I love you, darling

— Прости меня. Ты тянешься к полке и берёшь свой шампунь. А ведь раньше рядом стоял его — ментоловый. Выдавливаешь содержимое в ладони и растираешь. — Прости меня. Массируешь кожу головы аккуратно, стараешься промыть её всю. — Прости меня. Вода из душа льётся горячая. Ты пытаешься согреться, ведь в последние пару дней только и мёрзнешь. «Это из души холодом веет,» — ты усмехаешься, понимая, что даже собственные мысли не греют. Струи ощущаются тяжёлым грузом на плечах, заставляют сгорбиться, подобно мерзкой старухе, но выйти из-под них — окончательно заледенеть. Решаешь, что лучше потерпеть, чем превратиться в никому не нужную сосульку. — Прости меня. Ты не замечаешь, как движения становятся грубее. Стараешься вытравить назойливые мысли из своего мозга. Чуть ли не выдираешь себе пару прядей, но во время убираешь руки и подставляешь голову под воду. Мыло стекает по волосам, но в глаза не попадает, будто специально избегает этого места. Оно не хочет помогать стереть увиденное. — Прости меня. Берёшь мочалку и трёшь кожу до красноты. Думаешь о том, что красный куда красивее синего. На часах сейчас ровно десять вечера, и это ещё раз заставит прошептать «прости меня». Прошло ровно два дня с того случая и с того момента, когда это фраза стала твоим лучшим другом. Прошло два дня, как он умер. Тогда он плакал, цеплялся пальцами за рукава одежды, пока твоё сердце умирало вместе с ним. Ему было страшно, так страшно, что коленки тряслись, как руки у старика, имеющего болезнь Паркинсона. Он совершенно точно не хотел умирать; не хотел, чтобы его тело лежало на холодном столе в морге, пока патологоанатом бы безжалостно резал его плоть; не хотел гнить в чёрном ящике, пока другие люди со слезами на глазах навещали бы его. Он не хотел, но уже всё решили за него. У него не было выбора, именно поэтому тогда его лицо темнело, губы синели, а глаза закатывались. — Прости меня. И поделать ты тогда ничего не могла, лишь бесполезно кричать его имя и бить по щекам, надеясь, что это поможет привести в чувство. Но приехавшие врачи и полицейские намекнули своим сочувственным лицом, что это не помогло. Чёрный мешок, куда, словно в цепи, заковали его тело, громко не шуршит, объявляя с этого момента начало траура. Очередное «прости меня» в ванной комнате будет тонуть среди шума воды. Он умер на твоих глазах, и ты сожалеешь, что ничем помочь не смогла. Выходить из комнаты не хочется, ведь где-то там пару дней назад он задохнулся. Но всё же твёрдый кафель в комнате впитает все сожаления и поможет очиститься. Дверь ванной выпустит нового человека, который отчаянно верит в то, что с ним всё хорошо.