Comfortable

По утрам не хочется вставать и идти на завтрак. Вот совсем никак. Больное беспокойство и ненужные хлопоты со стороны Киёми стали просто отвратны ей. Она буквально в золотой клетке, вроде есть всё, но нет ничего того, чего хотелось. Прогуливаться верхом — нельзя, пить кофе — нельзя, перенапрягаться — только попробуй. Ещё и её питание четко контролируется. Для благосостояния ребёнка нужно употреблять лишь самое полезное и исключить вредное. А что, сука, делать, если хочется зелёных слив или пересоленного салата с кучей майонеза? И хоть внешних признаков её беременности ещё совсем не видно, разве что лишний сантиметр в талии, зато внутренне ощущается хорошо. Матка, кажется, увеличилась в трое и так стала придавливать мочевой пузырь, что хоть с дому не выходи, сиди у туалета и бегай туда регулярно раз, а то и два в час. Микаса наденет совсем тонкую белую майку и длинную черную юбку, сегодня совсем не хотелось никаких кимоно. Сверху накинет розовый хаори в пол. На улице, судя по солнцу и температуре в комнате, тепло, вот только макушки деревьев больно сильно извиваются под порывами ветра. Было бы нехорошо простудиться. У зеркала рука по привычке ляжет на низ живота. За две последние недели она успела свыкнуться с мыслью, что вынашивает новый организм. Своего ребёнка. Общего с Леви. Не сказать, что было не страшно, но почему-то она ощущала себя от этого взрослее. Ответственнее. И вот что сейчас там происходит, что так неприятно тянет низ живота? Неизвестность, как для неё и всё остальное, что связано с материнством и беременностью. Через силу выйдет с комнаты. Если верить часам, то накроют на стол через десять минут. И она проскальзывает никем не замеченной на кухню. — Мизуки-сан, что у нас сегодня будет на завтрак? — Как преступница прижимаясь к двери, плотно ту закрыв, затараторила сразу же Микаса. — Овощное рагу и отварные перепёлки, — пожмет плечами мужчина, продолжая помешивать что-то в кастрюле. — Что есть из вкусного? И желательно вредного, у меня от овощей и пресного мяса уже скулы сводит, — прохныкала девушка, обходя столы в поисках чего-то сносного. — Что это? — принюхиваясь к накрытой тарелке, Аккерман перевела взгляд на повара. — Ну, это острый рамен, госпожа запретила вам что-то настолько острое, — выделяя слово, Мизуки нахмурился, но буквально через секунду подобрел в лице, стоило увидеть эти слезливые глазёнки. — Очень-очень хочу, пожалуйста, я ей не скажу — приоткрывает крышечку и заглядывает в блюдо, — он такой красивый и аппетитный. Вы сами готовили? Слюнки текут… А глаза щенячьи прям, слезятся. — Принцесса… Пообещайте, что съедите на завтраке рагу? Будет подозрительно, если вы не притронетесь к еде с утра… — Мизуки-сан, вы самый лучший, — неожиданно заверещит и прыгнет к Кейго Микаса, обнимая за шею. Гормоны бушуют не по-детски. Вот только она сама ещё совсем ребёнок. Закладывающую за обе щеки её увидит зашедшая на кухню Акутагава. — Что вы тут едите уже? — Нахмурится женщина. Кажется, сегодня её пучок затянут сильнее обычного, уж больно лицо недовольно растянуто, — Прошу немедленно прекратить и следовать в столовую! А что вы тут ели я обязательно передам госпоже, вы должны правильно и рационально питаться для здоровья вашего малыша! — Не гунди, — огрызнулся Мизуки, — не видишь, какая она довольная, пусть принцесса хоть раз поест нормально. И под недовольные возгласы и пояснения «рационального питания» Акутагавы и её споров с поваром, Микасе удалось вовремя уйти незамеченной. — Доброе утро, — пожелает женщине в гостиной. — Кажется, на стол уже накрыли. — Доброе. Да, сегодня у нас гости, ждём их приезда, — Киёми сложила газету пополам. Нога ее была грациозно закинута на другую, а одета Адзумабито в один из тех строгих