***
На широкой московской улице, недалеко от станции "Арбатская", стояло богато украшенное и уродливое здание, построенное в последние годы правления Сталина. Был полдень, летняя погода неустойчивая — весь день лил дождь под прикрытием ложного солнечного света, который сверкал над лужами, поднимая пар с тротуаров. Елена стояла в его тени, в вечных сумерках, окутывающих старые улицы, с открытыми дверями и потрескавшимся тротуаром, украшенные настенной фреской, изображающей русских в пролетарских фуражках, потрясающих кулаками в ответ на воображаемое пренебрежение буржуазии. Она замерла на месте, её глаза на мгновение сфокусировались на здании, которое неизбежно притягивало взгляд. Вот оно, средоточие всего, что есть Россия — её культуры, её психологии и, возможно, её судьбы. Кремль возвышался, внушительный по красоте и величию, как крепость, обнесённая стеной, которой более тысячи лет. Затмеваемые монолитами современной цивилизации, стены Кремля по-прежнему отбрасывают тень на всю страну. Даже сейчас она всё ещё помнила ту ночь, когда её привели в Красную комнату. Маленький ребёнок, которому только исполнилось шесть, едва способный понять, что должно было произойти. Проехали по улице Герцена, мимо средневековых бастионов, усеивавших серую Кремлёвскую стену, мимо её самых северных башен, мимо зданий, которые теперь были дворцами с колоннами. Доставили, почти ничего не понимая, в небольшое здание, скрытое на виду, без каких-либо указателей, описаний или вывесок. Её тащили — рыдающую, кричащую, брыкающуюся — вниз по многим лестничным пролётам в древние подвалы. Вниз, вниз, вниз, в недра Матушки-России. Вниз, в Красную комнату. Именно там маленький светловолосый ребёнок с зелёными глазами, плачущий по маме и папе, был оставлен умирать. Именно там маленькую девочку, после того как она слишком много раз рыдала, отвели в широкую, выложенную плиткой комнату, которая сияла кроваво-красным в свете электрической лампочки, свисающей с потолка, и привязали к стулу, чтобы наказать за её слабости. Именно там, в аду на Земле, погиб маленький светловолосый ребёнок. Там, в глубине Красной комнаты, Елена Белова родилась заново. Она помнила, как день за днём проходили тренировки. Уроки, извлечённые не из книг, а от безликих людей, набранных из спецназа. Выброшенный из утробы боли и наказания, смерти и убийства. Рождённый в багровом свете, выкованный под холодным железом молота и наковальни. Умер ребёнком. Возродился убийцей. Жизнь, размышляла Елена, была странно замкнутой. Она провела большую часть своей жизни, пытаясь сбежать из Красной Комнаты, ничего так не желая, как вырваться из её когтей, только для того, чтобы снова оказаться здесь.***
— После фиаско во Франции Белова на некоторое время залегла на дно. Но всё-таки сейчас всплыла на поверхность, — Клинт не выглядел счастливым. Он вообще редко выглядит счастливым. Кейт же старается сохранить на своём лице как можно более бесстрастное выражение. — Это ещё не всё, — она не формулирует это как вопрос. Кейт работала с Клинтом достаточно долго, чтобы знать, когда у него возникают проблемы. — Я предполагаю, что, когда мы пошли за ней, она поняла, что мощь Агентства дышит ей в затылок. Так что Белова вернулась в единственное место, где, как она думает, она защищена. — Россия, — Кейт произнесла это с нечитаемой гримасой, — Она вернулась в КГБ, — догадывается Бишоп и задаётся вопросом, попала ли она в точку хотя бы в одном из предположений. — Мы не уверены, вернулась ли она конкретно туда, но Елена определённо находится под чьей-то защитой в Москве. Насколько мы можем судить. — Вот дерьмо. Клинт не выглядит довольным, но кивает. Он теребит свой галстук, и она знает, что он ещё даже не добрался до самой плохой части. Напряжённость в отношениях между Америкой и Россией находится на небывало высоком