Вечность, как одно мгновение

      Стайлз почти привык к тому, что никто не воспринимает его всерьёз.       У Скотта было доброе сердце, но из-за своей слепой веры во всё хорошее он не замечал тьмы, что гноилась и разлагалась под красивыми масками людей, мечтающих разрушить и без того потрёпанный годами, полными сверхъестественного, Бейкон Хиллз. Стайлз прощал ему эту слабость, замечая грязь и низменные сущности невинно выглядящих душ, но это не имело значения. Его никто не слушал (Стайлз отказывался вспоминать того, кто не только слышал его мольбы, крики и шёпот, но и с самого первого их разговора научился ещё и слушать).       — Кто ты? — Стайлз испуганно замер, чувствуя под пальцами шершавый рельеф бинтов и запах горелой плоти в носу.       — Тот, кто всего лишь свободен. — Дыхание на щеке юноши ощущалось холодным и пахло могильной землёй. — Тот, кто готов стать для тебя всем, чего тебе не хватает.       Его не слушали, когда он вычислил Мэтта, не восприняли всерьёз, когда он забил панику о Ногицунэ, долго ворчали из-за его беспокойства по поводу пропавшего Дерека. Таких моментов и случаев были не счесть, но последней каплей стал Тео. Тео, которого Скотт едва помнил и которому поверил незамедлительно, бросив Стайлза одного. Тео, которого Стайлз раскусил, только взглянув в его глаза, и который стал причиной вновь пробудившегося желания ощутить пустоту.       — А вот и он! Вот он пустой Стайлз! Так же лучше, не правда ли?       Так действительно лучше. Стайлз ненавидел Тео за то, что он напомнил, каково это было — ощущать пустоту, делить тело с Ногицунэ и наслаждаться властью. Он ненавидел Тео за то, что его хитрость выявила, насколько мало его друзья ему доверяют. Разве не иронично, что единственный, кто в действительности ему поверил, был молодой бета, который едва его знал? Наивный и добродушный Лиам, готовый пойти на всё ради друзей. Отчасти он напоминал Стайлзу Скотта, но Лиам, в отличие от МакКолла, не был так упёрт в своих святых светлых убеждениях, которые на практике способствовали лишь смертям и разрушениям.       В конце концов, если бы Бэтмен убил Джокера, сколько людей не испустили бы дух раньше времени?       Стайлз помнил, как бил Тео с наслаждением, уже забытым и далёким. Помнил, как ощутил лиса внутри себя, как скалился и слышал эхо довольного голоса Ногицунэ. Он помнил расширившиеся в удивлении и даже страхе глаза Тео, его тихие стоны боли и жалкие попытки сопротивления. Стайлз помнил, как пришёл в себя и отпрянул, тяжело дыша и пытаясь осознать произошедшее: он едва не убил человека.       — Ногицунэ ушёл. Он не может быть в тебе. Что ты такое? — голос Тео был сильным, а глаза полны любопытства, но Стайлз только презрительно скривился и сбежал, с трудом сдерживая истерику.       Он ощутил Ногицунэ так сильно, так близко. Всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы вспомнить и возжелать давно ушедшее. Стайлз даже не знал, куда спрятали шкатулку с мухой, отказавшись от этого знания из-за искушения, которое неизменно преследовало бы его каждый день, но это казалось не важным. Ему виделось, что он может вернуть лиса, только этого пожелав.       Между ними ведь была связь. Она осталась после разделения, после развоплощения, после долгой разлуки. Она манила, тянула, искушала, но никогда ещё не вспыхивала с такой силой. Никогда ещё желаемое не было так близко.       — Ты должен поговорить с кем-то, Стайлз. Ты не можешь прятаться вечно, — голос отца был мягким и терпеливым, но Стайлз хорошо слышал в нём усталость и упрёк.       