Comfortable

С того момента, как он узнал о беременности, вся его жизнь резко изменилась. По утрам её всегда тошнило, потому Леви выработал привычку просыпаться чуть раньше и приносить стакан свежей воды. Он провожал ее до работы, часто встречал. Микаса стала готовить. Он не хотел подпускать ее к плите, но всё-таки согласился с тем, что готовит он так себе. Габи с Фалько этому известию обрадовались. Микаса стала чаще улыбаться, но и раздражаться тоже. Один раз он получил по голове просто потому, что он не так выразился, а ей это не понравилось. Но это, скорее плюс, чем минус. Она стала более раскрытой и меньше проглатывала обиды, обсуждала с ним проблемы и предлагала их решения. Да, теперь они рассуждали и решали, а не расходились по разные стороны в немом молчании. — И что мы теперь, семья? — вытирая слезу, которую он тщательно пытался выдать за каплю пота от высокой температуры в помещении, Леви оторвался от нее и заглянул в такие же мокрые глаза. — Семья? — неверяще вымолвила Микаса. Губы ещё подрагивали. — Хочу… да, хочу быть твоей семьёй, — прошептал Леви, упираясь лбом в ее лоб. Он прикрывал глаза, жмурился и совсем не осознавал того, что ей лепетал. — Представь только. Ты. Я. Ребёнок. Габи с Фалько. Это же дурдом, — Аккерман улыбался и водил своим носом по её. Она рассмеялась. — Зато весело, — хихикнув, она крепче обняла его за плечи. — Наслушался я этого веселья у Арлертов, через сколько тебе рожать? Надо успеть отойти от этого вечера. — Сейчас уже почти восьмая неделя, где-то через семь месяцев… — неуверенно ответила она, почему-то вдруг тускнея в голосе. Вновь резко оторвавшись от девушки, Леви обнаружил, что потускнела она и в лице. — Чего ты? Всё хорошо? — Нет, не всё хорошо, — выдавив это, ее плечи мелко затряслись, — в прошлый раз всё было хорошо, но его все-равно не стало, а сейчас… — Эй, тише, — прижав брюнетистую макушку к плечу, Леви погладил ее по голове, нежным голосом успокаивая, — завтра сходим к врачу, нужно проконсультироваться. Я такого не допущу, слышишь? Ты родишь здорового, маленького и крикливого мальчишку, будем вместе ему зад подтирать. — Почему мальчишку? — прекратив плакать, она отпрянула, нахмурилась, — может, будет девочка? — Первым должен быть мальчик. — Первым? Ты уже несколько их планируешь? — А почему нет? Габи с Фалько подрастут, на старости лет можно и второго, — улыбнувшись, он всё-таки смог согнать с неё грусть. Главное, не навевать тоски, — Уже представляю, как Габи будет пищать. — Отчего пищать? — Помяни черта, — Леви чертыхнулся от внезапно раздавшегося девчачьего голоса. За окном майским вечером дождило. Габи с Фалько ещё не пришли, а уже начинало темнеть. Леви нахмурился, взглядом бегая то по стрелке часов, то обратно по строкам книги. Микаса после работы прилегла поспать. В доме была идеальная тишина, нарушаемая лишь умиротворённым тиканьем настенных часов. Как бы он не старался сосредоточиться на сюжете романа, совсем не мог. Никогда он особо не любил читать, взял книгу в руки в этот раз лишь чтобы доказать Микасе обратное. — Твои сопливые романы раскиданы по всему дому, неужели так сложно убрать книгу обратно в полку? — вертя перед лицом девушки какой-то толстенький том в твердом переплёте, проворчал Леви. — Во-первых, не разбросаны, а лежат там, где мне удобно, а во вторых, это единственная книга, которую я сейчас читаю, не преувеличивай, — фыркнула Микаса, грубо вырывая из рук мужчин предмет его возмущений. — Я споткнулся об неё в коридоре, — Леви чуть прищурился и наклонился к девушке. Она сидела на диване, держа в одной руке толстую пилочку для ногтей, в другой книгу. Меж сведённых бровей проступила морщинка. — Должно быть, ты ее сам и сбросил с тумбочки, — она положила книжку на небольшой столик справа от дивана и вернулась к прежнему делу, показывая, что диалог закончен. Размахивая пилочкой, она со злостью спиливала длину отросших ногтей. — С твоего переезда эти книги везде, и, конечно, мы сами их сбрасываем на пол и спотыкаемся. Ну серьёзно, зачем тебе пять томов одной сопливой истории? — присаживаясь рядом с Микасой, он потянулся к красной обложке. Открыв случайный разворот, Леви прокашлялся и высоким голосом начал: — «.