***
— …относились изыскания и исследования пророков, которые предсказывали о назначенной вам благодати, исследуя, на которое и на какое время указывал сущий в них Дух Христов… Сознание выныривает из темноты, неспешно, медленно. Эрвин почти не ощущает себя, не осознаёт, однако первым из всех чувств к нему возвращается слух. В него вливается приятный голос, лёгкий, как пёрышко, переливистый, как музыка птиц, которую так приятно слушать, сидя на сочной зелёной траве под ветвистым деревом, шепчущим листьями о красоте этого мира. — …когда Он предвозвещал Христовы страдания и последующую за ними славу. Им открыто было, что не им самим, а нам служило то, что ныне проповедано вам благовествовавшими Духом Святым, посланным с небес… О, ты проснулся. С трудом приоткрыв глаза, словно веки склеились меж собой клеем, Эрвин видит белый навесной потолок с двумя небольшими круглыми лампочками. Они выключены, а весь свет в будто сжимающемся помещении льётся из большого окна на стене за его головой. А голос? Откуда он исходит? — Здравствуй, Эрвин. — С правого боку появляется круглое лицо с несколькими морщинами-паутинками у странно лилового цвета глаз. Мужчина мягко улыбается, и морщинки изгибаются, умножаются, делая его лицо ещё более добрым и приятным. — Не ожидал, что ты окажешься здесь. С нами. — И глянул куда-то в сторону. Эрвин потёр глаза, зажмурившись. Затем снова распахнул их. Ничего не поменялось. Он находится в небольшом светлом помещении вместе с доктором Ури Рейссом. А это означало одно из двух: либо доктора уже выпустили из изолятора, либо… Мда. — Да, здравствуйте… доктор. — Смит осторожно приподнимается, оглядывается. Замечает, что помещение узкое — вот почему ему казалось, будто стены надвигаются, готовые вот-вот его зажать меж собой, — и вдоль одной стены стоят две кровати. И его кровать как раз около окна, в которое приветливо заглядывает солнце. Оно садится? Или встаёт? С какой стороны Зоны находится изолятор? Сидящий рядом Рейсс продолжает мягко улыбаться; на его коленях заметна толстая книга с крестом на переплёте. Библия? Довольно странное увлечение для человека, посвятившего свою жизнь науке и изучению аномальных сущностей. — Который час? День? — Вас привели под ночь. — Повернув голову, Эрвин замечает на соседней кровати Эрена. Тот сидит в углу, сжимая руками подобранные к груди колени и уткнувшись в них подбородком. Его растрёпанные волосы не собраны и свободно ниспадают на лицо, однако не скрывают горящих упрямым огнём глаза. — Ничего не сообщили и только оставили. — Думаю, сейчас около шести вечера, — мягко отвечает Ури. — Часов здесь нет, поэтому приходится полагаться только на собственные ощущения. — Замолчав, он вздыхает, отводя взгляд в сторону. Эрвин с нажимом проводит по лицу руками, оттягивая кожу, пытается прийти в себя. Отлично. Его заперли с Рейссом и Йегером. С теми, кто бросался на вооружённых охранников и сотрудников МОГ с голыми руками, в отчаянии пытаясь пробиться к проклятым объектам SCP. Изумительно. А сейчас они сидят здесь, у окошка, и тянутся к солнцу на подоконнике как два растения. Где же их несгибаемая воля? Куда делось ничем необъяснимое желание быть как можно ближе к восемьсот сорок пятым? Неужто утихло? Да быть не может! — Нас что, заперли? — Изолятор, — кивает Ури, продолжая смотреть в окно. Солнце серебрит его белые волосы, старательно пробиваясь сквозь решётку с довольно узким шагом прутьев. Действительно, изолятор. — И? Вы никак не пытались отсюда выбраться? Это вообще нормально, что нас тут держат словно преступников? Эрвину хочется рвать и метать. У него нет времени сидеть здесь, в этой камере с двумя овощами! Ему нужно срочно выйти, выебать Закклая, выебать Елену и весь совет О5 ещё в придачу! Каждого в отдельности! Весь проклятый Фонд! Всех разнесёт! Голыми руками!!! Вытащит Леви и