уровне. Если они попросят её поехать в Россию сейчас, когда КГБ на грани возможного проникновения западных активов, они, должно быть, действительно имеют серьёзные планы на Белову. Не в первый раз Бишоп задаётся вопросом: Что, чёрт возьми, ты украла, Елена? — В чём дело, Клинт? Что ты мне недоговариваешь? В чём заключается моя миссия? — Схвати её, если получится. Но если не сможешь, тебе разрешено её убить. Что? Нет. Её мысли при этом путаются. Нет! — Ты говоришь о нарушении правила. Ты просишь меня убить женщину, которую я люблю. Он шумно выдыхает через нос и опускает взгляд на свои колени. — Это верно. Правило было неписаным, но, тем не менее, очень реальным: ЦРУ не убивает русских на российской земле; КГБ не убивает американцев или даже русских перебежчиков в Соединённых Штатах. Насколько Кейт знала, это правило никогда не нарушалось ни одной из сторон — по крайней мере, не очевидно. Правило имело смысл: работа спецслужб заключалась в сборе разведданных; если бы сотрудники КГБ и ЦРУ тратили своё время на убийство людей на их родной земле — с неизбежным возмездием и ответным наказанием, тогда основная работа никогда не была бы выполнена. Разведывательный бизнес был цивилизованным и предсказуемым. В остальном мире, конечно, никаких правил не применялось, но в Америке и в России правила неукоснительно соблюдались. Они хотят смерти Елены. Они хотят, чтобы я убила её. Они хотят, чтобы я убила Елену Белову. Бишоп выглядела такой неуверенной, из-за чего Клинт наклонился к ней вперёд. — Этот приказ пришёл с самого верха, Кейт, — он принимает её молчание за согласие, не подозревая о суматохе, бушующей в её голове. — Ты уезжаешь утром.***
Она рада, что в салоне темно и что рейс почти пустой. Это даёт ей некоторую передышку, дополняя анонимность авиаперелётов. Бишоп проводит полёт в беспокойной, прерывистой полудрёме. Страшный сон заставил Кейт пробудиться. В нём она бродила по большому дому. Елена была там, но она была в комнате и отказывалась выходить. Бишоп окликнула её, но та по-прежнему отказывалась отвечать, стыдливо прижимаясь к стенам. Когда брюнетка шагнула вперёд, чтобы уговорить её выйти, Елена сказала ей, что сама Кейт мертва, и тело Бишоп содрогнулось в волновой панике. Сидя в откинутом кресле самолёта, она созерцала светящиеся цифры на маленьком экране перед ней; цифры, составленные из строк, мигали и исчезали. Она знала, что больше не заснёт, слишком напуганная навязчивыми образами своего сна. На лице Беловой было странное выражение, когда она сказала Кейт, что та мертва, такой хитрый, расчётливый блеск — настолько непохожий на ту Елену, которую она помнила, что это напугало её. И теперь Кейт находится в Городе Семи Холмов, Первом Коронованном, Порту Пяти Морей. Москва — златоглавая столица России. Говорить о России как о стране, подобной другим государствам, было глупостью само по себе. Россия не была страной в общепринятом смысле этого слова. Это был отдельный мир, покорный капризам и слабостям одного-единственного человека. Не имело значения, руководила страной партия или какая-то претензия на демократию. Наверху будет только один человек. Не имело значения, был ли это мужчина или женщина, звался ли этот человек Екатериной, Иваном или Владимиром. Во все времена, во всех случаях общим элементом было воплощение подчинения. Вопреки капризу человеческого состояния, всегда стремящегося к независимости ценой всего, Россия двигалась только в направлении собственного порабощения и навязывания своей воли всем своим соседям. Вся Россия, находящаяся в плену прихотей Москвы. Международный аэропорт Шереметьево переполнен пассажирами со всего мира, даже несмотря на разрушительные санкции, которые до сих пор не смогли поставить страну на колени. Кейт позволяет себе раствориться в толпе, ещё одно лицо в толпе безликих людей, подпитывающих город каждым своим шагом — хореографический танец плоти, который закупоривает артерии мира. Она отклонила приглашения таксистов и прошла два квартала до ближайшей станции метро, спустившись на эскалаторе, чтобы сесть на свой поезд на Таганско-Краснопресненской линии, отмеченной фиолетовым цветом на картах города. Поезд был переполнен, и никто не смог бы выделить её из толпы. Или она так только думала.***
