SCP-845 - Аккерман

— Что это за новый шарф у тебя? Кто-то из сотрудников притащил журнал моды? Микаса неловко покраснела, утыкаясь носом в шарф. Это действие за последние несколько дней настолько стало родным, естественным, словно с этим шарфом она родилась. Он уютно и мягко обхватывает шею, с ним не холодно и не жарко, он стал уже настоящей частью её тела, а не просто элементом гардероба. И вместе с ним в теле поселилось странное тёплое существо, что заставляет сердце яростно биться и кровь гонять по жилам, выплёскиваясь краснотой на щёки, а глаза наполняются влагой. И всё то особенно остро ощущается, когда в Зону приходит один единственный человек. — Нет. Мне подарили. — О-о-о, — удивлённо протянул Кенни, откидываясь на спинку маленького стула и ковыряясь зубочисткой в зубах. Они только что закончили трапезу, и Первый, что являлся не таким уж частым гостем у «родственницы», только сейчас заметил обновку. И, конечно же, она его заинтересовала своей совершенно отсутствующей функциональностью. То ли дело рубашка там, или брюки, пояс, трусы в конце концов! Но шарф! Ну ладно, здесь можно притянуть, что он вроде как греет, хотя и выглядит не теплее носового платка. — И кто же? — Один… один сотрудник… Микаса отчаянно надеялась на родовое отсутствие румянца или чего-то, что могло выдать её смущение, однако в этом деле неожиданно для неё стало слишком сложно контролировать собственные чувства. Она почти не помнила ничего из предшествующего появлению тех людей в халатах и обмундировании, но от чего-то знала: по натуре она спокойная, рассудительная, малоэмоциональная. Но стоит лишь в голове всплыть образу одного парнишки с каштановыми волосами и невероятными изумрудами вместо глаз, как вся её холодность мгновенно тает перед другим чувством, которого никогда ранее не испытывала. Но оно такое… приятное. Тёплое. Греет внутри, щекочет пушистыми бочками и урчит, и, кажется, становится ещё больше в размерах, угрожая разорвать хрупкую физическую оболочку, как только тот парень оказывается поблизости. Что это за чувство? Почему в нём одновременно хочется искупаться, окунуться с головой, и вместе с тем убежать, спрятаться, никогда не видеть и не слышать ни причину этого чувства, ни само это чувство тоже? Впервые за время, проведённое в этом странном месте, девушка понимала, что ей отчаянно не хватает информации об окружающем мире, только взять её неоткуда. К ней приходит разве что Кенни да другие сотрудники, но никто из них не отвечает на её вопросы, что бы она не спрашивала. И одна проблема накладывалась на другую, и Микаса ощущала себя совершенно одинокой, брошенной в бесконечности своего неведения. Что-то в лице Кенни поменялось, стоило ему не только увидеть, но и услышать изменения в Микасе при её ответе. Словно маска разбилась на тысячи осколков, обнажая лицо измученного старика, и он глянул на неё единственным видимым глазом, покуда другой прятался за повязкой. — Сотрудник один, говоришь… И что за сотрудник? — Просто сотрудник, — поджала губы Микаса. — Имя-то есть у него? — Я… я не знаю его имени. Он не представился. — А чё шарф тебе отдал? Попросила, что ли? — Нет, он сам отдал. — Мда, подарочек, однако. — Ты что-то знаешь? Кенни не нужно много времени и сил, чтобы вернуть себе былое самообладание, и вот он уже спокойно затянулся никотином сигареты, поднимая взгляд к потолку. Поза его полностью расслаблена и ничто не говорит о былом напряжении. — Было ли у тебя ощущение бесконечной силы? И осознание, словно точно знаешь, что нужно делать? — Что? — Микаса непонимающе подняла на мужчину взгляд, пальцами касаясь короткой бахромы на шарфе. Это движение приятно успокаивало своей пушистостью и мягкостью структур, действуя словно наркотик — остановиться трогать невозможно. И тем больше оно оказывало успокаивающих ощущений девушке при столь странном и малопонятном разговоре со старшим. Он ведь точно что-то знает, но почему не говорит? И он наверняка в курсе способа помочь капитану, но опять же — ничего и никому не говорит! Он всегда был таким? Скрытным? Сам себе на уме? Почему же она ничего не помнит! — Ничего. — На тонких губах, окружённых мерзковатой и даже на вид колючей щетиной, растянулась усмешка. — Просто… спросил. Ты поймёшь, и, думаю, произойдёт это уже совсем скоро. Несмотря на странную формулировку и общую неясность темы разговора, перешедшего от обсуждения последних модных тенденций в Зоне к чему-то… чему-то, Микаса, тем не менее, отложила сказанное Кенни в далёкий уголок памяти, чтобы чуть позже это обдумать и понять, что же именно он имел ввиду. И осознание это приходит к ней намного раньше. В один из череды обычных мало чем отличающихся друг от друга дней произошло нечто странное. Микаса чувствовала, знала, что в Зону пришёл тот парень, человек, что подарил ей шарф. А ещё чувствовала, что ещё немного и случится непоправимое, такое, что может не просто изменить, а полностью перевернуть её жизнь. Такое, что повлияет не только на неё, но и на того самого парня. И на него то повлияет не в очень хорошем смысле. То мягкое тёплое чувство внутри, к которому она уже привыкла, неожиданно видоизменилось — оно встопорщилось, ощетинилось, выставило острые иглы как у ежа, и тот колючим мячиком хаотично запрыгал по груди, толкая её вперёд, вперёд, сейчас, немедленно! Как выбралась из камеры своего содержания, она не помнила, но в голове навсегда отпечатался след из эмоций, страха и боязни не успеть, потерять; как на всей возможной и невозможной скорости бежала по бесконечному лабиринту коридоров проклятой Зоны, огибая препятствия в виде сотрудников и различного оборудования. К счастью, невидимый радар не подвёл. Она пришла ровно туда, куда и было нужно, и именно в тот момент, что являлся точкой невозврата. Микасе хватает лишь одного широкого взмаха рукой, в которой мгновенно материализовалось острое лезвие, обрезая омерзительно скрюченные пальцы на жилистой сухой ладони, что вот-вот и прикоснулись бы к тому, к кому прикасаться из всех аномальных тварей может только она! Микаса Аккерман! Тёмное существо с писком отползло, глаза его, налитые кровью, впились в другую аномаль, но столкнулись с настоящей беспросветной стеной с алыми горящими зрачками, словно бездна адская обратила свой взор на примитивную тёмную сущность. Пусть это создание знает, что прикасаться к данному человеку запрещено, и Микаса уничтожит каждого, кто только посмеет пойти против запрета. Безмерная сила бурлила внутри, и сдерживать её оказалось намного проще, чем ожидалось. — Что… что произошло? — Где SCP-280? — Держу его! — Отлично, но что случилось-то? — Доктор! Люди, присутствовавшие в камере содержания двести восьмидесятого, не сразу поняли, что произошло нечто из ряда вон выходящее, а потому заголосили вопросительно, перемигиваясь фонариками в полутьме. Сзади Третья скорее почувствовала, чем услышала едва прозвучавшее на выдохе «Микаса»… И она была готова поклясться всеми известными богами, что это лучшее, что когда-либо воспринимали её уши. Медленно обернувшись, Микаса попала в плен бесконечно зелёных глаз, что смотрели на неё со смесью удивления и… ужаса. Такой спектр эмоций от этого человека заставил девушку невольно вздрогнуть, меч исчез из её рук, и только она шагнула в сторону того, кто вероломно пробрался в девичьи грёзы, как комнату прорезал яркий свет — целый отряд вооружённых сотрудников службы безопасности заполнил и без того небольшое помещение, и фонари с их оружий для привыкших