Не из тех, кто...

Губы целуют губы сладко, а те отвечают им немного нервно, совсем робко, но не в силах игнорировать приятное прикосновение красивых губ. Тэхен не из тех, кто целует нежно, он из тех, кто делает это страстно и властно даже, кто не пытается контролировать себя или свое желание, кто всегда открыт, когда дело касается чего-то подобного, и не пытается ничего скрывать. Но Тэхен скрывает поначалу и даже какое-то время держится, хотя сам не знает зачем, но сил на это больше не хватает, когда Чонгук распахивает губы сильнее и вздыхает так сладко для слуха Тэхена, что совершенно срывает парню крышу. Уставшее красивое тело вдавливает в стену не менее красивое и почти что обессиленное, а язык Тэ, не стесняясь, врывается в чужой рот, раз уж получил приглашение войти. А внутри он чувствует себя отлично, словно хозяин в собственных владениях, свободно, и это делает ноги Гука, вынужденного зацепиться за плечи Тэ руками, чтобы не упасть, ватными. Словно Тэхен позволил бы Чону рухнуть на пол. Нет же, он бы прижал его к стене еще сильнее, ощутимее наваливаясь на младшего. Он бы ни за что не разрешил тому сползти по стене хотя бы на сантиметр. Ни за что не позволил бы отстраниться… Теперь губы сминают губы совершенно не скромно и не сдерживаясь, пытаются насытиться таким необычным и совсем неожиданным поцелуем, произошедшим по чистой случайности, но кажущимся чем-то таким привычным… словно это происходит не в первый раз. Словно так было всегда. Чонгуку плохо, очень плохо и хорошо безумно, когда его вот так целуют. Когда его целует Тэхен. Он ничего не может с собой поделать, задерживая дыхание и отдаваясь полностью в поцелуй, который стал для него таким особенным, разрывая душу невинного парня на части противоречиями, которые прямо сейчас не имели уже никакой силы и смысла. Правильнее было бы отстранить Тэхена, накричать на него и сказать, что он все неправильно понял, сбежать и избегать его, предварительно бросив что-то о том, что они никогда больше не вспомнят о произошедшем и не повторят. Но как можно чего-то такого не вспомнить, если это невозможно забыть? Ведь Тэхен все слишком правильно понял, и совсем не хотел Гук отстраняться или сбегать. Он не хотел повторять это снова однажды, он предпочел бы, чтобы этот момент не заканчивался никогда. Парень снова теряет с губ тихий полустон-полувсхлип, который Тэхен готов вобрать в себя полностью, проникая в рот младшего глубже своим совершенно беззастенчивым языком, чтобы у Чонгука сердце замерло вмиг и дыхание перехватило окончательно. Чон теряется теперь совсем без оговорок и сносок, теряется насовсем в поцелуях Тэхена и тот знает об этом, чувствует, самолично практически потерявшись в моменте, который существовать по правде не должен был. Именно поэтому Ким отстраняется, задержав губы на устах Чонгука чуть дольше того, что следовало, и вновь создает между собой и Чоном расстояние, чтобы иметь хотя бы секунду на раздумья, если вдруг снова сорвет неожиданно крышу. Всего шаг назад, а уже слишком далеко, невыносимо даже. Слишком сложно сделать еще один, такой же назад и такой же совсем нежелательный, но необходимый, кажется. Нет, не Тэхену нужный, Чонгуку. Чтобы мог вздохнуть и опомниться, чтобы мог сбежать, если вдруг захочется. Ему ведь непременно захочется, да? Тэхену отступить сложно, потому что он не из тех, кто в таких случаях отступает, не из тех, кто отступает хоть когда-нибудь. Такие как Тэхен не отпускают из своих сетей добычу, тем более, если она так прекрасна и так желанна охотником, а Чонгук… он очень. Этот парень и правда очень… а дальше опять миллион разных слов через запятую и многоточия. Вроде бы и ничего конкретного, раз так много слов, но и не о размытости тоже. Просто о нем. О том, кто не из тех, кто должен попадать в такие ловушки. А он и не попадал… добровольно шагнул вовнутрь, скорее, пусть в этом сам себе все еще не признался и скорее всего никогда не признается Тэхену. А может быть, он когда-нибудь сам догадается? Если