костюмов, от которых бежали мурашки. В них азиатка казалась в разы устрашающе, — Как себя чувствуешь? Токсикоз не мучает? — Но она плавно понежнела в лице, стоило Микасе сесть напротив. — Хорошо всё, не переживайте. А кто приедет? — Ямадо-кун и семья Сарагаси. С родителями Юито — Аоритаге и Джуширо я планирую в скором времени подписать один контракт, поэтому решили позавтракать сегодня вместе. А с Тоусеном… Я думаю, тебе нужно объясниться с ним. Быть может, он захочет стать приемным отцом малышу. — Госпожа, я… — Задохнулась Микаса. То есть Киёми сейчас решила всё за неё? — Неделю назад мы расстались, я сказала, что не хочу быть с ним, и кажется, он понял. А вот вы, кажется, нет. Я не собираюсь выходить замуж ни за кого, ещё не знаю, как скоро, но в конечном итоге захочу рассказать о беременности биологическому отцу. Вы не думали, когда и на чем я смогла бы добраться до Парадиза? — Микаса, дорогая, мы это уже обговаривали, если и отправляться туда, то лучше будет уже после родов, сейчас очень велик риск для твоего организма. Как всегда. Всё слишком опасно для неё. Скоро и воздух станет опасным, дышать придётся через трубку. Да, Микаса хотела встретиться с Леви. Быть может, объясниться, сказать всё то, что не смогла сказать в начале марта. Но каждый раз всё сводилось к тому, не отвергает ли он её, узнай о беременности. Возможно, ему такое счастье не нужно. Но она обязательно родит, и если так сложится, воспитает сама. Но не с кем-то левым мужчиной. Уж лучше самой, чем с неродным. Именно так она решила. И никак иначе не видела своей дальнейшей жизни. За завтраком Тоусен сидит напротив. Через широкий стол смотрит на неё строгим взглядом, будто никогда не говорил ей теплых слов. Но нет в этом ничего обидного для Аккерман. Этого она и хотела. Покоя и отстраненности. — Как самочувствие, Микаса? — Прожевав, поинтересовался Юито. На этот вопрос Ямадо едва заметно дернул бровью, явно вникая в разговор. — Всё хорошо, не о чем беспокоиться, — сдержанно ответила девушка, закидывая в себя очередную ложку и активнее пережёвывая пищу, молясь, лишь бы никто ничего не спросил больше. — Знаешь, тебе идёт быть в таком положении, щёчки мило округлились, — между делом поддержала диалог Аоригате — обладательница острых черт лица и светлых-светлых волос. Громкий выдох Микаса, кажется, услышали все. Парень напротив заметно напрягся, кажется, не совсем понимая, о чем речь. — Спасибо, — скорее рефлекторно, нежели искренне произнесла брюнетка. — Напомните, если не секрет, какой там уже срок? — Мужчина улыбнулся, подтягиваясь с вопросами. Чудо, а не семейка. — Десятая неделя, пап. Верно ведь, Микаса, — хитро улыбаясь, протягивал гласные паренёк. Гори ты синим пламенем, Юито. — Извините, но я что-то неправильно понимаю, — наконец подал голос Тоусен, стреляя молнии глазами в сторону Микасы. — Наша принцесса беременна, — подавая второе блюдо, между делом холодно отозвалась Акутагава. Парень на это мертвецки поперхнулся. — Что ж, поздравляю, — откашлявшись и поправив галстук, Ямадо вернул себе невозмутимость в лице, что стало непонятно, что на душе у него сейчас. Остаток завтрака Микаса не поднимала глаз со своей тарелки. Почему-то стало очень плохо на душе. Лёгкая тошнота подступала к горлу, а головокружение резко напало на неё. Если так подумать, то она ведь не врала Тоусену? Она же… Нет, это невозможно оправдать. Микаса забеременела, когда они встречались. Закончив с едой, Аккерман поспешила удалиться. Ей не хотелось смотреть никому в глаза. Наглая врунья. Чертова сука. От лица резко отливает кровь, когда Тоусен хватает ее за запястье уже на полпути к открытию сёдзи ее комнаты. — Когда госпожа Адзумабито сказала мне, что нам с тобой необходимо поговорить, я подумал, что ты хочешь