Цена вечности: Незримые путы

— Очередной призрак? — Ламберт глянул на увесистый кошелек у пояса Айдена. — И как всегда хорошая плата. — Завидуешь? — Айден насмешливо вскинул бровь, опускаясь за стол. В руках он держал большую кружку эля. — Попробуй тоже. Это город, здесь полно такой дряни. — Спасибо, — поморщился Ламберт. — Обойдусь канализациями. Там дерьма не меньше, но хотя бы нет нужды ломать голову, откуда оно взялось. Не понимаю твоей страсти к призракам. — Это скорее нелюбовь к канализациям, — Айден глотнул из кружки, огляделся. Постоялый двор наполняла тишина. Кроме них тут было еще несколько сонных посетителей и зевающий мальчишка за стойкой. В столь ранний час горожанам было не до выпивки и развлечений, но ближе к вечеру все менялось. — Выяснил что-нибудь о чародее? — Нечего было и выяснять, — Ламберт отвлекся на кошку, которая гонялась за юрким мышонком. — Все его знают. Живет себе спокойно у Рыночной площади, берет недорого. Вот только говорят, деньгам предпочитает услуги. — Так может оказаться даже удобнее, — Айден пожал плечами. — Если только этот старый хрен не попросит печень дракона, — скривился Ламберт. Он терпеть не мог неопределенности. — Не нагнетай раньше времени. — Айден окинул взглядом стол, на котором одиноко стояла пустая тарелка, и в несколько глотков осушил кружку. — Готов снимать проклятие? — Чертова магия, — Ламберт поежился. — Как нас угораздило так вляпаться? — Мы пока не знаем, насколько все плохо, — напомнил Айден. — Может статься, уже сегодня неудобства закончатся. И потом, могло быть и хуже. Радуйся, что у тебя не отросла вторая голова, например. Сам знаешь, магия — такое дело… — Это меня и беспокоит, — кивнул Ламберт. — Как мы убедимся, что чародей снял проклятие? А если он сделает еще хуже? — Боишься? — Айден вдруг прищурился и внимательно на него посмотрел. — Блядь, не копайся в моих чувствах, — вспыхнул Ламберт. — Сам знаешь, я не специально, — Айден скупо улыбнулся. — Просто хотел сказать, что ты, наверное, сразу почувствуешь. — Не знаю, — Ламберт хмуро наблюдал за беснующейся на полу кошкой, царапающей половицы, между которыми скрылась ее добыча. — Я не чувствую твоих эмоций постоянно. — Думаю, чувствуешь, — Айден проследил за его взглядом, усмехнулся. — Просто не замечаешь их, если наши эмоции совпадают. Но если прислушаться… Ламберт фыркнул и отвернулся. Он чувствовал себя неуютно с того самого момента, как они впервые обсудили свое необычное состояние. Будто его вывернули наизнанку и выставили на площади для зевак. Странное ощущение. Странное и пугающее. И оттого каждый нерв дрожал от напряжения, не давая ни на минуту расслабиться. — Как все это вообще могло произойти? — раздраженно произнес он. — Вот сейчас и выясним. — Айден поднялся. — Хватит болтать. Чем раньше придем к Зэмистокльзу, тем быстрее решим проблему. Ламберт последовал за ним. Солнце стремилось к зениту, сверкая лучами, отраженными от оконных стекол. Рынок располагался через пару кварталов, но уже за порогом постоялого двора слышался шум оживленной торговли. В городе почти не было высоких зданий, и звук легко распространялся по улицам. Ведьмаки шли узкими, полупустыми улицами — жизнь города сейчас сосредоточилась в центре, где каждый старался выгодно облапошить другого. Изредка на них падал чей-нибудь усталый взгляд, в котором сквозило скорее недоумение, чем настоящая неприязнь. Но большинство горожан, исключенных из яростных споров в сердце города, спешило по своим делам, не обращая внимания на других прохожих. Вблизи шум распадался на отдельные составляющие: крики торговцев и покупателей, лай собак, мычание коров, блеяние коз и цыплячий писк. Здесь было мало больших закрытых магазинов — все пространство занимали прилавки, увешанные лакомствами и разной снедью, источающей манящий аромат, заваленные вырезанными из дерева игрушками, горшками и