Лион, Лев Запада

      Я страж Льва.       Скорее звучит, как помпезный титул, нежели действительная обязанность, но вы ошибаетесь. Я провёл всю свою жизнь, защищая людей — торговцев, сыновей богачей, вступивших в брак наперекор воли родителей, караваны, знать. К некоторым из этого списка я питаю особую симпатию.       Я оказался на службе в доме Ланнистеров около десяти лет назад. О моём прошлом знали, поэтому мне доверили не обычные патрули вдоль улиц Ланниспорта, а вахты на внешних стенах Утёса Кастерли. Спустя какое-то время я смог занять место почившего командира своего уголка службы, пусть надо мной и были другие, куда более высокие чины. Возможно, иному показалась бы такая работа растратой талантов, но безмятежность меня вполне устраивала. Тем более, это был мой долг.       Ах, да, Лев. Прошу прощения, Львом выходцы с Запада кличут Лиона Ланнистера. Забавно, не так ли? Точная причина мне неизвестна, но как мне говорили, его имя с древнеандальского — языка, по большей части мёртвого, хотя я и не силён в древних наречиях — и переводится, как «лев». Конечно, никто, кроме моих земляков, так его больше не называет, остальные предпочитают обращаться к нему по настоящему имени. Возможно, вы скажете, что это глупость с нашей стороны, но я поспешу вас в этом разуверить: Лион в самом деле напоминает другого льва, своего отца, поэтому это прозвище подходит к нему, как нельзя лучше. Оно пытается напоминать нам о том, кто он такой. Впрочем, как мы думаем, кто он такой.       Не поймите меня неправильно, я никого не хочу оскорбить, но порой я думаю, что пытаюсь защищать не человека, а какого-то диковинного зверя. Лев мне непонятен. Не думаю, что его в самом деле кто-то может понять — вечная задумчивость внезапно сменяется сосредоточенностью на чём-то, он редко объясняет свои поступки, он не говорит о своих планах. Порой мы с ним говорим не по делу, что весьма необычно, ведь я привык к молчанию своих покровителей, так как нанимали меня для совсем других целей, хотя кое-что мне и приходилось узнавать: интересы, особенности поведения.       Вы можете сказать, что знать о предпочтениях человека, которого я охраняю, — это не моя забота, я ведь не горничная, но вы ошибаетесь. Если вы будете так думать, то вы никогда не станете мастером этого дела. Зная о том, о чём я уже упоминал ранее, я смогу понять, на что отвлечётся мой покровитель во время прогулки, куда он может свернуть и предотвратить возможное покушение. Представим ситуацию, я иду с этим человеком по аллее и он видит кусок красной парчи, он сворачивает, а вдруг возникшая толпа между нами отделяет меня от него всего на несколько шагов, но убийца, скрывавшийся среди людского потока, наносит удар кинжалом и убивает того, кого я должен был защищать. За время моей работы у меня было несколько случаев, когда подобным образом пытались устроить убийства — тут важен верный расчёт времени и несколько златых, которые получат строители за перекрытие другой улицы работами или мусором.       Я это говорю к тому, что я не знаю ничего достаточно личного о Льве. Как я сказал, мы с ним общаемся, но мне никак не удаётся поймать ту нить, которой я мог бы воспользоваться. Даже для его собственной безопасности.       На самом деле и первая встреча со Львом была довольно неловкой. После того, как я прибыл в Королевскую Гавань — мы были в конце колонны направлявшегося в столицу семейства Ланнистеров и потому прибыли лишь после обеда — я начал разгружать свои вещи из телег, в которых сами раньше и сидели.       Холод был ужасный. Это был самый холодный день в Королевской Гавани на моей памяти, хотя свежесть морозного воздуха и притупляла вездесущую вонь тысячи отбросов, существовавших в трущобах и живущих в собственном дерьме, которая чувствовалась даже в стенах Красного Замка.       Проклиная холод и собственные — неряшливые от сковывающей температуры — движения, я наконец дотянулся до своей связки вещей, когда ко мне подошёл Кельх. Этот юноша был известен среди нашей компании, хотя я раньше с ним особенно не пересекались, но его лизоблюдство и доносчество стали по-настоящему легендарными, а слухи о том, что его бабка была родом с Севера не добавляли особой любви к этому... товарищу. Я едва удержался от улыбки, когда он, с серьёзным лицом и гордо выпяченной грудью, приблизился.       Возможно, он подумал, что я его не заметил, но жизнь научила меня тому, что неосторожность часто бывает столь же губительной, как и яд, потому я уже приготовился, увидев его краем глаза. — Капитан ждёт тебя в своём кабинете. Он хочет с тобой поговорить, — произнёс Кельх тогда. — По какому поводу? — спросил я. От приказа я, конечно, не отвертелся бы, но пораздражать Кельха было отдельным удовольствием. — Мне это неизвестно, но он сказал, что это крайне важно и приказал тебе явиться быстрее.       