Секс по дружбе

Софа проснулась от гулкого стука в окно. Странный звук скрежета чего-то острого о стекло приводил в мерзкое состояние паники. Открыв глаза, девушка пришла в ещё больший ужас и непонимание, вокруг неё царила кромешная тьма и тишина, не считая скрежета и тихого дыхания справа. Постепенно в памяти стали всплывать картинки прошедшей ночи, от которых в грудине пекло и жгло. Они наконец-то были вместе, лежали в одной постели, пусть и одетые, под разными одеялами, но всё же. Она чувствовала его тепло, почти жар, и готова была поклясться, что в темноте ночи заметила морщинку на его лбу, свидетельствующую о том, что Попову точно снился какой-то беспокойный сон. Соня уже давно успела выучить все его такие привычки: как он закусывал губу, когда недоумевал или сдерживал себя от проявления чрезмерных эмоций, как на его щеках проявлялся яркий румянец, когда он выпивал чуть лишнего. Соня знала и помнила каждую деталь, но от этого не становилось легче, от этого становилось жутко. Ещё этот звук скрежета въедался в подкорку мозга и накалял воздух. Вишневская вмиг поднялась с помятой постели и на носочках подползла к окну, на ощупь ориентируясь в пространстве. Отодвинув тяжелую штору, Софья украдкой выглянула в окно, пугаясь и чертыхаясь на месте. — Твою ж мать! — прошипела она, ударяя по окну, на карнизе которого с обратной стороны уселась птичка, водящая своим маленьким клювом по стеклу. Невольно в её памяти всплыли яркие картинки из детства. Соня любила проводить время с бабушкой. Они гуляли по парку вдвоём рядом с родительским домом, и чтобы маленькой Софе было легче запоминать названия птиц, обитающих там, бабушка рассказывала ей истории, повествовавшие о том, что определенные виды птиц значат, как живут, чем питаются и улетают ли они на юг с наступлением холодов. Соня, как девочка с хорошей фантазией, любила придумывать целые истории с их неизменными персонажами — птицами, мечтая о том, как бы хорошо было бы тоже иметь крылья и научиться летать. Родители, конечно, поддерживали её во всём, доверяли ей и по-настоящему любили, но связь с бабушкой была отчего-то крепче. И даже сейчас, живя от неё за тысячу километров она помнила почти детально, как вместе они готовили вкусные булочки с корицей и болтали обо всём на свете. Наверное, именно бабушка и заложила в ней те уверенность, силу и независимость. Время шло, да что там шло, оно бежало, мчалось, как бешенное, но та маленькая любознательная Соня с милым курносым носиком и добрым сердцем до сих пор оставалась где-то в глубине её сознания, не давая забывать особенно важные вещи, о которых когда-то говорила ей самая лучшая женщина на свете. Софа всегда мечтала стать такой же: самоотверженной, мудрой и сильной. И будь она чуточку повнимательнее, то увидела бы, что давно такой стала. Именно такой её увидел Арсений, и влюбился он в неё отчасти тоже поэтому. Снова подобравшись к окну, она улыбнулась и аккуратно приоткрыла его, разглядывая птицу за окном. Возвратившись к одному из воспоминаний из такого далёкого детства, Соня кивнула своим догадкам: на карнизе по ту сторону сидела маленькая синичка и будто разглядывала её в ответ. Синицы не были перелётными птицами, они оставались зимовать в городе, не метаясь из стороны в сторону, точно не думая о том, что где-то они бы чувствовали себя лучше. Они выбирали себе место и оставались там жить навсегда. Да, со стороны это могло показаться легкомысленностью и нежеланием меняться и менять действительность. Однако их нельзя за это судить, они были определены с самого начала и довольствовались тем, что им дано, используя все возможности и не теряя надежд на будущее. Синички являлись символом постоянства, человеческой души. Эти значения имели множество смыслов, каждый несомненно мог найти свой. Софья же точно решила, что её место было рядом с Арсением. И пусть она всю жизнь пыталась соответствовать собственным убеждениям и принципам, выстроив огромные стены и нерушимые принципы, этот мужчина умело обошёл все, подтвердив, что без него она не сможет. Хотя лучше, наверное, так: не хочет. Свежий питерский воздух наполнял лёгкие, вся тревожность, боль и непонимание растворились в одном горячем