вернуть всё обратно, но в итоге… Что я узнаю? — От его тона по спине пошли чёртовы мурашки. Это был целый табун ебнутых мурашек, и лучше бы её сейчас скрутило пополам, чем ощущать всё это. — Тоусен, я не намерена как-то объясняться, ты и я… — Нет, Микаса, уж будь добра и поясни, как же ты совмещала всё это, — резко перебил её Тоусен, — столько месяцев водила меня за нос, я бы и не подумал никогда, что ты такая ветренная и легкодоступная. — Это я легкодоступная? — Задохнувшись, Микаса опомнилась и наконец вырвала свою руку из его хватки, которая до этого безжизненно лежала в его сомкнутом запястье. — Я ясно тебе объяснила, что не люблю тебя и не хочу быть с тобой! — Но ты не сказала, что ты беременна от другого! Я его знаю? Или, быть может, это Сарагаси? — Голова сильно болела, а страх непонятно перед чем закрался под самую кожу, оседая внизу живота. — Прекрати! Тебе нет смысла даже это знать! Уходи, просто уходи… Хватаясь за живот, она сглотнула. Непрошенные слезы брызнули из глаз. — Нет смысла? Я потратил на тебя столько времени и сил… — Какой бедненький, уж извини, что отнимала столько твоего времени и сил! — Прекрати! Прекрати пререкаться… — По мере развития событий, его голос с высоких тонов быстро опустился. Не успев словить девушку, её тело рухнуло на пол, теряя сознание. Крик с зовом на помощь тур же сорвался с губ Ямадо… *** -… длительное пребывание в стрессе или сильная психоэмоциональная травма у девушки, должно быть, и стала причиной выкидыша, — голоса доносились до ушей Микасы громкими спазмами. Жмурясь от яркого света, она постаралась принять сидячее положение. Низ живота ныл, а жжение в промежности раскатами боли проносилось по всему телу. Приоткрыв глаза, она попыталась рассмотреть помещение, в котором находилась. На глаза попались какие-то мокрые тряпки и тазик с красной водой. Алые капли расплескались на пол вокруг чашки, сильно контрастируя со светлым деревом. Белесость стен сильно давила на глаза, как и слишком яркое освещение ламп, хоть за окном и было уже темно. — Что происходит? — Неожиданно даже для самой себя, очень тихо и обессиленно прохрипела срывающимся голосом Микаса. Ее по прежнему волновало отсутствие сил и боль во всем теле, как внезапно, мозг, видимо, отошёл ото сна. Переосмысливая всё, что она увидела и что услышала, информация сама выстроилась в логическую цепочку. Сбросив с себя одеяло, она обнаружила на себе белую сорочку. Руки припали к плоскому животу. Внезапные слёзы начали скапливаться в уголках глаз. Нет, этого не может быть… — Скажите, что с ним всё в порядке, — умоляюще глядя на врача, проскулила Аккерман, не отпуская живот. — У вас произошел самопроизвольный выкидыш, — и после этих слов в ушах зазвенело, а реальность стала расплываться. Слезы лились водопадом, а рот открылся в немом крике. Она совсем ничего не видела — лишь светлые пятна, заслоняемые потоком слёз. Еще неделю, как оказалось, она будет проходить реабилитацию. Микаса, впервые за месяц, выкурит несколько сигарет на терассе, не боясь, что Киёми заметит. Какой ужас, она опозорила саму себя. На звук отворения сёдзи Микаса даже не вздрогнет, не повернет голову. Звук её деревянных гэта Микаса узнает из сотни. Особенно, когда все в поместье, в том числе и она сама, носили лишь варадзи. Хотя, будь это кто-то другой, ей бы тоже было плевать. Огромную дыру в груди, наверное, никогда и никто не сможет залатать. — Ты выглядишь… лучше? — Скорее неуверенно, чем утвердительно, произнесла Кусаджиши, присаживаясь на пол рядом с курящей брюнеткой. — Я? Возможно, — загробно, будто бы выученной реакцией произнесла Микаса, не удостоив собеседницу даже поворотом головы, так и продолжая пялиться на беседку у небольшого пруда вдалеке. Но Хиёри могла поклясться, если