Я какое-то время помолчал, растягивая его терпение до предела. — Откуда мне знает, что ты не врёшь? — спросил я наконец, оборачиваясь к нему. — Может, ты хочешь сейчас покопаться в этой телеге, а вину скинуть на меня. — Зачем мне красть что-то? — возмутился Кельх. — Я не вор!       Конечно. Кельх вряд ли был трусом, но капитана он упоминал лишь в самых редких случаях, как будто это могло скрыть правду о его подхалимстве. — Ну кто тебя знает.       Кельх набрал воздух для ответа, в тот же момент я хлопнул его по плечу и рассмеялся. — Дружище, я же просто шучу, — добавил я. На самом деле, если бы я знал, где кабинет капитана, то я вместо радушного жеста бросился бы туда, но такая возможность позлить Кельха мне не выпала.       Спустя пятнадцать минут я был на месте. Я поправил свою одежду, желая предстать перед командующим в лучшем виде, но не из тщеславия, а для соблюдения протокола.       Кельх взглянул на это и усмехнулся. Он открыл дверь и мы вступили в кабинет.       В богато украшенном кабинете с серебряной и золотой посудой, статуями на постаментах, недавно привезённых, судя по лежащей у их подножий вуалей. У меня возникла мысль, что за дверьми смежных комнат, наверное, обстановка не менее роскошная. Чёрт побери, владелец знал толк в хорошей жизни.       Я огляделся. Никого, кроме Кельха и лорда Серретта, к которому я пришёл и который сидел за столом из красного дерева, поглядывая на меня, не было.       Прошагав в середину помещения, я почтительно поклонился и встал навытяжку. — Отто прибыл. Жду приказаний.       Лорд Хамфри Серретт смотрел на меня своими васильковыми глазами. Он указал на стул у своего стола.       Я не отказался от предложения и сел, хотя никогда не считал капитана склонным к жестам великодушия. — Отто, — сказал капитан. Он налил вина в кубок и протянул мне. Я принял кубок, но не стал отпивать из него, внимательно следя за Серреттом. Капитан нервничал, хотя и пытался сокрыть это. — Я подготовил для тебя новое назначение, но в начале мне нужно кое-что прояснить.       Я задумался. Что мог значить для меня этот разговор? — Милорд? — До нас дошли слухи о твоих препирательствах с Гитманом.       Хамфри помолчал какое-то время, а затем продолжил: — И всё бы ничего, если бы не известия о твоём предательстве.       Моё сердце забилось быстрее. Я взглянул на Кельха, ожидая чего-то неприятного, но постарался сохранить видимое спокойствие. — К счастью, у него нет весомых доказательств. Но нам также известно, что ты знаешь о том, что Гитман и сам не чист на руку.... Возможно, ты знаешь о том, что и его верность под вопросом... Знаешь, мне он никогда не нравился и если вдруг он окажется ненужным, то все были бы тебе благодарны.       Неужели это было частью какого-то плана? Мне привели способ выкрутиться из этой ситуации, я мог решить судьбу другого человека одним словом. Меня поддержал бы сам капитан. Что я бы получил от этого? Расположение командира, быть может, дальнейший рост. Столько соблазнов.       Меня — наёмника, что более удивительно — это нисколько не прельщало. Я не стану губить чужую жизнь и подхалимничать. Пусть Гитман распускает сплетни, если хочет: перед собой я буду честен. Я был нанят и мой долг — верность покровителю и я буду служить, вне зависимости от мнения других. — Нет, — медленно произнёс я. — Мне об этом ничего неизвестно.       Капитан откинулся в кресле и продолжил наблюдать за мной, как перед атакой. Его глаза приняли жёсткий отблеск. — Ты видимо не понимаешь, что я решу это дело с тобой... Или без тебя. Я не приемлю лишних сложностей. Ты можешь либо помочь мне убрать Гитмана с моей дороги и получить привилегии, либо же....       Кельх предупреждающе обнажил меч из ножен. — Вы убьёте меня здесь? — осторожно спросил я. — В Красном Замке? — Казню за измену. Более приятная для сановников формулировка.       Я глубоко вдохнул. Странно, что в этот момент всё моё волнение каким-то образом улетучилось. Мой разум был чист, заполнявший мои лёгкие воздух был приятнее, чем когда-либо в этой дыре. — И всё же, мне ничего неизвестно. — Ты понимаешь, что ты не оставляешь мне выбора? — Вполне. — Ты жертвуешь собой ради того, кто не оценит твою жертву. Я предлагаю сделать тебе карьеру и законно расправиться с тем, кто бросил бы тебя с ножом в спине. Ты — глупец.       Я устроился поудобнее в кресле — если уж умирать, то формальность вряд ли имеет такое большое значение. Конечно, я не мог отрицать правдивость слов капитана, но я в своей жизни не собирался никого больше подставлять. Не после того, что однажды со мной произошло. — Этого мы уже не узнаем.       Серретт пожал плечами. Последнее, что я видел, перед тем, как закрыл глаза, — взмах руки капитана и то, как Кельх двинулся ко мне с мечом наизготовку. Я уже почти услышал свист, но... — Достаточно.       Раздавшийся голос был низким и твёрдым, изданному им приказу было невозможно сопротивляться. В нём звучала абсолютная уверенность, что его волю исполнят, как будто по другому и не могло быть. Голос принадлежал кому-то третьему, кого, как я знал, тут быть не могло.       