Amor caecus

      Султан Сулейман сидел в своих покоях и пытался осмыслить происходящее. Необъяснимое чувство тревоги окутало его, не позволяя окончательно взять себя в руки. Что - то не так было в словах Хюррем, слишком обреченной она выглядела, слишком отчаянными были ее речи - все в ее поведении говорило о приближающейся катастрофе. Ощущение того, что он замешан в слишком жестокой игре поглотило еще сильнее.       Невообразимый спектр противоречивых эмоций бушевал в мыслях Правителя. Мысль о том, что супруга выкинет что-то из ряда вон, не покидала его голову. И самое страшное заключалось в том, что он не может окончательно понять целей ее поведения. Вдруг в покои постучались, стражник вошел и доложил Повелителю: - Господин, к вам пришел Сюмбюль Ага. - Зови, - с нотками беспокойства произнес Султан, предполагая, что Ага принес не самые добрые вести. Терзаемый волнениями за свою Госпожу, в комнаты вошел преданный слуга своей Султанши и подошел к Султану. - Повелитель, Хюррем Султан просила передать вам это! Сулейман кивнул аге, указывая, что он может положить, то, что принес на стол. Сюмбюль поклонившись, протянул руки и оставил посылку на указанном месте. - Можешь идти. Не спускай глаз с Султанши, если хотя бы волосок упадет с ее головы, отвечать будешь первым! Ты прекрасно должен понимать, о чем я - прогремел Повелитель, создавая иллюзию, что ситуация полностью находится под его контролем, не осознавая, что «точка невозврата» в его отношениях с женой уже давно пройдена.       Ага поклонился и быстрее удалился из покоев Господина.       Сулейман, первым делом, поднес ладони, украшенные всевозможными перстнями, к маленькой серебряной шкатулке, испытывая необъяснимое чувство дежавю. Приоткрыв ларец, он увидел изумрудное кольцо его Госпожи. Почему-то Султан был ни капли не удивлен ее поступком. Откладывая шкатулку в сторону, он развернул ее письмо и принялся читать.       По мере скольжения глаз вдоль эмоционально написанных строк, глаза Сулеймана наполнялись безудержными страхом и злостью. Он не мог окончательно поверить в то, что собирается сделать его жена. Страшные подозрения и неверные домыслы снедали его мысли.       Сердито откинув письмо в сторону, Повелитель резко встал и ринулся в покои Хюррем, громко распахивая двери. Он словно вихрь несся сквозь нескончаемые коридоры дворца, моля Всевышнего, чтобы он успел. Султан должен еще многое ей высказать, она не может просто так покинуть его, не может покинуть своих детей, не может…       Стремительно пробежав мимо служанок у покоев рыжей, он ворвался в ее комнаты, ища глазами свою Госпожу. Не найдя ее здесь, он увидел развевающийся на ветру тюль и распахнутые настежь двери террасы.       Холодный пот прошиб Сулеймана, всевозможные страшные мысли разом пронеслись в голове, отбрасывая огромную тень на теплящуюся надежду.       Оказавшись на балконе, он обнаружил Хюррем, неподвижно лежащую на полу, окутанную дымкой непрекращающегося дождя. Около Госпожи лежал пустой стеклянный флакон. Первым делом Сулейман поднял сосуд и прислушался, его догадки с каждой секундой подтверждались. Остатки жидкости пахли как снотворное, которое изготавливали для Султанской семьи дворцовые лекари… ***       Хюррем Султан резко заворочалась на своей постели, что-то упорно мешало ей продолжать находиться в небытие. Звучные раскаты грома окончательно разбудили Госпожу.       Стоило ей открыть глаза, как непрошенные мысли сразу задурманили весь рассудок. Столько вопросов и так мало ответов. Почему она не умерла? Что вообще произошло? Почему кроме сонливости она ничего не чувствует?       