Штаб-квартира КГБ — это старое здание, построенное на рубеже веков в качестве домашнего офиса страховой компании "Россия". Наружные стены были из гранита цвета ржавчины, а внутреннее убранство отражало эпоху, в которую оно было построено, с высокими потолками и огромными дверями. Длинные, устланные коврами коридоры здания, однако, были плохо освещены, поскольку не предполагалось проявлять слишком большой интерес к лицам людей, которые по ним проходили. На виду было много униформы. Единственное, что отличало это здание от других — его тишина. Те, кто ходил вокруг, делали это с серьёзными лицами и закрытыми ртами, чтобы ненароком не выдать один из миллиона секретов, хранящихся в этом здании. Кабинет председателя также выходил окнами на площадь. Мужчина-секретарь поднялся из-за своего стола и провёл её мимо пары охранников, которые всегда стояли в углах приёмной. Белова глубоко вздохнула, входя в открытую дверь. — Елена. — Генерал. — Ты всегда такая официальная, Елена, — упрекает Дрейков с улыбкой, которая не доходит до его глаз, — Проходи, садись. Она сидит, её глаза твёрдо устремлены на него. — У нас посетитель, — он указывает на папку на своём рабочем столе, — Американский агент из ЦРУ, приехала навестить нашу великую землю, — он берёт фотографию из папки. Дрейков придерживается старой школы и поэтому предпочитает, чтобы его документы были в печатном виде. — Её зовут Кейт Бишоп. Агент по мокрой работе. Елена кивает, стараясь сохранять как можно более спокойное выражение лица. Она знала, что её поведение должно быть правильным. Годы практики сослужили ей хорошую службу. Мужчина напротив, наблюдавший за ней острым взглядом охотника, никогда не смог бы угадать её мысли. Кейт здесь. Кейт Бишоп здесь. Дрейков был хищником, чутким к слабостям. Покажи хоть малейшую слабость, и он набросится. — Американский агент в Москве — это не что-то необычное. И всё же выбор времени подозрителен, тебе так не кажется, Елена? — Вы думаете, что она здесь из-за меня, генерал? — даже когда Белова это спрашивала, она знала ответ, — Она здесь и-за меня, — подумала Елена с предельной уверенностью. — Возможно. Они охотятся за информацией. За тем, что что ты у них стащила. Они хотят знать, почему и для кого ты это украла. — Всё это есть в моём отчёте, — отчёт, который она сохранила подробным в одних местах и скудным в других. Белова полностью опустила все упоминания о Кейт Бишоп, сославшись только на встречу с американским агентом. — Я прочитал твой отчёт. Это единственная причина, по которой те, кто сомневаются в тебе, не призвали тебя к казни. Я позвал тебя сюда не за этим. — Для чего я здесь, генерал? — Мы находимся на пороге нового великого шага в будущее, Елена. Новые партнёрские отношения. Новое сотрудничество. Новые и пугающие перспективы. Так много возможностей. Всё это стало возможным благодаря тебе. Он кладёт фотографию обратно в папку, и Елена сопротивляется безумному желанию протянуть руку и вырвать фотографию из его рук. — Ты должна знать, что есть те, у кого всё ещё существуют опасения по поводу твоего возвращения. Она мудро придержала язык за зубами. Белова умеет читать между строк. Всё, что последует за этим, будет неофициальным и несанкционированным. Испытание. Проверка. Кейт здесь. — Найди эту Кейт Бишоп. Убей её. Избавься от своих прошлых прегрешений. Сожги все мосты к своей прошлой жизни. Напомни американцам об их месте в мире. Докажи свою преданность Родине, Елена, — он снова улыбается, и Елена подавляет дрожь отвращения к этому человеку — к тому, кем был этот человек.***