посудой. Где-то за рядами рубили большую тушу — оттуда тянулся сладковатый запах крови и слышался хруст костей. Соседний ряд занимали крытые корзины, в которых возились цыплята, клетки с курами, надрывно перекликавшимися с гусями у соседней торговки. Беспокойно похрюкивали в маленьком загончике поросята. Все вокруг бесновалось оживленной кутерьмой, стараясь захватить случайных путников в сети всеобщего хаоса. Ведьмаки лавировали в толпе, пробираясь к нужному месту. На них опять никто не обращал внимания. Ламберт подумал, что Гелибол ему нравится. Он был слишком мал, чтобы привлечь внимание жрецов Вечного Огня, и достаточно велик, чтобы предоставлять заказы, присущие городу. На окраине рынка стояли два больших, по меркам Гелибола, кирпичных дома — в два этажа, с железными ставнями и причудливыми узорами, с крепкими дубовыми дверями. Ламберт уже знал, что один принадлежит местному управляющему рынком, а второй — искомому чародею, о чем гласила и надпись над входом. Айден ударил в дверь деревянным молоточком. Ламберт прислушался к звукам внутри, но толстое дерево надежно защищало происходившее внутри от посторонних ушей. Через минуту двери распахнулись, впуская их внутрь. Ни слуги, ни самого чародея. Ламберт поморщился — подобные магические штуки настораживали, двери, подчиненные чужой воле, могли и не открыться вновь. Зэмистокльз появился почти бесшумно. Если бы не легкая дрожь медальона, Ламберт не заметил бы его, рассматривая неожиданно убогую обстановку комнаты, в которой они оказались — три плетеных кресла и столик. Чародей возник у боковой двери, почти слившись цветом мантии с древесной отделкой стен. Весь его вид напоминал о древности — длинные седые волосы, белоснежная борода, выцветшие глаза. Казалось, он не стремился, как другие чародеи, поддерживать впечатление достатка и обладания властью. Зэмистокльз смотрел на них с абсолютно нечитаемым выражением лица. — Что привело двух достопочтенных господ к моему порогу? — его голос звучал спокойно и ровно, без свойственных старости хрипов и слабости. Как и полагалось чародею. Ламберт скривился. «Достопочтенные господа». Неожиданное обращение к ведьмакам, тем более от чародея. Но прежде чем он открыл рот, заговорил Айден: — Доброго дня тебе, уважаемый Зэмистокльз, — он учтиво склонил голову в приветствии. — Как ты мог догадаться, мы ищем помощи. И нам рекомендовали тебя как самого сведущего в делах, касаемых ведьмаков. Ламберт бросил на него удивленный взгляд. Эскель говорил, что Зэмистокльз интересуется ведьмаками, но не называл специалистом. А ведь это давало некоторую надежду. — Вас ничуть не обманули, — согласился чародей. — Но прежде чем рассмотреть вашу просьбу, я обязан спросить, знаете ли вы о расценках? Я не меняю условия договора в процессе. Вам должна быть понятна моя щепетильность в подобных вопросах. — Полагаю, тебе нужны не деньги, — буркнул Ламберт, по непонятным причинам ощущая смутную тревогу. — Верно, верно, — тонкие губы Зэмистокльза растянулись в невыразительную улыбку. — Деньги — последнее, чего я попрошу от ведьмаков. Пройдемте, — он отступил в сторону и легко коснулся двери, которую ранее загораживал. Не потрудившись дождаться ответа, Зэмистокльз скрылся в соседней комнате. Ламберт невольно взглянул на Айдена. Тот ответил спокойным взглядом и едва заметно кивнул. Ламберт прислушался к своим чувствам, стремясь уловить чужие, и где-то в глубине услышал отголосок беспокойства. Ему следовало научиться разделять свои ощущения и ощущения Айдена. Войдя в комнатку следом за чародеем, Ламберт с трудом удержался от ругательства и тут же ощутил двойное потрясение — свое и Айдена. Все стены помещения сверху донизу покрывали полки, на которых громоздились бесчисленные предметы, часть из которых вызывала интерес, в то время как другая — самый настоящий ужас. Кристаллы, неизвестные приборы, банки