Comfortable

— Объясни уже хоть что-то, — запахивая посильнее халат, Микаса села за стол напротив мужчины. — Ко мне сегодня припёрся Арлерт, поведал о твоих тяжёлых месяцах, слёзно просил поговорить с тобой. Вот я, пришел, давай, высказывайся, — эмоционально размахивая руками, возмущался Леви, тараня девушку угрюмым взглядом. Внутри всё от его тона ёжилось настолько, что смысл сказанных слов доходил с запозданием. Прошло секунд десять, когда Микаса широко распахнула глаза и стиснула челюсти. Армин. — Ну и что же ты знаешь? — игнорируя свист закипевшего чайника, Микаса сомкнула губы в тонкую линию и немного наклонилась через стол к мужчине. — Хотя бы то, что ты, закрутив роман с двумя, осталась ни с чем. Бедняжка, — саркастично состроил грустную гримасу Аккерман, — чай, женщина. — Женщина? — Ну не мужчина же. — Это звучало как приказ, — возмутилась Микаса, однако всё же поднялась с места и прошла к плите. Разливая кипяток по кружкам, она вновь стиснула челюсти, что своевольно размыкались. Ещё немного, и нервы будут на исходе. — А как дела с Жаном? Дала ему всё-таки? — таким холодным тоном, что по спине бежали мурашки, проговаривал Леви тихо и не спеша, растягивая гласные и смакуя на вкус сладость победы, добивания девушки. — Я устала бороться, Леви, — в конечном итоге пару слезинок сорвались с её глаз, — прости, прости, что не сказала тогда о Тоусене, но… Я правда не хотела быть с ним, как и с Жаном, это всё было… …чтобы отвлечься от тебя, просто забыться. — Что? Давай, скажи же! Чтобы побесить меня, чтобы я ревновал? Что? Мне плевать, Микаса, пле-ва-ть! — он широко раскрывал рот и размахивал руками. Щурился и наклонялся в её сторону. И крик-всхлип сорвался с её рта. Колени тут же встретились с полом, а громкие рыдания в тот же момент заполнили комнату. Сломалась. Как кукла. Никому ненужная. Она мотала головой и плакалаплакалаплакала. А он продолжал что-то неразборчиво кричать. Слух отказывался воспринимать все эти ругательства. — Хватит валяться, поднимайся! Ослеплённая своей любовью, она уже и забыла, насколько жестоким он всегда был. Леви Аккерман никогда не славился человечностью. Он избивал и убивал. Орал и материл. Посылал и нагибал. В этом человеке не было никогда и капли чего-то светлого. Она просто ошиблась. — Я просто заебался от этих твоих качель, то я нахуй не всрался, то «я хочу быть с тобой»! Съебись уже! И дыхание выбивает из легких. Руки трусятся, а в груди неприятно тянет. — Я тоже человек, и тоже хочу спокойной жизни… Отрывки фраз с запозданием доходили до неё — Ну же, всё, хватит, — мозг резко включается, когда крики сменились нашептыванием на ухо и поглаживаниями по макушке, — я… Не хотел. Прости. Но это не значит, что я не зол. А она икает и не может поднять взгляда. Хватается за его руки, стукается своими коленями о его и тянется в объятия, поудобнее устраиваясь на его плече. Почему так всегда происходит? Её буцают, как дворняжку, издеваются и орут, терзают на мелкие кусочки, но она после всего все равно идёт за ним, все равно сама тянется. — Я ненавижу тебя, — прошептала ему в самое ухо брюнетка, продолжая обнимать. Его руки чуть обмякли у нее на спине, позволяя прохладе пробраться к ее нагретой коже. — Я тоже, очень сильно тебя не… Но договорить ему было явно не суждено. Заткнув мужчину поцелуем, Микаса жалась подрагивающими губами к его, тёрлась грудью о его грудь, руками тянула всё ближе, а он, как масло, плавился в её руках. Хватитхватитхватит! Он пару минут назад кричал, что ты самая отвратительная… Он совсем не сопротивлялся, будто бы только этого и хотел. И внутри Микасы что-то кричало, что она совершает ошибку, но она пыталась засунуть этот голос на дно бутылки и закупорить плотной