к полутьме исследователей светили ярче прожекторов. — Это… — Это же одна из SCP! — Восемьсот сорок пятая! Да, точно! — Что она здесь делает? — Немедленно уведите её в камеру содержания и доложите мне, как так вышло, что одна из аномалий просто разгуливает по Зоне! Выполнять! — Нет, стойте! Микаса! В спину девушку пихнули дулом, весьма болезненно надавив на точку у левой лопатки, аномалия даже и не думала сопротивляться — осознание собственной слабости и нежелания навредить одному важному человеку — она и так напугала его! — связывает крепче любых материальных пут, — только сделала шаг в сторону выхода… И неверяще оглянулась. Он… он позвал её? Он не испугался? И… и он знает её имя! — Немедленно всем покинуть камеру содержания двести восьмидесятого! Немедленно! Микаса поймала глазами взгляд тех самых изумрудов, что оказались как-то неожиданно близко, а в спину упёрлось уже не холодное оружие, а две тёплые ладони — они мягко подтолкнули её в большой ярко освещённый коридор, выталкивая из кольца ничего непонимающих сотрудников в кольцо множества дул оружий, оттеснивших её в самый центр и отделив от того парня. Она знала, что они не причинят ей вреда, но могут причинить боль, чего очень бы не хотелось. — И правда, это Третья из восемьсот сорок пятых, — протиснулся мимо двух вооружённых охранников мужчина в халате. Маленькие круглые очки на его переносице бликнули от света ламп, пальцами он обхватил подбородок с небольшой бородкой, потёр задумчиво, разглядывая девушку перед собой. — Как ты здесь оказалась? Камера твоего содержания находится в другом крыле Зоны. Микаса молчала, даже и не думая отвечать на поставленные перед ней вопросы. Глаза же её, чёрные как смоль, скользили по всем присутствующим, пока не нашли искомое. Высокий парень с зелёными глазами, оттеснённый от неё шкафообразными охранниками; стоило им встретиться взглядами, как он, нисколько не опасаясь, просто прорвался к ней прямо в окружение множества направленного в них смертоносного оружия; бесстрашно встал рядом, прикрывая плечом. — Отец… Доктор Йегер! Позвольте мне отвести её в камеру содержания. — Эрен! На тебя только что едва не напал двести восьмидесятый! Тебе нужно в лазарет, а ещё лучше затребовать курс амнезиаков. — Я в порядке… в лазарет загляну, конечно, но позже! — Эрен… — Она спасла мне жизнь, отец… — Микаса вновь автоматически спрятала нос в шарф, отводя взгляд в сторону, чувствуя, как щёки её стали едва ли не краснее мягкой ткани. Ей было очень непривычно ощущать эту заботу, эту защищённость; на её защиту встал человек, и не просто человек, а тот… кто так ей симпатичен. И эти мягкие нотки в его голосе отдавались в груди у девушки пожарищем, что грозится спалить её дотла. То чувство спрятало иголки, вновь превратившись в мягкую милашку, греющуюся в лучах её смущения. — Стоит проявить к ней хотя бы каплю уважения. По лицу мужчины в очках было очень хорошо заметно, что услышанное от сына повергло его в шок, и что ожидал он совершенно другого. Зелёные глаза его, так похожие на глаза юноши, скрылись за бликом толстых стёкол. — Хорошо, Эрен. Вы двое, — кивнул двум охранникам, — пойдёте с ними. Держите её на мушке. Остальных прошу разойтись. Эрен лишь издал недовольный звук, скривив губы, но не стал ничего говорить в ответ, только хотел повернуться к Микасе, когда его окликнул один из исследователей. — Вот, возьми, — протянул парню респиратор и плотные перчатки. — Я помню её протокол безопасности, ни в коем случае не прикасайся к ней и не позволяй ей дотрагиваться до незакрытых участков кожи. — Да, спасибо, — буркнул тот в ответ, стягивая ремни респиратора на затылке под неаккуратной растрёпанной шишечкой. Микаса с умилением смотрела на неё, мысленно