с экспонатами, от которых шевелились волосы на голове. Ламберт заметил сосуд, из которого росло миниатюрное деревце, до жути напоминавшее скрюченные человеческие пальцы, банку с чьим-то мозгом, черного человекообразного зародыша, высохшую руку, на которой блестело широкое кольцо с геометрическим узором, обруч с шипами и льдисто блестевшими голубоватыми камнями. Не то чтобы его пугали части человеческого тела, но в таких количествах он наблюдал их впервые. Особенно, если учитывать, что это были части именно человеческих тел. Возникло впечатление, что они вошли в склеп. По спине пробежал холодок. Ламберт не сразу понял, чье это ощущение. Сейчас они чувствовали одно и то же. Зэмистокльз остановился в центре комнаты, рядом с широким металлическим столом, где на него падал тусклый свет единственного затененного окна. Со стола свисали ремни. Ламберт невольно вспомнил стол для Испытаний в Каэр Морхене и мгновенно пожалел о своем появлении здесь. Что бы ни попросил Зэмистокльз, цена будет высокой. — Итак, ведьмаки, — Зэмистокльз снова растянул губы в неприятной улыбке. — Что же стряслось? Должно быть, нечто серьезное, если вы решились прийти ко мне. Не скрою, я этому рад. — Такие как ты всегда рады чужим несчастьям, — проворчал Ламберт. Зэмистокльз в удивлении вскинул брови, а потом почти добродушно усмехнулся. — Как и вы, ведьмаки. Но не будем уходить в дебри морализаторства, мое время дорого стоит. Вы пришли сюда сами, как просители. Так незачем плодить рознь. Ламберт чувствовал, что Зэмистокльз получил над ними власть, и к тревоге присоединилась злость. Он нутром чуял, что власть в руках этого чародея ни к чему хорошему не приведет. — Ты прав, уважаемый Зэмистокльз, — Айден шагнул вперед, оттесняя Ламберта. — Прости моего друга за излишне резкие слова. Неприятности делают людей несдержанными. Ламберт фыркнул, скрестил руки на груди и отвернулся. Взгляд тут же уперся в эльфский череп с необычной деформацией в области переносицы. Представив, как эльф мог выглядеть при жизни, Ламберт поежился. — Понимаю, — согласился Зэмистокльз. — И потому все еще внимательно слушаю. — Видишь ли, — Айден аккуратно подбирал слова, — я не смогу ответить на большую часть вопросов, которые ты захочешь задать. У нас есть подозрение, что какая-то магия связала наши эмоции. Когда именно это началось и что послужило причиной — неизвестно, но мы улавливаем чувства друг друга. Даже на расстоянии. — Интересно, — Зэмистокльз задумчиво погладил бороду. — Из твоих слов мало что понятно, но я ни в коем случае не откажусь от возможности исследовать столь любопытное заклинание. Мне остается только благодарить богов за то, что вы явились именно ко мне. И, несмотря на твои заверения, я попрошу больше подробностей. Как долго это длится? — Четыре или пять месяцев, — с некоторым сомнением сообщил Айден. — Во всяком случае, так мне кажется. Ламберт почувствовал на себе взгляды и угрюмо кивнул. По его ощущениям выходило примерно то же. — Хорошо, — кивнул Зэмистокльз. — Тогда напрягитесь и вспомните, сталкивались ли вы с какой-либо магией в тот период? Желательно с явной и хорошо ощутимой. Такие заклинания требуют физического взаимодействия, их не получится наложить на расстоянии. — Была одна деревня со сдерживающим заклинанием, — сообщил Айден. — Оно оживляло дурные воспоминания. — Не то, — нетерпеливо поморщился Зэмистокльз. — Физическое взаимодействие с кем-то или чем-то. С воспоминаниями нельзя взаимодействовать. Айден покачал головой. Зэмистокльз вздохнул, прошелся от стены к стене, рассматривая свои экспонаты. Остановился рядом со столом и постучал по нему пальцами. Когда он поднял взгляд, у Ламберта внутри все похолодело. — Я попробую вам помочь. — В глазах Зэмистокльза вспыхнул огонек предвкушения. — Даже попробую найти источник заклятия. И это станет частью платы. Ламберт нахмурился, не