уничтожит Фонд! — Эрвин! Не прилагайся ко множеству грешников. Помни, что гнев не замедлит, глубоко смири душу твою… Леви… он ведь… Он ведь так и не сделал ему перевязку… не смог позаботиться… Оставил его, маленького, хрупкого, так сильно израненного. Схватившись за голову, Эрвин опустил её между своих коленей, с силой зажмурившись. Его всего затрясло от переполняющих чувств: гнев, злость, обида, стыд, и они смешались в такой невообразимый коктейль, от которого собственное тело стало казаться тесным, маленьким для такого количества чувств, а голова вот-вот взорвётся и засвистит, как крышка у вскипевшего чайника. И от того только больнее ощущать собственное бессилие. Он ничего не сможет сделать, сидя взаперти! А кто его отсюда вытащит? Чёрт! Он всё провалил! — …что наказание нечестивому — огонь и червь. Разумного раба да любит душа твоя, и не откажи ему в свободе… Мягкий голос Ури скользит словно не в уши — сразу в сердце. Разгоняет тьму, разжимает сжавшийся в груди кулак и позволяет Эрвину вдохнуть полной грудью. И он жадно хватает распахнутым ртом воздух, раз, второй, чувствуя, как постепенно охватившая его истерика спадает, и он падает обратно на подушку, выдыхая. Словно шторм в море, сначала взбесивший сильным ветром волны, нагоняя их на прибрежную зону, смывая всё, находящееся там; но теперь ветер успокаивается, успокаиваются и волны, уходя постепенно в свои границы, забрав с собой как трофей несколько вещей. Так и истерика Смита уходит, забрав с собой и те негативные мысли, что едва не охватили его полностью. — …перед падением возносится сердце человека, а смирение предшествует славе… Белый потолок слегка покачивается перед глазами, и Эрвин смеживает тяжёлые веки. Вслушивается в слова Рейсса, ощущая, как внутри селится спокойствие, а голова становится чистой и ясной. — Дух человека переносит его немощи; а пораженный дух — кто может подкрепить его? Сердце разумного приобретает знание, и ухо мудрых ищет знания… Мысли больше не скачут разноцветными ежами, теперь они текут, спокойно и размеренно. И Эрвин распахивает глаза от настигшей его мысли. — Доктор Рейсс… — Можно просто Ури. Мы тут все в одном положении, какие уж тут расшаркивания. — Ури. Ваш голос очень успокаивает. На грани возможного. Как давно вы занимаетесь проповедничеством? Ури растягивает губы в лёгкой улыбке, щурит глаза. — Как встретил Кенни. Не ожидал от себя такого, если честно. Библия сама легла в руки, стихи — словно на плёнку записались в память. Хотя никогда не был набожным, я человек науки, прагматики и логики. Какие уж тут верования в бородатого мужика на небе… — А мне нравится слушать ваш голос, — замечает Эрен со своей кровати. — Он действительно успокаивает. — И усыпляет, да, я заметил, — издаёт беззлобный смешок Ури, и парнишка фыркает. Но даже Эрвин слышит, как он прячет в коленях улыбку. — Только этим здесь и развлекаемся. Я рассказываю Эрену разные притчи, объясняю их скрытый смысл, А он частенько просто берёт и засыпает посреди разговора! — Да тут больше и делать нечего! Только спать! С Микасой хоть весело было, можно было интернету её учить, сериалы вместе смотреть, изучать аномалии! На тренировки ходить… Весёлый настрой исчезает так же внезапно, как и появился, и голос Эрена с каждым словом становится всё глуше и глуше. Гаснет и улыбка Ури, и он вновь отворачивается к окну. — Я тоже скучаю по Кенни. И до сих пор не могу понять, как так вышло, что он нарушил условия содержания… Накрытые покрывалом неловкой тишины трое мужчин задумались каждый о своём. Каждый о своём SCP-845. И в особенности думал Эрвин, которому было что обдумать после всего случившегося. Теперь ясно как день: SCP-845 действительно создают связь с человеком, которого выбирают. И выбирают за доли секунды по своим каким-то необъяснимым критериям. Спасают их, чтобы спастись