Я открыл глаза и увидел, что Серретт больше не скрывает своего волнения. Он встал навытяжку, ровно также, как я стоял перед ним какое-то время назад. Взгляд Хамфри был направлен куда-то мне за спину.       Кельх, пожалуй, был взволнован куда больше, чем командир. Его руки тряслись, но прижался в угол кабинета, словно желая не быть замеченным.       Я обернулся.       Тогда я впервые заметил Лиона Ланнистера. Он стоял, оперевшись на закрытую дверь. Изумрудные глаза, казалось, изучали меня с такой всеобъемлемостью, словно прошедшая только что проверка не была единственной причиной его решения, будто она лишь открывала ему что-то неведомое мне же об определённой части моей души. — Он подойдёт, — произнёс Лев, и тогда я даже не предполагал, насколько сильно изменится моя жизнь после этих простых слов.       Я резко отвёл взгляд, не в силах больше смотреть на фигуру, казалось, затмевавшую комнату одним своим присутствием, и уставился на онемевшего капитана, который мог лишь покорно кивнуть.       И вот сейчас, думая об этом, я жду Льва у кабинета его отца. О чём они болтают? Да кто его знает. Беседа достаточно личная, чтобы я не присутствовал при ней, хотя мне всегда было интересно, что они могут обсуждать.       Судите сами, Лион и Тайвин Ланнистеры — два, без сомнения, уникальных человека. Любая дискуссия строится на общих темах, а действительно ли много таких тем может быть у двух отличающихся от толпы созданий?       Насколько разнится моё представление о чём Лев может вести диалог и что он по-настоящему говорит? Впрочем, темой разговора сына и отца, очевидно, является нечто очень важное, ведь Лион всегда выходит после подобных совещаний в состоянии ещё большей задумчивости, чем обычно. Не знаю, природное ли это свойство его характера, ведь, несмотря на утверждения, что жизнь формирует человека, нельзя исключать и духовную составляющую личности. Возможно, они обсуждают дела дома. Возможно, даже следующих десятилетий. Я плохо знаю Тайвина Ланнистера, но не представляю его шутящим за бокалом вина о чём-то приземлённом и отдалённом от политики.       Порой мне было любопытно, относится ли он ко Льву с большим вниманием, чем, скажем, к другим своим отпрыскам, которым уделяется столько, сколько принято в благородных семьях?       Тайвин Ланнистер — практичный человек. Я успел это узнать на своей шкуре, когда по службе продвигались самые подходящие кандидаты. Я не говорю о самых высоких постах, которые традиционно принадлежат знати, однако прагматизм в остальном был очевиден. Поэтому я задаюсь вопросом, является ли скорый рост и те разговоры о имеющихся талантах Льва причиной, по которой Тайвин уделяет так много времени сыну?       Хотя, если говорить на чистоту, с богатством Ланнистеров, вероятно, сложно не получать в свои лапы лучших мастеров своего дела: кузнецы, оружейники, дрессировщики, портные, ювелиры, архитекторы, — все стекались на блеск западного золота. И мои размышления не пустые, я видел, какое оружие и доспехи были изготовлены под Льва. Впрочем, по мере его роста — казалось бы, куда ещё — приходилось изготавливать новые комплекты лат и клинков, но вряд ли даже самые частые затраты на это хоть как-то сильно ударят по кошельку Тайвина, пусть мне и казалось это расточительством в свете того, что я ни разу не видел Лиона за фехтованием или чем-то таким, к чему склонны юноши его возраста и положения. Извините, отвлёкся, и так, следуя всему сказанному, вряд ли простое достоинство в какой-то области были бы достаточной причиной для особого расположения отца к сыну, которых обычно отправляют на воспитание к родственникам или друзьям. Вероятно, здесь кроется нечто иное: либо же слухи о талантах Лиона не раскрывают и части его настоящего потенциала, что уже удивительно, опираясь на эти самые шепотки, либо же они планируют что-то, в чем требуется непосредственное участие Льва, но и тут всё сводится к причинам, почему именно он подходит.       Такие измышления посещают меня часто. Я имею смелость сказать, что фраза, однажды написанная септоном, гласящая о бренности жизни без достойной пищи для ума, вполне подходит и мне.       Рассуждения часто далеко заводят меня. Но на данный момент они возвращаются к истокам: почему Лев выбрал меня? Неужели он, как гискарский полководец древности, проверял мои инстинкты — краснею ли я при страхе и действую или, бледнея, застываю в оцепенении?       Да. Всё это странно. А ещё страннее парадокс, который предстал перед мной наяву — бездействующий полубог. Кажется, что в человеческом обличии Льва заперта стихия, силы куда более великие, чем можно представить. И он бездействует.       Это подобно нахождению рядом с дремлющим вулканом. Я был выбран непредсказуемым созданием и гадаю, куда же заведёт меня это роковое обстоятельство.