***
За окном бесновалась буря. На столе лежал прототип телепортационного устройства. В голове били мертвые часы. Отсчет закончен. Время вышло. Вот о чем он забыл. Не о Викторе, а о том, кем был Виктор, что он значил, что он сделал. Благодарность за спасение от шага в пустоту канула в небытие. Он забыл не о событиях, а о чувствах, потерял не годы, но восторженность и пыл. Вспыхнувшее воспаленное сознание выблевало разом каждый кадр в четко выстроенной последовательности. Картинка сложилась, круги приобрели объем, превратившись в лазурные самоцветы хэкстека. Теперь Джейс осознавал все до тошноты ясно. Совета больше нет, Виктор далеко, лекарства от магии не существует. Разведка перехватила обломок телепорта, Ноксус пришел в Пилтовер не за оружием, а за технологией, которая позволит Империи мгновенно перебрасывать войска в нужную точку. Джейс создал оружие, но оно не готово, не для массового производства. Стабильный кристалл хэкстека — не изучен, вряд ли у Ноксуса есть к нему доступ. Виток истории лишь готовится сделать поворот, а он, Джейс Талис, застрял в Демасии, Королевстве Справедливости, за многие мили от родного Города Прогресса. У него есть кристалл. Взрыв? Слишком опасно. Сделать телепорт? Хорошая идея, но может потребовать больше времени, чем у него есть. У него вообще нет времени. Джейс подошел к окну и в отчаянье дернул решетки. Ему нужно поговорить с Виктором. Ему нужно сказать, что он все вспомнил, что осознал, что теперь он видит все единовременно, в одной плоскости, он понял, какой путь прошел и сколько всего упустил. Звезда гаснет, где-то там Виктору плохо. Ранило ли его взрывом? Как он выжил? Не соврал ли маг? Короткий стук в дверь. Джейс почувствовал себя вором, загнанным в ловушку. В лабораторию зашла Квинн. Взгляд Талиса невольно скользнул по торчащему из-за спины арбалету. Не она ли его сегодняшний палач? — На нас напали. — Сказала Квинн. И тяжело вздохнула.***
Сколько дней назад Джинкс буквально свалилась ему на голову? Он не считал. Имеет ли это значение? И да, и нет. Джинкс — его личная мишень, в которую он не торопится стрелять. Виктор твердит: «я избавлюсь от чувств», но не может заставить себя перейти черту. Джинкс вызывает в нем упоение гневом, яростью, мыслями о мести. Она убила Джейса, а значит уничтожила его маленький мир, где он знал каждый уголок, каждый поворот, Джинкс стерла константу, и Виктору нужно было хоть чем-то заполнить дыру, ему необходим вектор мышления. Порой Джинкс исчезала, порой надолго, но возвращалась вновь: избитая, потрёпанная, прихрамывая на обе ноги. Виктор помощи не предлагал. Есть ли ему до нее дело? И да, и нет. Они заключили сделку, она исполнит — он ее убьет. Проще простого. Может, не сразу. Может, он придумает что-то еще. — Ты никогда не выходишь из лаборатории. Джинкс сидела на полу, в углу, наблюдая, как Виктор отмеряет необходимую дозу «Мерцания». Зеленый ядовитый свет смешивался с кисло-лиловым, обнажая болезненность бесконечного разговора. — Выхожу. Просто не при тебе. — Значит, я за тобой прослежу, — голос обиженного ребенка. — Как хочешь. Заун стерпит. — Я сегодня видела своего старого друга. — Сообщила Джинкс. — Тебе должно быть это интересно. Как это мило, что у нее есть друг. Вот у него больше нет. — Неужели. — Да. Это касается нашего договора. Тебе ведь нужны были штукенции из Пилтовера. — Образцы, — исправил Виктор, поморщившись, но маска скрыла искажение. — Ты можешь прятаться здесь взамен на образцы и, возможно, данные. В Пилтовере остались ученые, которые… — Он не из Пилтовера. — Тогда ты ошиблась. Мне не интересно. — И он общается со старым йордлом из Совета. Прикинь? Фамильярное выражение не подкрепленное интонацией. Прозвучало сухо — у Джинкс снова приступ. Иногда ее замыкало, и она говорила с кем-то вслух, иногда ее тон выравнивался до пульса мертвеца, превращаясь в безжизненную новостную сводку. — Это уже лучше. Но о том, что Хеймердингер в Зауне я знаю. Он наконец изволил ознакомиться с научными изысканиями Нижнего Города? — Ну. Типа