Ощущение слежки возникло, когда Бишоп проходила по проспекту Маркса, напротив гостиницы "Москва". Она пыталась выяснить свой хвост, но в Москве было холодно, а зимней одежды с высоко поднятыми воротниками было в изобилии, и она очень быстро поняла, что выяснить наверняка будет невозможно. Поэтому Кейт продолжала идти, сопротивляясь желанию сорваться на бег. Тем не менее, существовали методы, которые можно было с лёгкостью использовать. Сдавай назад, держись более тихих переулков. Найди место с большим количеством выходов. Выйди из поля зрения, а затем снова вернись назад. Попытайся обойти того, кто следует за тобой. Как Кейт ни старалась, она не могла избавиться от хвоста. Брюнетка была хороша в этом деле, но, как она начинала понимать, тот, кто следовал за ней, был лучше. — Кейт Бишоп, — сардоническое веселье сквозило в каждом слове, — Привет. — Елена, — имя было произнесено на одном дыхании, шок и удивление — две стороны одной медали — замедлили мысли, проносившиеся в её голове. В тот момент было трудно описать эмоции брюнетки. Облегчение, сожаление, тоска и страх — всё это тянуло её сердце и вело его в разных направлениях, в то же время удерживая её на месте, как будто тело ей не принадлежало. Ей казалось, что она постарела на тысячу лет всего за одно мгновение. Увидев блондинку во плоти, после нескольких дней стремления услышать её голос, после ночей, когда она засыпала и видела только её улыбку, играющую в тёмном кинотеатре её разума, Кейт Бишоп не могла найти нужных слов. Улыбка не сходила с губ Елены, но и не коснулась её глаз. Кейт почувствовала, как её передёрнуло от той твёрдости, которую она увидела в зелёных омутах. — Ты здесь, чтобы снова попытаться поймать меня, Кейт Бишоп? Бишоп вздрогнула, от неожиданности слова застряли у неё в горле. Я скучала по тебе. Блондинка вопросительно склонила голову набок, как будто услышала слова, гремевшие в голове Кейт. Её взгляд скользнул по брюнетке, которая медленно опустила руки по бокам. — Я здесь не для того, чтобы драться, Елена. — Конечно, нет. Даже ЦРУ не было бы настолько глупо, чтобы предпринять такую попытку прямо здесь, в Москве, в открытую, — она сделала шаг вперёд, — Но именно поэтому ты здесь, не так ли? Потому что тебя послало ЦРУ, — казалось, её глаза говорили то же самое, что и раньше. То же самое, что и в ту ночь, когда они встретились. — Елена... — имя было произнесено тихо, Кейт попыталась привести в порядок свои мысли, застигнутая врасплох внезапным появлением блондинки, — Я... Я здесь не ради них. Я здесь ради себя. — Что, американка? — Американка. Яд, который блондинка вложила в это слово, ранил Кейт до глубины души. — Елена, я... — Ты что, Кейт? Какую новую ложь ты приготовила для меня? Кейт прикусила губу, дабы удержаться от того, чтобы не сказать что-то, о чём она вполне может пожалеть. И тут поняла, что ей нечего сказать. Нет, это была ложь. Ей нужно было многое сказать, но она плохо представляла, как это сделать. Стоя здесь, перед Еленой — блондинкой, призраком её прошлого, который теперь преследует её настоящее, после всех этих месяцев вынужденной разлуки — и всё же она не могла найти нужных слов, чтобы высказать это. А, может быть, таких слов и вовсе не существует. — Я... Блондинка выжидающе смотрела, засунув руки в карманы. Кейт отчаянно вглядывалась в её лицо, ища какую–то форму признания от другой женщины — любой намёк на то, что у Елены Беловой всё ещё есть какое-то подобие чувств к ней. И снова её поиски были напрасны, потому что она не увидела ни намека на эмоции в этих зелёных глазах. Никакой мягкости — только холодная твёрдая броня, обёрнутая вокруг неё, как плащ. Это ранило Бишоп сильнее, чем