понимая, о чем идет речь, взглянул на Айдена. Его лицо ничего не выражало, но Ламберт ощутил, как глубоко внутри разрастается тревога, граничащая со страхом. — Будь добр, выражайся чуть яснее, — в голосе Айдена сквозило едва заметное напряжение. — Я проникну в твой разум и найду… — Хера с два, — вырвалось у Ламберта. — Хера с два ты залезешь к нам в голову. — Не к вам, — поморщился Зэмистокльз. — Ты меня не сильно интересуешь. А вот ты, — он ткнул пальцем в Айдена, алчно глядя на него, — ведьмак из Школы Кота, ведьмак с необычными мутациями. Ты подойдешь. И заметь, я прошу это в дополнение к помощи, а не как самостоятельную плату. Вы понятия не имеете, где и как подхватили свое проклятие. Чтобы узнать это, а также чтобы изучить природу заклинания, мне все равно пришлось бы, как вы выразились, лезть в голову к одному из вас. В случае вашего согласия, я таким образом разберусь, что случилось. А заодно и еще кое с чем. Уверяю, это абсолютно безвредно. — Что мы получим взамен? — Айден говорил на удивление спокойно. Ламберт не спускал с него глаз, отмечая и разлившуюся бледность, незаметную для человеческого глаза, и напряженную линию губ, и едва видимую складку на лбу. — Могу пообещать, что вычленю суть заклинания и, если будет в моих силах, сниму его, — голос Зэмистокльза оживился. — Последнее не гарантирую, но попытаюсь исполнить. — Какие-то неопределенные перспективы, — зло бросил Ламберт. — Название заклинания в обмен на возможность поковыряться в мозгах. Обмен не кажется тебе неравноценным? — Что ж, — Зэмистокльз резко отвернулся к окну. — Как скажете. Я свои условия озвучил. Не устраивает — можете покинуть мой дом. Ведьмаки переглянулись. Ламберт молчал. Он не мог решать за другого. Не в такой ситуации. — Как мы узнаем, что ты выполнил работу в полной мере? — наконец спросил Айден. — Что не схалтурил, желая сберечь время? — Я дорожу своей репутацией, — сухо произнес Зэмистокльз, не поворачивая головы. — Получив информацию о заклинании, вы получите возможность обратиться к кому угодно и проверить мою честность. Но уверяю, если его не смогу снять я, никто не сможет. — А как я узнаю, что ты не причинишь ему вреда? — влез Ламберт. — Придется поверить на слово, — усмехнулся Зэмистокльз. — Я верну твоего коллегу в целости и сохранности. А если нет… — он глянул через плечо, — у тебя есть целых два меча, ведьмак. Но поверь, я не стремлюсь наживать себе врагов. Если у вас кончились вопросы, покиньте мой дом. Или перейдем к делу. Он снова замолчал. Внутри Ламберт сплелись нестерпимое отторжение и страх. Он видел, что Айден уже согласился, но не мог заставить себя уйти. Проблема была общая, но расплачиваться придется одному. Несправедливость порождала чувство стыда, словно он позорно бежал от трудностей, оставляя разбираться с ними других. Он встретил взгляд Айдена. Тот снова кивнул. Слишком спокойно. — Я могу остаться? — глухо спросил Ламберт. — Нет, — отрубил Зэмистокльз. — Ты будешь мешать. Вы же хотите получить хороший результат, верно? — Тогда начнем. — Айден подошел ближе к Зэмистокльзу. Ламберт больше не видел его лица. — Иди, Ламберт, жди на постоялом дворе. — Вот и отлично, — Зэмистокльз развернулся, окинул его взглядом. Потом посмотрел на стол, но тут же качнул головой и указал на стул. — Давай начнем с простого. Ламберт услышал, как за его спиной распахнулась дверь, понуждая побыстрее убраться. Ни Айден, ни чародей уже не обращали на него внимания. Он помедлил еще миг, резко развернулся и вышел, чувствуя, как его обволакивает омерзительное ощущение собственной беспомощности. Немного успокаивало одно — Айден и сам ехал сюда, еще до их встречи, он в любом случае попал бы в руки ненормального старика. Это его сознательный выбор. И все равно на душе было паршиво. Ламберт твердо вознамерился ждать Айдена до вечера. А если тот не явится, снова навестить чародея.