только рядом с Чоном научится думать… А он очень вряд ли научится, если Гук будет вот так моргать часто и одновременно с тем пялиться на губы Тэхена, которые сводит от такого взгляда нервной судорогой, ведь так хочется получить еще дозу. Хотя бы малость самую, всего лишь чуть-чуть… Чонгук так часто дышит, а Тэхену от одного только звука его дыхания так плохо становится… и так хорошо. Неконтролируемо прекрасно и почти что полностью крышесносно. По мнению Кима, неправильно. А Гук дышит слишком тяжело, разучившись думать, облизывает распухшие немного губы, все еще ощущая на них вкус поцелуя Тэхена, и ловит себя на неожиданной мысли, что этот вкус ему очень нравится, а того, что на губах осталось, недостаточно. Слишком мало теперь этого кажется… Но кроме этого есть внутри Чона что-то еще. Что-то, что заставляет его потерянно, едва слышно подать голос. — Зачем ты…? — Мне захотелось, — слишком честно и так непривычно для Тэхена, но по-другому он ответить не может, ведь нечего. Другой причины не существует. — П-почему захотелось? — интересуется Гук, едва шевеля губами и заикаясь, от чего еще больше смущается и чувствует, как щеки рдеют, а краснеть так не хочется… Хорошо, что при тусклом освещении кладовки его румянца почти не видно. — Не знаю… Если бы только Ким Тэхен знал… ему бы правда очень хотелось иметь другую причину для своего поступка. Было бы проще, будь она. — А больше не хочется? Чонгук не знает, почему спросил об этом, не знает, как так получилось. Он не понял, как мысль сорвалась с губ реальными словами. Не теми, что у большинства звучат в голове, настоящими. Но они сорвались, подтолкнутые нервным сглатыванием, и достигли слуха Тэхена совсем не иллюзией, но чем-то, чего он точно не ожидал услышать. Тэ хмыкает, потому что хочется. Хочется сильно очень, до трепета бесящего в сердце и узлов из внутренностей, до пересохшего горла и трясущихся ладоней. Хочется очень… И в этот раз он не пытается даже быть осторожным или внимательным, дергая Чонгука ближе к себе за руку, чтобы тот в тело Тэ врезался и растеряно распахнул губы еще до того, как его это сделать заставит Ким. Ведь такой намек не понять невозможно, даже если очень-очень захочется. А Тэхену не… Губы путаются друг в друге, а руки ближе жмут тела: кто за шею, а кто обвивает талию так по-свойски, обнимая за поясницу. Совсем не странно, что обоим этот миг безумно нравится. Тэхену нравится, потому что это то, к чему он привык более-менее, а еще потому что знает, что это так непривычно Чонгуку, но тот поддается, позволяет вести себя куда угодно, всюду, куда Тэ только захочется. Гуку нравится, хотя он не в своей стихии находится, но это совсем не пугает его больше и странным не кажется. Это просто есть, и с этим совсем ничего нельзя сделать, но Чон понимает вдруг, что ничего делать ему с этим не хочется. Хочется и дальше целовать Тэхена… Хочется к нему прикасаться… А Тэхен так не вовремя отстраняется, чтобы податься вперед и заставить Гука дернуться от пробравшей его дрожи, стоит только грудному голосу обжечь его ушную раковину. — Я бы сказал, что хочу не только этого, — за всю свою жизнь Ким Тэхен не говорил столько правды, сколько говорит сегодня, и впервые быть честным ему очень нравится, потому что от его честности по телу парня в его руках проходится не одна далеко толпа мурашек. И так снова и снова, и это тешит его самолюбие и приносит удовольствие. А Тэхен не из тех, кому легко угодить. — И кажется, не только мне этого хочется… Губы Кима в самодовольной улыбке растягиваются прямо у уха Чонгука, прижав которого ближе, брюнет отчетливо ощущает возбуждение младшего. За это его одновременно и похвалить хочется, вручив награду, и отругать, как следует, назначив наказание, чтобы неповадно было снова так легко позволять кому-то поднять температуру крови и тела, вбить в светлую голову порочные мысли. — Ты такой чувствительный, — все же пусть будет награда пока, в конце концов, для Тэхена это лучший из комплиментов, поэтому он и рад стараться