она предполагала. Мысль, даже возможность того, что Елена Белова бросила её, была невыносима. Существовала часть Кейт — маленькая, полная надежды часть, которую она скрывала даже от самой себя, отрицая её существование и глубоко зарывая в надежде, что она забудет это и никогда не почувствует вообще, которая всё ещё надеялась, что есть какая-то возможность для примирения. Надежда для Кейт и Елены. И теперь, перед лицом жестокого, бесчувственного холода, который, как она ощущала, исходил от другой женщины, брюнетка почувствовала, как эта маленькая, полная надежды часть её существа медленно раздавливается ботинком со стальным носком. — Я скучала по тебе. Слова были произнесены прежде, чем Бишоп успела даже обдумать их значение. Как будто они были произнесены в отчаянии. Она знала, откуда они пришли — предсмертные слова той маленькой обнадёживающей части, которая видела, что все тайные надежды на будущее угасли. Они вывалились наружу и повисли там, тяжёлые, как туман в воздухе, задерживаясь, как призрак из прошлых воспоминаний, который преследовал коридоры разума. Блондинка хранила молчание, затем резко развернулась и пошла прочь. Однако, прежде чем она это сделала, Кейт поклялась, хотя и не знала точно, показалось ей или нет, что у Елены был испуганный взгляд. Даже сейчас, даже посреди хаоса своих мыслей, Кейт Бишоп почувствовала, что её поразила одна единственная мысль — Елена была ещё красивее, чем Кейт помнила. Холодный русский воздух придал её щекам тот цвет, в котором они когда-либо нуждались. Её походка была такой же грациозной, как и тогда, когда они встретились в Испании. Она скользила по улице, как привидение, призрак из прошлого, в которое Кейт Бишоп страстно желала вернуться. Или, может быть, жаждала забыть. — Елена! — позвала она, забыв о всякой секретности. Все навыки, которым она научилась — как не привлекать внимания, как говорить тише, как следить, чтобы за тобой не наблюдали, все те меры предосторожности, которые были вбиты в неё в Лэнгли — всё это было отброшено в отчаянии, чтобы удержать Елену на месте. Кейт зашагала быстрее, блондинка зашагала от неё ещё живее. — Елена... пожалуйста! Она наблюдала, как шаги блондинки замедлились, а затем женщина остановилась. Бишоп тоже почувствовала, как её собственные ноги затормозили, сохраняя небольшое расстояние между ними. Её глаза оставались на спине Елены, впитывая то, как Белова напряглась на её зов, как напряглись плечи, как будто она не знала, развернуться ли, остаться или уйти. — Я скучала по тебе, Елена Белова, — Кейт стояла неподвижно, как вкопанная, её сердце колотилось в груди от только что сделанного признания. — Ты не имеешь права такое говорить, Кейт Бишоп, — брюнетка поклялась, что слышала, как дрожал голос Елены. Тем не менее, блондинка не обернулась, упорно держась спиной к Кейт. — Это правда. Каждый день, каждую проклятую ночь ты в моей голове, Елена. Всегда ты. Только ты. Я скучала по тебе, — она не думала о том, как это сказать. В том, как Бишоп говорила, не было ни изящества, ни искусства. Она просто говорила это, озвучивая мысли в своей голове. Слова хлынули из неё, как прорвавшаяся плотина — плотина, которая строилась с того самого дня в Париже. Здесь, сейчас, она могла чувствовать гнев, окружающий Елену. Это было ясно по тому, как она стояла, вздыбив шерсть, как будто желая конфронтации. И всё же в её голосе слышалась дрожь, которая выдавала истинный источник этого гнева — боль, сопровождавшая предательство. — Это не было ложью. — Что? — стоя спиной к блондинке, Кейт не могла видеть, как расширились глаза Елены, и поэтому пропустила безошибочное выражение надежды, промелькнувшее на её лице. — Не для меня. Это было по-настоящему, Елена. Для меня. И для тебя я, надеюсь, тоже. — Нет. — Это правда, Елена. — Хватит, Кейт. Я достаточно наслушалась. — Я