***

Корчма наполнялась народом, как и каждый вечер. Этот постоялый двор привлекал горожан своими расценками и широким выбором услуг, в которые входили довольно миловидные женщины. Посетители радостно просаживали заработанные в поте лица деньги, спуская их на выпивку и развлечения. Сегодня Ламберту было тошно смотреть на них. Полдень давно миновал, солнце почти скрылось за крышами домов, но Айден не возвращался. Ламберт сидел в дальнем углу корчмы, которого едва достигал свет лучин и свечей. Маленький стол смог бы вместить только двоих, исключая тем самым назойливую компанию. Перед ним стояло единственное, на что всегда был аппетит, — кружка с выпивкой. Если бы кто-то из знакомых увидел сейчас Ламберта, он бы немало удивился — кружка уже несколько часов стояла почти нетронутая, ее содержимое уменьшилось всего на несколько глотков. Ламберт сидел неподвижно, прислушиваясь к происходящему вокруг, чутко настроенный на появление Айдена. За прошедшие часы он испытал всю яркую гамму эмоций, которые точно принадлежали не ему: смутную тревогу, недоверчивое удивление, неизъяснимое облегчение. Ламберт надеялся, что эти чувства относятся к их вопросу и даже воспринимал их с некоторым удовольствием. Но потом начался настоящий ад: мучительная горечь смешалась с горячим стыдом, выматывая не хуже физической пытки, следом нахлынула тоскливая безысходность, сквозь которую непонятным образом пробивались вспышки неуверенной радости. А потом все залила оглушительная, безудержная боль, подпитываемая кромешным ужасом, превращавшим человека в скулящее животное. Ламберт потерялся в вихре чувств, которые в какой-то момент затмили его собственные. Дышать стало трудно, будто он сам был там, будто все эмоции были его собственными. Он почти не слышал пьяных голосов вокруг, не чувствовал запаха ароматной пищи, не видел стену, в которую неотрывно смотрел почти весь вечер. Он жаждал только одного — чтобы все закончилось. Как можно скорее. Чтобы хлопнула дверь, и он почувствовал присутствие Айдена. Туман забытья рассеивался медленно, нехотя отступая в глубины чужой памяти. Ламберт глубоко вздохнул, словно выбираясь из пучины, и огляделся. Никто не смотрел на него. Он попытался снова нащупать чужие эмоции, но наткнулся на полное молчание. На пустоту. На миг он испугался, подозревая худшее, но тут же ощутил беспредельную, усталую тоску, серым морем колыхавшуюся где-то вдали. Дверь не хлопнула. Тихо приоткрылась, впуская тень. Ламберт едва успел заметить, как она скользнула наверх, и тут же пошел следом, радуясь, что на них пришлась одна комната. Так у него был повод оказаться рядом, даже если Айден этого не хотел. Ламберт чувствовал его нежелание: отчаянное нежелание видеть и ощущать этот мир. Он толкнул дверь и вошел в темноту, в которой не было слышно даже дыхания. Для человеческих чувств она могла бы показаться необитаемой, но не для ведьмачьих. Айден лежал на своей кровати, с закрытыми глазами. Он не двигался, только едва заметно вздымалась грудь. Но Ламберт чувствовал. Чувствовал, как усилилось нежелание, став решительным и еще более очевидным. Он не знал, что ему следует сделать или сказать, понимал, как неуместно сейчас прозвучат любые слова, но испытывал острую потребность что-нибудь предпринять. Он не помнил, чтобы видел какого-нибудь ведьмака таким надломленным. Возможно, потому что никогда раньше не прикасался к чужой душе. — Не надо, — голос Айдена напоминал скорее случайное дуновение ветра. — Все нормально. — Ни хрена не нормально, — Ламберт неожиданно нервным жестом взъерошил волосы, напряженно думая. Чем я могу помочь? Что тебе нужно? Вопросы звучали по-идиотски. Утешитель из него был никакой. Тогда он принялся вспоминать, что делал Эскель, когда успокаивал его в детстве. Обнимал, делясь защитным теплом. Что-то рассказывал, отвлекая от дурных мыслей. Могло ли это помочь сейчас? Чувствуя себя страшно глупо и неловко, Ламберт забрался на узкую кровать рядом с Айденом и положил руку ему на плечо. Ощутил, как под ладонью напряглись мышцы, но не убрал ее. Ладно, нужно что-то сказать. Что говорил Эскель? Он уже не помнил слов, только густой, обволакивающий тембр. Черт, в голову не лезло ни единой мысли… В памяти вспыхнуло отчетливое воспоминание: ночь, сарай, проклятая деревня и блестящие глаза Айдена во тьме. Ламберт сглотнул. Кажется, пришла его очередь. О ком Айден вспоминал чаще всего? — Ты ведь помнишь своего учителя? — голос прозвучал чуждо для него самого. — Расскажешь? И