выдохе, который она почувствовала макушкой. Развернувшись, она посмотрела на него, того, кто не покидал её мысли последние месяцы, того, кто заставил её почувствовать что-то настоящее, того, кто сделал её счастливой, такой же, как в этих глупых мелодрамах, в которые она не верила, хотя и любила всей душой. Однако у каждой монеты есть обратная сторона, поэтому горечь их вчерашней встречи и последующего за ней недоразговора быстро переключила Соню. Ей стало гадко. Они так и не смогли поговорить из-за усталости и страха, она вообще позорно скрылась в ванной и просидела там, наверное, час, пока не услышала за дверью тишину. Выйдя, она заметила, что в квартире больше не пахло спиртным, а весь мусор и бутылки чудесным образом пропали. Арсений же спал в комнате, наверняка догадавшись, что дальше обсуждать случившееся Софья не намерена. И ей не оставалось ничего, кроме как лечь рядом, хотя она и проклинала себя за это решение, пусть и недолго. Но, о боже, как же ей стало спокойно рядом с ним после всего, что происходило «до». — Сонь, ты чего не спишь? На улице ночь, а ты устала, — хриплым ото сна голосом проговорил Арсений, опуская ладони на сонины плечи и вглядываясь в её глаза. За пеленой темноты ему практически ничего не удалось разглядеть. Лишь две чёрные бездны смотрели будто бы сквозь него. Ему снова хотелось поцеловать её, прижать к себе так, как делал это раньше, но вина не позволяла сделать ничего, кроме невинных объятий и слов, которые не смогли бы исправить то, что он натворил. В тот вечер после разговора с Сашей, он решил, что так будет лучше. Будет лучше, если он уйдёт, перестанет делать больно всем вокруг, а именно Соне. Оказалось, что всё стало ещё хуже на пару десятков раз, если не больше. Но страх, обида и вина подстёгивали сделать опрометчивое решение и сбежать. Да, он именно сбежал, удалил номера, уволился и уехал. И только, оказавшись тут, он понял, что всё было настолько глупо, настолько по-детски, настолько эгоистично. «Соня была права» — подумал он вчера перед тем, как провалиться в сон, надеясь на то, что она не уйдёт. Она же, и вправду, не ушла, а наоборот стояла сейчас напротив него и отвечала на объятия, носом утыкаясь в район груди. Он не знал сможет ли она простить его, но он бы точно не простил себя. — Захотела подышать воздухом, — ответила Соня спустя несколько минут. — А ты чего встал? — Испугался. — Чего же? — со смешком, дабы убрать неловкость, спросила Софья, поднимая глаза вверх, пересекаясь взглядами с Арсением. — Того, что ты ушла, — тихо ответил он, чуть крепче прижимая её к себе. Соне было нечего ответить. Она закрыла глаза, опустив голову обратно к его груди, вслушиваясь в стук сердца. Их разговор был глупым и неуместным, им в пору было кидаться в друг друга посудой или обвинениями, проклинать или хотя бы просто кричать, но они стояли и обнимались, думая о своём, так, будто не было этих недель порознь, будто всё было, как прежде. Одно оставалось прежним — они любили друг друга, как раньше, может быть, чуть-чуть сильнее и извращённее из-за того, что они натворили друг с другом, заставив чувствовать боль. Однако этой любви точно не хватало. Она точно не могла сотворить чудо и стереть из памяти всё, что они сделали и наговорили. — Сонь, я хотел… — Не надо, — перебила Арсения девушка, отодвигаясь и скрещивая руки на груди в оборонительном жесте. — Не порти то, что есть. Мне и так тяжело находиться тут, так рядом с тобой, но быть так далеко от тебя. Поэтому давай без речей. Я поняла, что тебе жаль. Мне тоже жаль, но это ничего не изменит. Арс, я приехала к тебе. Я сделала такой шаг, потому что испугалась за тебя. Но ты жив, можешь ходить, дышать и говорить. Я рада. Но не нужно… не нужно снова делать мне больно. Просто давай ляжем спать, а утром я уеду, и ты не будешь останавливать меня, хорошо? Арсений в ответ промолчал, направляясь в постель, сразу закрывая глаза и стискивая зубы, сдерживаясь, чтобы не наговорить лишнего, того, что окончательно оттолкнёт её. Одно он знал точно: останавливать он её будет, как бы она не хотела его напора, извинений и слов, он не сможет дальше жить, если не попытается искупить свою вину. Пускай и ценой их отношений.