пробкой. Не унижайся, дура, прекрати… Но хоть раз в жизни она всё-таки должна была послушать мозг, а не свое сердце. Разрывая поцелуй, она должна навсегда отрезать его от себя. — Прости, — всхлипнув, она оторвалась от него и, роняя по дороге слёзы и спотыкаясь, умчалась в ближайшую комнату, запираясь на ключ. Неприятно жгло. Все те места, до куда он доставал своей кожей, будто бы покрылись волдырями. Он был пламенем, а она обычным человеком. Обычный человек сгорит в огне, и это все понимали, но она, как последняя отбитая на голову, добровольно шла в костер. Скатившись спиной по двери к полу, она подтянула к груди колени. Пусть просто уйдет. Уходиуходиуходи… — Микаса, открой дверь, — послышался его голос спустя пару минут. Видимо, отходил от шока. — Нет. — Открой. Ебаную. Дверь, — прошипел более агрессивно мужчина, упираясь ладонями на деревянную поверхность. — Я хочу быть с тобой, Леви, но быть с тобой — это со смертельными ранами добровольно зарываться в соль. — Просто открой дверь, иначе я её вышибу, — никак не унимался брюнет, видимо, совсем пропуская мимо ушей её слова. — У меня случился выкидыш на десятой неделе, — она не планировала это говорить, он не должен был это знать, но чёртово сердце разрывалось и обливалось кровью, прямо-таки заставило вырваться правде наружу. И вдруг Микаса вновь громко зарыдала. Растирала слезы по лицу и шмыгала носом. А по ту сторону двери услышан был лишь гулкий вздох и глухой удар о дверь. Леви медленно опустился на колени, упираясь лбом о деревянную поверхность. Молчание разделяло их, заставляя остаться по разные стороны баррикад. — Я не хочу сейчас разговаривать, уходи, пожалуйста, уходи, — между всхлипами умоляла она, — уходи… И это были не слёзы, нет. В очередной раз влага, накапливающаяся в уголках глаз, была незаметно растёрта по лицу. Испуг и сомнения зародились где-то под мышцами, где-то настолько глубоко, что и прощупать было нереально. Леви жмурился и продолжал идти, практически не глядя под ноги. Снег одеревенел и под ногами плохо сминался, твёрдой коркой царапая ботинки. Сигарета полетела в рот. Он сорвался, а потом услышал то, что, пожалуй, не должен был знать. Желание не знать Микасу властвовало над ним, буквально кричало, что она совсем не та, а вот доминировало в конкретный момент желание овладеть ею. Заграбастать в объятия и никогда не отпускать. Она… Как всё прошло вообще? Осталась ли она полностью здорова после такого? Леви не знал, что делать. Если так подумать, то их параллели никогда не должны были пересечься. Он не должен был хотеть её, а она не должна была идти за ним. Она ведь правда старалась… Но в этот же момент была с другими мужиками. Они не герои какого-то слащавого романа, где пара проходит через все трудности и невзгоды, а после остаётся вместе. Им если и суждено быть вместе, то только на миг. Короткий момент, после которого разгребаешь заверенное ими же дерьмо месяцами. За витриной единственного горящего магазина, что ещё не успел закрыться, промелькнул манекен с тонкой подвеской в форме бабочки. Леви сплюнул вязкую слюну после табака и, вновь нахмурившись, поплелся дальше. Уже второй фонарь за последнюю неделю на его улице перегорел. Кромешная тьма, пиздец, а не дорожка. Ещё и по брусчатке вчера скатился подтаявший снег, превратив дорогу в ледовый каток. — Блядь, — завалившись под самую дверь, выругался Леви. Хорошо, хоть носом не клюнул. — Ты куда так поздно ходил? — Габи тут же вывернула из-за угла, не успел Аккерман и куртки снять. — Не твоё дело, мелкая, — огрызнувшись, мужчина скинул обувь. — Ты нервный, а выводить тебя из себя лучше всего получается у… — Закройся, говорю, — прошипел Леви, злостно стреляя молниями в девчонку. Её имя с чужих уст