того. — Благородно. Это все? — Мы сегодня дрались, — лишняя информация, о бое сигнализируют кровоподтеки и распущенная коса. — И Экко применил штуку… вещь. Он будто переместился по времени. — И как ты это поняла? Виктор впервые повернулся к Джинкс и та, воодушевленная вниманием, затараторила: — Он бы не увернулся от этого выстрела, я уверена, он бы никак не мог увернуться. Я уже видела, как он шагает под пулю, я уже даже почти слышала, как она прошивает железку, но потом словно пространство моргнуло и он уже был вообще в другом месте. Нет, не так. Словно пространство моргнуло, а он никогда и не шагал вперед, а я будто дважды нажала на курок, представляешь? Почувствовала себя сумасшедшей! Джинкс издала визгливый смешок, но быстро затихла. Виктор молчал. Виктор думал. Йордлы живут дольше людей в разы, их ощущение времени заметно разнится с человеческим. С этой проблемой они уже сталкивались — Хеймердингер не понимает, что значит десять лет для умирающего. Он не чувствует тиканья часов, он смотрит на мир в горделивом отдалении, листая годы как страницы неинтересной книги. Если хваленый друг Джинкс — непризнанный гений, если слухи о Хеймердингере и лидере «Светлячков» правда, то придется озаботиться новой проблемой. Будто их мало. — Он использовал какое-либо устройство? — Спросил Виктор. — Мне оно необходимо. Принесешь, и сделка выполнена. И можешь здесь жить сколько угодно. — Ты мне напоминаешь моего папу иногда, — сказала Джинкс тихо. Виктор понял, что она ушла, только когда по каменному полу зазвенели шаги Камиллы. Вот оно что. Он похож на химбарона? Было бы кому рассказать, было бы кому посмеяться. Конечно, это клан Феррос требовал отчеты, конечно, Виктор их им предоставил. Ежедневная рутина. Ядро вело себя своенравно; тело Виктора, взамен на кровь и «Мерцание», оно честно паяло в единое целое, заставляя при этом пройти через невыносимые муки: словно кости ломало изнутри и собирало заново, словно органы скручивало в узлы и проворачивало через мясорубку, а сухожилия натягивались до состояния струн. Но итог был — механическое сердце стало частью системы, также, как и легкие, конечности обросли металлом, тело обрело вес. А вот с другими пациентами эксперименты… заканчивались не всегда удачно. Ядро мутировало, изуродовав древнюю магию кристалла. Оно то дарило второй шанс, и счастливчик, не веря в себя от радости, бежал в Церковь, дабы возвестить о великом чуде, то выпаривало человека насухо, испаряло его, раскаляло протезы добела. Один против десяти, действительно чудо. Виктор каждый день радовался, что избавился от собственного человеческого сердца — оно бы не перенесло происходившего в лаборатории. Особенно он запомнил первую смерть ребенка. Женщина в Церкви передала ему девочку четырех лет от роду, моля о спасении. Он не смог отказать. Он знал, что девочка обречена, но все равно взялся. Хэкстек, химтэк, протезирование. Он пробовал все по очереди, он дежурил у ее кровати несколько дней. Ее организм отвергал даже воду — стоило влить несколько лишних капель в сухие губы, как малышку всю выворачивало. О Ядре речи идти не могло. Виктор поставил капельницы, чтобы избежать обезвоживания, но что толку, если черная сетка почти добралась до сердца? Серое Небо, девочку отравило Серое Небо. Кажется, она родом из района у Сточных Ям. Камилла называла этот сектор на карте Сектором 90ТЗ. Замашки клана Феррос. Цифры и числа вместо людей и судеб. На третий день, девочка стала звать маму. Говорила она плохо, но ты никогда не перепутаешь этот зов ни с чем другим. Она плакала. Виктор не знал, что делать. Мысли гудели беспокойно, беспорядочно, а механическое сердце — раздражающе-ровно. Единственное, что ему пришло в голову, это взять ее на руки. Мама не вернется, мама умерла позавчера. Теперь пришла очередь девочки. Только потому, что Виктор на что-то не способен. Он проиграл Смерти. В который раз. — Тише, не плачь, пожалуйста. Я… ну, тише же. Маленькая. — Виктор с трудом и торопливо снял маску, вдруг она его просто боится? — Хочешь, я тебе