Он не желал видеть стаю. Не после Дикой Охоты, которая закончилась только благодаря Питеру Хейлу и никем не замеченному участию тени Ногицунэ, который решил поселиться в его снах. Не после того, как был забыт, выброшен и потерян. Не после того, как ему показали, что без его участия любой близкий ему человек мог прекрасно обойтись.       — Могу заполнить зал или единственное сердце. Однажды забрав, мной нельзя поделиться. Знаешь, что это, лисёнок?       Стайлз не поднимал головы, смотря на пол, по которому вились тени многочисленных лисьих хвостов.       — Одиночество.       Ногицунэ довольно усмехнулся, припадая к обнажённой линии шеи и восхищённо вздыхая. Наслаждаясь тем, как легко обычный, казалось, смертный его понимает.       — Это то, что ты больше никогда не будешь ощущать, Стайлз.       Его никто не вспомнил. Вышедший из Ада Тео смеялся, Питер, скрашивающий его пребывание на вокзале, понимающе кривил губы, а Лидия потерянно смотрела по сторонам, привалившись к плечу Пэрриша и не переставая кричать в своём сознании. Так бы всё и закончилось, бесславно, тихо и несправедливо, если бы Ногицунэ в его голове не начал шевелиться с новой силой, прогоняя туманный ворох печальных мыслей, воскрешая ушедшее и заставляя делать то, на что у Стайлза не хватало ни духу, ни веры.       Дикая Охота пала, что было насмешкой над её вечностью, а Стайлз словно остался на этом вокзале. У него снова появился отец, крепко его обнимающий, Скотт, стоящий рядом и готовый поддержать в любую секунду, Лидия, одним своим видом придающая уверенности. У него были люди, которые поддерживали его и даже просили прощения, но Стайлз их словно не замечал.       Он думал о Ногицунэ, о пустоте и своей жизни, которую Всадники смогли превратить в ничто всего за несколько мгновений. Он был беспомощен перед их сокрушительной, невероятной силой.       — Я уже говорил с ними. Сегодня вечером будет собрание стаи.       Ноа заметно оживился, услышав от Стайлза хоть что-то, отличимое от неразборчивого мычания и неопределённых звуков согласия и отрицания. Шериф никогда бы не подумал, что будет скучать по бесконечной болтовне своего сына.       — По какому поводу? Ты ведь туда пойдёшь?       Стайлз долго смотрел в потолок, длинными пальцами перебирая страницы книги, название которой даже не знал. Ноа уже привык, что если Стайлз решился на разговор, его лучше не торопить, и это вызывало щемящую боль в груди. Раньше, даже после самых трудных и ужасающих событий, Стайлз говорил много и так, что у него заплетался язык. Он активно жестикулировал, проглатывал слова, постоянно менял выразительное выражение лица. Стайлз возмущался и боялся, сравнивал и оценивал, оправдывался и расстраивался. Сейчас же он предпочитал задумчиво глядеть в одну точку, периодически хмурясь и игнорируя попытки друзей с ним поговорить. Стайлз словно стал другим человеком, и Ноа не мог его винить. Не после всего, что произошло.       — Чтобы победить, нужно терпение. Притворство — наш лучший выход, Стайлз. Помоги мне их одурачить.       — Я пойду туда. — Стайлз со вздохом закрыл книгу и сел. Шею у него ломило от неудобной позы, но он даже не обратил на это внимание, оглядываясь по сторонам и словно пробуждаясь ото сна. — Кажется, приехала Кира. Они хотят отпраздновать это знаменательное событие.       — Тогда тебе следует подготовиться. Вечер — понятие растяжимое, но сейчас уже шесть. Ты не опоздаешь? — шериф явно обрадовался такой активности сына, который за месяц вышел на улицу всего несколько раз.       Возможно, всё могло ещё наладиться.       — Собрание началось в половину шестого. Я уже опоздал. — Стайлз не выглядел расстроенным по этому поводу.       Он молча поднялся, пригладил волосы и придирчиво оглядел свою одежду.       — Ты ходишь в этой рубашке уже четвёртый день, Стайлз. Тебе лучше переодеться. — Ноа засмеялся, увидев недовольное лицо Стайлза, с замиранием сердца следя за тем, как сын усмехается и открывает рот, чтобы отшутиться, как это было сотни раз до этого. Как он делал, когда всё было в порядке, до Дикой Охоты и разлада. До того, как стал замкнутым и мрачным.       Но Стайлз прервал себя на полуслове и просто покачал головой. Улыбка шерифа увяла, но он тут же вернул её на место, не желая показывать, насколько он переживает.       — Хорошо. Я переоденусь и поеду к ним.       Ноа кивнул, и Стайлз неторопливо побрёл наверх, по пути оглаживая перила лестницы и рассматривая фотографии на стенах, словно видел их впервые.       Как только шаги Стайлза затихли, шериф взял в руки телефон и, не раздумывая долго, выбрал нужный контакт и нажал на него, нетерпеливо ожидая ответа.       — Шериф?       — Скотт. Вы сегодня проводите собрание?       — О, да. Кира приехала погостить. Мы решили собраться вместе и немного повеселиться. — На линии повисла тяжёлая тишина, и Ноа знал, о чём хочет спросить Скотт ещё до того, как он подал голос. — А Стайлз… присоединится к нам? Мы с Лидией приглашали его вчера. Мы даже пообещали, что здесь будет Питер.       Шериф поднял брови на это заявление, но понял, почему они это сделали. После Охоты Стайлз долгое время говорил только с Питером, который оказался вместе с ним на вокзале и понимал его, как никто другой. Ноа это не нравилось, но он принял эту своеобразную дружбу, понимая, как тяжело сейчас его сыну.       — Он придёт. Я хотел попросить тебя присмотреть за ним. Он сейчас нуждается в нашей поддержке, — слова его звучали слабо, потому что на самом деле он пытался убедить самого себя.       За последние месяцы Стайлз ясно показал, что не нуждается ни в ком, кроме самого себя и редких разговоров с Питером.       — Конечно. Конечно, я присмотрю за ним, — Скотт явно был удивлён тем, что его друг решил приехать. В голосе оборотня слышалась улыбка, и шериф понимал его чувства.       — Скажи мне, если что-то случится, Скотт. Я сразу же приеду.       — Я так и сделаю.       Шериф скомкано попрощался со Скоттом, забыв его поблагодарить, и, не выдержав, начал подниматься наверх. Обычно Стайлз не тратил так много времени на выбор одежды.       Когда Ноа оказался в коридоре, он услышал тихое шипение и недовольный голос. Он ускорил шаг, не понимая, с кем говорит Стайлз.       — Ты ушёл. Ты меня бросил. Не смей говорить, что тебе пришлось.       Шериф нахмурился. В голосе Стайлза звучало столько эмоций, сколько он не слышал уже давно. Это так его обрадовало, что он даже не сразу обратил внимание на слова, смысл которых оставался для него загадкой.       Кто его бросил? По кому Стайлз скучает настолько, что в его голосе слышатся слёзы и даже слабая надежда?       — Стайлз? — он нерешительно постучал в приоткрытую дверь, и уже в следующую секунду перед ним казался его сын.       Одетый в свежую одежду, с невозмутимым, пустым выражением лица и вопросительно приподнятыми бровями.       — Да?       — С кем ты говорил? — Ноа заглянул в комнату, и Стайлз услужливо отошёл, чтобы не мешать осмотру.       Как и ожидалось, комната была пуста.       — Тебе послышалось. Я опаздываю, папа. — Стайлз протиснулся в коридор и уже у лестницы развернулся, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. — Не помню, куда положил ключи от джипа.       — Они на кофейном столике в гостиной.       Шериф смотрел ему вслед и ощущал невыносимую тяжесть. Он не мог помочь своему сыну, не мог выслушать, не мог разговорить. Он смотрел, как он замыкается и увядает с каждым днём, делится сокровенным только с убийцей и психопатом, который разгуливал на свободе только по чистому недоразумению (Ноа ненавидел Питера Хейла за это).       