всегда срывалось так легко, что он аж завидовал. Ему в последнее время было даже мысленно тяжело его произносить. — Я спать. Может, и хорошо, что ребёнок не выжил. Мир напросто не перенес бы ещё одного Аккермана. Хватит и этих двух. *** Было больно. Как будто брюхо распороли, засыпали туда стекла, а после зашили обратно. И всё бы ничего, если бы не приходилось дальше жить с осколками в животе. Они с каждой секундой просачивались через органы все выше. С каждым её вздохом все больше приближались к горлу. Почему этим ебаным концом выдержки стала эта стычка. Почему, блядь, все старания так резко разрушились… В конечном итоге она всё равно умрет. Совсем малая частичка до последнего верила, что разговор пройдет успешно. Что, может быть, их отношения вернутся на круги своя. Что не будет так хуёво. Кухонный нож, так удачно подвернувшийся под руку, удобно устроится в ладони. Дрожащими пальцами она сожмёт рукоять. Будь, что будет. Всё вокруг настолько расплылось, что удары сердца громко били по голове. Так редко и невыносимо больно. Бум… Она не хочет страдать… Бум… Рукав халата взметнулся к локтю. Бум… »… ты самая отвратительная…» Она много раз делала это прежде. Ничего сложного. Лишь воткни и протяни. Бум… «Сьебись уже…» Конец ножа упёрся в кожу где-то на внутренней стороне предплечья. Глаза, залитые слезами, прикрылись, роняя с ресниц пару крупных капель. «Я не хочу тебя знать…» Дрожащая рука колебалась. Что-то внутри пыталось заткнуть этот манящий голос. Ну же, один разрез, и все не будет так ужасно. Бум… Сердце продолжало отбивать свой ритм. Ноги вовремя обмякли. Слишком вовремя. Капля крови всё же скатилась по запястью. Нож со звоном упал на пол, а за ним и Микаса. Ещё немного и… Что произошло бы, никто никогда уже не узнает. Она очнется через часа три, вся вспотевшая и белая, как снег. Голова будет болеть от не мягкого соприкосновения с полом, а в висках пульсировать из-за подскочившего давления. *** — Что это? — приподняв бровь, недоуменно пилил взглядом Леви Ванессу. — Моя помощь. Тут сто штук, даже на полгода работы в убыток должно хватить, — рыжая самодовольно усмехалась, уверенно облокотившись о спинку кресла через стол от мужчины, на котором грудой были вывалены пачки сине-зелёных бумажек. — И как это понимать? — Паркинсон, состроив милое личико, обогнула стол по периметру и встала позади Леви, — и отойди, нахуй, — шипел раздражённый брюнет, отмахиваясь от девушки. — Просто маленькая помощь, расценивай, как подарок судьбы, — выдохнула она прямо ему в ухо, заставляя побежать мурашки строем от самого затылка к кромке брюк. — Паркинсон, не беси меня и скажи прямо, чего тебе нужно, — отмахнувшись от Ванессы, как от назойливой мухи, Леви отошел в сторону. — Просто потрать эти деньги с умом, — и, отправив воздушный поцелуй, девушка элегантным шагом покинула помещение. Аккерман приземлится в ближайшее кресло с громким скрипом. Тёр переносицу и не хотел даже смотреть на стол. Тут буквально решение всех его проблем, но это не должно было быть так просто. Эта дура точно что-то удумала. Хочет стать совладельцем? Та нахуй ей обосралось это подобие на заведение. Леви любил это место, но и сам понимал, что оно не такое уж и охуенное. А хотелось лучшего. И он мог бы сейчас взять и выплатить долги, заказать наконец недостающий товар, выплатить зарплату, но… Паркинсон явно чего-то будет ожидать в ответ. И так, метаясь между двух огней, он и не притронулся к деньгам до конца смены. Распустив всех по домам, Леви протер полы — уборщица заболела вчера, приходится справляться самому, а напрягать молодняк — уж простите, и так без зарплаты работают. В полшестого уже почти ночь. На улице темно, а зимний холод студит даже пальцы