самим. Кенни почти излечился, встретив Ури, как его раны сейчас — Эрвин не знает, не успел ведь дойти до него. Да он и Леви не успел осмотреть полностью! Остаётся надеяться, что никто не забрал медицинский кейс, а аномальные объекты достаточно разумны, чтобы обслужить себя самостоятельно. Чем…чем вообще тогда всё закончилось? Его просто увели? Он вообще ничего не помнит с момента, как захлопнулись тяжёлые двери лифта и снаружи них что-то брякнуло. Что-то металлическое. И что теперь будут с ними делать? Кинут на опыты? Мужчина скосил взгляд на Ури, вновь что-то зашептавшего себе под нос. Пальцы его мягко сжимают книгу Библии, и он словно ловит умиротворение от прикосновения к шероховатой обложке. Доктор, младший научный сотрудник и представитель Комитета по Этике. Если следовать логике, из них троих самый уязвимый и расходный материал — это Эрен. Он молодой, не успел наработать достаточно опыта, его легко можно заменить, а, значит, и на эксперименты его потащат охотнее. С Ури несколько сложнее — он работает в Фонде не один и не два десятка лет, явно метит на место директора Зоны. Его знания, его опыт уникальны и очень разнообразны, насколько Эрвин знает, он приложил руку к разработке протокола «Архангел» — мобильной оперативной группе особого назначения, в состав которой входят настоящие киборги — едва ли не биороботы. Которых можно без опаски отправлять на исследование особо опасных аномальных объектов, ведь даже в случае уничтожения их можно будет легко восстановить. Кажется, именно этот протокол был активирован при нарушении условий содержания Первым восемьсот сорок пятым, Шадис говорил что-то про киборгов, которые не смогли его остановить… Однако само их существование уменьшает шанс отправить на исследования в качестве не субъекта, а объекта доктора Рейсса, ввиду исключительности его познаний и умений. А уж про него, Эрвина Смита, и говорить нечего — он из организации, не подчиняющейся Фонду, стоящей выше него, а потому его могут привлечь ко всему этому только в случае разрешения его начальства. И в связи с последними событиями он как-то не особо уверен в отрицательном ответе верхушки Комитета. Веселье, конечно. Безудержное. Если стараться мыслить в позитивном ключе, заменяя негативные слова на более позитивные, то можно сказать, что они в шоколаде. По уши. По уши в шоколаде. — Господин Ури, — обращается Эрвин к сидящему рядом с ним мужчине, и тот переводит вопросительный взгляд на него. — Вы дольше всех общаетесь с аномальным объектом под первым номером. С Кенни. Скажите, может ли быть так, что связь с ними…даёт некоторое преимущество перед другими людьми? Ури медленно моргает, смотря на Эрвина невероятно красивыми глазами. Что ж это за цвет такой? И словно они светятся изнутри. У Эрена тоже такое заметно. Неужто… и у Смита так же? — В каком смысле — преимущество? — Вы прикасались к нему без перчаток? Не отвечайте, я видел, да, прикасались. Вы прошли через то же, что и я — они как будто поделились своей сверхъестественной силой с нами. Все опыты, что содержатся в официальном отчёте по восемьсот сорок пятым, говорят, что при попадании на кожу любого живого существа их кровь мгновенно попадает в кровоток и отравляет, действуя как парализующий яд. И вы, и, я уверен, Эрен, — кинул взгляд на парнишку, — касались их и позволили их крови смешаться с вашей. Как… как и я тоже. Готов признаться, меня кинуло в кошмарный жар, словно… горю изнутри. Очень странное ощущение. — Жар? — переспрашивает Эрен, скрещивая ноги по-турецки. Проводит по волосам рукой, откидывая их с глаз, что с интересом смотрят на Смита, не отрываясь. — У меня не было жара. — И у меня не было, — отвечает Ури. — Но в этот момент было ощущение, словно меня сам Господь поцеловал в лоб и в губы. — А у меня появилось нестерпимое желание что-то сделать, знаете, вотпрямщас. И