Ее резко осенила мысль, что пройдоха Сюмбюль подменил яд на снотворное, ведь не зря она почувствовала знакомые нотки в жидкости. Отчаяние накрыло ее с головой настолько, что она не сразу заметила Султана, наблюдающего возле окна за бушующей стихией.       Хюррем не знала, что сказать, не знала она и что думал Сулейман обо всем этом. Но также, Султанша прекрасно осознавала, какие сомнения могут закрасться в его душу и грызть его изнутри. Собравшись с силами, она обратилась к Повелителю: - Сулейман! - осипшим от холода голосом, окликнула его Госпожа. Повелитель резко обернулся на Хюррем и подошел к кровати, облокачиваясь на изголовье. Наклонившись к ее лицу, он с показным спокойствием обратился к супруге: - Как я могу наблюдать ты уже проснулась. Не беспокойся, Сюмбюль все мне рассказал, и про подмену яда, и про ваш спор с Фирузе. Чего ты пыталась добиться этим? Ты думала я поверю в это представление? Ты думала, что сможешь меня обвести вокруг пальца этой дешевой уловкой? Что ты сможешь таким образом убрать Фирузе и вернуть себе прежнюю власть? - прогремели слова Султана, ошарашивая Госпожу такими необоснованными выводами. - Я ни капли не верю Сюмбюлю, что он намеренно подменил яд, он бы не посмел ослушаться приказа, зная, что ты после с ним сделаешь! Да я и не думаю, что ты распространялась зачем тебе вообще понадобился яд. Только вопрос в другом, какого итога ты ждала? Что после твоего письма, я не прибегу к тебе сломя голову, а мне потом просто сообщат о твоей попытке суицида, и я брошусь к тебе в ноги с извинениями. Увы, твоим планам сбыться не суждено, потому …. Хюррем невыносимо было это слушать, прервав Султана, она лишь прошептала: - Уходи, пожалуйста, просто уходи. После того, что ты себе там надумал, я не вижу какого-либо смысла оправдываться, что-то объяснять. Если бы не проделки Сюмбюля, во дворцах на Ипподроме и в Манисе уже бы вовсю устраивали праздник, а ты со спокойной душой позвал бы очередную наложницу! Мне уже все равно, что жизнь, что смерть и твои выводы меня не трогают. - Я уйду Хюррем, не переживай! Да и выслушивать твои очередные сказки, я не собираюсь - ехидно ответил Сулейман, - Но во избежание любых твоих дальнейших глупостей, в этих покоях теперь будут круглосуточно находиться служанки, пока я не вынесу итогового решения и не разберусь окончательно в этом деле.       Развернувшись, Сулейман поспешил прочь из покоев жены, чтобы не наговорить еще больше. Гнев всегда ослеплял его, но он никогда не позволял себе высказывать такие вещи, вне зависимости от того, в каком эмоциональном состоянии он находился. Хюррем передернуло от тона Султана, ее окатило новой порцией злости, все казалось таким неправильным, грязным, паршивым, что, не выдержав гнета такой атмосферы, она прокричала супругу вслед: - Ненавижу тебя! Надеюсь, после всего, что ты узнаешь, ты навсегда исчезнешь из моей жизни. Делай со мной все, что тебе заблагорассудится, мне все равно! - отчаянно прозвучало из уст Султанши.       Сулейман не обратил никакого внимания на ее слова и вышел из комнат, попутно отдавая приказание не пускать никого к Госпоже, кроме двух служанок, которых назначит Айфифе Хатун, чтобы Хюррем ничего не пыталась сделать с собой.       Уже заходя в свои покои, Султана не отпускало ощущение неправильности всего происходящего. Одновременно с этим Сулейман счел себя жертвой марионеточного театра имени Хюррем. Одним махом к нему пришло осознание ее безжалостного представления. Все это фальшь, попытка вернуть то, что, по ее мнению, она теряла, попытка привлечь к себе внимание. От этого становилось мерзко на душе, поскольку трудно осознавать, что в устроенные тобой игры, могут играть двое.       Ни одной мысли об искренности поведения его супруги не возникло в его рассуждениях. История с Лукой затмила все попытки рассуждать здраво и взвешенно, о чем скоро ему придется очень сильно пожалеть.       