ног, закутанных в шерстяные носки и теплую обувь. Пробирается под слои одежды и режет кожу, не Парадиз, а какая-то Сибирь, причем удивительно, что раньше таких аномалий не встречалось. Сейчас буквально на улицу не выйдешь без семи слоев одежды. Люди спешили с работы поскорее домой, проносясь мимо смазанными пятнами. Пора и ему домой, где Габи приготовит ужин, а Фалько натопит печь. Весь вечер опять проведут за этой проклятой математикой. *** Последний день на работе выдался крайне сложным. Все приходили за заказами, рассказывали какие-то безумные истории с рынка в разгар нового года, а Микасе приходилось поддерживать вид дружелюбной портнихи, кивать раз в пару минут при разговоре, надо было учтиво улыбаться, когда шутили, и пытаться не возвращаться в вечер недельной давности. Этот автоматизм был ей знаком ещё со служебных годов настолько сильно, что даже он уже был доведён до автоматизма. Вот, снова он, как в старые добрые, а она уже думала, что стала чуточку открытее. Рука так и не дрогнула разрезать запястье. Видимо, здравый смысл и инстинкт самосохранения не до конца покинули её. Киёми звала её встречать новый год к себе. Сегодня она должна отправить ответ до пяти часов, иначе на Хизуру письмо дойти до праздника не успеет. Конверт от Тоусена так и лежал нетронутым на тумбочке справа у входа. Когда-нибудь точно посмотрит, честно, но не сейчас, когда проблемы прямо-таки валились ей на плечи. Проблем по факту особо уже и не было, всё разгреблось как-то, а вот усталость просто от самой жизни гналась за Микасой, липко дышала в затылок и так и манила забить на всё. Спеша на почту, Аккерман роняла из рук абсолютно всё. Пару раз ветер чуть не унес то злополучное письмо, потом, пытаясь поправить сумку на плече, она споткнулась о камень под слоем снега, чуть ли не упав. День явно не из лучших, так после она и вовсе врезалась в случайную прохожую. Столкнувшись с девушкой на повороте, Микаса отшатнулась назад, извиняясь. Присев, она тут же начала помогать собирать бумаги, что вывалились у рыжей из рук. — Ванесса, да? — неуверенно протянула Аккерман, поднимая взгляд на девушку. — Да, вот так встреча, — улыбнувшись, Паркинсон затолкала в папку чуть намокшие документы с несколькими письмами. — Ещё раз извиняюсь, я спешу, — и, быстро поклонившись (глупая привычка с Хизуру), со всех ног устремляется в сторону почты. Идти ещё в лучшем случае минут десять. И на половине пути, опустив глаза к сжатому в руках конверту, Микаса замирает посреди дороги. Отправитель, адрес и получатель… — Блядь, — срывается как само собой разумеющееся с потресканных губ, а пара прохожих недовольно оглядываются на матерное высказывание девушки. — Ну и где теперь тебя искать, Ванесса Паркинсон? Разворот на пятках и вот, она идет по тому же маршруту обратно, надеясь, что рыжая тоже обнаружила замену письма. Раздражаясь ещё сильнее, когда дошла до места их стычки десятиминутной давности и не обнаружила и следа Паркинсон, еще бы, с чему бы ему тут быть, Микаса выдохнула и осмотрелась по сторонам. Кажется, Ванесса направлялась на восток. Решив, что попробует как-то нагнать девушку, Аккерман наобум пошла за поворот. И, главное на чертовом письме нет адреса получателя, только областной почтовый пункт. Особых проблем с дорогой не было, пока дорога шла лишь одна. Трудности появились на ближайшем перекрестке. Ей неоткуда было знать, куда она ушла. Это тупик. Потерев глаза большим и указательным пальцами, она в очередной раз оглянулась. Её интуиция решила совсем ей не помогать. Проще уже написать новое письмо, чем искать старое. Но чудо, видимо, есть, иначе как объяснить выворачивающую из-за очередного поворота рыжеволосую девушку с белым конвертом в руках. Если это