предала тебя. Я знаю это. Но я не хотела этого делать. Я никогда не думала, что ты и я... что мы будем... — Что мы будем вместе, Кейт Бишоп? Разве это не было твоим планом с самого начала? Чтобы обмануть меня? Чтобы солгать мне? Чтобы предать меня? — Пожалуйста... — умоляет Кейт, но Елена обрывает её. — Не говори этого, Кейт Бишоп. — Пожалуйста, Елена. Просто послушай меня. — Я услышала достаточно, Кейт Бишоп. — Ты должна знать, что я чувствую. — Нет. — Мне нужно, чтобы ты знала, что я чувствую. Мне нужно сказать это, только один раз. Просто чтобы ты знала. — Я не хочу этого слышать, Кейт. — Елена, я лю... — Ты не имеешь права произносить эти слова! — блондинка повернулась, и Кейт увидела слёзы, струящиеся по её лицу. Боль была ясно написана на лице Беловой, смешанная с гневом, который заставил её глаза вспыхнуть зелёным огнём. На краткий миг Кейт подумала, что Елена нанесёт удар, что агент КГБ нападёт на неё. Она не знала, хватит ли у неё сил сопротивляться. Слёзы наполнили глаза Кейт, но они как будто знали своё место, поэтому не смогли скатиться мокрыми дорожками по её щекам. — Ты не должна произносить эти слова, Кейт Бишоп, — голос Елены теперь звучал мягче, в то время как её страдальческий крик эхом отдавался и затихал в темноте ночи. Я не хочу слышать эти слова. Сила слов Елены поразила Кейт в лоб, почти заставив её покачнуться на каблуках. Это наполнило колодец горя внутри неё, и он угрожало выплеснуться наружу. — Почему? — спросила она тихо, с дрожью, — Почему ты не хочешь их слышать? Она не ожидала, что Елена ответит. — Ты знаешь почему, Кейт, — на этот раз это было произнесено тихо, и Кейт не поверила своим ушам. Четыре слова, сказанные едва слышным шёпотом, придали ей смелости сделать один шаг, а затем ещё один, каждый из которых приближал её к блондинке. Елена наблюдала за её движениями, нерешительность и неуверенность были очевидны. И всё же Белова не сделала ни малейшей попытки отодвинуться. — Я скучала по тебе, Елена. Ты даже не представляешь, как сильно я по тебе скучала. Каждое утро я просыпалась, поворачивалась на бок, а тебя не было рядом. И я чувствовала себя такой потерянной без тебя, Елена. — Пожалуйста. Не говори этого, — Бишоп было больно слышать мольбу в голосе Елены. — Мне нужно, чтобы ты знала. — Ты предала меня. — Я знаю, Елена. И я... — Ты солгала мне, Кейт Бишоп. Ты предала меня, — прорычала Елена, обрывая её, — Ты хоть представляешь, как это больно? И теперь ты... ты хочешь, чтобы я стояла здесь... — женщина шагнула вперёд, слова вырывались тихим шипением, — И слушала, что ты хочешь сказать? Нет, Кейт Бишоп, — тихо сказала она, качая головой, — Ты не можешь говорить мне то, что тебе нужно. Я тебе этого не позволю. Нет, Кейт... ты больше не причинишь мне вреда. — Я не хотела причинять тебе боль. — Но ты это сделала. — Я это сделала, — прошептала Кейт не только Елене, но и самой себе, — Я предала тебя. И мне очень жаль, Елена. Не представляешь насколько сильно. Елена подошла к ней ближе. — Возвращайся, Кейт. Поджимай хвост и беги. Скажи своему Агентству, что ты не смогла меня найти. Что ты потерпела неудачу, — она замолчала, и у Бишоп перехватило дыхание, — Это Россия, Кейт. Моя страна. Не твоя. Это мой дом. Возвращайся к своим. Елена наклонилась вперёд и прижалась губами к уху Кейт. — Иди домой, Кейт Бишоп. Или Москва станет твоей могилой. Это единственное предупреждение, которое ты получишь. Она беспомощно смотрела на другую женщину, когда та уходила, исчезая на холодных московских улицах. В ушах брюнетки звенит прощальный вопрос, который оставила ей Белова, когда проходила мимо. — Что ты здесь делаешь, Кейт Бишоп? Что ты надеешься найти? — Искупление, Елена, — хочет сказать она. Но брюнетка не знает, желает она искупить свою вину в глазах ЦРУ или в глазах блондинки. А, может быть, и знает.