***
Сергей видит странный сон. Офис. Темно. Бесконечные неоновые вывески, светодиодные индикаторы, голограммы за стеклом погасли. Свет не горит ни внутри, ни в окнах монолитов напротив, словно электричество отключили во всём Петербурге. Тишина. Лишь Марго беспокойно топчется на месте, хлопает крыльями и поворачивает голову из стороны в сторону, рискуя повредить хрупкий механизм. Блуждающие тени приходят в движение, отделяются от стен и превращаются в чёрных воронов с горящими, как само пламя, глазами. Они бросаются на Марго, рвут её на части. Сергей же не может пошевелиться — нечто чужеродное копошится сзади, дышит в затылок, удерживает за плечи. Раздаётся оглушительный свист, и за его спиной раскрываются огромные чёрные крылья. — Серёж? — Нет... — Сергей! — голос Олега заставляет его проснуться и в поисках хоть какой-нибудь осязаемой опоры впиться ногтями в кресло. — Ты кричал во сне. Я из своей кухни услышал, думал, в офис пробрался посторонний. Всё в порядке? — В порядке. Просто приснилось что-то дурацкое. Сейчас даже не вспомню, что именно... — лжёт он, потирает воспалённые глаза и откидывается на спинку кресла. — Но всё равно спасибо, что разбудил. — Не за что. Над чем сейчас работаешь? Олег с любопытством заглядывает в один из пяти мониторов, расставленных на рабочем столе Разумовского. Успевает разглядеть немногое — безликую мужскую фигуру с модифицированными руками от кистей до локтевых суставов. Невозможно определить на первый взгляд, что это будет — инновационные протезы для живого человека или усовершенствованные конечности, спроектированные специально для андроида. Хочет сделать их ещё выносливее и крепче? Волков успел бы увидеть и понять гораздо больше, если бы Сергей не отключил мониторы. — Ничего интересного, — поспешно отвечает он и старается вспомнить, когда и как успел создать эту модель. — Пытаюсь отвлечься с помощью работы. Ты говорил, иногда помогает. — Помогает. Тогда не буду тебе мешать, — улыбается Олег и, похлопав его по плечу, отходит от стола. — Постой. Я всё хочу кое-что спросить, но случая подходящего не было. Помнишь ночь после гостиницы, когда я пришёл поговорить? Когда ты вышел в одном полотенце, я заметил у тебя... — Боюсь даже предположить, что. — Татуировку, Олег. Конечно, если бы ты был искренне рад меня видеть, я мог заметить что-нибудь ещё... — он с вызовом приподнимает бровь. — Подожди-подожди. Это ты сейчас пошутил, что ли? — он смеётся, присаживается на край стола. — Быстро учишься. Так что ты хотел узнать? Кто был мастер? Как долго и больно делал? Не убил ли я его, когда подошёл к зеркалу? Можешь задать любой вопрос. — Ты сделал её, чтобы справиться с болью и... Как ты тогда сказал? Почувствовать себя живым? — Нет. Обычная юношеская дурость без драматичной предыстории. Но она напоминает о беззаботных днях, о наивности и бунтарском духе, о многих других вещах, которые с годами перерастаешь. Поэтому я до сих пор её не свёл. Хочешь, сделаем тебе такую же? — прищуривается Олег. — О, нет! Я пас. — Сергей включает один из мониторов и поворачивает его так, чтобы видел Волков. — Я вчера досмотрел последние материалы с видеокамер. В общей сложности двенадцать часов. Ничего. Вообще ничего, понимаешь? Только уйму времени потратил на то, чтобы взломать зашифрованные файлы. А ты что-нибудь нашёл? — Я проверил всех, кто был приглашён в тот вечер. Город никто не покидал. Никто не ведёт себя подозрительно. Изучил соцсети. Многие выкладывали на своих страницах фото и короткие видео, но про смерть Лизы в тех публикациях нет ни слова. Ребёнок погиб, а они постят люстры, сцену и подносы с закусками. — Понятно. У нас ничего нет. — Я бы так не сказал. Сегодня утром на меня вышел один человек. Он знает, что я собираю любые материалы, отснятые в гостинице три недели назад. Говорит, хочет кое-что передать. — Что именно? И кто этот человек? — Пока не знаю. — Олег протягивает руку к ветке Марго, позволяет птице забраться себе на плечо и гладит указательным пальцем под клювом. — Мы общались в анонимном мессенджере. Ни фото, ни имён. Встречаемся вечером. — А это не может быть сам убийца? — Нет, не думаю. Но буду готов его встретить, даже не сомневайся.***