рождественская магия, то Микаса верила в чудеса. — Ну и непонятки, — выдохнула подбежавшая Ванесса, чуть наклоняясь в отдышке, — я думала, не найду тебя. — Я тоже, — сдержанно произнесла Микаса, обменивая конверты. Изредка переходя на шаг из-за скользких участков на чуть застывшем тротуаре, Микаса бежала, как могла в силу природных условий к почте. — В каком смысле уже отправился? — недоумевала Микаса, поглядывая то на мужчину, то на часы, — ещё четыре минуты до отправления, как могли отправится раньше? — открыв рот, она уже в открытую пялилась на недовольного седовласого мужчину. — Милочка, ну вот так, можете отправить следующей почтой, на Хизуру повезут посылки и письма… — высматривая в своём журнале, усатый мужик нахмурился, — пятого января. *** Тридцатого декабря без специального дирижабля с Хизуру не представлялось возможности выбраться за пределы Парадиза. Уже смирившись, что новый год придется провести в одиночестве, Микаса сначала сновала по квартире без дела, потом принялась за генеральную уборку. Управившись лишь под вечер, она обессиленно упала на кровать, чувствуя себя при этом просто отвратно. Новый год всегда был для Микасы самым особенным днём в году. Этот праздник она ждала больше всего каждый год: так завелось еще с раннего детства, сначала это празднование с родителями, потом в семье Йегеров. В годы в армии, конечно особого волшебства не было, а уж тем более в последние пару лет на службе ни о каких празднованиях и речи не было, но парочку раз она с сослуживцами обменивалась подарками и хорошенько так наклюкивалась. Даже в этом было что-то особенное и потрясающее. В этом же году ничего запредельно интересного не предвещалось. Точнее, вообще ничего не предвещалось. Прям вообще. Никому не нужная забытая тряпка в углу затхлой комнаты. Ладно, поправочка, идеально чистой комнаты. Но по-прежнему забытая. Пару раз проскальзывали мысли о приглашении Жана, но после того вечера, он, наверное, мог расценить это по-своему. Прилипать к Армину тоже не было желания — у него своя семья в виде беременной жены. Она вчера купила друзьям по небольшому подарку, обязательно вручит первого числа, если они, конечно, встретятся, но на этом, пожалуй, все. Оставалась только она одна-одинёшенька. Что ж, рано или поздно это должно было произойти. Вот она и осталась одна. Под ложечкой неприятно сосало. Было обидно, что всё произошло именно так, но ничего изменить Микаса уже не могла. Так и уснув одним корпусом на кровати, уперевшись в пол ногами, Микаса беспечно проспала добрых восемь часов. Оклемавшись уже на полу, и то, вряд ли бы проснулась в такое время, а скорее, проспала бы ещё парочку часов, если бы не стук в дверь, устало потянулась. Кости болели, а конечности замерзли. — С наступающим, Микаса! — с порога выкрикнул улыбающийся блондин, потрясая хозяйку квартиры. Впустив ранних гостей внутрь, Микаса заварила чаю. Вручив и Энни с Арлертом их подарки, она приятно улыбнулась. — Мы чего так рано, собственно, — почесал затылок неуклюже Армин, — тебе же все равно не с кем праздновать, да? — он совсем не ждал ответа, тут же продолжил: — В общих чертах, мы с Энни, Жан и Кони приглашены на празднование нового года, так сказать, в старом кругу. Возможно, приедет Райнер, но маловероятно, конечно. Ты как? За? Внутри всё замирает. Неужели это взаправду? Неужели неприятности закончились и пришло время как следует отдохнуть? Ей нужна была эта разрядка, встреча со старыми друзьями и банальное веселье, как разбавитель этих серых тонов её скучной жизни. — А у кого собираемся? — окрылённая предложением совместного празднования, она еще не знала, что, беря в руки с полки кружку, через пару мгновений уронит её от неожиданного ответа. — У капитана.