Колоссальная дымящаяся куча драбблов — Shingeki no Kyojin

      I       Эрен Йегер лежит на спине, присыпанный тёплым песком, и смотрит на дерево. Его состоящие из чистого белого света ветки беспорядочно ветвятся в разные стороны, растут прямо на глазах. Неясно, сколько времени проходит: то ли несколько секунд, то ли несколько лет; но рано или поздно Эрену становится невмоготу лежать. Он скидывает с груди гору песка и решает прийти в себя.       Идёт недолго. Или долго, но только чуть-чуть. Короче, через несколько секундолет Эрен натыкается ещё на двух отдыхающих.       — Смотри, это ты, — вместо приветствия говорит Зик.       Он выглядит усталым, постаревшим даже. И растерян, будто учитель, которому главный отличник в классе сдал контрольную, а оценки она больше кола не заслуживает.       — Смотрю, это я, — соглашается, эхом повторяет второй Эрен, потирая закованные в цепи запястья.       На Эрена он при этом не смотрит.       Он старше, этот второй Эрен. Хотя ненамного, возраст делает его страшно похожим на их бедную маму. Выражение у него ну такое расслабленное, как у Карлы было — в те редкие моменты, когда она, занятая своими делами, по ошибке думала, что дома одна, и проваливалась в собственные мысли.       Зик, напротив, напряжён, как будто с головы до ног обтянут восковой плёнкой.       Тишина между ними становится неловкой.       — Господин Шульман, — осторожно окликает Эрен.       Зик смотрит сквозь него стеклянными глазами, как будто не понимает, о чём и о ком идёт речь.       — Где командир Дитрих и… остальные? Где Микаса и Эрен?       — Он к тебе обращается, — разулыбавшись, подтрунивает Эрен постарше.       Улыбка на его трупных губах больше напоминает последствия инсульта, чем радость какую-нибудь.       — Что? — Зик смотрит то на одного, то на другого.       Эрен садится на колени и заглядывает ему в лицо.       — Не знаю. Не знаю. Откуда мне знать? — вспыхивает Зик, обращаясь, в основном, к тому Эрену, что с ним сидел раньше. — Я с тобой уже пятнадцать лет вандалаюсь. И до сих пор не вижу, что ты пытаешься мне показать.       Эрен тянется, чтобы утешительно коснуться его голого плеча.       Второй Эрен вскакивает на ноги и вопит:       — Не смей! А ну не трогай его!       Его лицо — лицо мамы за секунду до того, как Эрен перевернул бы на себя чайник с кипятком. От неожиданности Эрен одёргивает руку и падает копчиком прямо в песок. Эрен постарше отворачивается к дереву.       — Не надо на ребёнка орать, — Шульман с укором качает головой, сразу становится похож на себя нормального. — Лучше вспомни. Может, был у тебя в этом возрасте какой знакомый, похожий на меня.       — Не было. Ты видел. Да и не я это. Я никак не мог так использовать координату в пятнадцать.       Эрен озадаченно чешет в затылке.       — Выглядит как ты, — возражает Зик, — одет как ты…       — Я не настолько плохо одет, — возмущается Эрен.       — Гляди, говорит как ты. Как по мне — это и есть ты, — резюмирует Зик.       — И да, и нет. Смотри туда, — Эрен постарше тычет пальцем в большое дерево, — оно живое. И мы сплелись в нём корнями. Может, и мы были бы лучше, если бы знали друг друга дольше. А? Зик?       — Не знаю, — повторяет Зик.       Другой Эрен присаживается рядом с Эреном Йегером на колено и говорит:       — Сейчас покажу тебе.       Эрен хочет возмутиться, но второй, с лицом матери и глазами дьявола, берёт его руки в свои, тянет к себе, обнимает. Зик прижимается виском к его виску, и ощущается это так, словно все их три головы разом нанизали на одну длинную тонкую спицу.       II       — Убью… Всех вас, суки, порежу…       Всё ещё полусонный, Эрен кровожадно улыбается кровожадным мыслям. На его лоб ложится узкая ладонь — такая холодная, принадлежать может только Армину:       — Эрен, ты очнулся? Можешь двигаться? — спрашивает он.       Микаса молчит и осматривается. Она тоже, вообще-то, в ужасе, но её ужас на выходе больше похож на ярость.       Микаса, ощерившись свежими блестящими клинками, смотрит на галдящую толпу в мундирах с розами.       — Вы слышали его? Слышали? Он сказал, что всех нас порежет!       — Поубивает и схавает.       — Точно, точно!       Эрен и сам в ужасе. Не так он думал умирать — в окружении не титанов, но таких же, как и он, людей, ни с того ни с сего отключивших свой мозг и возненавидевших — его, человека.       Во взрослой жизни всё так сложно. Тогда, до Колосса, падения Шиганшины и этого всего, мир был простым и понятным, как чёрное и белое. Если ситуация безвыходная, щурься изо всех сил. Сморгнёшь цветные пятна — Микаса уже всё порешала, а Армин уладил последствия. Кажется, сейчас Микасе так просто не “порешать”.       