спою? Я, правда, петь не умею, но… Ей осталось всего несколько минут. Виктор потянулся за шприцом. Он обязан хотя бы уход сделать безболезненным. Смесь сильнейшего обезболивающего и снотворного начала действовать, едва оказавшись в крови. Девочка перестала плакать. Теперь она сонно и задумчиво рассматривала склонившееся над ней лицо. — Ну, вот, — Виктор перехватил ребенка поудобнее и тихо стал укачивать на руках. — Засыпай. Прости меня, маленькая. Хочешь, я тебе спою?.. Только вот что… Девочка не ответила. Виктор положил тело на кровать и укрыл ребенка одеялом. На похороны никто не пришел. «Теперь я понимаю». Он так сказал Синджеду. Наука требует жертв. Мутация должна жить. Просто слово «жить» тоже мутировало — мутировало в «любыми средствами продолжать собственное существование». Так, к слову, легче. Камилла была в восторге, когда он успешно пережил — в прямом смысле — замену желудка. Состав крови изменился настолько, что еда уже не имела особого значения, главное вещества, вещества можно употреблять и внутривенно, и назально, и главное, чтобы жил мозг. Все остальное — забота Аркейна. Забота Ядра. «Будь оно проклято». Кажется, гнев — это единственная эмоция, которую он все еще чувствует сполна. На остальные ему попросту не хватает сил. Были и еще эксперименты. Социальные. Виктор потребовал от клана Феррос людей, докторов, которые помогали ему вытаскивать пациентов с того света. Не всем нужна была магия, чтобы встать на ноги, некоторым хватало лекарств. — Вестник, — Камилла все чаще клала ему руку на плечо, и все чаще чуть сжимала его, чтобы он осознавал ее присутствие. — Для спасения Зауна недостаточно медикаментов. Болезни, что породило Серое Небо, не излечить препаратами. Великая Эволюция — и есть прогресс. Каждая часть тела должна быть заменяемой. — Да. Я стремлюсь к этому. — Ты недостаточно часто проводишь эксперименты с людьми, — этот мягкий упрек острее лезвия. — Особенно с Ядром. — Нет необходимости. Я провожу эксперименты на себе. Разве я — неудачный образец? — Ты прекрасный образец. Кажется, Камилла поцеловала его в висок, но ни тепла, ни трепета Виктор не почувствовал. Сухое прикосновение. Одинаковые полюса отталкиваются. Для Феррос, он — идеальная механическая кукла. Для Джинкс, он монстр, который страшнее, чем она. Поэтому Джинкс возвращается. Какая чудная компания. Камилла осторожно взяла его за подбородок и повернула к себе. При ней Виктор мог позволить себе ходить без маски, к которой постепенно привыкал. — Следует подумать насчет глаз. — Сообщила Камилла, у которой оные горели синей плазмой. — Тебя подводят железы. Механическому Вестнику не идут слезы.***
— И я не понимаю, как можно было забыть мне сообщить об этой детали. Маска не давала потереть переносицу в привычном жесте. Виктор сидел на столе, с интересом рассматривая собственное колено. Синджед сидел напротив, на стуле, поглядывая на бывшего ученика снизу вверх, задумчиво. И настороженно. — Я имею ввиду, ты наблюдал за мной. Мы работали в одной лаборатории. Но ты ни разу не упомянул, что очень хорошо знаешь Джинкс. Вы же вместе с детства? — Ага, — Джинкс сидела на низкой потолочной балке и болтала ногами. — Док меня лечил. — И использовал «Мерцание». В больших дозах. Когда я увидел блеск в ее глазах, — из-за маски шепчущий голос обрастал шипящими глухими нотами, — я увидел твой почерк. И меня этот факт огорчил. — Не знал, что я всегда добиваюсь своей цели? — Спросил Синджед. — Нет, нет. Дело в том, что теперь мне не так легко ее ненавидеть. — И ты это говоришь… — При ней, — подтвердил Виктор, а Джинкс помахала рукой. — Джинкс ценит честность. Я не вижу резона что-то скрывать. — Так даже веселее. Он такой строгий. Я недавно за ним проследила, а он, оказывается, проповедует в Церкви. Даже думала ее взорвать. Но передумала. Люди там так смешно орут и падают на колени… у кого они есть. — Им всем нужна помощь. Зауну нужна помощь. — Виктор все еще не смотрел на собеседников. — И мне нужна помощь. — Ты предлагаешь объединить усилия? — А что, у