он замер от её великолепного вида. Все в зале замерли. Изабель была так изящна и грациозна, что перехватывало дух. Сердце трепыхало, руки дрожали, язык резко налился свинцом. Он не мог вымолвить и слова… " серьёзно? Как-то по-детски и наигранно. — Во-первых, тебя никто не заставляет читать то, что нравится мне, во-вторых, что тебе не нравится? — откладывая пилку в сторону, Микаса развернулась к брюнету в пол оборота. Из-под поднявшейся на животе майки стал виден живот. К семнадцатой неделе тот заметно округлился. — Мне? Мне все нравится, чего ты, просто я реально не пойму, что в этом такого интересного? Половину рассказа он её добивается, а она его отшивает, а потом наоборот? И это растянуто на пять книг! — Ты просто недостаточно начитан, чтобы понять все тонкости сюжета, — закатив глаза, Микаса отсела чуть дальше, чтобы закинуть ноги на диван и повернуться к мужчине всем телом. — Я-то не начитан? — Да, за полгода я ни разу не видела тебя с книгой. — Зато ты читаешь до полночи. Да я больше твоего в литературе разбираюсь! — щурясь, Леви качал головой. Вот же заноза! — Тогда чего непонятного? Если написано красиво, можно и десять томов прочитать. Вот слабо хоть одну книгу из серии до конца прочесть? — вскрикнув, Микаса подняла подбородок повыше. На понт берёт, зараза. — А какой смысл? — Вот если ты сможешь углубится в сюжет и проникнешься персонажами, я месяц сама мою посуду, — ухмыльнувшись, она повела бровью. — Всё ещё не заинтересован. Мне не сложно мыть посуду, тем более её я мою лучше некоторых. — Тогда делаю с Габи математику, — играя бровями, она наблюдала, как рот Леви возмущенно открылся. Он уже раздумывает. Судя по обреченному выдоху — ее взяла, не долго ж он ломался. — Но если мне не понравится… — То значит, что ты просто ничего не понял и не прочувствовал характеры персонажей, что ещё раз подтверждает, что ты не разбираешься в литературе, — перебив мужчину, Микаса улыбнулась. — Нет, значит, что романы твои — полная хуйня. — Хорошо-хорошо. Вот увидишь, ты сам захочешь прочитать вторую. На том и порешали. И из-за этого он уже десятую страницу подряд читает о том, как Джордж идёт по аллее и мечтает найти свою судьбу. Полная туфта. Он до сих пор не понимал, как можно такое читать. Наконец, входная дверь скрипнула. С выдохом и чистой совестью отложив злополучную книгу, Леви прошел в коридор. — Боже, с обоих капает, быстро раздевайтесь, — он закатил глаза и быстро прошел на кухню ставить чайник. Кого-то придется отогревать чаем. — Вы чего так поздно, — зевая, появилась Микаса. Помогая Габи в ванной снять прилипшую от дождя к телу водолазку, она ещё раз зевнула. — Та мы после школы пошли на речку, загулялись, потом дождь пошел, думали переждать под деревом, а он только усилился, — пояснила шатенка, — кстати, нам задали по геометрии тако-ое… — Леви! — услышав о математике, крикнула Микаса, — тебе ещё задачи всю ночь решать! — злорадно усмехаясь, она оставила Габи одну в ванной. — Сучара, — прошипел мужчина, агрессивно закидывая в заварник листья чая. — Будет повод быстрее читать. Математика — его больная тема. *** — Ну что, как дела с тригонометрическим тождеством? — самодовольно усмехаясь, Микаса схватила с пиалки печенье и уселась рядом с Габи на обеденный стол. — Во-первых, кыш со стола, во-вторых, с каким тождеством? — прищурившись, покосился на книгу Леви. Битый час эта задача совсем никуда не шла. Вот надо ж доказывать кому-то, что квадрат квадратный… — Не знаю, мне же кышкают тут, — пожала плечами Микаса, но со стола так и не встала. Футболка опять задралась выше пупка, а это у нее ещё живот небольшой. — Как малыш? — слишком весело спросила Габи, как для той, у кого в одиннадцать вечера не решена задача. Микаса хрустнула печеньем. — Хочет есть. — Ну серьезно, какое тождество? Ты же знаешь, помоги, — рявкнул Леви, что едва ли не волосы рвал на голове. Голова гудела от цифр, букв и формул. Ханджи всё-таки была умной, а не ебанутой. — О, Господи, — выдохнула Микаса, всё-таки слезая со стола, — вот тут, — она ткнула пальцем в начало решения на исчёрканном черновике, — у вас идёт все правильно, а тут — уже нет. Никакой теоремы Пифагора, ну вы чего? Вычисляем по теореме синусов, подставляем в начало получившийся результат, умножаем, вот тут по тригонометрическому тождеству, тут меняем и всё, готово, — быстро пояснила брюнетка, а