Эгоистично хочется, чтобы она порубила тут всех на ремни.       Эрен с ужасом прогоняет от себя эту мысль.       На самом деле, как он поймёт потом, важных людей среди цветочных мундиров немного. Все они — солдаты элитных подразделений Гарнизона — собрались вокруг Китса Вермана, капитана, которого командор Пиксис назовёт трусливым оленем.       Рико Брженская. Женщина, которая на его место — Вермана, не Пиксиса — подошла бы куда лучше, будь у неё хоть какие амбиции. Из всех выпускников девяносто шестого набора Кадетского училища она — старшая, старше всех на жизнь примерно. Эрен будет её уважать, даже вопреки тому, что она даст свидетельства против него на военном трибунале. Зато она задаёт правильные вопросы. Если отношения встают на пути правды, то это прямая дорога к коррупции.       Ян Дитрих. Парень, который живёт по принципу “делай что должен и будь что будет”. Считанные часы назад Микаса у него на глазах спасла несколько сотен человек от гибели под телом титана, и у него сердце кровью обливается, потому что после всего этого на неё и на двух других детей нацелены пушки. Для Дитриха действия говорят больше, чем слова. Может быть поэтому он здесь — самый близкий друг Зика. И поэтому в решающий момент, уже сегодня, Зик его поспешит вытащить из пасти титана, а не Митаби Ярнаха.       Лучше бы спасал Ярнаха. Верность — самый вкусный яд, Эрен это из-за Микасы знает.       Ещё есть Зик Шульман. Кукуха у него от новостей про титаническую сущность Эрена не засвистела: то ли здоровая такая, то ли до этого всего усвистела давно и безвозвратно. Тогда ему, сообразно уровню испытываемого безумия, самое место в отряде Ханджи Зои, почему его после выпуска занесло в Гарнизон — тайна великая есть. Сам расскажет потом, если захочет.       — Давай я проясню, — кричит Китс Верман, — мне плевать, что ты в десятке лучших курсантов. Предатель есть предатель! Отвечай: человек ты или титан?       Рико что-то шепчет ему на ухо. Верман отмахивается.       — Да человек я! — кричит Эрен.       — Понятно. Лжёшь, собака. Тогда не обессудь.       Китс неуверенно поднимает было руку, чтобы дать команду залпа, но кто-то, пробившийся сквозь толпу, берёт его за предплечье:       — Выглядит как человек. Ведёт себя… тоже как человек. По мне так он и есть человек, — пробивается негромкий, но уверенный голос из-за спины командира.       Эрену кажется, что если бы его обладатель шёпотом говорил, то его всё равно слышно было с самого верха Стены.       — Зик! — пытаясь осадить солдата, восклицает Рико.       — А даже если и лжёт, то что с того? Куда вы так торопитесь? Будто у вас была когда-нибудь возможность поговорить с титаном за чашкой чая, обсудить его мотивировки. Или даже убедить не убивать — я не знаю — маму с папой.       От этих слов у Эрена неприятно свербит под рёбрами.       Боль — гнев — узнавание.       Да что он такое несёт?!       Даже если бы в этих мешках пропаренного мяса были хоть крупицы интеллекта, хоть немного осознанной мотивации, говорить с ними стало бы поздно уже после прорыва в Шиганшине. Да что уж там — после смерти первого же разведчика, который сложил голову там, за Стенами.       Нет, не время об этом думать. Они же все говорят, что Эрен — это титан. Так почему же он один уверен, что это не так?       — Руки уберите, ефрейтор. О субординации слышали? Хватит тратить моё время! Он же может в любую секунду превратиться…       — Да послушайте нас! — почти истерически врывается в разговор Микаса. — Раз у вас нашлось время между собой спорить.       — Разве нормально говорить, наставив клинок на человека? — кривит рот Рико Брженская.       — А наставив на него пушки — нормально, что ли?       — Микаса, не усложняй, — полушёпотом молит Армин, — давай лучше я. Пожалуйста.       Ян Дитрих тоже нашёл в себе силы облапить командирское плечо:       — Напомню вам, командир Верман, что Микаса Аккерман — лучшая выпускница сто четвёртого кадетского корпуса. Она одна стоит сотни солдат. Опытных. Попытка от неё избавиться может быть расценена как диверсия с целью подорвать боеспособность армии короля.       — Да нам всем здесь грозит трибунал, и-ди-оты! — Кит Верман выдирает руки у Зика с Яном и запускает их в редкие волосы на висках. — Надо хотя бы напоследок совершить правильную вещь.       — Убивать детей неправильно, — говорит Зик.       Прямо-таки ефрейтор Очевидность. Священник, разговаривающий с умственно отсталым.       — О чём это он? — шёпотом спрашивает Эрен у Армина.       — Ты не помнишь?       Нет. Эрен не помнит.