Серая мышь. Тот самый типаж девочки-соседки, которая всегда безответно влюблена в главного героя каждого супергеройского фильма, на которую тот не обращает внимания. Одна из толпы фанаток, коих тысячи тысяч. Криво усмехнувшись, Урарака стерла с раскрасневшихся щек слезы. Временами ей даже в голову приходии шальные фантазии о том, какой бы она была злодейкой. И если раньше она никак не могла прийти к единому образу, то сейчас же он выстроился в стройную картинку. Она была бы очередной шестеркой-прихлебалой, которой пользовались как игрушкой, рабом. Даже для злодея она была слишком невыразительной. Не то, что Тога. Яркая, взрывная, с ядовитой усмешкой и выдающимися клыками, и еще более чудовищной причудой. В ее глазах отражалось чистейшее природное безумие, которое и полагалось главному противнику героя. Стиснув пальцами холодный металл ножниц, студентка раскрыла их и со всей силы ударила по коже на запястьях. Снова и снова. Ей было тяжело остановиться. Острые лезвия оставляли на мягкой коже глубокие порезы, которые тотчас же покрывались кровью.