более того — силы это сделать. Мир весь перевернуть. И полная уверенность, что я точно это смогу. — Совершенно разные ощущения при одинаковом действии, — задумчиво протягивает Эрвин, обхватив подбородок рукой. Чуть хмурит кустистые брови, раздумывая, сопоставляя услышанное от других с собственными ощущениями. Но… почему они разные? Разве не должно быть одно и то же? — Ничего удивительного, — беспечно пожимает плечами Эрен. — Все люди разные и чувствуют тоже по-разному. И аномальные объекты — даже если относятся к одному типу, всё равно же разные. Эрвин выдыхает и вперивается взглядом в Ури. Тот вздрагивает, сжимает пальцами книжку чуть сильнее, как будто пытаясь скрыться за нею. — Что такое, Эрвин? Ты… что-то придумал? — Скажите, вы замечали, что люди странно реагировали на ваши просьбы? — Эм… — Доктор невольно скользнул взглядом по Эрену. — Я мало с кем общался, если только по работе. В основном с Кенни. Никого ни о чём не просил. Только… когда восемьсот сорок пятых закрыли в подвале, я практически с двух слов убедил охранника пропустить нас с Эреном к ним. И пока я говорил, охранник выглядел… как под гипнозом, знаете? Он почти открыл нам дверь, но по камерам нас увидели и остановили. — Я тогда в сторону его пихнул и хотел сам пройти, — вздыхает со своей кровати парнишка. Скрещивает на груди руки, смотря в сторону выхода из маленькой комнаты, напротив которого как раз стоит его кровать. Ури качнул головой: — Это ведь ничего не доказывает. Я столько лет работаю здесь, меня многие знают и уважают, нет ничего удивительного в том, что тот охранник хотел помочь. И мои впечатления про гипноз могут оказаться глупостью, и охранник просто был уставший после долгой смены. — Не доказывает… Чёрт! Такая идея не состоялась! А ведь как бы было замечательно, если бы связь давала хоть что-то! Как им теперь отсюда выйти и, желательно, не в лабораторию на операционный стол? И как спасти восемьсот сорок пятых? — Но голос у вас действительно приятный. Успокаивает. Почитайте нам что-нибудь ещё, доктор. — Конечно, Эрен. — Лёгкий шелест страниц, тихий кашель. И комнату заполонил словно перезвон колокольчиков голос, от которого на душе становится спокойнее, тело расслабляется, а глаза сами слипаются: — Вот, Царь будет царствовать по правде, и князья будут править по закону; и каждый из них будет как защита от ветра и покров от непогоды, как источники вод в степи, как тень от высокой скалы в земле жаждущей. И очи видящих не будут закрываемы, и уши слышащих будут внимать. И сердце легкомысленных будет уметь рассуждать; и косноязычные будут говорить ясно… Косноязычные будут говорить ясно. Хах. Забавно. И перед тем, как позволить Морфею забрать себя, Эрвин думает о том, что усыплять одним только голосом нужно всё-таки уметь и не каждому оно дано.***
Небольшой кабинет освещён настолько хорошо, что неприятно слепит, отражаясь от белых стен и светлого дерева мебели. Включены все лампы, в том числе настольная, яркость экрана компьютера выкручена на максимум. Находиться в столь ярком месте почти физически невозможно, но Елену, сидящую в центре этого светового великолепия, вообще ничего не смущает. Она смотрит из-под тяжело нависающих век на стоящего перед ней мужчину, а тот деланно расслабленно стоит перед ней, засунув одну руку в карман брюк. Весь его вид источает небрежность и лёгкий пофигизм, впрочем, именно так по некоторым стереотипам выглядит настоящий программист — на расслабоне, в замызганных очках, с неаккуратной бородой и небольшим пузиком. Зик Йегер, что работает в Фонде на должности начальника Управления информатизации, соответствует всему набору, кроме последнего — крепко накачанный торс не скрывает даже застёгнутый пиджак. — У вас было достаточно времени, чтобы выяснить причину утечки и нейтрализовать её. — Да, мэм. Всё было готово ещё