Это решение подтверждало все его сомнения относительно искренности ее чувств. Ведь весь вечер его интересовало лишь одно, зачем она рассказала ему про Луку? Так рисковать лишь ради того, чтобы он приревновал ее и обратил внимание - было бы слишком опрометчивым с ее стороны. А вот вкупе с инсценировкой самоубийства - это все выглядело бы таким образом, что ее откровения нужны были, как исповедь перед ее «кончиной». И после того, как он рассыпался бы перед ней с извинениями, пытаясь загладить вину, она бы сказала, что в ожидании смерти - не желала оставлять это в тайне. Она бы утверждала, что своими словами наоборот пыталась показать ему, что даже несмотря на появление этого художника, она любила только Султана.       План выглядел достойно, коварной властолюбивой женщины, но что-то несущественное выбивалось из общей цепочки рассуждений, что-то, что Сулейман ненамеренно опускал, что сыграло бы ключевую роль в несостоятельности этой версии.       Но увы, эмоции и предвзятость в отношении собственной правоты, порой затмевают голос рассудка.       Размышления Султана прервал стук в двери его покоев. - Господин, к вам пожаловал Ибрагим Паша. - Зови! - сгорая от нетерпения произнес Султан. Двери открылись, и взволнованный Ибрагим вошел в султанский покои. - Повелитель! - Паша отдал поклон, и вопросительно посмотрел на Сулеймана, - Что-то случилось, Государь? - Да, Ибрагим. И случилось это очень давно. Я хочу узнать у тебя про то, о чем ты умалчивал много лет, подло покрывая ужаснейший проступок моей жены! Расскажи мне Ибрагим, как так получилось, что моя рабыня, главная наложница моего гарема, за моей спиной встречалась с крымским художником Лукой, которого во дворец привел именно ты? - вопрошал Султан. - Повелитель, честно, я в смятении. Помнится я пытался пролить свет на эту ситуацию, но тогда нам помешало страшное известие из моего дворца. А уже после, дневник художника, который являлся главным доказательством - пропал. - Ибрагим, меня не интересует информация про пропажу, меня волнует другое, почему ты потом не рассказал мне все, что знал про это?! Я не поверю, что ты заранее не перевел все то, что там написано. Так же из рассказа Хюррем, я знаю, что она встречалась с ним, чтобы убедить его уехать. Не сомневаюсь, что ты и про это знал! Что самое интересное, ты узнал про недостойное поведение моей наложницы, намного раньше, чем принес дневник. Про интереснейшую историю с отравленным лукумом, Хюррем мне тоже поведала. Поэтому в твоих интересах, сейчас же мне рассказать, все что ты знаешь! - Господин, я понимаю, как это выглядит со стороны. Но поймите, что без физических доказательств, я бы не смог подтвердить подлинность этой истории. Так же в первую очередь я думал о вашей чести и ваших детях, и поэтому в первую очередь я решил проверить, имело ли место быть какое-либо непристойное поведение Госпожи в общении с этим художником. В этот момент Султан прервал его рассказ и гневно спросил: - По какому праву ты решил, что именно ты должен заниматься этим делом? Ты должен был сразу доложить мне об этой вопиющей ситуации! - отрезал Сулейман. - Повелитель, я не мог огульно раскидываться такими обвинениями и фактами, ведь это действительно запутанная история, я хотел принять все меры для того, чтобы не посметь посеять сомнения в Госпоже. Мы с вами очень давно знакомы, и я знаю, как вы привязаны к Султанше. Я прекрасно осознавал, как тяжело вам было бы пережить эту новость. И когда я узнал от Нигер Калфы, что этот неверный передал Султанше в мешочке с золотом записку с просьбой о встрече, я решил проследить и проверить, придет