представив, как могла бы его заплести. Кажется, у девочек на то бывают куклы, чьи волосы можно чесать бесконечно, только… Она не помнит ничего из своего детства. И единственную «куклу», которую хотелось бы чесать и трогать, как бы то неиронично звучало, ей трогать нельзя. Прибывшие члены МОГ с нескрываемой неохотой опустили оружие, щёлкнув предохранителем. Переглянулись и по команде разошлись; двое отделились следом за Эреном и Микасой. Девушку слегка потряхивало — её проводит до камеры этот молодой человек, Эрен. И почему-то осознание того, что она смогла спасти его, а он не только принял это с благодарностью, но и отстоял её перед теми жуткими людьми — и как только они, беззащитные, с бесполезными пушками, могут внушать такой нечеловеческий страх? — окрыляло девушку, словно за спиной распустились настоящие крылья. Как у тех птичек, что порхали меж сочной зелени деревьев. Ах, сколько же она тут сидит взаперти? Когда последний раз была на свежем воздухе? И… будет ли вновь? Неважно, куда более её беспокоил вопрос — будет ли Эрен навещать её? И вопрос оказался одним из тех, на которые Микаса смогла получить ответ да ещё и положительный. Сопроводив её до камеры, парень улыбнулся — улыбка его отразилась в прекрасной зелени глаз, не скрывшись под бездушным респиратором, и сказал: — Я приду к тебе завтра, нужно обработать царапину на щеке. И эти слова, эта улыбка так глубоко врезались Микасе в душу, что всю ночь она проулыбалась подушке, и даже привычное ноющее ощущение в рёбрах стало меньше, нагревшись от мягкого тёплого чувства. А в темноте перед собой она видела зелёные глаза, что словно светятся изнутри потусторонним светом. Он точно особенный. Самый особенный. Как только механические часы у прикроватной тумбочки известили о наступлении восьми утра 5 декабря, Микаса уже поднялась с постели. Приняла душ, оделась в чистую одежду — обязательно повязав шарфик на шею, — однако к завтраку не притронулась. Она ожидала, что его ей принесёт Эрен, и они бы разделили трапезу вместе, но пришёл другой сотрудник. Почему? Он ведь обещал прийти! Обрушившийся шквал вопросов сотрудник не выдержал, испуганно кинул поднос на стол и убежал, запирая за собой дверь, оставляя в пустой комнате Микасу с отравляющими осознание мыслями. Ни в коем случае нельзя оставлять девушку без ответов на вопросы, иначе она начинает много думать — иногда даже слишком много, — и вот уже ответы на все вопросы найдены, только вот от реального положения дел они отличаются чуть более, чем полностью. Накрутить себя ничего не стоит, особенно аномальной сущности в обличии девушки, оторванной от внешнего мира. А потому на новый стук в дверь, а затем и шаги она отреагировала резким поворотом головы и сжиманием в тонких пальцах нагинаты… И тут же ахнула, распахивая глаза. — Эрен… — Воу! — невольно отшатнулся Эрен, стоит ему только увидеть Третью в таком состоянии. Не гнев, а скорее отчаяние вперемешку с околоистеричным настроем. Не сказать, что это его напугало, после произошедшего накануне он уже и сам не понимал, что чувствует. Опустошение, некоторое перегорание и… желание скорее вновь оказаться рядом с той аномалией. С Микасой. Потому что с ней безопасно. Да, ему точно нужно обратиться за амнезиаком, а то эти скрюченные тёмные пальцы ему мерещатся даже вместо собственных рук. — Ты… ты чего это тут выделываешь? Микаса похлопала пушистыми густыми ресницами, а на щеках её появился приятный румянец, перекликающийся краснотой с шарфом на её шее. Она вновь его надела. А ведь в камере комфортная температура, позволяющая ходить даже в лёгких одеждах, но она не снимает отданный ей предмет одежды. Отданный им, Эреном. Кажется, девушка поняла, что сделала слишком поспешные выводы, а потому руки