с утра. По взгляду водянистых серых глаз, что смотрят на женщину, сложно было сказать, что начальника отдела, связанного со всеми информационными технологиями в важнейшей и секретнейшей организации мира, как-то сильно заботит ситуация, при которой его могут не просто отправить за решётку, но и попросту избавиться. Невероятной силы пренебрежение. И от того Елену, находящуюся на взводе уже почти сутки, это бесит просто до трясучки, но она не позволяет себе сорваться, хотя взглядом и обещает все кары египетские. — Мы установили, что в компьютерную систему Фонда был внедрён вирус — сетевой червь, запрограммированный на распространение по системе в обход всех программ безопасности. Он дошёл до компьютера, с которого осуществляется доступ в базу данных SCP объектов с разрешённым правом редактирования, скачал всё, до чего успел дотянуться — к счастью, мы вовремя заметили несвойственную активность и смогли его остановить, но всё же… Около тысячи объектов опубликованы по всему интернету и очень быстро распространяются с помощью репостов. — В противовес серьёзному тону, мужчина легкомысленно почесал правой рукой левое ухо; Елене показалось, что он вот-вот зевнёт от скуки. — С чьего компьютера был внедрён червь? — С компьютера старшего научного сотрудника Ханджи Зое. — Её уже задержали? — Так точно, мэм. Но она клянётся, что в последний раз подходила к своему компьютеру несколько дней назад и всё это время работала в основном на местах содержания объектов, записывая всё в блокнот. Мы устанавливаем, кто ещё имеет доступ к её компьютеру и когда именно был внедрён червь. — Это вообще не вовремя! Не сейчас, когда Зона только восстанавливается. Зик, на тебя вся надежда. — Вас понял, мэм. Есть ещё кое-что интересное. Откуда-то из внутреннего кармана Зик достаёт небольшой планшет — или, скорее, большой телефон, — скользит пальцем по экрану и затем кладёт его перед Еленой. Та заинтересованно склоняется и хмурится, замечая знакомые коридоры, невольно дёргаясь. — Твою мать. Это что такое? — Седьмой этаж третьего подвального уровня, мэм. — Я вижу, что это. Я спрашиваю: какого хрена здесь изображено? — Три сущности SCP-845 распотрошили тело погибшего сотрудника Гюнтера Шульца и… съели несколько его внутренностей. — Что?.. — Елена в ужасе распахнула глаза. Язык тела Зика остаётся всё таким же спокойным, поразительно диссонируя с твёрдым и тяжёлым тоном его голоса. — Охранник, что наблюдает за ними, сообщил об отключившихся камерах на данном этаже, мы подключились к ним удалённо, но не смогли сразу восстановить доступ. А когда восстановили, все камеры оказались отвёрнуты к стене, кроме одной, которая направлена на лифт. Зик скользнул пальцем по экрану в сторону, переводя на следующее изображение. Вернее, скриншот с камеры наблюдения, показывающей кошмарную картину — человеческое тело, что едва угадывается в бесформенной каше из костей и некоторых остатков мяса, валяется у дверей лифта словно коврик перед входной дверью. А по стенам то извилистым лезвием, то прямым прибиты органы. Вот тут явно печень, дальше желудок, мочевой пузырь… Пол, стены и даже часть потолка, что видна с камеры, измазаны брызгами крови и кровавыми отпечатками ладоней. От такой картины кого угодно бы затошнило, и даже видавшая виды Елена закрывает глаза, опуская лоб на сцепленные руки. — Твари… Одно дело убить человека. И совсем другое — так издеваться над его мёртвым телом. — Эти объекты не так долго у нас находятся, и учёные знают о них не больше, чем о дне Марианской впадины, — пожимает плечами Зик. Елена молчит пару мгновений, пока не прижимает переплетённые пальцы ко рту. Взгляд её направлен перед собой, серьёзный, тяжёлый, выражающий крайнюю степень подавленного негодования. — Ты прав. Но есть три человека, кто знает намного больше. И я сделаю всё, чтобы они раскололись.