***

— Спасибо, — кивнула Софа, улыбаясь почти искренне и благодарно. — Ты же ничего не съела, Вишневская, — строго проговорил Арс, откидываясь на спинку стула и отпивая из кружки кофе. — Я наелась, вкусный омлет и кофе, я теперь редко завтракаю, работы много, получается только обедать. — Это плохо, ты же сама знаешь. — Но это не помешало тебе меня в этом упрекнуть, — фыркнула Соня, по-доброму улыбаясь и добавляя, — Ты такой зануда, Попов. Ты знал? — Я всегда таким был, — хмыкнул он, почувствовав удовлетворение и неподдельную радость от того, как Соня с ним общалась. Их разговор походил на прежние перепалки за завтраком, и это не могло не радовать. — Даже не будешь отрицать и говорить, какая я вредная? Скучно, но непредсказуемо, тут плюсик тебе, конечно, — Соня сама не понимала, почему говорила с ним так. Видимо, все переключатели в голове сломались, и она кидала фразы на автомате, так, как привыкла. Арсений рассмеялся. Так странно было после всего того, что произошло слышать её ехидство и шутливые замечания. Он знал, что это маска, чтобы скрыть всё, что горело внутри, но разоблачать её он не желал. Если ей так легче, то он не будет убеждать её в том, что это неправильно. — Нет, я хотел сказать, что ты вредная девчонка, но не стал. Зачем говорить сто раз о том, что и так очевидно? Не думаешь, что это, как минимум, надоедает? — Я думаю, что хотела бы увидеть город, Неву и, например, Дворцовую площадь… — Софа замялась, прикусив щёку изнутри, не сразу решаясь продолжить свою мысль, — до того, как я уеду. Попов пришёл в недоумение. Она предлагала ему… погулять перед отъездом? Прощальное свидание? Или намёк на следующий шаг, который, по всей видимости, должен был сделать он? — Мои экскурсии дорого стоят, Вишневская, — отшутился он, пробешавшись далеко не невинным взглядом по её телу. — Не волнуйся, у меня есть деньги, Попов, — парировала девушка, и, заметив его абсолютно непристойный и, как уже говорилось ранее, неуместный намёк, добавила, — Или я могу отплатить тебе чем-то другим? Более существенным? — Конечно, можешь, — он оскалился, ухмыльнувшись и поднялся с места, убирая посуду в посудомойку, — Думаю, за парочку моих фотографий на Набережной, я — весь твой. Соня тут же расхохоталась. Арсений вторил её смеху, развернувшись к ней всем корпусом и уперевшись поясницей о столешницу. — Только не это, я лучше заплачу тебе, чем буду фотографировать твою тушу на протяжении трех часов, потому что уверена, что ни одна из сделанных мной фотографий тебе не понравится. — Почему это? Я настолько плохо выгляжу?— Попов нахмурился, поправив чёлку. — Нет, просто ты – дотошный зануда. Вот видишь, мне приходится тебе это напоминать каждый раз, — Соня начала смеяться громче обычного, чувствуя, как накаляется воздух. Её с виду обычная уловка в виде перевода темы на бытовые шутки такие, какие были в их отношениях с первого дня их знакомства, привела к тому, что они оба успели не только отвлечься от проблем насущных, но и здорово завестись. Отлично, только этого им не хватало. Секс, хоть по дружбе, хоть без, — точно не решение проблем. Поэтому она поспешила ретироваться в спальню, чтобы переодеться. Она запретила себе думать о том, как всё, что происходило, было неправильно. Оставалось только забрать вещи из гостиницы и сказать ему, чтобы он тоже не думал ни о чём, только побыл с ней рядом и позволил почувствовать, что она на своём месте.