после поспешила удалиться, прихватив всё-таки небольшую пиалку с печеньем, дабы ее ещё ничем не запрягли. — Стой! А тут… — но девушка уже грюпнула дверью в спальню. Устроившись на кровати, она взяла толстенький том с тумбочки. С книгой на животе и печеньем под боком она читала, погружаясь в роман всё глубже. Изабель из рассказа бежала из страны со своим мужем, оставив Джорджа в заточении, и горько плакала. Сердце перехватывало, слезы наворачивались, но она продолжала бегать глазами по строкам и как заворожённая впитывать все события. — Микаса! — А?! — испугавшись, девушка дёрнулась, обронив печенье с пиалки на кровать. — Я тебя пять минут зову, — закатив глаза, Леви прошел к кровати, — ты опять эту дрянь на ночь читаешь? — выхватив книгу из рук девушки, он откинул ее в сторону, — а потом тебе снится, что я тебя бросаю и заставляю делать аборт, — стряхивая с простыни крошки, Леви поморщился, — если мне в зад вопьется печенье, тебе пиздец. — Ой, не ворчи. Я тебе больше рассказывать о своих снах не буду, — Микаса отставила пиалку на тумбочку и, сложив руки под грудью, обиженно надула губы. — Как же мне теперь жить! — стягивая свитер через голову, восклицает. Он хмыкает, снимает штаны и падает рядом. Микаса переворачивается на бок к нему спиной. — Какие ранимые, ты себя Изабель воображаешь? — подтягиваясь ближе к девушке, Леви обнимает ее под одеялом, — как тут наш карапуз? — поглаживая живот, резко нежно протягивает он. — Никак, спи, — скидывая с себя руку Леви, Микаса клацнула выключатель прикроватного светильника, и комната погрузилась во тьму. Сквозь плотные шторы не пробиралось и луча лунного света. — Так блядь, что не так? — приподнявшись на локте, Леви включил свет обратно. — Ты слишком плохо относишься к чтению. — Потому что ты им перебарщиваешь. Сама не замечала? Начитаешься и ходишь грустная, потому что ебаный Джордж пятьдесят глав как избегает встреч с Изабель, а после трахается с первой встречной. Не высыпаешься из-за этого. Давай как-то сократим твои приёмы стекла? Я думаю ребёнок не в восторге от такого. — Не впутывай сюда мою беременность, я чувствую себя великолепно, — хмыкает, отодвигается к краю постели и выключает свет, — и вообще, открой шторы. — Шторы? — то, как она меняет темы, сильно сбивает Леви с мыслей. — Да, открой шторы, — с наездом говорит она, ёрзая на простыни. — Зачем? — Я хочу спать с открытыми шторами, — процедив это, Микаса развернулась к Леви лицом. По его выражению стало сразу всё понятно — легче раскрыть окна, чем с ней пререкаться. — Довольна? — Да, спокойно ночи, — пробубнев это, Микаса зарылась в одеяло посильнее. Но сон совсем не шёл. Крутясь с одного бока на другой, ей совсем не подходила ни одна поза. Вечно что-то чесалось, что-то впивалось в спину, где-то жало, что-то мешало. Глаза уже болели. Прилипнув к мужчине, она устроилась у него под боком и наконец нашла умиротворение. Но сон все-равно к ней не приходил. Лезли совершенно разные мысли. Например, почему она так груба к терпящему её выходки Леви? Как он вообще её терпит? Полгода назад за подобное за дверь выставил и истеричкой назвал бы. Сейчас вот, шторы раскрывает по её хотению, книгу читает, что она предложила. Ладно, не предложила, буквально заставила из-за спора. Но читает же. Немного поёрзав, Микаса громко выдохнула. Голова уже болела. Мыслей слишком много. Она вспоминает, как впервые встретилась с Леви после войны. Как они начали общаться. Всё так быстро произошло, что она не успела разглядеть границ их дружбы и совместной жизни. Она беременна, мать твою, это просто охуеть. Тут вспоминается и её первый опыт. Да, тогда было легче, но с другой стороны и сложнее. Ощущать под боком того, кто зачал это дитя и делает ради вас обоих всё, что только можно, не сравниться с тем, что было на Хизуру. С досадой хмыкает. Ей даже как-то грустно без такой родной Киёми, нежной Хиёри, такой строгой и пугающей Акутагавы, а еще этого придурка Сарагаси. Все они успели стать частичкой её, и она часто вспоминает о том времени. Было хоть и депрессивно, но порой весело. Быть может, когда-нибудь они ещё встретятся. А вот у Леви не было возможности встречаться с теми, с кем он давно дружил. Все они, один до одного, погибли. Погибли смертью храбрых, но если выбирать между трусливой