Стайлз часто врал. Недоговаривал, увиливал, хитрил, уходил от ответа. Он часто лгал, но он делал это хорошо. Сейчас же он просто отмахнулся, выдав откровенную, незатейливую ложь, и Ноа вдруг осознал, что просто так всё не станет как прежде. Его сын был не в порядке. Ему нужна была помощь, терапия, что угодно. Всё, что могло хоть как-то помочь.       Но самое страшное то, что Ноа просто не знал, что делать. У Стайлза были проблемы, отличимые от его панических атак или кошмаров. Это не походило на ПТСР, затяжной шок или банальную обиду. Его поведение постоянно казалось шерифу чем-то большим, чем-то не совсем нормальным. Но только сейчас, услышав, как Стайлз с кем-то разговаривает, он смог признаться самому себе в том, что в деле замешано что-то сверхъестественное.       Либо это, либо его сын сошёл с ума. Ноа, к своему ужасу, не знал, какой вариант был бы предпочтительнее.

***

      Стайлз сидел в стороне, в углу, откуда прослеживались окна и входная дверь. Несмотря на то, что он сам опоздал на собрание-вечеринку, ещё мало кто пришёл. Скотт, который поприветствовал его неловко и как-то до слёз чуждо, сначала держался рядом с ним, но быстро сдался и, не выдержав его молчания, ушёл к Малии. Питер, скрасивший первые десять минут пребывания здесь, быстро покинул его, не горя желанием терпеть недружелюбные взгляды весь вечер. Лидия говорила с кем-то по телефону, а Пэрриш сидел рядом с ней, что-то ей шепча и отвлекая от телефонного разговора.       Как ни странно, Стайлз чувствовал себя почти уютно. После недель непрерывного одиночества, изматывающих снов о Ногицунэ, пульсирующего самоубийственного желания впустить и то и дело звучащего в голове знакомом голосе собрание стаи казалось безопасным и спокойным. Как оплот покоя из прошлой жизни, обещающий защитить и оградить от всего. Даже присутствие Ногицунэ, которое стало постоянным после Охоты, ослабло, давая ему вдохнуть глубже.       Правда, длилось это недолго.       Стайлз задумчиво склонил голову и незаметно подобрался, когда в дверях появились Лиам и Тео. С последним Стайлз виделся всего раз после предполагаемой смерти химеры, и они не особо много разговаривали в тот день. Сейчас же у них было больше возможностей для этого, и Стайлз опасался, что Тео поднимет тему Ногицунэ. Он был единственным, кто хотя бы подозревал о его возвращении, даже если на самом деле это было не совсем так. Стайлз не жаждал говорить об этом и всё ещё хотел разбить ублюдку нос, но сам Тео, похоже, не разделял его чувств.       — Как поживаешь, Стайлз? Я давно тебя не видел.       Взгляд Тео был цепким и оценивающим, но Стайлз даже не пошевелился, когда они с Лиамом подошли ближе. В голове у него пульсировала уже привычная боль, а губы пересохли настолько, что лопались от малейшего движения.       — Привет, Стайлз. — Лиам присел рядом, улыбаясь и немного нервничая.       Стайлз не мог его винить. Он вёл себя совсем нехарактерно и даже странно последние месяцы. Это настораживало всю стаю. Это стало для него перерывом.       — Привет. — Он склонил голову и перевёл взгляд на Тео, опасно прищурив глаза и предупреждая. — Я всё ещё Стайлз Стилински, если ты об этом спрашиваешь.       Его слова могли бы вызвать множество подозрений. Если бы его кто-нибудь вообще слушал.       — Что это должно значить? — Лиам недоумённо вскинул брови, но быстро поднял руки вверх, сдаваясь. — Хотя, знаешь, не говори мне. Иногда лучше не знать того, что творится у тебя в голове, Стайлз.       — Это точно, — протянул Тео, всё ещё внимательно рассматривая каждый дюйм его лица и тела. — Ты сильно изменился с тех пор, как я видел тебя. До того, как я попал в Ад.       — Может быть, у меня потрясение. — Стайлз лениво вытянул ноги и скрестил руки на груди, задумчиво рассматривая пол. — А может быть, я жду, когда откроется дверь. Будет весело, если это произойдёт. — Стайлз с удивительным безразличием понял, что сказал именно то, что имел в виду.       Тео не выглядел счастливым, услышав его ответ. Лиам, уловив напряжение между ними, закатил глаза и, извинившись, направился к Скотту, стараясь выбросить из головы странные реплики, которыми обменивались Тео и Стайлз. Тео сел на его место и наклонился ближе к Стайлзу.       — Надеюсь, если это произойдёт, ты и твой друг не тронете Лиама и меня. И тогда я не дам Скотту знать, что тебя следует в чём-то подозревать.       — Думаешь, Скотт тебе поверит после всего, что произошло? — Стайлз задумчиво напевал какую-то мелодию, попутно откладывая в голове тот удивительный факт, что Тео заботится о Лиаме достаточно для того, чтобы пытаться его обезопасить.       — А ты думаешь, что нет? — Тео усмехнулся и ушёл, не дожидаясь ответа.       Стайлз подумал, что Рейкен запоздал со своей сделкой, и горько усмехнулся, сжимая кулаки и хмуря брови. Он не знал, кому поверил Скотт в этой ситуации, и это было самым паршивым.       — Я могу подкрасться сзади или поджидать тебя впереди. Но когда я покажусь, тебе уже не быть прежним. Что это, Стайлз?       Стайлз хмурится и с нечеловеческим рычанием перерезал электропровод, предвкушая смерти и разрушения, которые последует за этим в будущем. Запах опалённой кожи и горелых волос въедаются в нос, когда Айзека везут мимо них на носилках.       Стайлзу всё равно, в животе приятная тяжесть сытости.       — Это предательство.       Именно отсутствие доверия, постоянные предательства, ложь, пренебрежение делали предложение Ногицунэ таким привлекательным. Именно поэтому бороться было тяжелее с каждым днём.       Именно поэтому он был готов соблазниться, перейти грань и сдаться на милость тому, кого ненавидел и любил всей душой.       Стайлз со вздохом прикрыл глаза, ощущая под кожей что-то холодное и вязкое. Нечто окутывало всё его существо, пронизывало насквозь, окутывало влажным коконом. Он чувствовал лиса как себя самого, с неизмеримой силой желая принять свою вторую сущность, которая стала его неотъемлемой частью.       Ногицунэ никогда не уходил далеко. Он выжидал, рассчитывал и смотрел, терпеливо дожидаясь подходящего момента. И сейчас, среди своих друзей, которые теперь вызывали лишь отстранённое любопытство и ворох отрицательных, вгоняющих в апатию чувств, Стайлз как никогда раньше понял: он обязан открыть дверь. Тео, доверительно склонившийся к нему несколько секунд назад, был явно уверен, что лис поработил Стайлза, оттеснил его на задний план. Его настороженный взгляд не отрывался от Стайлза ни на мгновение, высматривая опасность и любую угрозу. Но Тео ошибался.       Стайлз больше не будет прятаться в своей голове, упиваясь пустотой и избегая смотреть на страдания своих друзей. Стайлз примет руку Ногицунэ, попробует понять и станет частью того, что хочет лис. Это было ему суждено. Он никогда не был воплощением добра и света, проповедующим мир и спасение. Стайлз — тень, которая обязана быть у таких героев, как Скотт, выполняющая чёрную работу и не отходящая далеко от своего хозяина.       Теперь настала пора проснуться. Пора было принять то, что давило на него долгие годы, манило и угрожало. Пора было стать единым целым с тем, что и без того являлось его неотъемлемой частью.       — Я чувствую тебя. Я мысли твои слышу. С тобой с первого дня и здесь пока ты дышишь. — Руки скользили по тёплой коже, оставляли царапины и синяки, метили и клеймили. — Ты знаешь ответ, лисёнок?       Стайлз задрожал под собственническими прикосновениями, вся его сущность тянулась к лису, что окутывал его со всех сторон, окружил и занял каждую мысль, осквернив собой его разум и сердце. Он знал.       — Ты — мой портрет, во всем похожий. Засмеюсь я — ты засмеёшься тоже. Я одурачу — в ответ ты одурачишь. Заплачу — ты со мной заплачешь. — Стайлз притянул Ногицунэ к себе, задыхаясь от острой, безумной необходимости быть как можно ближе.       — Правильно, — лис улыбнулся необычайно мягко, — отражение.       Стайлз неторопливо встал, разминая затёкшие ноги и потирая запястья. Он склонил голову набок, ему послышалось эхо знакомого смеха, от чего дыхание тут же перехватило. В глазах у него на мгновение почернело, губы сами собой растянулись в ленивой, острой усмешке.       Вместе, снова вместе, рядом, близко, одно целое, ещё, ближе, пожалуйста…       — Ты долго, Стайлз.       Стайлз облегчённо рассмеялся, чувствуя головокружительную эйфорию, лёгкость, счастье.       — Не смей винить меня. Ты ушёл, как это сделали все остальные, несмотря на все данные мне обещания.       — Ты же знаешь, — голос Ногицунэ больше не казался далёким. Он был близко, шептал в самое ухо, опаляя своим дыханием и посылая волны тепла по телу, — я никогда не уходил. Я был с тобой каждую секунду.       — Я… я знаю. — Стайлзу пришлось напомнить себе об этом.       Все отвернулись от него в тот или иной момент. Все забыли и не пожелали вспоминать. Все смотрели, как на второсортное существо, которое заслуживало лишь презрения и жалости. Пора было с этим покончить. Пора было стать тем, кем видел его Ногицунэ. Пора было проснуться и, наконец, понять.       — Всё в порядке, Стайлз?       Ногицунэ посмотрел на Скотта исподлобья, в груди у них бушевал едва сдерживаемый смех и ликование. Сердце бешено билось, и Стайлз подумал, что это, должно быть, и насторожило Скотта. Он бросил быстрый взгляд на Тео и заметил, что тот пятится к двери, стараясь увлечь Лиама с собой, но молодой бета упёрто отказывался уходить.       Они усмехнулись.       — Ты помнишь, что мы говорили тебе, Скотт? — Ногицунэ поднял голову, смотря на недоумевающего Скотта более внимательно. Альфа выглядел осунувшимся, усталым, но всё ещё счастливым и расслабленным и это необъяснимым образом злило.       — О чём ты говоришь? — его голос был мягким и терпеливым, словно он разговаривал с душевнобольным.       Стайлз ощерился в усмешке и сделал шаг вперёд. От него внезапно повеяло такой силой и опасностью, что все присутствующие в комнате отшатнулись. На лице Скотта начало проступать понимание и неверие. Ногицунэ торжествующе засмеялся.       Они были вместе, они были сильны. И они ликовали.       — Никогда не доверяй лисе. Мы опять одурачили тебя, Скотт МакКолл.       — Ногицунэ. — Скотт напрягся, взгляд его панически бегал по лицу Стайлза. — Как давно?       — Мы всегда были вместе, — пожал плечами Стайлз, перекатываясь с пятки на носок и ощущая ни с чем не сравнимую свободу, пустоту, единение. — С того самого дня, когда ты осмелился решить, что победил нас.       — Это был Стайлз. Я знаю, что это был он. Никто не может играть другого человека так правдоподобно столько времени. — Скотт выглядел таким разбитым и испуганным, что Ногицунэ не смог сдержать смех. Громкий, безумный, искренний и безостановочный.       — Это и есть Стайлз, МакКолл, — мрачно нарушил тишину, воцарившуюся после смеха Ногицунэ, Тео. — Они были там вместе. Ногицунэ всегда присутствовал в его сознании, влиял на решения и мысли. Просто до этого дня Стайлзу удавалось сдерживать его в узде. Врачеватели успели изучить этот вопрос, когда я доложил им… — он осёкся, наткнувшись на тяжёлый, полный презрения взгляд Стайлза.       — Почему он просто не сказал нам? — ни у кого и одновременно у всех спросил Скотт, потерянно глядя на своего друга. Взгляд его стал стеклянным.       — Потому что он скучал по нам, — промурлыкал лис, раскидывая руки в стороны и демонстрируя своё тело, поделённое на двоих. — Потому что жаждал нашего соединения. Потому что боялся, что мы исчезнем навсегда.       — Ты лжёшь. — Лиам вырвал руку из хватки Тео, кинув на него злобный взгляд и сделав шаг вперёд. — Стайлз никогда не променял бы нас на тебя.       — Ты нам нравишься, маленький волк, — вздохнул Стайлз и провёл рукой по волосам, основательно их взъерошивая. — Но ты не был здесь в прошлый раз. Мы были могущественны, мы были близки, мы были счастливы. Так счастливы, как никогда не были с вами.       — Ты хочешь сказать, что Стайлз сам согласился впустить тебя снова? — холодно спросила Лидия, смотря на него расчётливо и с долей былого страха.       Ногицунэ оставил в сердце каждого из них осадок, который не мог забыться никогда, даже спустя месяцы и годы. Его возвращение казалось хуже кошмаров, которые они пережили за последнее время.       — Упадёшь — руку подаст, — с выражением, медленно проговорил лис, смотря на них с отвращением, — в бою — поможет, не предаст. Каков ответ?       — Друг, — опередил Лидию Тео, напряжённо следя за каждым движением Ногицунэ.       Стайлз хлопнул в ладоши, ухмыляясь отчасти горько, отчасти злобно.       — И как же жаль, что никто из вас не подходит под это примитивное определение. — Стайлз прогнал воспоминания, которые должны были поколебать его своей теплотой и мягкостью, но лишь ожесточили его по краям, напомнив, что он потерял. — Вы давно перестали быть моими друзьями. Мы не будем лить слёзы, как в прошлый раз. Теперь мы позволим убить вас, разрушить и разорвать на части. Это будет весело.       Скотт зарычал, весь его вид показывал, что он не верит ни единому слову. Стая, словно повинуясь инстинкту, встала подле Альфы, страхуя и придавая оборотню уверенности.       Ногицунэ мог признать, что выглядели они угрожающе. Твёрдый, решительный взгляд Скотта с его внушительной аурой вожака стаи; мистическая, провонявшая смертью банши, научившаяся пользоваться своими способностями в полной мере; кровожадная, дикая Малия с мечущимся взглядом, полным непонимания и готовности растерзать собрата, если в этом будет необходимость; потусторонний Цербер, могущественный и так и просящийся на поводок; обнаживший клыки, импульсивный бета, которого ценой собственной жизни был готов защищать Тео, что Стайлз видел по глазам химеры, — это была настоящая, крепкая стая, представляющая нешуточную угрозу. Они не были уже теми подростками, которых Ногицунэ встретил несколько лет назад. Но и Ногицунэ со Стайлзом были другими.       — Мы избавились от тебя в прошлый раз, значит, избавимся и в этот.       — Я могу начать и окончить войну. Я могу даровать великую силу или оставить без всякой. Я могу родиться за миг, но ничто не сможет меня удержать. — Ногицунэ перекатился с пятки на носок и, словно вовсе не опасаясь стаи, развернулся к ним спиной, направляясь к выходу ленивой, неторопливой походкой. — В прошлый раз у меня этого не было, но теперь Стайлз даровал мне не только своё тело… Вместе мы несокрушимы, Скотт. Ты скоро убедишься в этом.       