***

— Ты взяла с собой утюг? В гостиницу, где есть прачечная и гладильная? — Арсений, посмеиваясь, продолжал играть по её правилам, невербально принимая её условия. — Говорит человек, который перевез с собой в Москву свои подушку и одеяло, — ответила Соня, удобнее устраиваясь на переднем сидении поповской машины и пристёгиваясь ремнем безопасности. — Они же пуховые, ты не понимаешь… — Арсений закатил глаза, вбивая в навигатор места для парковки ближе к набережной. На улице было пасмурно, шёл мокрый снег, для Петербурга такая погода была типичной, но это не означало, что он упустил бы возможности посмеяться над тем, как Софья материться себе под нос, шагая от гостиницы к машине, обходя лужи и проклиная всех и вся. — О да, я многого не понимаю, Попов, — просмеялась девушка, беззастенчиво разглядывая озадаченное лицо своего мужчины, который выезжал на дорогу. — Вот именно, — пробормотал он себе под нос, решив включить радио, чтобы разрядить обстановку. Они прикидывались дурачками, подшучивая друг над другом, как раньше, но тишина съедала в любом случае. Она напоминала обо всём, что они пытались спрятать.

***

— Здравствуйте, нам два травяных чая и какой-нибудь десерт, — сделал заказ Арсений после пары часов прогулок по холодной питерской набережной. — Я пока оплачу, а ты садись, хорошо? — Да, — ответила Соня и направилась к столику напротив окна. Она скинула с себя пальто и повешала его на крючок на стене. В голове зудели мысли, буквально взывая к здравомыслию и крича о том, что нельзя быть такой мягкой. «Дура! Нужно было сразу взять билет и уехать в Москву на ближайшем поезде, а ты тут играешься в отношения… Он снова сделает тебе больно и сбежит. Почему не он приехал к тебе? Почему ты приехала? Он вспомнил бы о тебе, если бы ты… " — корил её внутренний голос, но все размышления были приостановлены, стоило ей только взглянуть на него и увидеть на его лице что-то похожее на улыбку. Он определённо не заслуживал второго шанса. Она определённо была готова ему дать его, если уже не дала. Дура, хотя кто мог её судить? — Эти баристы, конечно… Что-то случилось? — остановился он, выкладывая на стол пирожные и чай. — Глупый вопрос, не находишь? — фыркнула она, — Мы почти два часа провели в молчании вперемешку с наигранными смешками и касаниями, будто всё идёт, как надо. Арсений, мне надоело, прости. Она хотела подняться с места и отправиться к выходу, противореча себе, своим мыслям, да вообще всему. Почему ему можно было сбежать? А ей нет? — Я согласился на эту «игру» только ради тебя… — Какое благородство, — съязвила она, садясь обратно, и, отпив пару глотков горячего чая, тихо проговорила, — Арс, нам нужно это прекращать. Я устала притворяться, я хочу домой. Мне послезавтра на работу, я возьму билеты на ближайший рейс. — Да блять, Вишневская, с тобой невозможно построить диалог, а потом ты заявляешь, что я виноват в том, что… во всём! Арсений перешёл на крик, но быстро стушевался под гневным взглядом баристы из-за стойки. — Я хотел поговорить с тобой всё это время, но ты не дала и слова мне вставить, решила поиграться. Думаешь, меня веселит всё это? Между нами пропасть, которую создали мы же. Думаешь, мне так классно делать вид, что её нет? Арсений чеканил слова со темпом, не позволяющим его заткнуть или вставить хоть одно слово «против». Такое его поведение будто дало ей пощёчину и вернуло в реальность. Притворяться больше не хотелось. Хотелось уехать. Сейчас же. Ну и дать ему пару раз по лицу за то, что посмел поднять на неё голос. — Иди на хер, чёртов ты придурок! Я приехала сюда, ради тебя, а ты… — она поднялась с места, не договорив, и потянулась к пальто, чтобы выйти из кафетерия сейчас