кого-то другие планы на вечер? — Неожиданно для самого себя саркастично спросил Виктор, и даже замолк на секунду, удивившись. — Пилтовер не унимается. «Светлячки» не унимаются. Более того, последним помогает Хеймердингер. Я знаю своего учителя (Синджед громко прочистил горло), он может и консерватор, но он отец-основатель Пилтовера, и он очень и очень умен. Его косность дарит нам лишь отсрочку. Если объединились они, то почему не можем мы? Да. Заун процветает также и благодаря Пилтоверу, но Заун — это основание. Рухнет Верхний Город, Нижний останется на месте. Рухнет Нижний — падут оба. Пока миротворцы направляют все свои усилия на борьбу с «отребьем», по их выражению, Ноксус готовится развязать масштабную войну. Молчание Города Прогресса фатально. Кто-то должен сделать хоть что-то. — Ты изменился, — просипел Синджед. — Ви… — Вестник, — поправил Виктор. — Не изменился. Умер. Твой проект, твой Варвик. Он готов? Они превратятся в единый постулат. В Гнев Зауна. И тогда, может быть, Пилтовер оставит Нижний Город в покое.***
Затишье перед новой бурей. На столе — старый, но добротный меч. В висках пульсирует паника. Он не солдат, но прямо сейчас его одевают в броню, консервируют тяжелым обмундированием. То слева, то справа слышатся щелчки застежек. Гарен указывает помощникам, где нужно затянуть сильнее, а Джейс не знает, из-за чего именно он так обливается потом, от жары или от страха. Гарен просит обернуться. Показаться. Помощникам он приказывает покинуть помещение, небольшую пристройку у оружейной. — Чему-то я тебя успел научить. Но по сравнению с бывалыми солдатами, ты пушной зверек. — Скорее, пушечное мясо, — пробормотал Джейс. — Врать не буду. Шансов мало. Но мой отряд возьмет на себя максимум. Важен каждый солдат, поэтому ты здесь, да и… ты же понимаешь? — Я все понимаю, Гарен. Спасибо. За шанс. Гарен как-то криво, неприятно улыбнулся, и Джейсу впервые пришла в голову мысль, что предводитель Бесстрашного Авангарда тоже может испытывать страх. — Как видишь, всё равно тебя ждет меч. Но погибнуть в бою благороднее, чем сложить голову на плахе. — Это такое извинение, верно? Иначе бы ты не возился с новичком. — Плащ ты надевать отказываешься? — Вслух на вопрос Гарен не ответил. — Меня больше устраивает мой, старый. И этот синий как мишень. Гарен, слушай, в одной из той книг, — взгляд Джейса заметался, — там… ну, я искал информацию, и заметил, что ей кто-то пользовался. Книгой. И там была подпись, дескать… имя. Абрахам. Ты знаешь такого? Понадобилось время, чтобы лицо Гарена на секунду прояснилось, прежде чем вновь в суровых чертах прорезалась злость. — Да, вспомнил. Был здесь такой библиотекарь. Давно. И знать бы о нем никто не знал сейчас, если бы он не нарушил сразу несколько законов. Было дело, у него сын погиб. И он решил его вернуть с помощью магии. Явный сумасшедший. Нашел старый фолиант, вытащил оттуда некий ритуал. Сам магией он не владел, но где-то сумел раздобыть артефакт, и использовал его. Взрывом снесло сразу две стены. Абрахама почти не задело, разве что руки пожгло да отбросило в другую сторону. А вот чинили здесь все долго. С тех пор у нас более строгие требования к библиотекарям, да и всем, кто имеет доступ к знаниям древних. Его Величество Абрахама пожалел, изгнал. Учел, что отец убит горем. — И все? — Не сдержался Джейс. — Всего лишь за взрыв? — Использования магии достаточно для смертной казни. По моему мнению. Но Абрахам… его поступок также понес и другие последствия. Слухи расползлись быстро, и появилось множество простаков, которые захотели с помощью запретных сил вернуть любимых с того света. И это при том, что у Абрахама не получилось. Невозможно такое. Даже с Мировыми Рунами. Мировые Руны. Видимо, он так называет руны, изображенные на том самом рисунке. И видимо, многие перерисовывали себе его, включая Абрахама, отсюда и след на странице, пока кто-то, в конечном счете, не выдернул лист. Возможно, это сделали по приказу короля. Во избежание. Или он хотел быть единственным, кто владеет подобным