присмотреться, то можно заметить, что взгляд Аккерман был совсем расфокусирован и смотрела она не куда-то конкретно, а просто в пространство. — Рассказывай, — выдохнула блондинка, поправляя хвост на затылке. — Нечего рассказывать. Я просто… — задыхаясь, она сделала очередную тягу. Судя по струшенному на выстриженный газон пеплу, можно было сказать, что эта сигарета была уже как минимум пятой, — Наверное, хочу умереть. Растить ребёнка, похожего на Леви было бы совсем не плохо, как казалось бы. Загубленная молодость? Да, вот только тут не ребенок был бы виноват, а годы в разведке, титаны и война. Сын или дочка в сравнении с этим не кажется такой уж проблемой. Но и эту возможность я утратила. Она не сберегла новый организм внутри себя. Не спасла своего ребёнка. Только она виновата, только она… — Тебе нужно к нему, — приобняла за плечи её Хиёри. Микасе стоило бы хоть раз поблагодарить её за всё то, что девушка делала для неё. Искренне сопереживала и помогала разобраться с внутренними проблемами. Выслушивала. Всё это Микаса очень ценила в Сарагаси. Но сил сказать хоть что-то чувственное совсем не было. — Возможно, — монотонно ответила брюнетка, струсив пепел на небольшую образовавшуюся горку у фундамента. Она не подставлялась, но и не отвергала объятия подруги. Да, именно подруги. Хиёри явно ей стала подругой. Поддерживающей и самой настоящей. — Не возможно, а нужно. Ты разговаривала с госпожой? — Разговаривала, она сказала, что что-нибудь придумает, вот только это было почти два месяца назад. Да и что я ему скажу? Мол, привет, я была беременна от тебя, но потеряла ребёнка и сама чуть не умерла, может попробуем снова? Это бред. Эта ситуация показала, что нет у меня шансов на счастье. — Прекрати, Микаса! Сейчас же тебе нужно пойти и поговорить… — Хиёри, дорогая, оставь нас, — внезапно прозвучал над их головами мелодичный голос. Удивительно, что ни одна из девушек не заметили прихода Адзумабито. — Госпожа, — учтиво поклонившись, Кусаджиши поспешила удалиться. Микаса же лишь молча продолжала смотреть куда-то в сторону беседки. Лебеди, проплывавшие по озеру, мелькали белыми пятнами. За всё это время Аккерман не разговаривала с Киёми. Поначалу она вообще ни с кем не разговаривала. — Микаса, дорогая, посмотри на меня, — присаживаясь рядом, азиатка попыталась взять девушку за руку, но обнаружив в ней зажатую меж двух пальцев тонкую сигарету, нахмурилась, однако никак не отреагировала, — Солнце, тебе нельзя впадать в апатию сейчас, нужно смириться и постараться жить дальше, я уверена, ты еще обретёшь свое счастье, — поглаживающими движениями она провела рукой по её предплечью. Невозмутимость Микасы её сильно пугала. Перед ней вновь та Микаса Аккерман, что пару тройку лет назад впервые предстала пред ней. Нахмуренная и максимально отстраненная. — Врач сказал мне, — делая затяжку и тут же выпуская дым изо рта, начала брюнетка, — что с вероятностью в девяносто процентов я не смогу иметь детей, — и стоило ей просто произнести это предложение, как реальность вновь навалилась на неё. Боль и тоска вмиг разрушили ту шаткую стену, которую Аккерман выстраивала всю неделю, в надежде, что подавив эмоции, сможет разрешить всё это. Но вот, кирпичи один за одним просто испепелялись, падая горой трухи ей под ноги, обнажив душу Микасы до наготы. Фатальная фраза, брошенная ею же ударила куда-то в шею, заставляя приземлить голову в раскрытое плечо Киёми и разрешая вновь заплакать. — Я не могу так больше, не могу, — между всхлипами доносился глухой голос Микасы. Вот и уничтожилась очередная частичка её души. Мучал лишь один вопрос: сколько ещё ей нужно потерять, чтобы наконец ебанутая судьба перестала над ней издеваться? Пустота внутри, должно быть, уже никогда не уйдет.