ли Хюррем Султан на назначенную встречу. В дворцовом саду она так и не появилась, после я отдал приказ бросить Луку в темницу, чтобы самостоятельно допросить его. Во время допроса он рассказал, что Госпожа - его бывшая возлюбленная из Крыма, что Султанша не давала ему никаких поводов относительно ее чувств и просила его как можно скорее уехать, чтобы не подвергать опасности ее детей - вещал Ибрагим, с опаской поглядывая на Султана. - Затем, я нашел его дневник и прочитал, что Хюррем Султан действительно не совершила тяжкого греха. Художник в нем описывал свои воспоминания, связанные с его невестой, то, как прибыл в столицу, как удивился, увидев Госпожу в султанском гареме и все ее отказы как-либо обсуждать его чувства. Хюррем Султан ясно дала ему понять, что ее прошлого для нее больше не существует. Что касается истории с отравленным лукумом, признаюсь, я совершил ошибку, но она была продиктована соображениями сохранения спокойствия в гареме и воспрепятствованию распространения слухов и возможности того, что художник скажет что-то лишнее. Но я не видел возможным казнить его самостоятельно, ибо у меня было понимание того, что это дело касается еще и Султанши и таким образом я решил предоставить ей урок, в наказание за ужаснейшее нарушение правил гарема. Простите, я прекрасно осознаю, что мои действия абсолютно не соответствуют моим полномочиям и компетенциям, но поверьте, ваше личное спокойствие - самое важное, чем я руководствовался в тот момент. Только слепой не заметит чувств, которые связывают вас с Султаншей и меньше всего в тот момент я хотел это разрушить.       Сулейман был шокирован рассказом Паши, при этом понимая весомость его аргументов, особенно, если он рассказал правду. Но сейчас ему было тяжело это признать, ввиду напряженности и эмоциональности ситуации. - Ибрагим, ты понимаешь, что все, что ты натворил в этой ситуации, по вине сопоставимо с действиями Хюррем! И почему ты все-таки решился принести мне этот треклятый дневник? Паша стушевался, не зная, что ответить, ведь рассказывать правду очень не хотелось. Но Ибрагим прекрасно понимал, что в данной ситуации лучше рассказать все как есть. - Повелитель, понимаете, в тот момент я был в отчаянии из-за смерти своего сына. Насколько вы знаете, мы с Госпожой всегда были не в самых лучших отношениях. И тогда я находился в слишком расстроенных чувствах и ошибочно решил, что к этому причастна Госпожа и я захотел разрушить ее спокойное существование, бросив тень на ее чувства к вам. И вскоре я пожалел о содеянном и даже был рад, что дневник пропал.       Сулейман не знал, что ответить на эти рассуждения. С одной стороны, он осознавал, что Ибрагим совершил ужасный поступок, недостойный, как его Великого Визиря, так и его товарища. Но с другой, Султан понимал, чем обусловлены его действия. В том, что относительно его мотивов, была рассказана правда, Повелитель не сомневался. Откинувшись на спинку кресла и шумно вздохнув, Сулейман произнес: - Ты можешь быть свободен. Но запомни, раз и навсегда, я больше не потерплю такого отношения к делам гарема с твоей стороны. Тебя спасло лишь то, что ты несмотря ни на что, решил не закапывать себя еще больше и рассказал правду! - Повелитель, я приношу свои искренние извинения за эту ситуацию. В первую очередь я бесконечно предан Вам и Династии, и все мои действия всегда будут направлены на сохранение вашего покоя и благополучия! Ваш преданный раб будет надеяться, что данная проблема разрешится в скором времени. Так же я не сомневаюсь в любви Султанши к вам. Все мои проблемы с Хатидже показали мне насколько чувственно и ранимо женское сердце.       Ибрагим закончил свою речь и откланявшись, вышел из покоев.