знанием, Джейс не верил, что люди способны полностью отказаться от самой только мысли об абсолютном могуществе. А победа над смертью — это оно и есть. — Слышишь? — Гарен обернулся. — Труба зовет. Сражайся храбро, Густав. Ты из атакующих с левого фланга, там есть шанс… «Выжить» потонуло в конском топоте. Гарен махнул рукой и вышел, а Джейс неуверенно взялся за меч. Он погибнет сегодня, и его похоронят как человека без фамилии. Как Густава Неизвестного. Джейс Талис умер уже около года назад. «А я ведь так и не узнал фамилию Виктора, за все эти годы. Видимо, я просто не хотел, видимо, я так долго все сваливал на забывчивость, что в конце-концов Боги ответили. Так мне и надо». Меч вошел в ножны, Джейс поправил портупею. Пора на построение. «Интересно, вспоминает ли он обо мне? Сколько людей меня проклинают, есть ли у меня могила. Или же меня предпочли стереть из истории Пилтовера? Я был бы не против. Может, не такую плохую идею Клед и высказал. Со стертой памятью куда как легче начать жизнь с чистого листа. Буквально, заново, и никаких ошибок, никаких долгов, никакой боли. И никакого Виктора, выходит. Нет, все-таки нет. Да и я бы все равно наделал новых ошибок, люди же так делают? Делают ведь?» Джейсу кивнули, и он последовал на место, к новичкам. У каждого в глазах страх, у него тоже, он уверен. Взгляды скользили по чужеродному выцветшему плащу. Как-то он не подумал, что он — мишень на фоне сплошного синего. Боги, ему должно быть холодно, но сердце так быстро бьется, что ветер лишь слегка царапает лицо. «В чем моя проблема? Когда именно я повернул не туда? Сказав на суде про магию? Встретив Виктора? Согласившись на звание Советника? Где та самая точка, где разрывается круг. Как было бы здорово исправить тот самый момент, отменить хотя бы одну ошибку. И сделать все как надо, да, желательно, память не терять, а то просто повторю эту ошибку и все. Дурак дураком. Умирать не хочется. Совсем не хочется. Почему я не дома? Маму бы увидеть, еще хотя бы раз. Она, наверное, плакала из-за моей якобы смерти. Она там совсем одна. А я так и не прибил полку по ее просьбе. Забегался. Или не хотел? Какой я, оказывается, занятой, будь это все проклято. Моя жизнь в Пилтовере проклята» Он вздрогнул, когда люди вокруг яростно и победно закричали. Пропустил указания. Это имеет значение? «Смотри, Виктор. Ты говорил, что мы ученые, а не солдаты. И вот до чего я дошел. Я не успел написать тебе письмо, оно бы обогнало меня на пути в Пилтовер. Кто знает, вдруг… вдруг ты бы обрадовался тому, что я жив. Знаю, я был плохим другом и плохим партнером. Ты в первую минуту нашего знакомства распознал во мне эгоиста. Эгоистом я и умру, на поле боя, ведь хоть что-то должно оставаться неизменным? Я с утра целую жизнь прожил. Научился ли я хоть чему-то? Не знаю. Время покажет. Я бы хотел, чтобы не зря, понимаешь? Что хоть при встрече я бы смог высказать, объясниться, а не как обычно, эти сухие «хорошо», «ладно», «посмотрим». Политические речи мне давались проще, чем сердечные разговоры. Я думаю, что это потому, что я лгал. Сам себе лгал. Каждый день. Маленькая ложь тянет большую, и вот я привык следовать указателям, не оглядываясь. Теперь я в Демасии. Стране, где ни одному ребенку не придет в голову попытаться создать магию. А может, все пошло не так именно тогда? Когда я увидел чудо и вдолбил себе в голову, что хочу овладеть некой силой? О которой толком-то и до сих пор не знаю ничего. Ты, возможно, знаешь. Ты всегда видел дальше меня. Я не вытяну бой. Меня убьет первый же ноксианец. Но я молюсь. Молюсь о том, что маг мне не соврал и ты не погиб тогда, во время взрыва. Кажется, мне страшно. И, кажется, я опять пытаюсь врать самому себе. Мне ведь не «кажется», мне до одури страшно, я так не хочу умирать, но что если я заслужил? Что если это я во всем виноват?» Последнюю мысль Джейс прокручивал в голову уже на бегу. Ноксус пошел в атаку. И когда Джейс поднял голову чуть выше, и посмотрел на холм, он увидел то, что и ожидал увидеть — портал. Теперь война неизбежна.