жизнью и смелой гибелью, второе явно проигрывает. Он наверняка скучает, хоть и не подаёт виду. Слезы скапливаются в уголках глаз. Он сильный, но в душе такой же слабый, как и она. К нему хочется прикоснуться прямо сейчас, обнять и сказать банальное «я с тобой». Поцеловать и шептать нежности. Все же, слишком сильно Микаса его любит. Длинными пальцами она заправляет его немного отросшую челку за ухо, но волосы неподатливы, недостаточной длины, выскальзывают обратно. Леви просыпается. Зевает и из-под полуоткрытых век смотрит на упирающуюся на локоть девушку. — Изабель, — шепчет Микаса, из-под ресниц глядя на мужчину. В лунном свете отчетливо видно смена его выражения лица: с расслабленного и сонного на строгое и непонимающее. — Что «Изабель»? — охрипшим после сна голосом спрашивает он, чуть приподнимаясь на подушке. Нагая дрема ещё не совсем отошла от него, отчего границы реалии кажутся ещё совсем размытыми. Стоит ей приподнять лицо, как на персиковых щеках видны тонкие полоски речушек из слёз. — Ну, не молчи, — левой рукой он вытирает её лицо и подтягивается ближе. — Давай назовём дочку Изабель? — едва не хныча, шепчет она. Что происходит с этой беременной, наверное, она и сама не знает. Леви томно вздыхает и укладывает темную голову себе на плечо. — Сколько время? — Три часа, — в подмышку хмыкает она, ёрзая на боку. На живот не ляжешь, хотя так хочется. — В три часа ночи ты решила назвать дочку именем главной героини из романа про разбойников, — сладостно зевая, его клонит обратно в сон, — ты никаких ананасов из-за ужина героини не хочешь? — Во-первых, книга не про разбойников, как может показаться в начале, но об этом потом, во-вторых, не ананасов, а бананов, а в-третьих, не из-за романа я хочу так назвать ребёнка… — Какие бананы, Микаса? — возмущенно шипит Леви, распахивая глаза. Сон снимает рукой, когда она всхлипывает. — Чего ты опять плачешь? — поднимая руками ее лицо, обреченно выдыхает он. Сейчас только этого не хватало. Из-за беременности она стала вести себя совсем иначе. Ой, как иначе. Грусть находит на нее по самым малейшим пустякам, а отгонять эту самую грусть приходится каждый раз именно Леви. И хорошо, что он оказывается рядом в этот момент, потому как, когда она одна — всё, пиши пропало. — Изабель, она умерла, помнишь? Леви прошибает током от осознания и воспоминаний, о какой именно девушке идёт речь. Он молчит, закрывает глаза и укладывает голову Микасы обратно себе на голое плечо. — Прости, — внезапно понимает Микаса, что сказала, — я не хотела… — и, громко заливаясь слезами, она прижимает кулак к его груди, голову вдавливает в плечо, прячет лицо во впадине подмышки. — Ты расстроена из-за того, что Изабель умерла? — спокойно начинает он, когда она положительно качает головой, пытаясь прекратить завывания, — я тебе рассказывал про них ещё зимой, а грустно тебе стало сейчас? — Я не контролирую это! — резко принимая положение сидя, она вырывается из его объятий и злостно прикусывает губу, — я устала от того, что не могу себя успокоить в такие моменты, Леви, что мне делать? — прижимая к глазам руки, она вновь зашлась рыданием. — Для начала, обнять меня, — раскрывая руки для объятий, он притянул ее к себе вновь, — теперь начать дышать в такт со мной, — вдох за выдохом он громко и размеренно дышал, в попытке наладить и её дыхание, — сейчас прикрыть глаза и лечь со мной, — не размыкая рук, он отклонился назад и упал на подушку, — спи, — прошептав это уже сопящей девушке, Леви и сам прикрыл глаза. Боже, это было ужасно. Смотреть на то, как твоя девушка плачет, при чем непонятно от чего, и не знать, как ее успокоить, пожалуй, самое отвратительное из всего того, с чем ему приходилось сталкиваться. Но он так, сука, часто с этим сталкивается, что нервных клеток уже не хватает. Сколько там ещё до родов ждать? Теперь он понимает Армина, что едва ли не заикается, когда у него спрашивают о протекании беременности Энни. Но он точно уже знает — никуда не денется, привязала к себе так сильно, что канат ни зубами не перегрызть, ни с мясом не вырвать — это намного глубже. Совсем скоро у них родиться малыш, и совсем плевать, что они без понятия, как с ним обращаться. Научатся, перепробуют всё, и смогут стать замечательными родителями. Леви уж точно будет стараться.