Дверь за ним закрылась, но ещё долго никто не смел пошевелиться. Наконец, Скотт разочарованно, поражённо заскулил и упал на колени, закрывая глаза и схватившись за волосы. Малия присела рядом с ним, осторожно поглаживая его плечо.       — Любовь, — неожиданно выдохнула Лидия, бледная и испуганная.       Зло сжимающий кулаки Лиам тут же посмотрел на неё, боясь услышать от неё то, о чём сам думал.       — Что?       Девушка поймала руку Пэрриша, сжимая ей до побеления костяшек и безуспешно пытаясь успокоиться. Цербер не смел задавать вопросы, крутящиеся на языке, ощущая атмосферу отчаяния и страха слишком остро.       — Ответ на его последнюю загадку — любовь. Он хотел сказать, что на этот раз Стайлз связался с ним добровольно, что он его любит. Это… абсурд.       — Это правда. — Тео не смутился под злыми, обвиняющими взглядами, только поднял подбородок в защитном жесте. — Вы все это знаете, но не хотите принимать, потому что Стайлз — ваш друг. Я знал, что с ним что-то не так, с тех пор, как Скотт выгнал его из стаи. Похоже, он долго боролся с этим. А теперь решил сдаться.       Скотт неожиданно вскочил и швырнул стол, на котором стояли закуски, с такой силой, что он разлетелся в щепки, столкнувшись со стеной. Последнее время он оплакивал свою былую дружбу со Стайлзом, которая была разрушена несправедливо, быстро и окончательно, но никогда даже не думал о том, каково Стайлзу. Стайлзу, пережившему Дикую Охоту, изгнание из стаи, недоверие и безразличие.       Похоже, он и правда не был ему настоящим другом, как и сказал Ногицунэ. Безразличный, эгоистичный идиот, не видящий дальше собственных проблем, игнорирующий явную апатию своего некогда лучшего друга, брата.       — Может быть, ты прав, — тихо сказал Скотт, сжимая кулаки и пронзая кожу непроизвольно вылезшими когтями, — но это не значит, что мы сдадимся. Мы спасём Стайлза и покажем ему, что мы всё ещё его друзья. Последнее время я сильно пренебрегал нашей… нашей дружбой.       — Если он захочет, чтобы его спасали, — не особо воодушевлённо высказалась Лидия, но всё же кивнула. — Я с вами.       — Конечно, я помогу. Стайлз — самый храбрый и сильный человек, которого я знаю, — вскочил Лиам с дивана, на который успел присесть. — Он много раз спасал всех нас, теперь наша очередь.       Пэрриш встал по правую руку Лидии и согласно кивнул.       — Я давно его знаю. Не хотелось бы его потерять.       Малия скрестила руки на груди, нахмурившись и выглядя крайне неуверенно.       — От него пахло так, словно он счастлив. Вы уверенны, что нам нужно его спасать?       Тео согласно хмыкнул, но затих под недовольным взглядом Скотта.       — Это запах Ногицунэ, Малия. Он снова стал свободным, конечно, он будет счастлив.       Девушка хотела возразить, но всё же решила оставить своё мнение при себе. Она знала, как пахнет Стайлз. Он, его запах, его прикосновения долго были её якорем, константой, обещающей покой и безопасность. Она знала его счастливым, злым, печальным и воодушевлённым. Она знала его спящим, голодным, опустошённым, скорбящим. Она знала его разным, изучала в нём каждую деталь, потому что по-настоящему любила, и сейчас была уверена в том, что с ними говорил не только Ногицунэ, но и Стайлз, который сумел найти что-то, что делает его счастливым. Она не могла понять, почему им нужно отбирать это у Стайлза. Почему стая решила отрезать его от существа, которое, казалось, понимало и принимало его так, как она сама не смогла.       Но, смотря на решительное, печальное лицо Скотта, она пообещала им помочь. Потому что Стайлз частенько говорил, что она многого не понимает в человеческой природе. Вероятно, отсутствие понимания причин, которые толкали стаю на подобные действия, было одним из таких пробелов.