и дальше дразнить растерянного парня, щекоча кожу его шеи своими мягкими поцелуями. Его вдруг очень захотелось поцеловать в шею, и с этим желанием не получилось бы справиться, даже если бы Тэ постарался очень, а он не… Не собирался даже. А вот проверить степень чувствительности кожи шеи младшего очень даже хорошей идеей показалось Тэхену. Ему это казалось необходимым. — Мне нравится… — Мне… тоже… Чонгук не из тех, кто заслуживает, чтобы вот так. Тэхен не из тех, кто придает таким вещам значение. Но что-то вынуждает его отстраниться от Чона и качнуть головой, чтобы прийти в себя. — Правда нравится? А Чонгук краснеет гуще, так что это и правда теперь заметно, а его молчание таким громким Тэхену кажется, что в словах совершенно нет никакой нужды. Потому что правда. Нравится. — Хочешь еще? Чонгук не может быть смущен еще больше, но он да. А еще самую малость напуган, потому что догадывается, что сокрыто за этим заветным «еще». Он желает этого искренне, но это вовсе не лишает его страха и в голове кучи дурацких «но», которые должны бы вернуть ясность его уму и рассудительность, но с этой задачей не справляются. Потому что желание сильнее страха. Потому что тяга к Тэхену сильнее понимая, что нужно бежать. Чонгук кивает, потому что не способен на большее. Рук Тэ на его теле давно не хватает, а он даже не знает, когда брюнет успел Чонгука отпустить и даже немного отдалиться. Голова Чона соображает намного сложнее, чем ему казалось… Тэхен сошел с ума, пока пытался не утонуть в глазах Чонгука. Больших таких, красивых безумно… Он правда сошел с ума, потому что не может существовать другой причины, по которой парень бы поджал губы, опуская голову, вместо того, чтобы наброситься на стоящего перед ним такого уязвимого и запутавшегося в собственных чувствах Чонгука, такого прекрасного и желанного, сорвать с него одежду и показать чертовы звезды, которых тот, кажется, еще никогда не видел. Тэхен сошел с ума, потому что набрал в легкие побольше воздуха, упираясь руками в бедра, и зажмурил сильно глаза, стараясь собраться с силами и прогнать из головы навязчивые картинки эротического характера, вместо того, чтобы впиться в губы Чонгука своими, искусать их до крови и заставить парня давиться глубиной проникновения языка Тэхена в глотку. Ким Тэхен сошел с ума, отпуская из своих рук такую возможность… — Ладно, хватит на сегодня разговоров, — вздыхает брюнет, все еще не подняв головы, словно боится, что передумает, если взглянет на Гука снова. — Пойдем, я отвезу тебя домой. У тебя ведь нет машины? Тэхен, наконец, снова смотрит на него и уже почти жалеет о своем, таком странном решении. Ведь он не из тех, кто принимает их вот такими. Совсем не из тех, кто… — Нет, но… Чонгук не понимает, что произошло, он путается еще больше и теперь до бескрайности смущен, потому что… он только что признался в чем-то таком сложном и для него непривычном, а ему на это признание ответили предложением подвезти домой? — Я просто подвезу тебя, — спешит заверить Чона Тэ, чтобы тот не успел надумать себе лишнего, потому что именно это лишним и было бы. — Приставать не буду, в дом не вломлюсь. Я, может, не такой хороший мальчик как ты, но и не последняя сволочь. Максимум, что нас ждет, — неловкость во время дороги, обещаю. А Чонгук совсем не об этом переживал и не об этом хотел сказать что-то невнятное пару мгновений назад. Не об этом он все еще хочет сказать, но как не знает. А Тэхен его слушать не собирается, кажется. Он уже старательно ищет в карманах штанов ключи от машины, направляясь к двери, что все это время была открытой. — А если… если мне бы хотелось, чтобы ты ко мне приставал? — сглотнув переживания, слишком решительно, чему даже сам удивился, поинтересовался Гук, заставив Тэ замереть и повернуть к Чону лицо, выдерживая паузу, на протяжении которой не отпускал взгляда младшего своим изучающим, проницательным и Гука до мозга костей пробирающим. — Если бы тебе и правда хотелось, я бы выбрал для этого более подходящий момент.