же, но настойчивое движение руки Попова не дало ей это сделать. Он схватил её руку в воздухе и притянул к себе, наклонившись к уху и прошептав: «Иди в машину, я отвезу тебя на вокзал» Соня выхватила свою ладонь из его крепкой хватки и пошла на выход к машине, собрав на себе, наверное, взгляды всех людей, находившихся в заведении. Слёзы, снова откуда-то взявшиеся, скатывались по щекам. Она надеялась на такую его реакцию, потому что сама не смогла бы уехать. Арсений подошёл к машине, где стояла Соня и открыл двери, садясь на водительское сидение и заводя машину, пока Софья устраивалась на соседнем. Он снова опускал руки, но он же не мог держать её рядом насильно, не тогда, когда она прямо посылала его. Не тогда, когда говорила о том, что хочет уехать. — Останови машину возле какого-нибудь магазина, — попросила Соня, пытаясь спрятать слёзы. — Зачем? — не смотря на девушку, спросил Арс, сбавляя скорость и высматривая подходящее место для остановки. — Я вызову такси. Он думал пару минут перед тем, как снова нажать на газ и поехать дальше, не слушая её вопросы. — Ты куда? Ты меня слышишь? Останови машину! — повторяла она. — Нет. Ты поедешь ко мне, сходишь в душ, нормально поешь, купишь билеты, а потом я отвезу тебя на вокзал, — он пытался вложить в свои слова хоть каплю той уверенности, которая бы заставила её перестать просить его остановиться. Но получалось плохо. — Оу, простите, что нарушаю ваши планы, — расхохоталась Соня, поворачиваясь к нему, не скрывая своего заплаканного лица. — Ты долбанный эгоист, а я — дура. Знаешь, я ведь тоже хотела сбежать, но не сразу, а после того, как ты неделю меня игнорировал. Я приехала в офис и подала заявление на расторжение контракта, взяла кредит, чтобы покрыть издержки, но, как оказалось, ты уже всё и сам решил, только почему-то в твоих планах не было меня. Ты даже не предупредил. Ты просто уехал. Ты поступил, как последний урод. Ты просто… — Хватит. Ты нарочно это делаешь? — печальным тоном спросил Попов, останавливаясь на светофоре. — А ты как думаешь? — как умалишённая, засмеялась Соня. — Ты испортил мою жизнь. Я не могу дальше работать, всё напоминает тебя. Не могу находиться в квартире. Не могу смотреть даже чёртовы мелодрамы. Я не могу без тебя, а ты ведёшь себя будто тебя это не трогает. Арсений вымученно выдохнул, потирая пальцами переносицу. Она специально выводила его, хотела увидеть его эмоции. Он не хотел вешать на неё всё, что чувствовал. — Скажи хоть что-то, ты снова игнорируешь меня, пока я унижаюсь, — снова начиная плакать, прошипела Софья, сворачиваясь калачиком на сидении. — Ты не унижаешься, и ты знаешь, что меня это трогает. Я люблю тебя и хочу всё обсудить, Софья, но если начну говорить сейчас, мы врежемся, — пытаясь сдерживать собственные слёзы, которые наперекор всему его существу, рвались наружу, произнёс он. — Одной твоей любви не хватает! — крикнула Соня, ударяя его по плечу, не понимая своей реакции на его слова. — Кошка, посмотри на меня, — он наконец остановился около дома, взяв её лицо в свои руки. — Я не хочу тебя терять, но готов тебя отпустить, если ты этого хочешь. Я накосячил, я испортил тебе жизнь, но я не смогу без тебя так же, как и ты. Давай, мы поднимемся в квартиру, успокоимся и нормально поговорим? В ответ Соня кивнула, понимая, что не в силах пререкаться. Именно в этот момент она приняла тот факт, что готова простить ему всё, несмотря ни на что, готова извиниться за всё, что сама сотворила. Готова на всё, чтобы их отношения стали, если не символом постоянства, то хотя бы стали снова чем-то существенным, отличным от того, что было. Для этого придётся работать. Просто чувств точно не хватит. Им нужно было что-то ещё.