её опустели и опустились на колени, и вся она сжалась в комочек, понуро опуская голову. — Прости, я… напугала тебя. — А? Нет, что ты! Нашла из-за чего переживать. Эрен прошёл внутрь комнаты, сел рядом с девушкой за стол, поставив перед ней поднос с обедом. Глаза блеснули из-под чёлки, а затем тонкие руки взялись за еду, и юноша смог несколько свободно выдохнуть. Как же неприятно респиратор давит на переносицу! И перчатки эти неприятно прилипли на ладонях. Или… у него просто вспотели от волнения руки? Поглядывая на молчаливую аномальную сущность, неспешно поедающую принесённую еду, Эрен тихо вздохнул. — Спасибо тебе. — В ответ на удивлённый взгляд глубоких тёмных очей — ого, и правду говорят, что метисы очень красивые, — он только улыбнулся, щуря глаза. — Ты спасла меня вчера. Не знаю, как у тебя это вышло, но… спасибо. И шарф тебе очень идёт. Если раньше румянец Микасы был словно нежные лепестки только-только зреющей розы, то сейчас он расцвёл ярким цветом на её щеках, такой яркий, что мог посоревноваться с цветом её шарфа. И при этом делая её очень красивой. Таких красивых девушек Эрен ещё не встречал. — Мы с тобой толком так и не познакомились, — вновь заговорил он, потому как уже понял, что Третья не отличается особенной болтливостью. Зато вот язык тела у неё весьма разговорчивый. — Моё имя Эрен Йегер, я младший научный сотрудник. Только недавно поступил на службу Фонда. — Микаса, — проговорила девушка, и робкая улыбка обозначилась на её пухлых губах. — Микаса Аккерман. — Рад познакомиться с тобой, Микаса. — И я… очень рада. С этого и началась их странная дружба. С робких взглядов в сторону друг друга. С глупых разговоров обо всём и ни о чём одновременно. С его несмелого предложения обработать порез на её лице. Уже на вторую встречу Эрен снял респиратор. Третья их встреча случилась перед официальным допросом у доктора Санеса, и тогда, успокаивая её, он впервые трогает узкие плечи руками, не закрытыми перчатками. И Микаса плавится под этими прикосновениями, ловит все его взгляды, каждое касание, заглядывает в рот, отчётливо понимая, что этот парень теперь — весь её мир. Без него невозможно дышать, невозможно есть, спать. Невозможно жить. Плевать на весь белый свет за пределами её комнаты, когда всё сошлось клином на одном человеке! И после потасовки с Кенни оказавшись глубоко под землёй в подвальных помещениях той странной организации, которую все называют «Фондом», Микаса, отрезанная от своего настоящего мира, чувствовала себя отчаянно неживой. Мёртвой. Внутри лишь пустошь, что снова может озелениться только в случае присутствия Эрена. Не удивительно, что столь превосходному манипулятору, как Елена, ничего не стоило воспользоваться отчаянным состоянием Третьей. И только Эрвин винит себя, что расслабился, не увидел, не заметил, не обратил более тщательного внимания на эту женщину. И в результате все они оказались её заложниками. Леви с безнадёгой в единственном открытом глазе смотрит на то, как Эрвин подчиняется этой суке. Как протягивает к нему руку и касается ещё не закрытой раны на щеке. Рука его тёплая, приятная, к ней хочется прильнуть и потереться, как большому ласковому коту. Но… но ведь кровь его опасна! Он не может потерять его, только-только обретя! — Он будет в порядке… — Что?.. Ласковый шёпот Микасы кажется громом, бьющим прямо в ушную перепонку, и Леви хотел бы обернуться к ней, встряхнуть дурную девчонку, быть может, дать ей пощёчину, чтобы в следующий раз и не думала наставлять на старших оружие. Но всё его внимание обращено на Эрвина, и он не смеет отвести от него взгляда. Тёмная густая кровь растекается по коже, вырисовывая её причудливый мозаистый рисунок, впитывается, сгустком скрываясь внутри широкой