тут же где-то под серой мглой на миг блеснул теплый огонек… чего? Ламберт не успел определить, слишком быстро он погас. Айден дышал ровно, размеренно. Понял ли он вообще, что от него хотят и зачем? Ламберт решил, что он не ответит, и внутри глухо заворочалось разочарование. Он уже собирался встать, когда услышал, как Айден глубоко вздохнул, будто решаясь. — Его звали Эмрас. Того, кто сделал меня таким, — он говорил тихо, через силу. — Он был старше меня, намного старше. Я не знаю, какого цвета были его волосы, я видел их уже серыми, как волчий подшерсток. А глаза… глаза были такие же, как у всех нас. И другими. В них жило то, чего не знал ни один из знакомых мне ведьмаков. Любовь. Он рассказал мне, что это такое. Мы не знали значения этого слова. Для нас существовало только удовольствие, которое можно брать у живого тела. А он… он знал, что такое любовь. Я увидел ее, когда пришел в себя после ранения. Она светилась в его глазах, когда он смотрел на Безарта. Ламберт ощутил настоящий интерес: ранение, Безарт, любовь… Что все это могло значить? Но он молчал, боясь, что Айден закроется. Он не знал, как следует себя вести в таких случаях. На зимовке случалось, что ведьмаков охватывало желание поделиться сокровенным и болезненным, особенно поздним вечером, после хорошей попойки, но им никогда не требовалась помощь. Они не были надломленными. Айден снова вздохнул, и Ламберт запоздало вспомнил, что его чувства тоже открыты, на миг встревожился, что его любопытство неуместно. — Эмрас откололся от Школы Кота давно, я был еще мальчишкой, — снова вязко потек рассказ. — Никогда не приезжал на зимовки, не стремился к встречам с другими ведьмаками. Я помню его как задумчивого, одинокого ведьмака, который всегда держался особняком. А потом он просто исчез и никто не вспоминал о нем. У меня, — Айден с трудом сглотнул, — был заказ. На человека. На Безарта. Ламберт весь превратился в слух. Он и представить себе не мог, что Айден мог когда-то быть таким же наемником, как и другие ведьмаки из Котов. Мог быть наемным убийцей, которых Волки презирали и которым был закрыт путь в Каэр Морхен. Несоответствие того, что он видел, и озвученного заставило замереть, вслушиваясь в слова. — Ты думал, я таким родился? — снова угадал его мысли Айден. — Я же говорил, что раньше был похож на других. Иначе и быть не могло. Нам вбивали это с детства — нет ничего важнее денег. И мне понадобилось много времени, чтобы узнать иную сторону жизни. Эмрас защищал Безарта, но не убил меня. Сильно ранил. Чтобы остановить убийцу из Школы Кота нужно приложить много сил. И еще больше сил нужно приложить, чтобы оставить его при этом в живых. Я оказался прикован к постели на несколько месяцев. Представляешь, во что он превратил меня? — Айден усмехнулся, и Ламберт ощутил первые признаки разгорающегося тепла, слабые, но отчетливые. — Придя в себя, я не ощущал ничего, кроме боли, совсем как в детстве, но это было привычно, — голос Айдена немного окреп, зазвучал спокойнее и выразительнее. — Непривычным было другое — взгляд Эмраса. Я никогда не видел ничего подобного и не сразу понял, что он означает. А потом испытал страшную зависть. Потому что никто никогда не смотрел на меня так, как он смотрел на Безарта. Он любил его и постоянно говорил об этом своим взглядом. Это было невыносимо. Мы… много разговаривали. Я злился. Проклинал его. Ненавидел. И завидовал им. А он не отступал. Я наблюдал за ними все эти месяцы, наблюдал за чужой, неведомой мне жизнью, и понимал, что больше не хочу жить как раньше. Я хотел получить надежду, хоть призрачную возможность, жить так же. Айден замолчал. Ламберт не шевелился, наблюдая за его лицом, но не сразу заметил, как ожил его взгляд. Айден повернулся к нему и вдруг улыбнулся. — Он научил меня этому приему, — в его голосе звучало тепло. — Искать яркие точки в прошлом и цепляться за них, чтобы выжить. Вот только существовала огромная проблема — до нашей с ним встречи у меня не было хороших воспоминаний, способных держать на плаву. Но я узнал, как можно их получить и потом использовать. А теперь и ты знаешь. — Он коснулся своим лбом лба Ламберта, и тот от неожиданности не успел среагировать, так и застыв. — Спасибо, — шепнул Айден. Ламберт снова ощутил, как затягивает его в свои глубины золотистый взгляд, подкрепляемый тихим умиротворением, затопившим сознание. Он не хотел нарушать это хрупкое чувство, напитываясь им, подчиняясь ему. И Айден тоже не хотел. Ламберт чувствовал это.