Закат. Редкий вечер, когда за окном не льёт дождь. Гостиная залита оранжево-красным солнечным светом, который кажется ещё более ослепительным и ярким на семьдесят третьем этаже. Олег курит, варит кофе — предпочитает делать это вручную, так как машины, по его глубокому убеждению, так не умеют. Сергей напряжённо смотрит на входную дверь, лишь изредка переводя взгляд на часы. Таинственный информатор должен был появиться ещё пятнадцать минут назад. — Так я и знал. Никто не придёт. — Не накручивай себя раньше времени. Неужели сам никогда не опаздывал? Может, просто не успевает добраться вовремя. Или осторожничает, путает следы. — Олег протягивает ему свежесваренный кофе. — Держи. Только осторожно, очень горячо. — Как ты можешь быть таким спокойным? — Сергей автоматически делает небольшой глоток напитка, шипит и морщится. — Ай! Вот же... — Скажи, пожалуйста, какое слово во фразе «осторожно, очень горячо» ты не понял? Он не успевает ответить. Раздаётся стук в дверь. Олег прячет пистолет за кожаным ремнём брюк, обменивается с Сергеем взглядами и, наконец, открывает. Вопреки ожиданиям, на пороге стоит хрупкая девушка в лёгком чёрном плаще и стильном головном уборе. Её красные волосы пылают в свете закатных лучей. Уже только по ним можно узнать, кто это. Юлия Пчёлкина — головная боль полиции, журналистского сообщества и медийных личностей. — Ты? — вместо приветствия выдыхает Олег. — А ты не говорил, что вас будет двое, — девушка свободно проходит в чужую гостиную, слегка задевая его плечом, и кивает Разумовскому. — Будем говорить о деле? Или в считалочку играть? — Если о деле, то ты обокрал меня. Но полиции не сдал. Учитывая мои непростые отношения с... одним майором, я воспринимаю это, как большую услугу. А в долгу оставаться не люблю, — Пчёлкина снимает с сумочки небольшую брошь в виде золотой пчелы, протягивает Волкову. — Я была в гостинице в тот вечер. На этой камере всё, что я успела снять. Надеюсь, найдёшь что-нибудь полезное. — Спасибо. Как мне потом вернуть её тебе? — Оставь на память. У меня таких много. Не скучайте, мальчики! — усмехается она и выходит из квартиры, оставляя тонкий шлейф лёгких цветочных духов. Сергей едва успевает дождаться момента, когда за Пчёлкиной закрывается дверь. Он выхватывает камеру из рук Олега и подключает к его портативному компьютеру на кухонной стойке. Нетерпеливо стучит пальцами по столешнице, пока загружаются файлы. Их тысячи. Он начинает с самого первого и быстро листает один за другим, внимательно всматриваясь в каждый кадр. — Вот видишь, как полезно быть любезным с людьми? — Олег ставит рядом с компьютером уже слегка остывший кофе. — Думали, оторва и заноза в заднице. А она с нами информацией поделилась. — Куда уж мне до твоего уровня «любезности»? — холодно бросает Разумовский, пренебрежительно дёргает плечом. — Так любезничали с ней, что я даже подумал, может, выйти и не мешать. — Не понял. Это что сейчас такое было? — хмурится он, скрещивает руки на груди. — Мне просто показалось, или ты... — Олег, смотри! Я нашёл. Сергей увеличивает кадр. Картинка не очень чёткая, снятая на высоте груди — там, где на плече Юлии Пчёлкиной висела сумочка со скрытой камерой. На снимке множество людей в движении, поэтому все фигуры кажутся расплывчатыми. Все, кроме двух. Они находятся в самом дальнем углу, поэтому сначала на них можно даже не обратить внимания. Лиза Макарова, смущённая и растерянная, одной рукой сжимает смятое приглашение на мероприятие по открытию гранта, а другую чуть протягивает вперёд. Напротив неё, низко склонившись, стоит высокий молодой человек с крашеными светлыми волосами, гладко зачёсанными назад. Даже издалека видно, как сверкают золотые вставки на его зубах. Он широко улыбается и протягивает девочке тарталетку. — Кто это, Серёж? — Кирилл Гречкин.