ладони. Леви словно видит собственными глазами, как она втекает в кровоток, как устремляется с ним в сторону сердца, чтобы затем разнестись по всему организму, отравить его, убить… И происходит невероятное. Всего пару мгновений Эрвин сидит неподвижно, закрыв глаза. Три удара сердца, отрава разошлась по всему его нутру, дошла до каждого органа, до каждой клетки, но… что-то не так. Смит не падает замертво. Он открывает глаза, и Леви невольно вздрагивает, вжимаясь спиной в абсолютно спокойную Микасу. Глаза Эрвина нечеловечески темны. Мёртвая сухая склера испещрена трещинами, словно иссушённая могильная земля, а радужка, что была чудесного небесно-голубого оттенка, налилась алой кровью. Всего мгновение они смотрят друг на друга, один в ужасе, другой — отвратительно безразлично, пока не моргает. И вся кровь с радужки буквально стекает на нижнее веко, размазывается по нему, почти мгновенно высыхая, оставаясь в виде странных чуть искривлённных дорожек — словно шрамы тянутся от нижнего века до скул. И… это выглядит так странно завораживающе, что все трое присутствующих пялятся на Эрвина как на Второе пришествие, не в силах даже вздохнуть. Но вот он моргает, и склера постепенно возвращает свой естественный белый цвет, вместо сухих трещин — сетка сосудов, радужка вновь напоминает небо. И «шрамы» постепенно бледнеют, пока не пропадают совсем. Только Леви понимает — пропал лишь он сам. Теперь они неразрывно связаны, как Кенни с Ури, как Микаса с Эреном. И куда бы не направился этот человек — он проследует за ним в самое пекло Ада. Даже если ему кажется, что из этого Ада он уже вернулся. — Невероятно… Первой из присутствующих в себя приходит Елена. Глаза её торжествующе блестят, респиратор не может скрыть широкую улыбку. — Значит, всё правда. Действительно, есть связь между восемьсот сорок пятыми и теми, кого они выбирают! И эта связь не позволяет им отравлять друг друга, наоборот! Нужно срочно отредактировать ваш официальный отчёт, созвать научных сотру…. Даже две аномальные сущности не успевают ничего осознать, как Эрвин с нечеловеческой скоростью схватил Елену за горло и вжал с жутким грохотом в стену. На мгновение даже показалось, что он пробил её насквозь — но нет, однако женщина хрипло застонала от боли. — Ты… тварь… — рычит он ей в лицо, срывая с неё респиратор. — Теперь твоя очередь прикоснуться к ним! — Эрвин! — вскрикивает Леви, с ужасом понимая, что в своём нынешнем состоянии не успеет его остановить, и он просто убьёт эту женщину, сломав хрупкую шею. Только вскочившая Микаса едва успевает дотронуться до широкого плеча, как на шум появляется один из прибывших с ними охранников. — Мисс Елена! Микаса молниеносно переключается: хватает пистолет за дуло, уводя его в сторону, и пуля свистит у самого её виска, одновременно с тем, как её колено пробивает охраннику поддых. Шума от потасовки под самым носом хватает Эрвину, чтобы прийти в себя; он отпускает Елену, и та падает на пол, сдавленно крикнув, что она в порядке, второму подоспевшему охраннику, пока первый жадно хватает ртом воздух, согнувшись от удара пополам. — Мэм… — В порядке, блять! — Так точно, мэм! Есть срочные новости! Похоже, произошедшее в камере SCP-845-2 очень сильно встревожило обоих охранников, и они растерянно решают, нужно ли брать кого-то под стражу. Определённо, стоило бы связать Смита, посмевшего поднять руку на представителя Совета О5, но Елена не отдаёт нужного приказа, только надрывно кашляет, поднимаясь на ноги и отмахиваясь от помощи. На шее её явственно проявляется отпечаток широкой ладони. — Докладывайте! — Нарушение протокола безопасности. Произошла утечка информации, мэм. Слито множество данных об SCP, даже особо засекреченных. — Твою мать. Мы в дерьме.